– Можно узнать, в чем дело? – спросила миссис Клавдия, любопытная, как все женщины.
– Телеграмма в «Нью-Йорк геральд», корреспондентом которого я состою.
– Она даст вам возможность заплатить за проезд?
– Надеюсь… Но прежде всего надо ее отправить.
– Кто-нибудь из моей прислуги отнесет ее. Хорошо?
– А вот и нехорошо…
– Опять не понимаю.
– Вы платите вашей прислуге, стало быть, я не могу пользоваться ее услугами… Потрудитесь припомнить, что я ничего не могу принять даром… даже толики чужой услуги.
– Вы начинаете приводить меня в отчаяние.
– Сколько вы платите жалованья вашему слуге?
– Сорок долларов в месяц.
– Стало быть, в день доллар и… Позвольте мне пересчитать на французские деньги…
– Для чего вам все это? – спросила миссис Клавдия, начиная терять терпение.
– Вот для чего: ваш слуга получает в сутки шесть франков шестьдесят шесть сантимов, то есть в час около двадцати восьми сантимов… Предположим, что ему нужно полчаса, чтобы сходить на телеграф, стало быть, я должен уплатить ему пятнадцать сантимов, то есть три су.
– Ну, а дальше?
– Этих трех су у меня нет и не должно быть, ведь я джентльмен Без Гроша В Кармане.
Несмотря на всю серьезность положения, миссис Клавдия не могла удержаться от смеха, весьма схожего с трелями соловья.
– Это в самом деле очень забавно, но как вы думаете: в конце концов не станет ли подобное положение неудобным? – спросила она, когда припадок ее веселости начал проходить.
– Не знаю… может быть.
– Что вы намереваетесь делать?
– Очень просто: сам отнесу телеграмму.
– Могу я знать ее содержание?
– Извольте. Это подробное сообщение о вашем черном обеде, этой оригинальной выдумке миллионерши и хорошенькой женщины…
– Миллионерши уже нет!..
– Но хорошенькая женщина стала еще прелестнее.
– За исключением мелочей, вы – сама любезность.
– Всегда к вашим услугам.
– Бегите же на телеграф!.. Разве вы забыли, что моя нефть, весь мой завод, город, все мое состояние – все сгорело.
Джентльмен устремился на телеграф и по дороге встретил Пифа и Пафа со Снеговиком, пьяным, как истинный ковбой, проглотивший пинту сока тарантула. Все пустились вдогонку за ним, словно тот пытался от них скрыться, и успокоились, лишь увидав его входящим в здание телеграфа.
Депеша в Нью-Йорк была отправлена немедленно, и час спустя Бессребреник по законам американской аккуратности получил плату за свою первую статью.
Прежде чем вернуться к миссис Клавдии, он зашел взять билет для себя и Снеговика.
Его спутница была уже готова.
Впрочем, она отправлялась по-американски, без багажа, намереваясь купить дорогой все, что понадобится.
Два ручных чемоданчика, плед, непромокаемый плащ, зонт – вот и все.
Все пустились вдогонку за ним
Бессребреник отдал свой багаж негру, взяв с собой лишь плед с плащом на ремне, и предложил руку миссис Клавдии.
Пиф и Паф не отставали от них, и все вместе они прибыли на вокзал.
Между Чикаго и Денвером нет сложности в сообщении.
Всего насчитывается до пяти железнодорожных компаний, наперебой восхваляющих удобство, комфорт и быстроту своей доставки.
Все пять обществ имеют великолепные конторы и буквально наводняют отели своими объявлениями, фотографиями, цветными афишами, одна другой заманчивее.
В действительности же, если вагоны и хороши, то скорость – средняя, а сам путь просто ужасен; в этом отношении ни одна из пяти конкурирующих дорог ни в чем не уступает другим.
Пиф и Паф, сдерживая порывы Снеговика, благополучно усадили его между собой в том же вагоне, где поместились его хозяин и миссис Клавдия.
До Денвера было тридцать часов пути, и выехали рано. Снеговик спал как тюлень, Пиф и Паф жевали табак и гуляли по всему поезду; Бессребреник и миссис Клавдия разговаривали, мечтали, делали записи и спали.
Проехали несколько городов и достигли наконец штата Небраска, одного из самых бесплодных во всех Штатах и занятого в большей своей части так называемыми «непригодными землями».
Нельзя придумать названия, более подходящего для этих необозримых пустынных равнин, где глаз не встретит никакой другой растительности, кроме шалфея, заполнившего устойчивыми ароматами всю округу.
Лишь изредка группа индейцев нарушит однообразие пустыни, где не видно ни дерева, ни холма, ни хижины.
Поезд пошел вдоль Платт-Ривера, и поля шалфея исчезли, как по волшебству.
Почва становилась плодородной, и вот уже потянулись необозримые луга.
Местность также равнинна, но она уже заселена.
Попадаются люди, стада, фермы или ранчо.
Цивилизация, хотя еще в зачатках, коснулась этих необозримых пространств и преобразила их.
Там, где двадцать лет тому назад кочевали краснокожие и бродили бизоны, пасутся теперь бесчисленные стада быков, баранов и лошадей.
Бизоны уже на грани полного исчезновения; их едва остается сотня голов, и закон взял их под свое покровительство, водворив в Йеллоустон-парк.
Индейцы тоже близки к исчезновению. Неумеренное употребление водки и болезни, занесенные белыми, делают свое дело.
В Небраске с особенной ясностью обозначились процессы, под влиянием которых преобразуется весь американский материк с запада на восток.
Людской поток, который ничто не в состоянии сдержать, будет безостановочно надвигаться, пока не заполнит все необозримое пространство между Атлантическим и Тихим океанами.
На протяжении всего этого пространства то и дело возникают очажки цивилизации, быстро превращающиеся в многолюдные города.
Между этими городами – иногда на громадном расстоянии – попадаются лишь маленькие деревянные домики, склады угля, колодцы, и изредка встречаются люди.
Звонит колокол. Поезд свистит, останавливается на минуту и, запасшись водой и углем, снова мчится, свистя и тяжело дыша.
Любопытный путешественник, заглянув в путеводитель, с удивлением обнаруживает, что эта хижина, эти столбы с дощечками обозначены в нем как многолюдный город.
Если это заметит американец, он улыбнется и скажет своим гнусавым голосом:
– Вы удивлены – и совершенно справедливо… Но приезжайте сюда лет через пять-шесть, и вы действительно увидите город с десятью, пятнадцатью, двадцатью тысячами жителей.
И это правда.
Денвер – ярчайший тому пример.
В этом городе, основанном менее двадцати пяти лет назад, насчитывается уже до ста сорока тысяч жителей.
Два десятка лет назад это было жалкое местечко, а теперь в нем есть университет, уже прославившийся, биржа, несколько театров, просторные бульвары, ботанический сад, великолепные церкви, десятиэтажные дома и всюду электрическое освещение.
По мере приближения к молодой нарядной столице штата Колорадо количество ферм и обработанных участков увеличивается.
Скоро потянулись сплошные ранчо, с проволочной изгородью вокруг деревянных домов, стоящих среди хозяйственных построек.
Там и сям пасутся быки, коровы и лошади под охраной разъезжающих верхом ковбоев, одетых почти так же, как Снеговик, и вооруженных с головы до ног.
На одной из станций несколько из них сели в вагон, звеня в кармане деньгами, которые достались им с таким трудом и которые они едут промотать в шумных попойках.
Они фамильярно обратились к негру, принимая его за одного из своих:
– Алло! Бой!.. Здравствуй!
Произошел обмен рукопожатиями, от которых, казалось, мог последовать вывих плеча, и собеседники поплевали друг другу на ноги табак, который здесь все жуют с наслаждением.
– Откуда вы?.. Куда отправляетесь?..
– Из Нью-Йорка… Туда…
– Куда?
– Не знаю!
– Он глуп… или смеется над нами…
– Не смеюсь, говорю правду.
– Это не ковбой, а грязный негр, одевшийся по-нашему.
– Мошенник… идиот… негодяй!.. Постой, мы отучим тебя выставлять себя не тем, кто ты есть!..
Их было человек шесть; они с криками окружили негра, забавляясь его испугом, готовые устроить шум по любому поводу.
Со Снеговика сорвали шляпу и оборвали галун. От рубашки полетели клочья.
Негр, еще недавно так восхищавшийся своим романтическим костюмом, плакал, как дитя, и совсем побледнел, то есть стал пепельно-серым.
Он голосом и знаками умолял хозяина прийти к нему на помощь, и наконец Бессребреник, которого эта сцена сначала забавляла, видя, что дело может плохо кончиться, вступился за своего слугу.
Кроме того, ему жаль было платья, которое ковбои грозили превратить в клочья. До окончания пути у него в кармане было всего две тартинки; что он станет делать, если придется обновлять костюм слуги?
– Господа, – обратился он миролюбивым тоном к ковбоям, – оставьте беднягу в покое.
Ему засмеялись в лицо и посоветовали в собственных интересах не вмешиваться не в свое дело.
Бессребреник тоже начал смеяться, но в то же время ноздри его и верхняя губа вздернулись в странной гримасе.
Миссис Клавдия смотрела на него с любопытством, словно спрашивая, как он намеревается поступить.
Джентльмен встал и сказал сухим, отрывистым, совершенно изменившимся голосом:
– Я просил… Теперь приказываю… Прочь лапы, негодяи!
При этих словах ковбои на минуту выпустили свою жертву, находя довольно смешным этого человека, осмелившегося выступить один против шестерых.
– Постойте! – воскликнул один из них. – Мы и его разденем… Сударыня, потрудитесь пройти в соседний вагон; мы хотим его оголить, как червяка, и присутствовать при этом вам будет неловко.
Миссис Клавдия не тронулась с места, не отвечала, кажется, все более и более заинтересовываясь происходившим.
Бессребреник выпрямился, выпятил грудь и заслонил собою негра.
Ковбои подняли адский шум, набросились на него, вцепились в его одежду, стараясь ее разодрать.
Без видимого усилия джентльмен с расчетливой точностью нанес удар в один из перепоясанных красным кушаком животов.
В ту же минуту его рука разогнулась с силой стальной пружины и следующий удар пришелся по одному из багровых носов.
Послышались возгласы: «Ах!.. Эй!» – и обладатель красного кушака упал на пол, а его товарищ с разбитым носом последовал его примеру.
– Очень мило! – заметила миссис Клавдия, окончательно заинтересовавшись этим спортом.
Но это еще не финал. Предстоял поединок еще с четырьмя взбешенными противниками.
Бессребреник, вероятно, проникнутый убеждением, что нападение – лучшая форма обороны, встретил своих врагов на полдороге. Двое из ковбоев имели длинные бороды.
С присущей ему силой и хладнокровием джентльмен схватил каждой рукой по бороде, сделал пол-оборота и изо всей силы дернул.
Из двух глоток вырвался бешеный рев.
Желая дополнить урок, Бессребреник с силой развел руки и снова сблизил их неимоверным усилием.
Само собой разумеется, оба ковбоя, повинуясь силе, сначала удалившей их, а затем сблизившей, стукнулись друг о друга с глухим шумом брошенной о стену тыквы.
Удар был настолько силен, что вой, исторгаемый жертвами, вдруг смолк.
Джентльмен в ту же минуту выпустил бороды, и оба ковбоя, потеряв равновесие, упали на товарищей, уже прежде их лишенных возможности сопротивляться.
С присущей ему силой и хладнокровием джентльмен схватил каждой рукой по бороде
Этот геройский поединок длился не более полминуты.
Двое оставшихся, растерявшись, смотрели на живописное смешение цветных рубашек, торчавших вверх сапог, шпор, вонзившихся в тело, судорожно сжатых рук и обезображенных физиономий.
Но так как они были люди решительные, то не стали долго раздумывать.
Привыкшие ко всякого рода неожиданностям и превратностям, дорожащие собственной жизнью не более, чем жизнью ближнего, они тотчас же схватились за револьверы, намереваясь со своей невероятной ловкостью заставить джентльмена поплатиться за первые успехи.
Но едва они успели выхватить из-за пояса смертоносное оружие, как раздались два выстрела, последовавших друг за другом с такой скоростью, что почти слились в один.
Оба врага, раненные в спину, упали как подстреленные кролики.
В то же время у двери, соединяющей вагоны поезда, появился кондуктор с дымящимся револьвером в руке.
– Что за адский шум подняли эти ковбои! – произнес он хриплым голосом. – Надеюсь, сударыня, вам не причинили вреда?
– Нет, благодарю вас, – отвечала миссис Клавдия без тени волнения.
– Тем лучше.
Между тем раненые стали приподниматься, ощупывая тела и головы, нывшие после борьбы с джентльменом.
Последний, не говоря ни слова, с изумлением смотрел на кондуктора, права которого на поезде почти равны правам капитана на корабле.
Поезд между тем мчался на всех парах. Кондуктор сунул заряженный револьвер в карман сюртука, схватил без видимого усилия одного из раненых ковбоев за шиворот и выбросил через дверцу на пути.
За первым последовал второй; потом, обращаясь к оставшимся, кондуктор хладнокровно приказал:
– Эй, гады, прочь отсюда, за ними!.. Иначе… у меня еще два заряда в запасе.
Ковбои попытались уговорить его, но он прицелился, считая:
– Раз!.. Два!
Видя, что надежды нет, они вышли, шатаясь, на тормозную площадку, но здесь в последнюю минуту снова заколебались. Кондуктор прицелился. Предпочитая увечье верной смерти, ковбои решились на лягушечий прыжок и скатились под откос.
Вот как наводится порядок в местностях, считающихся ненадежными.
Поклонившись почтительно миссис Клавдии, кондуктор совсем было собрался вернуться на свой пост, даже не удостоив взглядом четверых мужчин, что весьма характерно для Америки, как заметил Снеговика, съежившегося в кресле и трясущегося, как в лихорадке.
– Как! Еще один?.. воскликнул он, принимая негра за ковбоя.
– Нет!.. – поспешила его уверить миссис Клавдия. – Этот негр – служащий моего спутника, того самого джентльмена, который так храбро защищал его.
– Его счастье, иначе… вы сами видите: чем меньше этих гадов, тем лучше.
– Вы их очень не любите?
– Потому что знаю их хорошо. Я сам был ковбоем.
– В самом деле!.. Каким же образом из ковбоя вы превратились в кондуктора?
– Потому что съел свою хозяйку.
– О! Это очень любопытно… Расскажите, пожалуйста.
– С удовольствием… Я работал у богатого скотовладельца, у которого жилось мне не хуже и не лучше, чем у других, то есть отвратительно. Особенно ужасной была пища: всю неделю нас кормили соленым салом, постоянно испорченным, да отвратительными лепешками из залежалой муки, которые не стали бы есть и свиньи, а не только люди. Я ставлю свиней выше, как это обыкновенно делал и наш хозяин. В один прекрасный день пала корова. Часть ее съели еще в свежем виде… Вот так полакомились… Остальное мясо посолили и – о радость! – на время забыли о сале! Когда корову прикончили, околела лошадь; ее также посолили и съели до копыт. Потом умер сторожевой пес… Его хватило только на один ужин… Как мы были рады, что судьба избавила нас от опротивевшего сала!.. Тут случилось, что упавшим деревом убило жену нашего хозяина и козу, которую она доила. Нам изжарили мясо козы, но…
– Но что же? – спросила миссис Клавдия заинтересованно.
– Мясо мне показалось с таким странным вкусом и кости такой удивительной формы, что я подумал: наверняка это хозяйка. Хозяин был так скуп!.. Я убежал, даже не попросив расчета, прикинув, что в семье еще есть пять девочек и четыре мальчика, не особенно крепких здоровьем… Вот каким образом я попал в кондукторы…
Через час после этого разговора поезд прибыл в Девенпорт.
Глава VI
Однако столица Колорадо не была окончательной целью поездки наших путешественников.
Они остановились в Натчезе всего на три часа, назначив друг другу свидание на вокзале, откуда должны были отправиться в Фокс-Хилл.
Вы напрасно стали бы искать это название на карте.
Фокс-Хилл принадлежит к числу тех пока воображаемых городов, которые будут заселены лишь через несколько лет, а пока являют собой только распланированное место.
Миссис Клавдия, несколько расстроенная, отправилась прежде всего к своему банкиру в Денвере.
Бессребреник послал телеграмму в «Нью-Йорк геральд», отметив про себя, что подобный способ снискать себе пропитание становится однообразно-скучным.
Пиф и Паф в сопровождении неизменного Снеговика не отставали от Бессребреника ни на шаг, что, несмотря на все его хладнокровие, начинало раздражать нашего джентльмена.
Он подумал, как бы ему отделаться от своих спутников, и решил при первой возможности прогнать Снеговика, ставшего для него обузой, но, не находя пока предлога для этого, злой-презлой вернулся на станцию.
Миссис Клавдия, крайне озабоченная, уже ожидала его.
Сообщение банкира о событиях в Нью-Ойл-Сити было самого неутешительного свойства.
Молодой женщине грозило полное разорение.
Банкир изложил только фактическую сторону дела, не вдаваясь в рассуждения о причинах и не предлагая средств к спасению.
Он только констатировал факты и советовал нефтяной королеве – увы! – королеве, лишившейся своих владений, – продать все как можно скорее и таким образом спасти хотя бы остатки прежнего состояния.
К своему великому изумлению, он услыхал в ответ, что она имеет намерение отчаянно бороться до конца против всего и всех.
– Но известно ли вам, что там собралось больше пятисот ковбоев, которые занялись грабежами?
– Я думала, что их тысяча…
– Стало быть, у вас есть поддержка и средства начать и продолжать борьбу?
– Конечно. Я поведу ее сама, и у меня, кроме того, есть компаньон.
– У вас есть компаньон? – с видимым беспокойством спросил банкир.
– Да, замечательный джентльмен… большой оригинал; он справляется с ковбоями, как с кроликами… Это мистер Бессребреник, вы знаете…
– А! Это тот самый эксцентричный господин?..
– Да! Он один стоит целого войска.
– Итак, вы решили во что бы то ни стало отправиться в Нью-Ойл-Сити?
– Во что бы то ни стало.
– Вы подвергаетесь большой опасности… особенно как женщина… Для разбойников нет ничего святого.
– Увидим.
– Помните, что я предупреждал вас.
– Да… да… прощайте!
С этими словами она вышла и отправилась разыскивать своего компаньона.
Они доехали по железной дороге до Фокс-Хилла, где их ждал кабриолет, запряженный рысаком.
Кучер поздоровался с миссис Клавдией, которая ответила ему крепким рукопожатием и представила его своему спутнику:
– Мистер Гаррисон, главный инженер Нью-Ойл-Сити… Мистер Бессребреник, мой компаньон.
– Так этот господин ваш компаньон? – переспросил грубо и недовольным тоном мистер Гаррисон.
– Да, этот самый, – серьезно подтвердил Бессребреник.
– И вы не боитесь, миссис Клавдия, очутиться среди сброда, разоряющего ваш город?
– Нет! И отправляюсь туда немедленно.
– Вы знаете, что вы очень рискуете?
– Знаю.
– В таком случае потрудитесь сесть со мной в кабриолет, и я повезу вас.
– Нет! Кабриолет и лошади мои… Дайте вожжи, я сама буду править… Мистер Бессребреник, садитесь возле меня.
– С удовольствием, – отвечал джентльмен, исполняя желание миссис Клавдии.
– А я? – недовольным тоном спросил инженер.
– Садитесь на заднюю скамейку. Мистер Бессребреник, как компаньон, ваш хозяин… Вы у него на службе…
Она прищелкнула языком, ослабила вожжи, и рысак стрелой помчался мимо растерявшихся, изумленных Пифа, Пафа и Снеговика.
От грациозной хозяйки потребовалось немало ловкости, чтобы проехать от станции до нефтяных колодцев по этой невозможной дороге. Та, что называлась дорогой, проходила по лесистым холмам, где на месте недавних вырубок были оставлены только пни.
Можно себе представить, какие гимнастические пируэты должны были проделывать при езде люди, лошадь и экипаж!
Целых три часа длилось адское путешествие, хотя от станции до Денвера не более двенадцати миль, и только американские рысаки, природная быстроходность и выносливость которых приумножены еще и соответствующим воспитанием, способны выдержать подобное.
Среди елей показалась одинокая избушка, и возле нее обширный сарай.
Две оседланные лошади стояли привязанными к столбу. Заслышав звук колес, человек в костюме ковбоя вышел из избушки и остановился в ожидании.
Миссис Клавдия Остин придержала лошадь, узнав одного из начальников мастерских.
– Что означает этот странный наряд, Боб? – спросила она.
– Здравствуйте, миссис Остин.
– Здравствуйте!
– Я надел этот костюм, удививший вас, чтобы незаметно внедриться в толпу добрых малых, забавляющихся там.
– А все еще продолжают забавляться?
– Больше, чем прежде… Вот вам доказательство… Видите ли вы этот дым?.. Вероятно, зажгли вагон-цистерну с нефтью, чтобы развлечься…
Миссис Клавдия слегка побледнела, закусила губы и ничего не отвечала. Боб прибавил:
– Я приготовил лошадь для инженера; ему, вероятно, надоело сидеть сложа руки позади вас и этого господина… Гаррисон, вот лошадь.
Инженер, сойдя с кабриолета и вскочив на лошадь, спросил:
– Что нового с утра?
– Кажется, заставляют плясать жителей Нью-Ойл-Сити.
– Кто?
– Ковбои составляют оркестр. Весьма своеобразный оркестр, увидите.
Снова пустились в дорогу и скакали еще часа два. Когда въехали на вершину холма, откуда открывался вид на равнину – на громадную площадь, покрытую нефтяными колодцами, мастерскими, и на сам город, расположенный на возвышенности, – миссис Клавдия не могла сдержать гневного восклицания.
Три вагона, стоявшие на рельсах узкоколейного подъездного пути, пылали в облаках тяжелого черного дыма, медленно поднимавшегося в воздух.
Люди, окружавшие вагоны и казавшиеся издали миниатюрными и худыми, прыгали вокруг, стреляя из револьверов. Белый дымок из дула появлялся гораздо раньше, чем слышался звук выстрела.
Город, уже красиво обустроившийся и многолюдный, был полон невообразимого смятения.
Крики, выстрелы, нечеловеческий вой, заполонившие все вокруг, способны были привести в ужас людей не менее отважных, чем наши путешественники.
В воздухе стоял отвратительный смрад, от которого тошнило и кружилась голова.
– Это запах моих миллионов, улетучивающихся в виде огня и дыма, – сказала миссис Клавдия со смесью иронии и отчаяния в голосе.
– Я их верну вам, а если не верну, то найду для вас другие, – совершенно беспечно заметил джентльмен. – Но знаете, милая королева, ваши владения прелестны… Это город!.. Настоящий город…
– Не долго ему осталось просуществовать в руках этих дикарей… Я и теперь удивляюсь, как еще кое-что уцелело.
Уже привыкнув к неизменному хвастовству янки, он ожидал увидеть вместо роскошно обустроенного города едва распланированное поселение.
К его великому изумлению, вдоль настоящих улиц и авеню, пересекающихся под прямыми углами, как во всех американских городах, стояли настоящие дома.
Мостовой, впрочем, на этих улицах и авеню не было, и тяжело нагруженные возы, проезжавшие по ним, и прогоняемые стада избороздили их глубокими колеями.
Однако если существованию молодого города суждено было продлиться, то с полным основанием можно было предположить, что в скором времени повсюду появится деревянный настил.
Правда, среди строений попадалось много наскоро сколоченных бараков и даже изодранных палаток, где ютились туземные рабочие; но большинство домов и магазинов были кирпичные, снабженные крепкими ставнями, большая часть которых, впрочем, была продырявлена как решето. Пограничный житель берется за револьвер при каждом удобном случае.
Джентльмену, однако, не пришлось продолжить свои наблюдения.
Адский шум, усиливающийся по мере продвижения экипажа, привлек его внимание.
Кабриолет, сопровождаемый обоими всадниками, въезжал на главную улицу, где находилась контора, запасные магазины и великолепный дом с квартирами инженеров, главных служащих и даже самой нефтяной королевы, останавливающейся здесь, когда ей приходила фантазия навестить свою грязную и вонючую, но богатую столицу.
Проезжали мимо большого строения, разграбленного бешеной толпой пьяной черни.
Крыша пылала, службы были охвачены огнем, а в нижнем этаже, осыпаемом дождем горящих обломков, в салуне, хозяину которого пуля раскроила череп, шла попойка.
Два человека в одежде ковбоев, с рукавами, засученными по локоть, с расстегнутыми воротами, схватив труп за плечи и за ноги, выбросили его на улицу, куда он упал с глухим шумом.
В то же время третий ковбой прибивал к вывеске доску с надписью углем: «Смерть ворам!»
– Оригинальный и шумный въезд! – обратился джентльмен к миссис Клавдии.
Последняя, управлявшая лошадью с неподражаемыми ловкостью и хладнокровием, отвечала: