Юнга на корабле корсара. В стране чудес
– Вы смеетесь, капитан? Я знаю только парадное судно леди Блэквуд. Это действительно хорошая шлюпка, на которой безопасно можно пуститься в море.
– Она-то у нас и будет, товарищи, если только будет угодно Богу.
– Но чтобы воспользоваться этой шлюпкой, – возразил с сомнением Пиаррилль, – нужно ее взять. А вы не знаете, до какой степени губернатор бережет шлюпку своей жены. Сама же губернаторша ревнует эту шлюпку, как тигрица.
– Я всегда почтителен к дамам, – возразил Жак, – но самая благородная дама – это свобода. Вот почему я нисколько не колеблюсь и беру шлюпку миледи Блэквуд в пользу нашей свободы.
Оба мужчины захохотали, а Эвель сказал:
– Поэтому, капитан, я ваш. Да здравствует свобода!
– То есть ты не побоишься взять у губернаторши ее любимую шлюпку, матрос?
– Конечно нет, капитан. Если нам удастся выбраться отсюда и потом пересесть на английское судно, то мы передадим шлюпку какому-нибудь англичанину, чтобы тот отдал ее своей милой соотечественнице. Это будет только одолжением на несколько дней.
Эти рассуждения, переданные тихим голосом, были только смутным указанием плана, созревшего в голове молодого корсара. Но оба товарища недостаточно поняли из кратких слов его намерения, так что продолжали его расспрашивать.
– Но, капитан, – возразил один из них, Устариц, – недостаточно только желать иметь шлюпку, надо еще ее взять, а это будет нелегко.
– Я привел вас сюда, чтобы с вами поговорить. Пойдемте посмотрим, где находится шлюпка.
Сказав это, Жак де Клавалльян увлек своих друзей к небольшому кирпичному шале, в которое вели широкие ворота на петлях и на железных задвижках. Они были сделаны из такого твердого дерева, что нельзя было его разрубить даже топором.
В трех метрах от земли, на каждой стороне были сделаны небольшие отверстия для проветривания сарая.
Там-то на устроенных козлах покоилась элегантная шлюпка довольно замысловатой системы. Два человека могли удобно приподнять эту шлюпку и спустить ее на рельсы, которые продолжались за воротами здания и доходили почти до самого моря. Достаточно было толкнуть лодку на рельсы, чтобы она прокатилась до самого моря, где уже прилив подхватит ее на свои гребни.
Достигнув конца домика, трое мужчин опять обошли его кругом, осматривая и изучая его подробно.
– Этот англичанин, – прибавил Эвель, – догадался, что нам понадобится когда-нибудь его шлюпка. Он запер ее в шкаф, и я не вижу, как открыть замок.
– Но не снаружи, это верно, Эвель, а изнутри?
Это говорил Клавалльян. Бретонец с удивлением посмотрел на своего начальника.
– Изнутри, капитан? Но каким образом войти туда?
– Но разве приставные лестницы сделаны для собак?
– Хорошо! Но откуда взять эти лестницы? Конечно, их много в городе, но сипаи, наверно, найдут смешным, что мы прогуливаемся ночью с приставными лестницами на плечах.
– Эвель, ты совсем поглупел от сидения в тюрьме. Это тебя совершенно испортило, и ты сделался каким-то бестолковым.
Затем маркиз де Клавалльян позвал к себе Вильгельма, который до того времени не произносил ни слова, и, указывая на него товарищам, сказал:
– Вот этот мальчик пролезет в отверстие, которое нам не по росту, и сделает то, что будет необходимо.
Маркиз продолжал развивать свой план:
– Слушайте, вот что мы сделаем. Когда придет момент действовать, мы явимся сюда все вместе и подставим короткую лестницу мальчику. Он влезет по ней и отворит нам ворота, отодвинув задвижки.
– Но если задвижки заржавели? – перебил Эвель с недоверием.
– Твое предположение было бы основательно, если бы стерегли дом бретонцы, но тут не бретонцы, а англичане, и дело выходит совершенно другого рода. Ты хорошо понимаешь, что англичане очень осторожны и не оставляют свои запоры, не помазав маслом, в особенности те, которые лежат вблизи воды, так как в этой стране четыре месяца подряд идет дождь. Следовательно, опасаться нечего. Вильгельм положит свой маленький пальчик на задвижки, и они отопрутся очень легко.
На это, конечно, нечего было возражать. Эвель и Устариц склонили головы в знак своего согласия с последним аргументом и поняли, что для такого человека не существует ничего невозможного. Он все придумает, как устроить и как сделать лучше.
– Тогда, капитан, – заметил Пиаррилль, – когда мы отправляемся?
– Завтра при отливе, – ответил Жак, – следовательно, ровно в полночь.
Четыре товарища стали опять ходить по набережной, где их никто не видел. Жак объяснил им свой проект во всех его мельчайших подробностях.
На следующий день устраивалось празднество во дворце губернатора.
Леди Блэквуд давала вечер, на который пригласила не только всех своих соотечественников, но даже знатных иностранцев, живущих в Мадрасе. Жак де Клавалльян был в числе приглашенных.
Он рассчитывал непременно отправиться на вечер, так как знал, что гордая англичанка ценила его присутствие. Она придавала значение появлению маркиза в ее салоне, так как хотела показать его своим гостям, как показывают какую-нибудь редкость. Следовательно, ему необходимо было появиться в доме леди хотя бы для того, чтобы удовлетворить любопытство ее гостей, и потом, выбрав удобную минуту, скрыться, чтобы привести в исполнение свой смелый план.
На следующий день в назначенный час, когда Виль и другие матросы приготавливали съестные припасы, Жак надел свое парадное платье, опоясался шпагой, которую ему из вежливости оставили тюремщики, и явился в залу мадрасского губернаторства.
Его приняли очень хорошо. Все знатные мужчины и все изящные дамы, сохранившие традиции и привычки Европы, осыпали его самыми лестными комплиментами.
В своей лести англичане дошли даже до того, что стали ему говорить о его подвигах и о тех злых шутках, которые он сыграл с моряками и матросами его величества короля Георга.
Леди Блэквуд даже прибавила с прелестной улыбкой:
– Какое несчастье, маркиз, что мы не можем вернуть вам свободу, чтобы вы опять принялись за ваши славные подвиги… Увы! Война снова началась между обеими нациями. Но, с точки зрения нашей к вам симпатии, мы задерживаем вас с полной уверенностью, что вы, по крайней мере, останетесь в живых и мы вас сохраним от всех случайностей войны и защитим вас от самого себя.
– Миледи, – ответил любезно Жак, – такой знак внимания с вашей стороны будет для меня самым приятным воспоминанием о моем пребывании в Мадрасе. Я расскажу Сюркуфу, как англичане умеют оказывать гостеприимство своим врагам.
– Сюркуф! – воскликнула благородная дама. – Действительно, маркиз, вы можете сообщить об этом именно в тот день, когда мы примем ужасного корсара в стенах Мадраса.
– А! – возразил Клавалльян, несколько встревоженный. – А вы, сударыня, имеете, наверное, некоторые сведения о моем соотечественнике?
– Самые свежие, маркиз. Совсем недавно коммодор Джон Гаррис настиг корабль Сюркуфа у наших берегов и теперь его держат запертым в бухтах Цейлона. Кажется, Сюркуф даже предложил мир, желая сдаться на выгодных условиях.
– В таком случае, миледи, губернатор был введен в заблуждение: коммодор Джон Гаррис преследовал не самого Сюркуфа, а какого-нибудь ловкого плута, который принял на себя облик Сюркуфа.
Он сказал это самым приятным голосом, но с насмешливой улыбкой на губах.
Гордая англичанка сдвинула брови, и ее прелестное лицо омрачилось.
– Коммодор, маркиз, человек в летах и опытный; его нельзя заставить поверить пустякам. Мне очень жаль вашего Сюркуфа, который вынужден вести переговоры с таким человеком.
– В таком случае, миледи, я еще более сомневаюсь в правдивости ваших сведений. Но все же, уважая ваше мнение, я радуюсь своему соседству с Сюркуфом – это даст мне возможность завязать с ним отношения.
Один молодой мичман разразился громким смехом:
– О, эти французы! Они все такие! Хвастуны и фанфароны!
Жак бросил такой взгляд на молодого человека, что тому пришлось опустить глаза.
– Сударь, – возразил он, – если бы я был в Мадрасе еще и послезавтра, то считал бы большим удовольствием надрать вам уши за такие слова.
Мичман задрожал от гнева. Но его выручила леди Блэквуд, которая вмешалась в это дело, и, обращаясь к окружающим ее дамам, сказала:
– Вот нас и предупредили! Маркиз скоро простится с нами, в один прекрасный вечер или утро, отправившись к своему другу пирату. Не желаете ли вы дать ему какое-нибудь поручение?
Маркиз поклонился всему обществу и, положив руку на сердце, сказал:
– Я с удовольствием возьму на себя поручения этих дам для передачи их братьям и мужьям при случае, если встречусь с ними во время своего пути отсюда во Францию.
Все громко расхохотались, и многие находили, что этот француз очень умен.
Одна молодая дама, очень веселая, воскликнула:
– Маркиз, моя сестра, леди Стэнхоуп, выехала из Англии к своему мужу в Бомбей. Она везет с собой два фортепиано французского производства. Конечно, я не поручу вам моей сестры, а только оба ее фортепиано. Позаботьтесь, чтобы их не испортили во время дороги.
– Тем более, – вмешалась леди Блэквуд, – что одно из этих фортепиано предназначается для меня. Я заплатила за него двести пятьдесят ливров.
– Фортепиано будут вам доставлены в целости, миледи, – отвечал Жак. – Только бы не подмочила их морская волна или не испортила бы шальная пуля.
В это время к маркизу подошла англичанка, сухая и суровая, и сказала:
– Маркиз, англичане относятся недружелюбно к корсарам.
Она отшпилила ленту от своего корсажа и, подав ее молодому человеку, продолжила:
– Мой зять, Джордж Блэкфорд, командует корветом «Орел». Если вам случится повстречаться с ним, то покажите ему эту ленту, и он из любви ко мне вас не повесит.
Жак взял этот залог и низко поклонился.
– Благодарю вас, миледи, – отвечал он, – я принимаю эту ленту, и если повстречаюсь со знаменитым Джоржем Блэкфордом, то поднесу ему этот залог на кончике моей шпаги.
Эти последние слова показались всем хвастливой угрозой, но на бледных и тонких губах униженной англичанки не видно было ни улыбки, ни презрения. Между тем празднество шло своим чередом. Танцевали очень воодушевленно. Жак Клавалльян, прекрасный кавалер, танцевал павану с супругой губернатора, и все любовались его изящностью и красивой внешностью. Кроме того, он участвовал и в кадрили, новой форме хореографии, изобретенной в Мальмезоне за несколько месяцев до того, как генерал Бонапарт переменил свой титул первого консула на титул императора, под могуществом которого теперь трепетал весь мир. Когда пробило половину двенадцатого на часах дворца, то Клавалльян подошел к хозяйке дома, раскланялся перед ней и заявил, что у него начинается мигрень. К сожалению, он должен лечь в постель, а потому не может остаться до конца вечера.
Улыбающийся и любезный, он простился с мужчинами и дамами, которые надеялись увидеться с ним на следующий день.
Глава IV
Бегство
В то время как маркиз Жак де Клавалльян танцевал на вечере у губернаторши, оба матроса, Эвель и Устариц, в сопровождении маленького Вильгельма Тернана, приводили в действие план, который им начертил молодой лейтенант Сюркуфа.
Были соблюдены все предосторожности. Комнаты, которые они занимали в отеле, выходили окнами на ограду, а последняя выходила на море.
Чтобы не возбуждать подозрения индийских слуг, оба матроса решили, что пройдут самой короткой дорогой, то есть через ограду, чтобы скорее добраться до берега и там начать свое дело.
Домик был не особенно высок. В нем был только один этаж, как и у большинства колониальных жилищ. Крыша была совершенно плоская и поддерживалась галереей, которая шла вокруг всего здания. Для двух ловких матросов было очень легко выйти из дома и спуститься в сад, в особенности с помощью широких и длинных ветвей банана.
Эвель первым пустился в путь. Он был наиболее сильным из двух моряков. На спину он привязал сверток с вещами, которые они брали с собой, а Устарицу предоставил нести съестные припасы. Виль прошел вторым, у него не было никакой поклажи, так что он заботился только о самом себе. Все три товарища, благодаря своей ловкости скоро достигли изгороди.
Там они некоторое время оставались неподвижными, прислушиваясь к внешнему шуму. Затем они прошли палисадник, как вдруг равномерный шум шагов заставил их вздрогнуть.
Эти шаги раздавались на шоссе, окаймляющем гавань.
Они затаили дыхание и спрятались за лежавшие там доски.
Проходил отряд сипаев, они почти касались палисадника. Но солдаты ничего не подозревали, как и всегда, и шли совершенно спокойно, не бросив даже взгляда на сад отеля.
Когда шум их шагов затих в отдалении, то Эвель, Устариц и Вильгельм перелезли через решетку, проскользнули под тень бананов, окаймляющих берег, и приближались к небольшому зданию, в котором находилась потешная шлюпка губернатора.
Они подошли к ней в тот момент, когда на часах форта рейда пробило половину одиннадцатого. Никто не сторожил окрестностей кирпичного шале.
– Смелее, товарищи, – приказал Эвель, – примемся скорей за дело!
– Поди-ка сюда, мальчик, – сказал Пиаррилль Вильгельму, – наступило время, когда ты должен показать нам, что наши уроки не прошли даром и что из тебя вышел юнга на славу.
Виль не заставил повторять два раза. Он очень гордился своей ролью и старался всеми силами исполнить ее как можно лучше.
– Я нисколько не боюсь! – смело отвечал мальчик.
Не заставляя матросов объяснять ему, он обвязал веревку, которая должна была служить ему, чтобы спуститься в здание, вокруг талии.
Время было размерено, минуты сочтены. Нужно было понимать с полуслова и действовать быстро. Общая опасность придавала им силы и быстроту мысли. Эвель примостился около стены, а Устариц вскочил ему на плечи.
Виль с легкостью кошки влез сначала на спину первого, потом на спину второго. Но до окна недоставало по крайней мере полфута.
– Не бойся! – сказал Эвель.
Британский геркулес взял в свои широкие руки локти баска Пиаррилля, приподнял его, а вместе с ним поднял и ребенка. Виль положил свои руки на подоконник. Он сел на него верхом и принялся разматывать веревку.
Устариц и Эвель держали ее конец, а ребенок спускался в кирпичный шале и ощупью приближался к шлюпке. Оба моряка отправились к воротам, через которые должно было выйти судно.
– Мальчуган, – спросил Эвель, – видно ли тебе там?
– Не особенно, – отвечал Вильгельм, – но как-нибудь справлюсь.
– Трудно будет вытянуть шлюпку оттуда?
– Да, понадобится один удар краги, но только один удар, не более. Шлюпка полностью снаряжена. Нужно только натянуть паруса.
– Теперь отодвинь задвижки и открой ворота, чтобы мы могли войти.
Оба матроса слышали, как Вильгельм отодвигал задвижки у ворот. Несколько минут они находились в страшном беспокойстве.
Задвижки были отодвинуты, но как открыть замок без ключа?
Виль кричал им через замочное отверстие:
– Налегайте на правую половину, она поддастся!
Послышался страшный удар.
Но вдруг появилась новая опасность. На дороге послышались шаги.
Это, вероятно, возвращался патруль.
Они опять закрыли ворота, а сами спрятались под тенью деревьев.
Патруль приближался. Гул от двадцати ног, правильно ступавших по земле, раздавался по всей окрестности.
В одну минуту бедных матросов объял ужас. Патруль остановился на несколько минут, но это была фальшивая тревога. Патруль продолжал идти своей дорогой.
Тогда Эвель, Устариц и Вильгельм Тернан открыли ворота настежь и постарались поставить тележку на рельсы.
Послышался звук городских часов. Они пробили одиннадцать раз, и их эхо разнеслось в сонном пространстве.
Эвель посмотрел вдаль: весь горизонт был покрыт сплошным мраком.
Только на расстоянии двухсот метров виднелась белая линия, извивающаяся, как змея.
– Волна, – проворчал он. – Море поднимается. Капитан должен быть здесь.
– Капитан сказал, что мы выйдем в полночь, – произнес Пиаррилль Устариц. – Нам еще нужно ждать целый час.
– Только бы не взошла луна, – вздохнул бретонец.
– Ба! – весело воскликнул маленький Виль. – Господь покровительствовал нам до сих пор, так неужели Он оставит нас в последнюю минуту?
– Ты хорошо сказал, малютка, – поощрил его бретонец. – Будем ждать и надеяться.
В ожидании капитана матросы и мальчик уселись в шлюпку, закрылись парусами, чтобы охранить себя от насекомых, которых много водилось в той местности.
– По моему мнению, – сказал Эвель, – мы можем пока немного поспать.
– Спи, если хочешь, – согласился баск, – а я буду ждать капитана.
Он закрыл ворота во второй раз и приткнулся около них, закуривая трубку.
– Только не подожги камбуз! – проворчал Эвель, лениво растягиваясь на парусах, сложенных у мачты.
Однако сон матроса не был продолжителен. Раздался тихий протяжный свист.
– Слушайте, братцы! Будьте настороже, кто-то идет.
Этот кто-то был не кто иной, как Жак.
Трое товарищей были очень удивлены, увидев подошедшего к ним молодого корсара в бальном костюме. На нем были короткие брюки, рубашка с кружевным жабо, треуголка с шелковыми петлицами, а сбоку сабля с перламутровой рукоятью.
– Капитан, – спросил Эвель, посмотрев на него, – неужели вы думаете выйти в море в этом костюме?
На это капитан весело ответил:
– У меня не было времени переодеться, я только что вышел с бала. Но мы должны отправиться сию минуту, я переменю костюм на море. Тащите скорее шлюпку.
Тележка была не особенно тяжела. Англичане – народ практичный – умеют всегда прекрасно сочетать комфортабельность с удобствами жизни. В данном случае лорд Блэквуд даже превзошел своих соотечественников.
Крепления, которые удерживали шлюпку у стены, были открыты, и лодка быстро соскользнула вниз по железным рельсам. Осторожными методичными толчками матросы довели ее до берега и спустили на воду. Оставалось только снять тент, уставить подвижной руль и дожидаться прилива.
Это было недолго. Рельсы проходили довольно далеко за берег, так что люди стояли по пояс в воде, толкая шлюпку. Прилив мало-помалу поднял ее, а первая сильная волна освободила лодку от поддержек.
Четыре удара весел отделили их от берега на расстояние пятидесяти саженей.
– Кто из вас знает фарватер? – спросил Клавалльян.
– Кажется, никто, – ответили оба матроса.
– Тогда с Божьей помощью будем надеяться на нашу счастливую звезду и поедем.
Десять метров они шли вдоль загороди, брошенной англичанами далеко в море.
Море было очень бурным. Пришлось бороться со стихией и нельзя было натянуть паруса из предосторожности, чтобы лодка не опрокинулась. Около двух часов ночи показалась на небе луна. Она была только в первой четверти, поэтому свет был не особенно ярок.
– Нам нужно непременно достигнуть фарватера до начала дня! – сказал Клавалльян.
Каким образом пройти этот опасный переход без помощи лоцмана?
В ту минуту, когда они задумались над этим, само Провидение явилось им на помощь.
Лодка с индийскими рыбаками выходила из гавани и шла в открытое море. Она незаметно приблизилась к шлюпке беглецов.
– Слушайте! – закричал Жак своим товарищам. – Вот наше спасение.
Шлюпка остановилась, и в то время, когда рыбаки проходили мимо, Эвель и Устариц зацепили лодку баграми.
Сначала индийцы испугались, но потом успокоились, потому что баск бегло говорил на их языке. Он объяснил им, какая услуга от них требуется. Конечно, индийские рыбаки охотно согласились быть лоцманами беглецов и проводили их до выхода в фарватер, который начинался за барьером.
Следовательно, четыре француза были укрыты от преследования неприятелем.
Тогда только они решились поднять паруса. Для этого наступило время. В течение четырех часов Эвель, Устариц и маркиз гребли без перерыва, их руки не оставляли весел. Их ладони, не привыкшие к работе, покрылись мозолями.
Но все же нужно было как можно скорее прийти к какому-нибудь решению. Действительно, такое бегство на губернаторской шлюпке было равносильно сумасшествию. Только любовь к свободе могла заставить этих людей пренебречь всеми опасностями и пуститься в такое рискованное дело.
В самом деле, они подвергались всем опасностям моря, а Индийский океан, как известно, шутить не любит. Даже и большие суда с опытными командирами и лоцманами попадают во всевозможные случайные ситуации в этом бурном океане.
Что ожидало этих людей, пустившихся в море в небольшой скорлупке, которой грозила опасность от тайфунов, циклонов и водоворотов? В особенности в такое время года, когда бури свирепствуют в этом океане.
Время приближалось к весеннему солнцестоянию, которого опасаются все. Если опасность бурь не была еще так велика, то все же надо было опасаться различных колебаний температуры.
Они плыли под жгучим небом, приближаясь к экватору, то есть к тому ужасному кругу, который делит Землю на равные полушария, и на котором солнце постоянно держится в зените.
Но и это еще не все. Беглецы взяли с собой очень мало съестных припасов – на пять-шесть дней, не более. Каким образом им помочь в этом ужасном положении? Каким образом им поддерживать свои силы и здоровье?
Но что их особенно беспокоило, так это то, что они взяли с собой очень мало пресной воды.
Но как помочь этому горю?
Подняться к северу? Об этом нельзя было и думать. Это значило бы усложнить затруднения, потому что там, на севере, был враг – англичанин, властелин Бенгалии, устьев Годавери и Брахмапутры, и тогда его крейсеры нагонят беглецов и захватят их вместе со шлюпкой.
Следовательно, это было невозможно. Беглецы колебались относительно выбора направления. Идти на восток или на юг?
Клавалльян решил, что они отправятся на юг в открытое море.
Кроме того, он решил, что будут держаться как можно ближе к берегу, чтобы быть постоянно недалеко от земли и чтобы на случай опасности укрыться от английских судов в какой-нибудь бухте. Они опасались даже небольших лодок, которые могут их захватить в плен и отвести в Мадрас.
В первый день все обошлось благополучно.
Поднялся легкий северный ветерок, паруса надулись и судно пошло по его направлению. Шлюпка подвигалась вперед с быстротой колесницы, запряженной быстрыми конями.
Она подвигалась на волнах, не теряя из вида берега, и шла в южном направлении, к Цейлону и к Палкскому проливу.
Наши путешественники по прошествии двух дней решили отдохнуть на пустынном берегу, пострелять там дичи, чтобы этим увеличить запас свежего мяса; кроме того, они думали найти здесь пресную воду.
Это несколько обнадежило беглецов.
На пятое утро, когда они вздумали рассматривать горизонт на севере, зоркий глаз Устарица открыл белое пятно, которое, увеличиваясь, обратилось в паруса военного корабля.
– Нас преследуют, – сказал Жак. – Это корвет, он называется «Старый Нейл». Его ожидали в Мадрасе на другой день после нашего отъезда. Он за нами гонится.
И шлюпка по приказанию своего молодого начальника натянула все свои паруса, насколько было только возможно, и пустилась по ветру вперед.
Жак Клавалльян решительно не знал, что делать. Более всего он опасался за маленького Виля. Корвет их уже видел и гнался за ними.
Погоня продолжалась без отдыха до наступления ночи.
Все это время шлюпка держалась на достаточном расстоянии. Быть может, была еще возможность ускользнуть после наступления темноты. Но для этого нужно было, отдалившись от берега, направиться к востоку и отдать себя на волю случая.
Клавалльян посоветовался со своими товарищами.
– Нам остается два выбора: отыскать какое-нибудь уединенное место и спрятаться там, чтобы скрыться от преследователей, и второе – броситься вплавь, отдавшись на милость волн. В первом случае экипаж корвета может нас настичь, если мы не сумеем достаточно прикрыться; во втором случае мы можем нарваться на ужасные циклоны. Что мы должны предпринять, по вашему мнению?
– Все, кроме плена! – единодушно воскликнули оба моряка.
– А ты, Виль? – спросил маркиз. – Ты ведь также имеешь право голоса.
– Я скажу то же, что Эвель и Пиаррилль, – храбро ответил ребенок.
– Тогда с Богом! – торжественно произнес Клавалльян.
Он стал ожидать, когда станет еще темнее.
Наконец наступила ночь. Шлюпка направилась к юго-востоку, к Никобарским островам, находившимся на расстоянии трехсот миль, в лабиринтах которых можно было легко избегнуть преследования.
Когда рассвело, все с радостью увидели, что пошли верным путем – корвета не было видно на северном горизонте.
Однако около полудня он появился на западе. Экипаж корвета заметил тех, кого искал, и нагнал их с востока.
– Черт возьми, – ворчал Эвель, сжимая кулаки, – у англичанина хороший глаз и неплохое чутье. Он нас накрыл и более не выпускает из рук.
Шлюпка шла со скоростью десять узлов. Ветер дул с севера и был благоприятен для обоих противников. При наступлении ночи он стал ослабевать. Температура была высокая, а пересохшие горла беглецов невозможно было смочить ни одной каплей воды.