– Ясно, князь, – кивнул старик, сверкнув голубым, как осколок льда, одиноким глазом. – Это для меня честь! Значит, еще нужен старый Атли своему господину?
– Нужен, нужен, дружище! – Князь тепло улыбнулся, взглянув на прочерченное глубокими морщинами лицо калеки. – Кто, как не старый вояка Атли, обучит уму-разуму молодежь? Не подведи меня, старик. Мне нужен достойный наследник.
Повернулся и ушел, ни слова не сказав сыну, махнув черным крылом плаща. А однорукий старик уставился своим глазом на Берни.
– Ну, давай знакомиться, княжич! – и улыбнулся… Во рту у него не хватало нескольких передних зубов. А потом протянул левую руку и неловко погладил мальчика по голове. Берни притих, с любопытством и страхом рассматривая ужасного старика.
Атли долго вел новосела по темным крутым лестницам длинными мрачными коридорами мимо высоких, окованных железом дверей и стрельчатых окон, пока они не оказались в комнате, в которой предстояло теперь жить наследнику князя. Комната, как ни странно, оказалась большой и не такой уж и мрачной. Может, оттого что в углу весело потрескивал горящими поленьями камин, а над кроватью поблескивал шелковыми кистями балдахин, а на полу были расстелены яркие, узорчатые ковры?
Старик позвал слуг, и они быстро принесли мальчику ужин, а потом уложили спать.
– Хочешь, расскажу тебе сказку? – спросил Атли, укрывая мальчика теплым мягким одеялом.
Тот удивленно уставился в его голубой глаз, подумал и кивнул, соглашаясь. Сказку? Кто же откажется от сказки?
И старик тихим голосом стал рассказывать историю про маленького мальчика, волею судьбы оторванного от родного дома, от своих близких. Все было в этой сказке: и безысходная тоска по родному дому, и одиночество, и злые, коварные волшебники, и хитрые бандиты, и приключения, и битвы, поражения и победы. Но в конце концов главный герой обрел верных друзей и добрый дом. И вырос большим и сильным, став князем и предводителем непобедимых воинов.
– А маму он потом увидел? – спросил мальчик, когда сказка кончилась.
Старик посмотрел на него одиноким голубым глазом и сочувственно вздохнул.
– Увидел, конечно, увидел, княжич. Но сначала он стал сильным и смелым воином.
Берни повернулся на бок, подложив под щеку сложенные ладошки, и, уже засыпая, подумал, что тоже обязательно станет сильным и смелым воином, чтобы увидеть маму. Эта мысль помогла ему смириться со случившимся.
Глава третья, в которой в жизни Берни появляется соперник
Прошло несколько месяцев. Зима укрыла белым покрывалом горные долины, а замок Арнгрей, обдуваемый всеми ветрами, оставался черным на черном теле горы. Берни постепенно привык к новой жизни, в которой каждый его шаг сопровождал старый одноглазый Атли. Он познакомил наследника с замком, рассказав, что Арнгрей начал строить еще дед Торбьёрна, а отец продолжил. Что эта цитадель неприступна для любых врагов. Что именно здесь воспитываются лучшие воины Горной Страны, самые смелые и непобедимые в мире. И княжич, если будет слушать своих наставников и упорно тренироваться, тоже станет таким воином.
В те дни, когда над башнями замка свирепствовали ураганные ветра, выстуживая жизнь из больших и маленьких дворов и двориков, сгоняя стражников в укрытия с высоких зубчатых стен, Берни учили грамоте. Ему легко давались буквы, быстро складывающиеся в слова. А вот игры с маленькими, специально изготовленными для него деревянным мечом и копьем огорчали не только самого княжича, но и его наставника. В его крупном, похожем на медвежонка теле не было ни ловкости, ни гибкости, ни силы. Меч то и дело выпадал из руки, копье летело не в ту сторону, со свистом пролетая мимо мишени. Он часто падал и ушибался. А вечерами старый Атли втирал в полученные мальчиком за день ссадины и синяки пахучую волшебную мазь, от которой к утру синяки исчезали.
Отца Берни видел очень редко. Тот занимался достраиванием замка, его обустройством или отправлялся в поход со своими воинами. Возвращались из похода обычно с богатой добычей, устраивали веселые пиршества и всякие забавы, в которых детям участвовать не полагалось. Вот тогда приходил отец и дарил сыну какую-нибудь необычную игрушку, трепал мальчика по вихрастой голове и уходил. А Берни с любопытством и интересом изучал подарок.
Однажды отец привел к нему в комнату мальчишку, чуть меньше Берни ростом и, вероятно, возрастом. Незнакомый мальчик смотрел на княжича темными, злыми, чуть раскосыми глазами из-под нахмуренных бровей очень недружелюбно и молчал.
– Вот, Торбьёрн, я привел твоего сводного брата, Стейнара. Он будет жить в замке вместе с тобой. Будете вместе учиться и тренироваться под наблюдением Атли.
Он сделал паузу и, хитро улыбнувшись, добавил:
– Вот думаю, кого из вас сделать наследником? А? Кто из вас хочет стать властителем Горной Страны?
Стейнар поднял голову на отца, сверкнув холодным взглядом, и уверенно произнес:
– Я буду властителем Горной Страны!
Берни подивился такой наглости чужака. Сам он робел перед строгим отцом, побаивался не только разговаривать с ним, но даже смотреть в его синие, пронзительные глаза. А этот… Отец удовлетворенно рассмеялся, блеснув белыми зубами.
– Посмотрим, посмотрим. Ты, Стейнар, сын моей наложницы, то есть не можешь считаться прямым наследником, как Торбьёрн. Но я же князь! В моих силах изменить право наследования. Вот я и посмотрю, кто из вас вырастет самым смелым и сильным, на кого можно будет переложить бремя власти!
Он оставил недовольно нахмурившегося мальчишку в комнате Берни и ушел, посмеиваясь себе под нос и о чем-то размышляя. Так в жизни Торбьёрна появился брат – соперник.
Вскоре два сводных брата привязались друг к другу, хотя общего между ними было очень мало. Торбьёрну легко давалось обучение грамоте и счету, а Стейнар с трудом осваивал азы науки. Ему было трудно сосредоточится на задании, маленькие пальцы не слушались, и вместо букв на листе бумаги получались уродливые каракули. Стейнар злился, отчего письмо давалось еще сложнее. Зато в спортивных играх он не то что не уступал старшему брату, а демонстрировал явные успехи, в отличие от Берни. Стейнар обладал от природы кошачьей гибкостью, быстротой и верткостью ящерицы. Торбьёрн был неповоротливым, но более сильным. Это несходство подталкивало к соперничеству, заставляло обоих стараться там, где было всего сложнее. Так и росли, часто ссорились, а порой и дрались из-за всяких пустяков. Но вмешивался старый Атли, рыкнув на расшалившихся мальцов или раздав тому и другому по подзатыльнику, и через пять минут братья как ни в чем ни бывало мирно играли в другую игру.
Торбьёрну исполнилось десять лет, когда отец впервые взял их на охоту. Фрейвар, близкий друг и соратник отца, опекал юных наследников. Его мощный рыжий жеребец шагал рядом, а Фрейвар, бородатый великан, то и дело посматривал, крепко ли держатся в седле мальчишки? Их невысокие смирные лошадки, специально подобранные для обучения верховой езде, неторопливо рысили друг за другом.
Утреннее солнце пронизывало яркими желтыми полосами тихий зимний лес, отчего мягкие снежные шапки на еловых лапах то и дело вспыхивали разноцветными искрами, словно там были рассыпаны драгоценные камни. Лес дремал в утреннем покое, с удивлением разглядывая группу всадников, вспарывающих копытами коней девственную чистоту снежного покрывала.
Берни полной грудью вдыхал вкусный морозный воздух, пропитанный запахом хвои. В безветрии лесные великаны – ели – тянули свои мохнатые руки к головам мальчишек, а то и гладили их по лисьим меховым шапкам, стряхивая на них искристые, легкие, как пух, сугробы снега. Изредка в кронах деревьев что-то шуршало, щелкало, заставляя ветки качаться и осыпать снег. Белка или куница? Пытался угадать Берни, силясь рассмотреть скрытного лесного жителя, но напрасно. Дважды большая птица пролетела над ними, медленно взмахивая темными широкими крыльями.
Мальчик опустил взгляд на притороченные к седлу укороченное копье и метательный топорик. Он не был уверен, что справится и метко пустит оружие, если вдруг на него выйдет зверь. А вдруг промахнется? Он не всякий раз попадал в мишень на тренировках, в отличие от Стейнара. Тот был метким и ловким. «Если промахнусь, – думал про себя Торбьёрн, – братец засмеет и всем растреплет в замке, язык-то у него длинный и острый…»
Вдруг всадники остановились на опушке леса. Отец поднял вверх руку в черной меховой перчатке. С другой стороны опушки кто-то из загонщиков подавал сигнал. Охотники начали растягиваться в линию. Фрейвар махнул мальчишкам, веля следовать за ним. Двигались молча, стараясь не поднимать напрасно шум, не спугнуть зверя. Колючая еловая лапа больно царапнула, махнув по лицу Берни, отчего он на мгновение зажмурился. А когда открыл глаза, то притихший в ожидании лес ожил в одно мгновенье. Пронзительный, звенящий на высокой ноте, свист повис в недвижном воздухе. А потом хлынула лавина звуков: крики, брань охотников, ржание лошадей, звон металла, встревоженные голоса птиц, спугнутых незваными гостями леса. Торбьёрн пригнулся к шее коня и понесся следом за Фрейваром.
Азарт погони захватил его сразу, сдавив горло, не пуская наружу дикий ликующий крик. Впереди, в нескольких шагах, размытая поднятой с земли снежной пеленой, неслась мощная темная фигура Фрейвара. Больше ничего Торбьёрн не видел. Ветви деревьев норовили выцарапать глаза, целые охапки снега летели в лицо острыми, колкими иглами, ветер свистел в ушах. Фрейвар повернул коня и понесся вправо. И тут Берни увидел зверя.
На белом снегу далеко был виден огромный вепрь, темным вытянутым пятном несущийся прямо на него, Берни. Мальчик втянул с шумом носом воздух и выхватил свое копье. Огромный кабан приближался, подгоняемый криками загонщиков. Вот уже стали видны его изогнутые страшные клыки, вставшая дыбом щетина на холке, злые, отчаянные, маленькие угольки глаз.
Смирная лошадка Берни, охваченная азартом охоты не меньше своего хозяина, неслась вперед, взрывая копытами снег, хрипя и выгибая дугой шею. Вепрь приближался. С разных сторон в него полетели копья охотников. Торбьёрн прицелился, размахнулся и со всей силой метнул копье. Орудия смерти настигли зверя почти одновременно в прыжке. Он дернулся, взревел и рухнул на бок, продолжая перебирать ногами, будто еще бежал, спасаясь от своих убийц.
«Неужели промахнулся?» – думал Берни, натягивая поводья, притормаживая лошадь, чтобы не перемахнуть через убитого зверя. Охотники, пересыпая радостные крики крепкими словечками, спешивались вокруг добычи. Торбьёрн остановился за их спинами. Вепрь лежал на боку, из шеи, живота, груди торчали копья, безжалостно впившиеся в намокшую от крови шерсть. Глаза зверя были открыты и, как показалось Берни, с отчаянием и ненавистью смотрели на людей. Но взгляд их быстро тускнел, стекленел, угасал. Жизнь быстро уходила из него вместе с кровью, вытекавшей из многочисленных ран и окрашивающей снег в невозможно яркий, полыхающий огнем, красный цвет, от которого хотелось зажмуриться или отвернуться.
Никто из охотников не подходил к добыче, пока не спешился сам князь. Тормунд склонился над вепрем, внимательно рассматривая раны. Резким движением он вырвал одно из копий, потом второе и, выпрямившись, поднял копья над головой. Это были укороченные облегченные копья мальчишек.
– Чье копье? – громко крикнул князь, обводя торжествующим взглядом своих воинов. – Кто же убил зверя?
– Я! Это мое копье! – звонкий мальчишеский крик пронесся сквозь гул голосов. Стейнар соскользнул с коня и, чуть не падая в глубоком для мальчишки снегу, побежал к отцу.
Глаза Тормунда сверкали от гордости. Он не сдерживал улыбку.
– Это мое копье! – снова выкрикнул Стейнар, подбежав к князю.
– Молодец, сын, попал в живот кабану. Иди сюда, Торбьёрн! – позвал он второго сына. – А это копье твое?
Второе короткое копье принадлежало Берни. Он спешился и, отчего-то робея, пошел к отцу.
– Ты попал в шею. Похоже, смертельный удар! – отец протянул сыновьям окровавленные орудия убийства.
– Нет, это я попал в шею, а он – в живот! – Стейнару до боли хотелось быть тем, чей удар убил зверя, а не ранил. И он готов был вступить в драку, если бы кто-то стал спорить с ним. С вызовом и неприязнью он смотрел на брата.
– Копья-то одинаковые, – пожал плечами Берни, – может, это мое копье попало в живот.
– Ну что ж, я доволен вами. Для первой охоты совсем неплохо!
Отец достал охотничий нож с широким и длинным, немного изогнутым на конце лезвием, и собственноручно начал свежевать тушу вепря. Нож входил в мертвое тело жадно, с хрустом, точно пожирал чужую жизнь, впитывая чужую силу и мощь. Брызги крови летели вокруг горячими рубиновыми каплями, и снег под ними испуганно таял, сморщивался, испарялся.
– Отец, а можно мне один клык вепря? – спросил Стейнар, расширенными от восторга глазами следя за руками отца, ловко вспарывающими брюхо жертвы.
– Будет тебе клык! – Тормунд вывалил на снег дымящиеся в морозном воздухе потроха.
Торбьёрн отвернулся. От вида окровавленных кишок его замутило, и он, взяв копье, стал старательно оттирать его снегом от уже подсохшей крови. А перед глазами стояла картина: мощный, прекрасный в своей первозданной силе зверь несется по белому снежному полю, сверкая маленькими, хищными глазками…
Глава четвертая, в которой происходит пробуждение духа настоящего воина
К двенадцати годам Торбьёрн здорово вытянулся и окреп. Однажды отец, осмотрев сына со всех сторон оценивающим взглядом, сказал, удовлетворенно кивнув головой:
– Пора. Готовь его, Атли, к школе воинов. Завтра я устрою смотр.
Что за смотр? Берни, конечно, знал, что такое школа воинов, и всей душой стремился туда попасть, торопя время. Самые сильные и смелые из сыновей княжеских дружинников и из числа родовитых подростков поступали в школу воинов, где обучались искусству рукопашного боя, боя на мечах и ножах, стрельбе из лука и арбалета, постигали науку воевать. Подготовка в школе была столь серьезной, а требования столь высокими, что до конца обучения доходили не все. Многие просто не выдерживали ежедневных многочасовых тренировок, изматывающих тело и душу. Многие из соратников князя мечтали отдать туда своих отпрысков и одновременно боялись. Потому что князь, охочий до жестоких развлечений, иногда устраивал бои среди учеников не до первой крови, а до смерти одного из участников. Но зато выходили из школы лучшие, отборные воины, элита, до последней капли крови преданная своему князю. Элита, составляющая основу власти в государстве.
В тот день, дело было весной, Атли, ставший уже совсем старым, долго напутствовал своего воспитанника, давая последние наставления. А потом за Берни пришел один из учеников школы, молодой крепко сбитый парень в полном боевом доспехе.
– Пойдем, княжич, – сказал он, – князь уже ждет.
У Берни внезапно похолодело под ложечкой, но он кивнул, обнял старика Атли и последовал за своим провожатым.
Тормунд решил устроить показательные бои во дворе здания, где располагалась школа. В центре двора толстой веревкой ограничили круг, за который не полагалось выходить. Зрители стояли по бокам, а на высоком крыльце установили кресло с резной деревянной спинкой для самого князя. Берни стоял в толпе молодежи, немного робея и то и дело поглядывая в сторону отца. Он пытался понять, как истолковать решение отца отправить его в школу сейчас, не дожидаясь обычных тринадцати лет. Хотя по росту и крепости он не уступал тринадцатилетним новобранцам. Он подумал и решил, что все-таки ему стоит гордиться. Значит, отец видит в нем будущего воина, верит в него. А доверие отца он очень хотел оправдать. Поэтому выпрямил спину и развернул плечи, когда громкий голос назвал его имя, вызывая на бой в центр круга.
Противником его оказался крепкий мускулистый отрок лет четырнадцати с уверенным и холодным взглядом. Наставник вручил бойцам окованные железом щиты и короткие боевые мечи. Торбьёрн повертел в руке меч, оценивая его тяжесть, и половчее надел щит на левое предплечье. Он был готов показать отцу все, чему он научился за несколько лет у старого вояки Атли. А тот был хорошим учителем.
– Ну что ж, – с хищной улыбкой произнес отец, подняв правую руку, – Сварт, сын моего лучшего друга, покажи этому мальчишке, чему научился в школе воинов. И не смей поддаваться! Если он продемонстрирует слабость и безволие, убей его. Мне не нужен наследник – слабак и неженка! Все меня поняли?! – И обвел страшным, сверкнувшим сталью взглядом присутствующих.
Кто-то молча кивнул, кто-то одобрительно загудел, жадный до кровавых зрелищ, кто-то захлопал в ладоши, радостно принимая условия игры. Сварт поклонился князю и посмотрел на своего противника оценивающе. Он знал, что если будет думать о том, что перед ним сын князя, наследник, то проиграет и вылетит из школы. Что тогда скажет его отец? По головке точно не погладит. Значит, он будет думать, что перед ним враг, смертельно опасный враг. Он сузил глаза и сжал рукоятку меча.
Князь резко опустил руку, подав тем самым сигнал к началу боя. И противники стали медленно двигаться по кругу, примериваясь, оценивая, рассчитывая, как нанести удар половчее. В ту секунду, когда на солнце сверкнул молнией клинок в руке противника, Берни собрался и выставил щит, встречая удар. Удар оказался неожиданно сильным и откинул его на шаг назад. Он сделал замах и попытался достать противника. Но тот ловко увернулся. Меч Берни просвистел в двух ладонях от плеча Сварта. Тот даже улыбнулся, искривив в насмешке жесткий рот.
Дальше все стало происходить с невероятной скоростью. Сварт опасно приблизился и стал наносить удары, явно намереваясь закончить бой в ближайшие две минуты собственной победой. От первого удара Торбьёрн увернулся, второй угодил в щит, а третий просвистел у самого уха, резанув острой болью по плечу. Меч Сварта легко, как бумагу, рассек плотный кожаный рукав, льняную нижнюю рубаху и обжог правое плечо в самой середине. Рукав стал стремительно намокать, пропитываясь кровью.
Берни в растерянности отступил на шаг, потом еще на шаг, прячась за щитом, пытаясь укрыться от сыплющихся на него безжалостных ударов. Сердце громко стучало в горле, мешая дышать, отдаваясь в висках гулкими ударами. «Он что, с ума сошел? – пронеслась в голове испуганная мысль. – Он же меня убьет!.. Он меня уже убивает… Как беззащитного зайца, способного только убегать, сверкая пятками… Но я же не заяц! Я не заяц, и просто так не дамся. Он меня, конечно, убьет, но я еще заставлю его помучиться!» Волна ярости и возмущения всколыхнулась где-то в глубине груди, вырвавшись звериным рыком. Лицо княжича исказила гримаса ненависти, и он сломя голову бросился на противника.
Правая рука перестала чувствовать боль, и меч в ней засверкал, заискрился в лучах солнца, разбрызгивая яркие солнечные блики вокруг. Глухие удары зазвучали с удвоенной силой. Берни нападал, теснил противника к краю круга, заставлял защищаться, уворачиваться, отступать.
Сварт в угаре боя оскалил зубы и сделал резкий выпад, целясь острием меча в горло противника. Но Торбьёрн, приняв мечом лезвие Сварта, сделал неуловимое движение, и меч в руке того вывернулся и полетел в сторону, звонко ударившись о камни, вылетев за пределы круга. Сварт упал, пытаясь прикрыться щитом от безжалостного клинка озверевшего противника. Такого поворота событий он не ожидал и растерялся. А Торбьёрн перехватил рукоятку меча так, чтобы ловчее было всадить его в лежащего противника. Но тут подал голос князь, и противники замерли.
– Остановите бой! – Он поднялся во весь рост и с довольной улыбкой стал громко, размеренно хлопать в ладони, выражая свое удовлетворение зрелищем. Хлопки подхватили в толпе наблюдающих. И спустя минуту весь двор гудел, ликуя и славя юного княжича, сумевшего победить превосходящего по силе противника.
А Торбьёрн, у которого силой вытащили из руки меч и отобрали щит, стоял на внезапно ослабевших ногах и шатался, чувствуя, как силы быстро покидают его, как мелко подрагивают, словно в ознобе, мышцы рук и ног, как железными зубами вцепляется в раненое плечо боль, как пульсирует кровь в висках, как кружится голова и все плывет вокруг. Он бы упал, если бы Атли, стирая с единственного глаза набежавшую слезу, не подхватил бы его здоровой рукой и не потащил из центра страшного, жестокого круга.
Берни не помнил, как оказался в своей комнате на кровати, укрытый теплым одеялом. Все тело ломило от усталости, в раненом плече пульсировала боль. Атли достал свою чудодейственную мазь и, смазав неглубокую, но болезненную рану, наложил повязку из чистой тряпицы. Как ему удавалось ловко делать это одной рукой, Берни не понимал.
Пришел Стейнар и сел на край кровати возле брата. Глаза его горели восторгом.
– Ну ты даешь, Берни Медвежонок! Ты же неповоротливый, как медведь, а так лихо уделал задаваку Сварта! – воскликнул он, с восхищением рассматривая раненого брата.
– Еще раз назовешь меня медвежонком – убью, – тихо предупредил его Берни.
Стейнар с удивлением посмотрел на него.
– Как чуть не убил Сварта?
– Угу.
– Стейнар, – обратился к младшему брату возившийся с мазями и бинтами Атли, – сегодня наш Берни раз и навсегда стал Торбьёрном. Забудь про медвежонка, дружок!
Глубоким вечером отдыхающего после боя Торбьёрна позвали к отцу, который устроил со своими воинами пир в честь первой победы наследника. Берни нехотя встал с постели. Его одолевала слабость, шатало при каждом шаге. Но разве можно отказать князю?
В большом мрачном зале за длинным столом собрались все друзья и соратники князя. Стол ломился от яств и крепких напитков. В массивных канделябрах потрескивали свечи, бросая тусклый колеблющийся свет на пирующих. Уже находясь в состоянии хорошего подпития, воины громко разговаривали, смеялись, рассказывали сальные шуточки под взрывы громоподобного хохота. Во главе стола восседал отец. Увидев растерянно застывшего в дверях сына, он помахал ему рукой, указывая на место рядом с собой. Торбьёрн прошел вдоль стола под одобрительные взгляды, кивки и похлопывания по плечу бывалых вояк.
– Садись, сын! – приказал отец.
Берни молча сел рядом. Слуги мгновенно поставили перед ним тарелку с угощением. Но есть совсем не хотелось. Хотелось задать отцу один вопрос, мучивший Берни с момента боя. Но решиться задать его он никак не мог.
– Вот теперь я вижу, Торбьёрн, что мужское воспитание дает результат. И неплохой результат. А твоя глупая мать не хотела тебя отпускать. И кем бы ты сейчас был при маминой-то юбке? А? – Синий взор сверкнул холодным блеском, от которого по спине мальчика побежали мурашки.
За долгие годы, что Берни рос в замке Арнгрей, он почти забыл мать. Лицо ее совсем не помнил, только ощущение тепла и нежности от ее рук, прижимающих его, маленького, к своей материнской груди. Но и эти воспоминания он старательно гнал от себя. Потому что они делали его слабым и беззащитным. Но государю Горной Страны не нужен был слабый и беззащитный наследник.
– Отец, а почему вы не стали жить вместе с мамой? – вдруг спросил он и без робости взглянул на отца.
– Она сама ушла от меня, – ответил тот, пожав могучими плечами. – Ей, видите ли, не понравилось, что у меня, князя, помимо законной жены есть множество наложниц, с которыми я люблю проводить свободное время. Но разве кто-то спрашивал ее мнение? Я – князь, я – хозяин, и сам решаю, достаточно ли мне одной жены. Но она осмелилась спорить со мной! Я возмутился и ударил ее пару раз, так, слегка, чтобы показать, где ее место. На следующий же день она забрала тебя, новорожденного, и вернулась в родной дом. Так что это был ее выбор, сынок. Женщины – особый народ, с ними надо уметь обращаться. Я тебя научу, когда подрастешь. А пока самым главным становится умение обращаться с оружием!
Кто-то из пьяных гостей встал из-за стола с кубком в руках и провозгласил очередной тост за князя и его отпрыска. Гул голосов, поддержавших тост, повис в мрачном зале плотной пеленой, сквозь которую уже не слышно было голоса соседа. Когда же все снова принялись за еду, Торбьёрн повернулся к отцу.
– Скажи, а если бы сегодня Сварт убил меня?
Он пристально взглянул в глаза отца, пытаясь в их глубине найти ответ. Неужели ему не было страшно за жизнь родного сына? Неужели он бы не проронил ни одной слезинки, если бы сын погиб в том бою? Но в синей глубине сверкал горный лед. Отец ответил с беззаботной улыбкой:
– Но ведь не убил! В тебе, Торбьёрн, течет моя кровь. А я бы никогда не сдался без боя и скорее умер, чем проиграл. Так что я был уверен в тебе. Надеюсь, и ты теперь уверен в себе, в собственных силах.
– Не знаю, уверен ли… – Покачал головой Берни. – Мне было очень страшно, отец.
– В первый раз всем страшно. Я сам прошел через это в таком же примерно возрасте. Мой отец, твой дед, был безжалостным и сильным человеком. Но только такой и может стать настоящим князем.
– Ты любил своего отца? – Берни вдруг потянуло в первый раз в жизни на откровения с отцом. В первый раз в жизни он завоевал право говорить с ним на равных, ну, почти на равных.