Рядом со мной сидела неприятная особа с ярко накрашенными ногтями. Её кожа была бледной, почти белой. И ещё от неё неприятно пахло уксусом. Но я не успела сделать выводы по поводу этой женщины, так как двери вагона открылись, и вошла Она…
Она была лёгкая, прозрачная, как туман. В широком белом одеянии. Точно такая, какой описывал её Пётр.
Дойдя до меня, она села напротив и, сложив руки на коленях, стала оглядывать пассажиров. Женщина, что сидела рядом со мной, встала и выскочила из вагона, когда двери почти закрывались. Она, тяжело вздохнув, посмотрела на меня.
Мой телефон зазвонил, и я проснулась. Телефон оказался будильником, и в комнату влетел Ник. Он был с мокрыми взъерошенными волосами
и громко кричал:
– Вставай, Варенька, беда случилась, нужна наша помощь. Акулина Фёдоровна звонила. В Москве метро взорвали. Сразу две станции: «Парк культуры» и «Лубянка».
Спустя несколько минут мы оказались на «Лубянке». На этой станции было больше всего пострадавших, оттого-то мы и выбрали именно её.
В искореженном вагоне метро лежали тела, множество почерневших тел. Весь перрон был залит кровью и засыпан осколками стекла.
Раненые лежали в вестибюле, без помощи, истекая кровью и задыхаясь от едкого дыма.
Но мы не были спасателями МЧС. Мы должны были помочь не живым, а тем, кто потерял свою жизнь, внезапно, даже для небес.
Чёрная тень скользнула из вагона, пытаясь подняться к потолку, но тут её поймали за ноги и потянули вниз. Она билась и кричала, она молила о пощаде и сострадании, но тёмные силы не знали, что это такое – сострадание. За секунду до того, как проклятая душа исчезла под землёй, мы увидели лицо женщины. В её глазах стоял ужас и негодование, было видно, что она ожидала совсем другого.
Мы уже ничем не могли ей помочь, и я направилась к искореженному вагону.
Пол был липким от крови, мои туфли приклеивались к нему при каждом новом шаге, и мне приходилось отдирать их с силой.
Несколько раз я наступала на что-то мягкое и бесформенное и, зажмурив глаза, шла дальше, стараясь не задумываться, что это было.
Битое стекло под ногами хрустело, словно я шла по снегу, и мои шаги отзывались эхом.
Все стены были превращены в решето, и многие из этих отметин имели ярко-алый цвет. Проходя сквозь свои жертвы, они уносили их жизни и капли их крови, навсегда впечатывали в стены метрополитена.
Чем ближе к дверям вагона, тем сложнее продолжать путь…
Службы спасения ещё не прибыли, и лишь зеваки с мобильными телефонами пытались подползти к эпицентру взрыва, но я была здесь первой.
Пол в вагоне не был виден за бесформенной массой тел. Сложно было разобрать, сколько их, и кому они принадлежат, мужчинам или женщинам, молодым или старым, но для меня это было и не важно, я смотрела выше трупов. Мой взгляд был прикован к потолку вагона, где парили около двадцати растерянных душ.
Я попыталась привлечь их внимание, но они как заворожённые следили за своими телами, надеясь на их воскрешение.
Через пару минут прозрачные субстанции начали вздрагивать и менять цвет. Казалось, что они становились легче и прозрачнее, из молочно-белого кто-то становился голубым, кто-то сиреневым и даже красноватым.
Я заметила, что тоненькие ниточки биотоков, тех, что тянулись от тел погибших к их энергетическим оболочкам, начали лопаться, отпуская на свободу души для дальнейшего путешествия в мир иной, и многие поспешили этим воспользоваться.
Здесь были все, кто снился мне сегодня. Пожилой ловелас, влюблённая дама, парень в капюшоне и мужчина, который так искусно плёл рыболовную сеть. И ещё многие другие, кого я видела впервые.
Они начали подниматься всё выше и выше и, проходя через крышу вагона, исчезали в свете, который ждал их наверху.
Но были и такие, что озирались по сторонам, не понимая, что происходит. И когда их осталось не более пяти, я окликнула их.
– Посмотрите на меня! Я хочу, чтобы вы меня услышали! Отпустите ваши тела с миром и пойдёмте со мной, я помогу вам, обещаю.
Я протянула руку вперёд, и первым ко мне подлетел юноша с кудрявой копной черных волос.
– Что здесь произошло, вы не знаете?
– Нет, не знаю. Но вам лучше подойти поближе и пожать мне руку.
Он послушно вложил свою туманную ладонь в мою, и тоненькие ниточки, связывающие его с телом, лопнули, и тут он переменился в лице.
В его глазах появился блеск и теплота.
Какой хороший парень! – подумала я. – Какая чистая душа. И почему он не смог уйти на небо?
– Мама! – тихо произнёс он. – Я спешил к маме. Она в больнице, совсем одна Я ехал к ней!
И он показал на своё тело. Оно лежало лицом вниз, спина была разодрана в клочья, но под левой рукой виднелся пакет, из которого просыпались на чёрный пол оранжевые мандарины, яркие, спелые, с наклейками-ромбиками. Они словно были лишними на «картине смерти», и казалось, что художник этого страшного шедевра написал их уже после, чтобы ввести нас в заблуждение.
– Она любит мандарины!
Он заплакал, и я обняла его и прижала к себе.
– Как тебя зовут?
– Равиль. Так звала меня мама.
– Не плачь, Равиль! Мы передадим их твоей маме.
Я обернулась и махнула рукой Петру. Он подлетел и поманил к себе юношу:
– Пойдём, Равиль, всё будет хорошо, а Вареньке сейчас лучше не мешать.
Старичок плакал над телом женщины. Она уже давно была на небе, а он всё плакал и плакал.
Я дотронулась до него, и он протянул мне руку, но я резко отстранилась.
– Вам нельзя со мной. Ваша жена ждёт вас на небе, ступайте к ней. Вам больше нечего здесь делать. Вы свободны! Он посмотрел вверх и увидел, как жена машет ему рукой и зовёт к себе.
– Но я не могу! – плакал он. – Что-то держит меня и не пускает.
Я наклонилась к телу женщины и слегка отодвинула её. Она была мертва, но человек, который находился под ней, ещё имел признаки жизни.
Мужское тело было искорёжено больше женского, но пальцы его дёргались и хватались за воздух, а тень старика в точности повторяла его движения.
– Вы ещё живы! Вот и вся причина. Вам нужно немного подождать! Совсем
чуточку…
– Я хочу умереть, закричал он. Я хочу быть с ней! – и он показал на лик жены, уходящей в свет. – Помогите мне, убейте меня! Прошу!
