Ходили мы походами (сборник)

– А если папу тронут?

– Ага, понял. Это значит, что у Яшки появились враги.

– Я не про Горлышко. Что с папой будет?

– А что бывает со стариками?

Ося взялся за телефон и запричитал теперь в трубку: – Бэллочка, ты слышишь, что сделал этот ненормальный? Я не волнуюсь. Это – не то слово. Он собирается работать на Яшу Горлышко.

– Еще неизвестно, – пробурчал Аркадий. – Не очень он меня берет. Вы еще про палец спросите.

– А я что ему говорю? – Изводился Ося. – Тебе что, жить надоело? В Берлине канализации на всех хватит. А он что? Он смеется, ненормальный. Говорит, не может быть. Он думает, это ему шуточки. Помнишь, ты рассказывала про палец? – Ося с негодованием глянул на своего гостя. – Ну, хорошо, с пальцем неясно. А вообще, как тебе это нравится? Он со мной еще спорит. Подожди. А меня за что? Я же не знал. Это не играет для них значения? Огнетушитель? Откуда у меня огнетушитель? Если они подожгут, что я смогу потушить этим огнетушителем?

Ося повесил трубку и погрузился в печаль. – Бэлла говорит, – сказал он, наконец. – Сначала тебя побьют. Потом мне подожгут квартиру. А потом уже… – после этих слов наступила мрачная тишина. Ося вдруг вскочил и резво пробежался по комнате. – Я же говорил Илье, бросай все и езжай к нему. Когда он откроет глаза, он должен видеть тебя. Первого.

– Кому вы говорили? – Аркадий был сбит с толку окончательно.

– Кому говорил? Илье говорил. Сыну. Когда Горлышко привезли в больницу, я говорил. Иди к нему и зашивай его проклятое горло. Беги. А тот упрямый – сейчас не мое дежурство. Немцы не поймут… будто немцы понимают, кто такой Горлышко… У них не принято… А когда отца подожгут, так это будет принято?

– Послушайте, дядя Ося. Откуда ваша Бэлла все знает? Подожгут… Зарежут… будто у них пистолетов нет.

– Зачем им пистолеты? Бэлла, если говорит, она знает. Ты такой герой, как твой отец. Мы здесь пистолеты только в кино видим. А этот придет с ножичком. Чик и в канализацию. Ой-ёй. Еще красную шапочку в рот запихнет.

– Какую еще шапочку?

– С кисточкой. Чтобы на турка подумали. Наши, говорят, всегда так делают.

– А те, что запихивают? Ушанку?

– Знаешь. Я не могу с тобой разговаривать. – Ося уселся в угол дивана и стал, не отрываясь, смотреть на обои. Он явно не рассчитывал дожить до конца дня. Даже на телефонный звонок отреагировал вяло. – Да, да, какой балет? Я не хочу никакого балета. Валидол, да. Я приму. Но теперь все равно. А ему что? – Ося скорбно глянул на Аркадия. – Они теперь такие умники. Думает, что все это – шутки.

– Бэлла мне велела принять валидол, – пояснил он Аркадию, закончив разговор. – Сама она на балете помешанная. Лебединое озеро сейчас, успокаивает нервную систему. Будто, от мафии лебеди могут помочь.

Аркадий напряженно размышлял. Пугать Осю не хотелось. Может, действительно, плюнуть? Черт с ним. За этими размышлениями его застал гудок. Долго гудели, пока Аркадий не сообразил. Белый мерседес стоял внизу.

– Это за мной?

– Что, уже?

– Перестаньте, дядя Ося. – Аркадий обнял старика и прижался щекой к щеке. – Клянусь, если что, сразу выхожу. Отказываюсь от всех претензий.

Ося не повернул лицо, а в состоянии глубокой задумчивости воздел над головой руки и заговорил библейски: – Будь проклят тот день, когда я с тобой связался. – Тут он успокоился и добавил буднично. – Будешь возвращаться, позвони три раза. Иначе не открою.

– Дядя Ося, – говорил Аркадий рассудительно. – Сами подумайте. Вы – уважаемый человек. Сын – врач. Ухо-горло-нос. Кто вас тронет? В крайнем случае, меня предупредят. Дадут слегка по голове. Что они сразу убивать будут.

– Дадут по голове… А лечить кто тебя будет? – Спросил Ося на прощанье и безнадежно махнул рукой. – Ладно, иди… – Видно было, страх борется в нем с любопытством. Он явно дожидался ухода непутевого гостя, чтобы перезвонить мудрой Бэлле и еще раз обсудить с ней ситуацию.

Моргулис был за рулем. Такой же сумрачный и неразговорчивый. – Назад садись, – пробурчал Аркадию.

А сзади уже был пассажир. Улыбчивый, с простецким лицом, насколько можно было разглядеть в полутьме, этот явно источал дружелюбие. Его – дружелюбия пока Аркадию не хватало. – Э-э, на пиджак не сядь, – предупредил и стал знакомиться. – Игорь. Надень сразу галстук, вот. – Сам Игорь как раз и был так одет. Пока ехали, Аркадий натянул пиджак. Игорь разгладил спину. – Сойдет. Мой личный. На тебя, как пошит. Лева, глянь.

Моргулис даже головой не повел. Он предпочитал молчать. Ехали какими-то плохо освещенными улицами, будто не Берлин вовсе, не столица. Машина прыгнула пару раз на выбоинах. И это – мерседес. Заразившись настроением сумрачного Моргулиса, новый знакомый и сам насупился, помрачнел. Ясно, едут они по делу, только куда? Наконец, прояснилось. Выскочили на яркие огни, еще проехали и прибыли. Разноцветная вывеска шла волной ЛАС-ВЕГАС. А впереди горело четко и внятно. КАЗИНО. Все это, конечно, не по-нашему.

– Приехали, – мрачно объявил Моргулис, а Игорь добавил, осматривая стоянку машин: – Народа маловато.

– На вас хватит. Идите, я пока погуляю. Вот тебе пятьдесят марок. Игорь скажет, что делать. Паспорт взял? Тогда вперед.

Пиджак оказался на Аркадия широковат – Как раз для пушки, – пошутил Игорь. От галстука Аркадий твердо отказался, ворот рубашки разложил поверх пиджака. Это был его стиль, отвечающий еще неясной цели. Себе Аркадий напоминал второразрядного гангстера – боевика, рискующего собственной шкурой, честного труженика подпольного бизнеса. И спутник явно подходил. Снаружи Игорь оказался еще шире, чем в машине. Лицо на свету не разочаровывало: круглилось в постоянной улыбке с детским живым выражением. Такого не заподозришь в хитрости и задней мысли. Так, по крайней мере, казалось.

– Только, Игорь, не зарывайтесь, – напутствовал Моргулис.

– А чего он не идет? – На ходу интересовался Аркадий.

– Он у них на компьютере. Судимость. Ему вход заказан по гроб жизни.

– А за что?

– Что, за что? – Игорь глянул совсем по-приятельски. – Меньше будешь знать – дольше проживешь. Слышал? Тридцать марок готовь. Вступительный взнос. У них здесь клуб с понтом. Славянам, блин, сейчас классно. Их еще в Интерполе нет, валят со всего Союза. Такие люди. Трудящие кричат – где наши бабки? Где кровные? Отцов и дедов, трех поколений. Приезжайте, увидите. Здесь бабки, здесь. Сюда плывут.

Оказались возле конторки, перегородившей вестибюль. Гладкий господин улыбался, как давним знакомым. А за спиной расселись крепкого вида охранники, один – черный. Гостеприимство, однако, имело четкие пределы.

– Паспорт давай, – подсказал Игорь. Сам вынул из кармана какую-то картонку, предъявил. Господин, действительно, сверил паспорт У. с компьютером, убедился, не забыл еще раз отпустить Аркадию улыбочку, уселся за стол, аккуратно выложив белоснежные манжеты, и занес фамилию У. в бланк с золотым тиснением. Встал и с торжественным видом вручил Аркадию. И тот кивнул в ответ. Принят. Под фамилией У. шла длинная породистая подпись золотом.

– Это ихнего президента, – пояснил Игорь, пока шли по лестнице. Лестница была плотно обтянута пухлым ковром, ступать по нему доставляло удовольствие. Чувствовалась важность заведения. – Он у них барон, чемпион по мотогонкам. А жулик – сука, как все они. – Эту характеристику Игорь дал с непривычным для себя ожесточением.

– Чего это?

– Потом расскажу.

Большой зал, куда они попали, был заполнен негромким гулом голосов и механическими звуками. Сосредоточенным движением и дыханием единого организма, загипнотизированного важнейшим и достойнейшим делом – игрой. Народа, впрочем, было немного. Вялая жизнь сосредоточилась лишь за двумя столами в центре, а остальные – у стен стояли пустые и полутемные, не согретые жарким дыханием азарта. Предстояло действовать. Игорь прояснил задачу. Нужно снять точные размеры игровых столов, чтобы прикинуть под них планировку будущего казино, решить оптимально. Значит, замерять нужно все – сами столы, проходы между ними, расстояние до стен… в общем, максимально переработать весь опыт.

– Горлышко хочет, как здесь, – напомнил Игорь.

Ладно, поехали. Двинулись сначала к действующей рулетке. Аркадий уже прикинул план. Из кармана потянул тонкую бечевку. Как чувствовал, захватил с Осиной кухни. Но Игорь перехватил руку.

– Ты что? – Зашипел. – Охренел? Никаких замеров. Выкинут и морду начистят, мало не будет. Это же – промышленный шпионаж. У них тут камеры везде. – Игорь метнул взгляд в потолок. – Тем более, за новичками. Давай на глаз.

– Ладно. – Аркадий вынул руку из кармана. – Поставим пока, а там разберемся.

– Нет. Сначала дело.

– Сам говоришь, работать не дадут. Присмотримся.

– И присматривайся. Ты что думаешь, Левка тебе на игру бабки дал? Сначала дело.

Аркадий озирался. Можно было, конечно, прикинуть размеры на глазок. Но в работе он привык к точности. Делать, так делать, как следует.

– Держись, – скомандовал Игорю. Они были как раз рядом с рулеткой, за спинами играющих. У. обхватил нового знакомого за плечо и привалился к нему, как пьяный. Опираться на Игоря было удобно. Кряжистый, он был надежен, как афишная тумба. Рука Игоря забралась Аркадию под пиджак. Легла на талию.

– Мы с тобой, как педрилы, – сказал Игорь. – Нормально. Они часто тут ошиваются. Пусть теперь секут, гады. Я как, не слишком лапаю?

– Порядок, – пока они переговаривались, Аркадий шел по краю дорожки точными приставными шажками, коломашками. Пятка одной ноги точно к носку другой. Так обошли стол, делая четко развороты. Заодно замеряли и величину прохода. Появились первые цифры.

– Отдохни, – разрешил У. Игорю. – А то крутишься, как мадам Баттерфляй. Сейчас еще раз пройдемся.

– Блядская работа, – сказал Игорь.

– Нормально. Не в потолок, на баб гляди. Меня не отвлекай. А то собьюсь. – Главное не перепутать – в этом была сейчас забота.

– Каких баб? – Бормотал недовольный Игорь, голова его была свободна. – Одни старухи. Не на ком глаз отогреть. Осторожно, блин, сейчас фрица переедем.

И, действительно, наскочили на пятящегося от стола немца. Тот с удивлением оглядел петляющую парочку.

– Сори, – улыбнулся Игорь немцу и тем же масляным голосом добавил. – Иди на хер.

– Гут. – Сказал немец.

– Ты рули, рули, – одернул Аркадий. – Не зарывайся. Сам говоришь, русских до хрена. Сейчас закончим.

– Секут, суки, – пожаловался Игорь. – Чую, по темечку мурашки бегают.

– Голову помоешь. – У. был спокоен и сосредоточен. – Где там джек?

– Вон, под стенкой. Но сегодня игры нет.

– Ладно, давай еще здесь покантуемся. – Они задержались возле рулетки, понаблюдали за шариком через плечи игроков.

– Не могу без дела стоять, – пожаловался Игорь. – Или будем работать, или крутнем.

– Нет. – Теперь Аркадий проявил благоразумие. – Втянемся, трудно отойти. Цифры из головы полетят.

Отказавшись от соблазна, подобрались к джеку. Тут было пусто.

– Погоди. – Аркадий не разрешил Игорю повторить старый прием. – Здесь не выйдет. Что мы вокруг голого стола начнем маршировать?

Действительно, место просматривалось насквозь. Просто чувствовался взгляд камеры. Но тут сама судьба пришла на помощь. Из кармана чужого пиджака Аркадий вытащил знакомый спичечный коробок. Советский. Уж что-что, а его размеры он знал. Можно не проверять. Пять сантиметров в длину и с бока – полтора.

– Ты передо мной стой, вроде разговариваешь, – распорядился Аркадий. Он привалился спиной к столу и сзади стал перекладывать коробку. Плашмя – на ребро, плашмя – на ребро. Игорь молчал, только прикрывал, делал вид, что беседует. Аркадий просил не отвлекать, считал обороты. Раз коробок вырвался, упал на пол. Все равно, чем они занимаются, догадаться было трудно.

– Есть, – сказал, наконец, У., еще раз проверил мысленно. Новые цифры пришлись на старые от рулетки и улеглись прочно. Аркадий, вообще, хорошо помнил цифры, держал в голове целый ворох телефонов, книжкой почти не пользовался.

– Ну, что? – Спросил Игорь с облегчением. – Попытаем счастья?

– Нет. Пошли, пива глотнем. Не хочу больше острых ощущений. Им – развлечение, а нам – работа. – От этой мысли Аркадию сделалось как-то уныло. Ничего, еще не вечер.

Лениво направились в соседнюю комнату, к бару. Игорь взял две кружки у яркой грудастой немки. – Фрицы любят, чтобы все было на месте, – похвалил Игорь барменшу. – Не пойму только, как этих турок терпят.

– Ты что, расист?

Игорь отмахнулся: – Мне один черт. Это я про немцев. Такой народ. То людей в печках жгут, то любят так, что слезы из глаз. Мне они до лампады. Я всю жизнь с евреями рядом. Этих уважаю. С тем же Левкой. Ты, если что, не обижайся. Левка – классный мужик.

– А сам ты? Русский?

– Не разберу. Вроде, русский, а мать – украинка. Я за Моргулисом сорвался. Он Динамо тренировал по вольной. Я, между прочим, на мастера тянул. Подбил сваливать. Нашел еврейку, фиктивку оформил. Сейчас не осталось, а тогда можно было договориться. Мне что? Думали здесь школу борцов открыть. Но интереса особого не было, немцы с войны комплексуют, боятся обидеть кого. Я же говорю, странный народ. Стали мы гореть. Я дальше подался, в Данию. Вот где тоска, как в петле висишь. Не захочешь того уюта, хоть волком вой. Кирнуть не с кем. Ночь белая, после десяти на цыпочках ходят. Дети, блин, все толстые. Удрал. Три года назад, опять сюда, думал зацепиться. Попал в это заведение. Давай еще раз, за мой счет. Ты свою бухгалтерию помнишь?

Аркадий мысленно проверил цифры. Жаль, ручки не взял.

Игорь, как почувствовал: – Только не записывай. Если засекли, могут привязаться. Я этих тварей знаю.

– Мало ли, что я мог записать.

– Не нужно. Слушай ученого. Ксиву отберут. Я тебе лучше расскажу, как они меня кинули. Давай еще по чуть-чуть. Приехал с тремя тысячами баксов. Думал присмотреть мастерскую по автомобилям, в долю войти. И встретил Юльку.

– Кого?

– Ты слушай, – глаза у Игоря сделались мечтательными. – Себе не вообразишь. Там, блин, буфет, кружку можно ставить, и еще останется. – Игорь очертил округлость на уровне груди. – На словах не передам. Оторваться не мог. После кабака едем. Уже в такси. Она и говорит: заскочим в этот Вегас, поставим на наше человеческое счастье. Ну, на минутку. Представляешь?

– Зашли?

– Еще как. Тогда мне выписали бумагу. Раз поставили, второй. Сначала, вроде, шло, держался, а потом… Короче, за ночь продулся до копья. Левка на обратную дорогу дал. За голову схватился, когда узнал. Эта Юлька – поведенная на игрухе. Ее здесь каждая вошь знает. Только не я.

– Как же ее пустили?

– Потому и говорю – суки. Сама бы она близко не подошла, а со мной – битте. И делают гады вид, знать не знают, сами проводили к столу, место освободили. Я, конечно, фраер, что завелся. Но кто знал? Ее кроме игры ничто вообще не интересует: ни секс, ни хрена. Зато здесь она балдеет. А они секут. Только мы свое наиграли, стоп. Отвали, моя черешня. Пошла, как миленькая, под белы руки. Ты бы видел, как они ее провожали. Мне не так за бабки обидно, а что попался. Представляю, сколько они таких накололи.

– Может, она с ними на кармане?

– Левка говорит, нет. Здесь не принято. И зачем? Она сама придет. И лоха за собой притащит. Ты думаешь, они меня сейчас не узнали?

– Не свисти.

– Можешь не сомневаться, их учат, сук. Я видел, как он зыркнул. Потому говорю: нужно уши держать по периметру. Пасут, как волк козлят, только мама далеко.

– Ничего. Решили, ты теперь на мужиков западаешь. А чего меня не предупредил?

– Чтобы мандража не было. Я страховал, не трухай.

Аркадий огляделся. Шла монотонная скучноватая жизнь. Трещал вдалеке бойкий шарик, крупье выкрикивал свое. Барменша перешла за другой конец стойки. Там сейчас были клиенты. Пухлые руки летали.

– А что? У Горлышко другого варианта не было, план снять?

– Значит, нет. Он у них в компьютере. Его дело – автоматы. У каждого свой бизнес. Такие твари, на улыбочку не смотри. Зубы на метр длиннее, чем у Яшки. В общем, пришлось мне в Данию возвращаться. Теперь вот приехал.

– Жениться? – Против желания у Аркадия это получилось насмешливо, но Игорь, вроде, не заметил. Парень был мечтательный.

– Может, так. Ладно, давай сваливать. Жаль, ты Юльку не видел, она бы раскрутила.

– Нечего раскручивать. У меня на раз поставить.

– Ставь. Сейчас можно.

Аркадий проверил мысленно, но признаков азарта не обнаружил: – Потом загляну. Билет есть.

При выходе никто и не глянул. Чуть отъехали, Аркадий попросил остановиться, записал цифры, только потом расслабился.

Ося не спал, дожидался. – Вот, – придвинул банку с известным супом. – Чайник на кухне. Разогрей. Я ложусь, ты мне режим нарушаешь.

– У вас бумага есть? И линейка. – Важные дела Аркадий привык решать, не откладывая. – Я посижу еще, поработаю.

Помог Осе улечься, раздвинул диван, сам устроился в дальнем углу, прикрыв газетой лампу. Тщательно до миллиметра замерил длину туфель. И взялся за дело. За окнами было темно и тихо, как в деревне, Аркадий трудился, расставлял воображаемые столы в воображаемом пространстве зала. Для него – романтика это было самое интересное. Та же детская мечта о мире игры, но мечта рациональная, строгая, для взрослых… Противоречий здесь не было. Ставки другие? Но ведь в детстве о них не задумываешься, а для взрослого – любая цена подходит. Такова суть натуры, что не угадаешь ее таинственную сумеречную глубину. Потому сейчас У. ждал вдохновения, как чувствовал, не дал растратить за игровым столом.

Дело оказалось совсем непростым. Отечественный зал под казино шел сапогом. Требовалось либо ставить перегородку, но это уменьшило бы размеры и при наплыве народа выходила толчея, либо думать, как обыграть закуток, где обычно рассиживались официантки, сплетничая и укрываясь от клиентов. Быстрого решения не было. Аркадий даже просчитал вариант большого зала. Вышло не лучше. Малый зал был для ресторана тесен, а без ресторана заведение существенно теряло привлекательность. Это здесь они сами по себе, в казино достаточно бара, но дома такой вариант не пройдет. В первую очередь, для него самого. Как можно без ресторана?

На всякие прикидки ушло часа два, не меньше. Только тогда стал появляться план. Выстроились кружки, квадратики, не случайно, для профессионального взгляда видна идея. Не просто так – затащили мебель, как бог на душу положит. Была ясность, чувствовалась безукоризненная дисциплина ума, а предварительные наброски – их Аркадий тоже сохранил, показывали, что должно быть только так, и никак иначе. Полного удовлетворения не было, исходные возможности площади не давали развернуться, выходило тесно, провинциально. Но что делать? По крайней мере, что было, Аркадий выжал до максимума.

Работа увлекла, он потерял счет времени. Тишина была полная, будто и не в городе вовсе, где какие-то звуки прорываются даже глубокой ночью. Только Ося беспокойно ворочался, вертелся под одеялом, видно, плохо спал, хотя свет лампы был надежно укрыт и не должен был мешать. Стоило У. закончить труды, как Ося проснулся окончательно и уселся, свесив ноги.

– Опять надел, проклятые, – пожаловался, – думал, привыкну, а они жаркие. – Аркадий на ходу стянул со старика носки, разделся и пролез в глубину дивана. Ося тоже улегся. Лежали пока без сна. Ося уже отоспался, а Аркадия пока не оставляло возбуждение вечера и поздней работы.

– Хорошо, хоть клопов нет, – думал У. Бессонница редко рождает добрые мысли.

– Я сегодня белье вывернул, – сообщил Ося.

– Как это вывернул?

– На другую сторону. У нас в Европе не принято, как у вас. С одной стороны, и в стирку Другая ведь чистая. Здесь по-умному. Сначала – на одну сторону, а когда грязная – перевернул и на другую. Все так делают. Даже Маргарет Тэчер.

– Уверены? А Королева?

– Насчет Королевы не знаю. А про Тэчер – точно.

– Только постельное? А что на себя?

Здесь Ося оказался не в курсе. Англичане умеют хранить свои тайны. Но тут Аркадий заснул, не прояснив бельевых традиций туманного Альбиона.

Утром У. едва не проспал деловую встречу (ну, и отпуск!), наспех поел, задержался в ванной, ровняя пробор. И услышал, как нетерпеливый Ося выкладывает невидимой Бэлле.

– Я тебе точно говорю, – вещал Ося вполголоса. – Я сам видел. Они теперь обувь линейкой меряют. Почему? Наверно, размеров не признают. Почему, дикость? Может, им так лучше. Я своими глазами видел.

Имея при себе план, – он ощущал его сложенным в нагрудном кармане рубашки, – Аркадий чувствовал себя более уверенно, чем накануне. Хорошая идея и хорошо выполненная работа должны были принести плоды. Потому шел он сегодня на фирму уверенно. Ирония была в том, что, приехав в отпуск, не куда-нибудь, а заграницу и на свои кровные, он так же дисциплинировано спешил к началу очередного совещания, как дома, где пересидел их, пожалуй, тысячи – всяких совещаний, пятиминуток, согласований, планерок, летучек и прочих сборищ, ненужных вовсе, отчасти и лишь иногда – с пользой. Казалось, вся его производственная жизнь составилась из такого потерянного времени, а уж добрая половина – это точно. Но, несмотря на этот печальный факт, можно было подобрать аргументы и за. Не было это сидение совсем бесплодным! И хотя сами высиженные проекты пробивались с трудом, сквозь тупость начальства, необязательность и безответственность исполнителей – всех этих снабженцев, прорабов, работяг, которым то не завезли, то не дали технику… да что говорить! но ведь воплощались его идеи в стекло, в камень, в бетон и стояли теперь… и не стыдно за них, ей богу. Фотография такого объекта была включена в книгу с парадной историей города, иллюстрировала одну из славных вех социалистического – так это еще недавно называлось – строительства. И его фамилия красовалась под снимком. Архитектор У. Нет, не зря он трудится. Стоят его дома и новые встанут. Пусть, при капитализме. Мафия? Пусть. В Америке целые города выстроены на мафиозные деньги. А какие дворцы, виллы! Целый бум в тридцатые годы. И это при депрессии, пока простой народ лапу сосал. Ну, и что? А архитекторы пахали. Тех мафиози давно нет. Рассыпались в фараоньих гробах. А дворцы стоят. Кого славят? Хозяев? Нет. Творцов, архитекторов. Аркадий смотрел глянцевые многоцветные альбомы, видел имена. И его это ждет. Таков он – капитализм. Грубо, жестоко? Для слабых – да. Но есть результат. И он будет за него драться. А история рассудит.

Утренние улочки пустынны. Вообще, район был, на удивление, малолюден. Народ появлялся лишь при крайней необходимости, как во время средневековых эпидемий, выскочит и назад. Хозяйничала скука. Ближе к фирме Аркадий нагнал парочку. Худую длинную девицу, такую, что, казалось, переломится, и спутника, плотней и пониже, буйно лохматого, поросль завивалась кольцами даже на плечах, стянутых черной майкой. С головы женщины свисала палкой короткая рыжая коса. И тоже в майке, но с плечиками, откуда торчали худющие руки с неожиданно большими кистями, розовыми, как у прачки. Оба были в ношеных джинсах, через плечо несли большие брезентовые сумки, которые таскают расклейщики афиш. Шли под стеной, оглядывались на номера, видно, искали адрес, и Аркадий, расслышал, как женщина сказала: – Спроси его.

Незнакомец только открыл рот, пытаясь составить убогую фразу, но У. разрешил великодушно: – Можно по-русски. – Вот так. Еще позавчера он был таким же беспомощным, зато теперь чувствовал себя едва не старожилом. Он уже привык, что кругом – русские. Немцы пока не попадались, по крайней мере, толпой. Чужбина оказалась вовсе не тяжела. Жить можно…

Незнакомцы расплылись… Тут где-то улица… где-то фирма… – мужчина прочел адрес. Но Аркадий уже понял, куда.

– Моргулис? – Спросил, будто совпадение было вполне естественным. – Тогда за мной.

По дороге прояснилось. Парочка оказалась художниками из Ленинграда. Полгода назад жена Моргулиса (– Где она теперь? – подумал Аркадий и посочувствовал.) взяла у них работы. Обещала устроить здесь выставку, продажу. И пока – ничего. А в одной галерее им сделали выгодное предложение. Тоже насчет выставки. Хорошие условия. Вот, они идут забирать. Рассказывал художник, спутница – оказалась жена – поспешала сзади. О себе Аркадий информировал скупо. Да и что сказать? Он сам не знал, как определить нынешнее положение.

В приемной трудилась секретарша. Блузка с широким белым воротником делала ее похожей на школьницу, молодила. Писала от руки, старательно, через копирку, как ведут делопроизводство у нас в провинции. По старинке. Компьютер, кстати, был. Стоял за спиной Моргулиса в кабинете, но Аркадий не видел, чтобы им пользовались.

Секретарша отправилась докладывать. Красиво шла, Аркадий загляделся. Объявился Моргулис, не заставил себя ждать. Этот становился день ото дня всё озабоченнее.