– Кто звонил, Янушка, котик? – сладко щебечет она.
Я вешаю трубку и убираю адрес в нагрудный карман:
– Тайная поклонница.
Марта недоверчиво хмыкает. Она уверена, что у меня нет постоянной женщины. Да что там постоянной – нет никакой. Женщины шарахаются от меня, как от заразного. Я чувствую это и не пытаюсь навязываться.
Потом захожу к Торию.
Он беседует по телефону с женой и жестом приглашает сесть, продолжая говорить в трубку:
– Да, дорогая… конечно, не забуду. Что еще? Фарша? Сколько? Записываю…
Он черкает в блокноте, послушно кивая головой. Торий иногда несносен и может накричать на подчиненного за глупую ошибку, зато рядом с Лизой превращается в смирного ягненка. Моя фамилия, Вереск – ее детская фамилия. Когда-то я думал, она моя потерянная сестра, но это оказалось ложью. Лизу вовлекли в хитрый и бесчеловечный эксперимент и использовали как наживку для меня. А я поверил и клюнул. Уже после Перехода Торий несколько раз проводил контрольные тесты, но результаты оказались отрицательными. Этого следовало ожидать: васпы обречены на одиночество.
Жду, пока он договорит. Замечаю на краю стола вазу с конфетами. Живот сводит судорогой, и я отвожу взгляд, осматривая кабинет. По стенам развешены дипломы и графики, на большой фотографии Торию вручают национальную премию за то, что доказал существование васпов и разработал программу по их ада-пта-ции в обществе. Меня на торжество не позвали.
– Прости, что заставил ждать, – улыбается Торий и кладет трубку на рычаги. – Заботы семейные.
Я понимающе киваю, хотя семьи у меня никогда не было, и, вероятно, не будет.
– Все в порядке? – спрашивает Торий. – Я не видел тебя в столовой.
– Много работы. Хочу закончить пораньше. Ты позволишь?
– Да, конечно, – соглашается он. – Это как-то связано с сегодняшним звонком?
– Уже весь институт в курсе? – вопросом на вопрос отвечаю я.
Торий смеется.
– Марта говорила, что тебе звонила какая-то женщина с приятным голосом, а ты краснел, бледнел и выглядел совершенно растерянным. О! Дай ей волю – она за глаза тебя и женит, и разведет!
– Звонили из миграционной службы, – делюсь я.
С Торием можно быть откровенным. Это странно, учитывая, что еще три года назад мы ненавидели друг друга до зубовного скрежета. Хорошая дружба иногда проистекает из хорошей вражды.
– Это как-то связано с самоубийством Пола? – спрашивает Торий.
– Не знаю. Но мне поменяли куратора.
Торий приподнимает брови.
– С чего вдруг? Ты пропустил плановое обследование? Хотя стоп. Ты ведь ходил две недели назад? И раньше… помню, ты отпрашивался в феврале, когда все работали сверхурочно, а ты сказал…
– Не ходил, – жестко обрываю я.
– Ты врал! – возмущается Торий. – Скотина ты неблагодарная, вот кто.
Нет смысла отпираться.
– Скотина…
– Манипулятор хренов.
– Угу, – я готов провалиться сквозь землю. – Ты можешь что-нибудь сделать?
– И редкий наглец в придачу, – заканчивает он.
Соглашаюсь со всем. Но слова женщины из отдела по надзору не выходят из головы: «В противном случае, мы поместим вас в стационар…»
У меня просто нет времени играть в раскаяние. Это понимает и Торий.
– Кого тебе назначили? – спрашивает он.
Оказывается, имя психотерапевта совершенно вылетело из головы.
– Что-то длинное, – говорю я. – Не могу вспомнить точно.
– Тогда тебе ничего не остается, как идти, – злорадно отвечает Торий. – Я твой поручитель, а не психиатр.
– У тебя есть знакомые медики.
Для галочки мне бы подошел любой, но Торий непреклонен.
– Сходи хотя бы раз, а там посмотрим. Если честно, я давно жду случая, чтобы потравить тараканов в твоей голове.
Определенно, мир в сговоре против меня.
Поднимаюсь со стула. Взгляд падает на вазу с конфетами и на долю секунды кабинет смазывается и плывет. Я хватаюсь за стол, чтобы сохранить равновесие.
– Все в порядке? – слышу встревоженный голос.
– Да.
Предметы обретают четкость, только в ушах стоит противный звон.
– Уверен?
– Да.
Еда – такие пустяки по сравнению со смертью Пола или необходимостью посещать психотерапевта.
– Ты вообще обедал сегодня? – задает Торий вопрос, который, я надеялся, не задаст никогда.
– Я работал.
– Когда ты ел сегодня в последний раз? – допытывается он.
