Стражник закончил грозную тираду и осветил лицо Парса, сунув догорающий факел тому чуть не под самый нос.
– Так ты уверен, что тебе больше нечего мне сказать?
– Нет, капитан, – Парс немного замялся, не решаясь спросить главное. – Разве что?
– Что? – Рявкнул в нетерпении воин, так, что пламя его факела задрожало от потока воздуха исходившего у того изо рта.
– Как же выглядела та вещь? – Парс дрожал всем телом, и его голос дрожал вместе с ним. – Поймите меня правильно благородный капитан. Я бы очень хотел помочь Вам, но если я её увижу, как я узнаю, что это она?
– Ты никогда не видел ничего ценнее рыбьей икры сопляк, и сомневаюсь, что ты знаешь как блестит золото. Но, раз твоё желание помочь столь сильно, что ты не испугался спросить, я покажу тебе, как примерно выглядело то, что пропало.
Капитан резко выхватил кинжал из-за пояса и не успел Парс обмочить штаны от страха, как длинное лезвие плашмя прижалось к его правой щеке, обжигая кожу холодной сталью. Трясясь всем телом, он не мог пошевелиться, у него не хватало сил ничего сказать, и он не смел, даже думать.
– Видишь этот кинжал? – осведомился страж, отнимая оружие от щеки напуганного бедолаги. Он демонстративно задвигал клинком перед самым носом у Парса, так будто резал что-то плавающее в воздухе.
Мальчишка утвердительно затряс головой, и всё-таки почувствовал, как тепло распространяется на всё большую площадь его промежности, а тонкие льняные штаны, насытившись влагой, всё плотнее прилипают к бёдрам.
– Украли такой вот кинжал. Только тот сделан из золота.
– То есть он блестит? – пискнул Парс, уточняя.
– Да, жёлтый и блестит! – раздражённый тем, что его прервали, рыкнул капитан, но затем продолжил зловеще и тихо.
– А на крестовине эфеса того кинжала, с обеих сторон два красных камня. Каждый размером с твой глаз.
– Знаешь, что такое эфес, сопляк?
Капитан держал нож прямо перед носом Парса и от того мальчишке пришлось изрядно скосить взор дабы рассмотреть рукоять оружия.
– Я, я, – голос Парса дрожал, как и его губы, а вместе с ними задрожали и его слова. – М-может, это где-то, на-на рук-кояти?
Капитан перестал резать воображаемого воздушного змея, и чётко задержал кинжал перед взором Парса, так что перекрестие, образуемое в месте перехода лезвия к рукояти и узкой полоски стали, что предохраняла пальцы человека орудующего кинжалом, оказалось ровно напротив глаз мальчика.
– Всё, что ниже лезвия, это эфес, болван! – Сурово ухмыльнулся мужчина, и таким же молниеносным движением, что предшествовало демонстрации кинжала, убрал оружие обратно за пояс.
– Отец называет это место у ножа гарда. – Предварительно, смочив горло проглоченной слюной, чуть более спокойным голосом, уведомил капитана Парс, о своих познаниях.
– Рыбак может называть любое место своего ржавого ножа как ему угодно. Но, дуэльный кинжал первого сословия Города, состоит из тех деталей, чьё имя дали им мастера которые их ковали. И звать их как не попадя унижает их достоинство и достоинство их владельцев и кузнецов.
Парс опустил глаза ещё ниже, так низко, как только мог, но даже затылком чувствовал сверлящий взгляд стража. Честно он не понимал, о каком достоинстве может идти речь, когда речь идёт о железке. Но Парс знал наверняка, раз капитан примешал туда и своё достоинство, значит лучше не оспаривать его заявления.
Парс решил, что уже пора как-нибудь завершать разговор, по глупости начатый им самим, и судя по настроению стража, не предвещавший ему ничего хорошего. Тем более мокрые ноги стали мёрзнуть на сквозняке, а холод стал подбираться к самому ценному из того что намокло у него в штанах.
– Если я увижу, то обязательно скажу. – Промямлил Парс и тут же взволнованно поднял голову и вопросительно посмотрел на капитана.
– А кому и где говорить-то?
– Любому стражу, которого увидишь на улице, болван! – раздражённо пояснил капитан.
– Нет, – замялся Парс. – Это мне не подходит.
– Что значит, тебе, не подходит? Как ты смеешь перечить мне, малец? – Лицо капитана налилось кровью, и в тусклом свете факела приобрело зловещий, почти демонический вид.
Парс вжал голову в плечи от страха, и от того стал ещё меньше. Он зажмурил глаза что было сил, ожидая оплеухи или пинка тяжелым солдатским сапогом, но ничего из этого не произошло и это дало ему надежду, что его всё ещё готовы слушать.
– Страж сочтёт меня вором и отрубит мне руки. – Выдавил из себя мышиный писк мальчуган, и искоса, одним глазом позволил себе подглядеть за реакцией могучего капитана.
Капитан глубоко вздохнул, показывая всем своим видом, что устал от бестолковой болтовни с глупым мальчуганом. Румянец спал с его сурового лица, и воин снова стал похож на человека.
– Видишь, вон ту чёрную башню, что загораживает сияние ночных звёзд на небе? – Сад-Ка-Гери ткнул тлеющим, почти погасшим факелом в ночное небо.
Парс внимательно посмотрел в ту сторону.
Там, далеко на востоке, на краю пропасти, в которую несла сои воды Смирная река, возвышаясь над крышами самых высоких домов, блестела, отражая бледный лунный свет могучая башня. Все в городе знали эту башню, и все знали её предназначение. Днём она ясно давала направление всем судам, что шли в сторону города, возвышаясь угольно чёрным колоссом на фоне белых облаков. Ночью же, башня покрывалась тонким слоем белой наледи, и, отражая свет луны, служила спасительным ориентиром для купцов и рыбаков, подходивших к городу по реке в тёмное время суток.
– Это Указующий маяк. Все кто плавает по Смирной реке, сверху от водопада знают его.
– Но не все знают, что капитан стражи Сад-Ка-Гери, хранитель городских законов, является стражем маяка. – Гордо расправив плечи, громко заявил капитан.
– Ваше рыбачье племя именно мне обязано тем, что хлипкие корыта, которые вы называете лодками, не падают вниз с вершины водопада вместе со всем скарбом и уловом что находиться в них. А ваши пустые головы не разбиваются там, у подножия предела, о камни, как глиняные кувшины о пол, рассыпаясь на сотни черепков.
Конечно, Парс знал что маяк в первую очередь служит для того чтобы вниз не падали купеческие галеры, полные грузов и товаров привозимых сюда с далёкого севера и с западных гор. Чужестранцы не могли точно знать, где кончается тихое течение полноводной реки и начинается стремнина неотвратимо тянущая все, что плывёт по реке к водопадам. Маяк был просто необходим для ведения торговли и пополнения городской казны.
Но Парс точно знал и то, что местных рыбаков не обманет, ни туман, ни ночная мгла. Ведь уже много поколений они учат своих детей, будущих рыбаков, определять расстояние до пучины на слух, и видеть этот маяк для того чтобы не рухнуть вниз им вовсе не обязательно.
Естественно он не стал говорить о своих познаниях капитану стражи, настолько сильно уверенному, понапрасну, в собственной полезности для местных рыбаков-простолюдинов, и настолько же уверенному, по делу, в силе власти, что передали ему местные князья, вручив острую саблю и право вершить суд над челядью. Именно по второй причине, Парс лишь согласно кивнул и восхищённо раскрыл рот.
– Спасибо Вам за заботу о нас капитан! – без толики сарказма в голосе, раболепно пролепетал мальчуган.
– То-то, балбес. – Ухмыльнулся воин. – Уже шесть поколений моих предков и я, живём в чёрной башне. Руководим стражей, охраняем ночной светоч, что лежит на её вершине и присматриваем за порядком в городе.
Факел в руке капитана окончательно погас и страж небрежно отбросил ненужную палку в сторону.
– Иди прямо на свет маяка и постучи в стальные ворота каменной стены, что огораживает башню. Скажи, что тебя призвал Сад-Ка-Гери, хранитель светоча Парящего града и тебе откроют.
– Я запомню капитан, – пообещал Парс.
– А теперь иди обратно в дом и жди своего отца малец. У меня слишком много забот чтобы болтать с тобой понапрасну.
После того как Парс опустил засов, к горлу его подкатило то, что он съел на ужин. И хотя есть серебряного угря, прикусывая его нежное мясо булкой белого пшеничного хлеба, было приятней, чем вываливать его наружу, Парс был счастлив, что так легко отделался от страшного капитана.
Прибрав тот бардак, что учинили стражники, и он сам, Парс всё же нашёл время прилечь до наступления рассвета.
– «Опорожнил, как ту пустую банку» – подумал Парс о противном страже, но всё-таки уснул, свернувшись калачиком на мешке набитом мягкой соломой.
Фарс вернулся в полдень следующего дня, когда уставший после рыбалки отец уже спал на печи, а Парс собирался в порт поискать сдельную работу.
Дверь тихо распахнулась, и на пороге появился во всей красе, измазанный грязью по грудь, с тиной в волосах и рваной от подмышки до груди рубахе, маленький старший брат.
