Потому и бегает по кругу мысль фантаста, если нет в ней КАЧЕСТВЕННОЙ новизны. Не так уж много в фантастике авторов (точнее было бы сказать – очень немного), которые достаточно эрудированы и, главное, раскованы в своем воображении, чтобы избежать бега по кругу.
Ко всему прочему, необходимость тщательного – доступного читателю! – «прописывания» качественно новых идей довольно часто вредит художественной стороне произведения.
«Я давно уже заметил, – пишет Лем („Мегабитовая бомба“), – что степень точности выдумок в беллетристике может быть существенно независимой от точности предвидения вообще. Иначе говоря, удачные предсказания могут прятаться в неудачных с литературной точки зрения произведениях (et vice versa)».
Классический в этом смысле пример – романы Олафа Стэплдона «Последние и первые люди» (1931) и «Создатель звезд» (1937). В этих двух небольших по объему произведениях содержится столько ПРИНЦИПИАЛЬНО новых идей, что до сих пор именно из них фантасты черпают свое вдохновение, а ученые – материал для исследований. Кстати говоря, мысль о возможности существования разумного организма, покрывающего всю поверхность планеты (идея лемовского Соляриса), была высказана Стэплдоном в «Создателе звезд». Между тем, художественные достоинства произведений Стэплдона близки к нулю, как и художественные достоинства произведений Хьюго Гернсбека, предсказавшего в начале ХХ века множество изобретений, внедренных десятилетия спустя.
Более того, сказанное Лемом относится и к его собственному творчеству, о чем мэтр в своем эссе не упоминает. Действительно, в лучших с художественной точки зрения произведениях Станислава Лема – «Солярисе», «Возвращении со звезд» – содержится не так уж много НОВЫХ фантастических идей (напомню, что идея разумного существа, покрывающего поверхность планеты, содержалась у Стэплдона в «Создателе звезд, и Лему безусловно было известно это очень популярное на Западе произведение, как и опубликованный в 1946 году рассказ Мюррея Лейнстера «Одинокая планета»). А произведения, в которых Станислав Лем предложил действительно КАЧЕСТВЕННО НОВЫЕ собственные идеи («Глас Божий», «Новая космогония», «Сумма технологии», «Формула Лимфатера» и др.), либо вообще не относятся к художественной прозе, либо довольно слабы в художественном отношении.
* * *
Не так уж редки случаи, когда в конце жизни мыслитель приходит к выводу о том, что его идеи были не так хороши, какими представлялись в свое время. Разочарование свойственно старости, но странно все же, что писатель-фантаст такого масштаба, как Станислав Лем, пренебрежительно пишет о собственных идеях, что они «родом из беллетристики» и потому не следует относиться к ним слишком серьезно.
Слишком – да, наверно, не надо. Но серьезно – без всякого сомнения. Писатели-мыслители, такие, как Верн, Уэллс, Лем, Альтов, Ефремов, Стэплдон, способны предвидеть будущее лучше, чем футурологи, астрологи и прочие пророки современности. Причина проста: авторы прогностической фантастики пишут о качественных скачках в развитии человечества. Они не движутся по кругу идей, как цирковая лошадь, подгоняемая кнутом воображения, – они выходят за пределы.
Как им это удается, и почему именно и только им – тема для другого разговора.
Вести-Окна,12 августа 2004, стр. 30—32ЧТО БУДЕТ, ТО И БУДЕТ
Часть первая.
ИСТОРИИ ИЗ ИСТОРИИ
Глава 1 ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ ЕФИМА ЗЛАТКИНА
Как-то пришел ко мне сосед с первого этажа, страшный зануда, и спросил: «Когда же это кончится?» В тот вечерний час я читал, сидя перед телевизором, газету «Неделя», на первой полосе которой огромный заголовок извещал даже полуслепого о том, что президент государства Палестина направил ноту президенту государства Израиль, и как президент президенту заявил, что не намерен терпеть далее бесчинства еврейских поселенцев в секторе Ариэль. И если поселенцы будут продолжать бросать камни в проезжающие арабские машины, то он, облеченный властью именем народа президент независимого государства Палестина, прикажет своим полицейским, и те, естественно, сами понимаете, целоваться не будут.
Поскольку нота была не первой, а камней в Иудее и Самарии всегда хватало, я размышлял о том, что произойдет, когда у поселенцев закончится, наконец, терпение, и они начнут швыряться не в арабские машины, а в окна Кнессета (если, конечно, независимое государство Израиль даст им въездную визу). Эти мысли и прервал мой сосед Беньямин своим вопросом: «Когда же это кончится?»
– Никогда, – ответил я. – Два народа на одной земле еще ни разу не уживались. Значит, третий лишний.
– Не понял, – сказал Беньямин, опускаясь в кресло. – При чем здесь народы, и кто третий?
– Есть два народа и земля, – пояснил я. – Всего три компонента. И третий лишний. Народы думают, что кто-то из них. А я думаю, что лишняя здесь – земля.
– Мысли историков понять могут только историки, – пробормотал сосед. – Я тебя вовсе не о том спрашиваю. Вот почитай-ка.
Он протянул мне лист бумаги – вверху было написано «Астрологическая ассоциация Израиля». Ниже был отпечатан текст личного гороскопа Беньямина Шварца, рожденного в 5 часов 14 марта 1989 года в городе Долбань, под знаком Рыб.
– Очаровательное название, – согласился я. – Действительно есть такой город?
– Это в Калмыкии, – нетерпеливо сказал сосед. – Да ты читай ниже!
Ниже я узнал о том, что Бене Шварцу на роду написано быть человеком независимым, лидером, работу иметь творческую, а в свободное время вести общественную деятельность. Все было исключительно верно, если не считать того, что Беня всю жизнь находился под каблуком сначала у матери, потом у жены, трудился на плантации, собирая апельсины, и свободное время имел только в субботу, причем посвящал его чистке единственного в доме, но зато огромного ковра.
– Бывает, – философски сказал я. – Звезды, как известно, рекомендуют, но не настаивают.
– Послушай, Павел, – понизив голос, сказал Беня, – ты историк, твою «Историю Израиля первой трети ХХI века» мой сын читает на ночь как детектив. Я-то не читал, времени нет. Но не в этом дело. Вот тебе тема. Знаешь ли ты, что за последний год обанкротились почти все астрологические конторы, а один астролог, говорят, даже повесился, потому что не имел иных средств к существованию? И все потому, что гороскопы не оправдываются. Никакие. Все идет наперекосяк. Одни говорят, что мы перешли от эпохи Рыб к эпохе Водолея. Другие – что астрология врала всегда, а сейчас на это просто обратили внимание. Третьи…
Я перестал слушать. Я все это знал. Более того, я знал, когда именно начали ошибаться предсказатели. Весной позапрошлого, две тысячи тридцать пятого, года.
Я знаю даже, кто в этом виноват. Не звезды. Не планеты. Как всегда – люди. Точнее, один из них.
Еще точнее – одна.
Наверняка все это еще долгое время могло оставаться в тайне – не потому, что ее так свято хранили, но потому просто, что никто этой историей всерьез не интересовался. Да и я набрел на нее случайно, когда занимался делом Драннера, о котором расскажу как-нибудь в другой раз.
Натали Орецкая стала практикующим астрологом в шестнадцатом году и к моменту, когда я с ней познакомился, имела два десятка лет трудового стажа. Супружеский ее стаж был на два года меньше, что тоже немало в наши дни, когда каждая вторая семья распадается через год после свадьбы. С мужем Наташи мне познакомиться не удалось, он был в Соединенных Штатах, где участвовал в обработке результатов проекта «Зверобой».
Я пришел к Орецкой под видом клиента – пришлось-таки выложить две сотни шекелей, – а на самом деле с единственной целью: узнать правду о «Зверобое».
Чтобы все было ясно: по гороскопу я Рыба, причем в час моего рождения Марс был в плохом соотношении с Венерой, а, если учесть еще положение Юпитера, то получается полный кошмар – с женщинами я общаться не умею, даже собственная жена для меня загадка. Не нужно быть астрологом, чтобы прочитать все это на моем лице.
Наташе Орецкой было чуть больше сорока. Энергичная, уверенная в себе, волосы русые, глаза голубые – северная красавица, неизвестно какими ветрами занесенная в знойные каменные дебри Тель-Авива. Собственно, об этом я и спросил, вместо того, чтобы либо перейти к делу, либо приступить к испытанию собственной судьбы.
– Я русская, – улыбнулась Наташа. – Родители мои остались в России. Папа долгое время был депутатом Думы.
– Интересно, – протянул я, поняв, что вместо одной истории буду иметь сразу две. – Тот самый Орецкий, что произвел с американцами «метеоритный обмен»?
– Тот самый, – подтвердила Наташа, после чего я перестал волноваться, потому что разрозненные осколки мозаики, хранившиеся в моей памяти, легко сложились в четкую картинку. Теперь, как у мудрого следователя с Лубянки, все нити были у меня в руках, и я спокойно рассказал Наташе, когда, где и почему родился.
Современная астрология – прелестная наука, начисто лишенная романтики. Никаких карт, таблиц, тайных знаков. Наташа села за компьютер, набрала мои данные, внесла кое-какие свои соображения, почерпнутые из краткого разговора, нажала Enter, после чего пригласила меня выпить чашечку кофе. Мы перешли в гостиную, кофе был отменным, и я подумал, что, даже если меня ждет полное фиаско с гороскопом и информацией, то двести шекелей за такой кофе – цена высокая, но не неумеренная.
Естественно, как это у меня всегда бывает с женщинами, я получил вовсе не то, на что рассчитывал.
– А теперь, Павел, – сказала Наташа, когда я сделал первый глоток и расслабился, – расскажите мне, что вам все-таки известно о проекте «Зверобой».
Я поперхнулся и решил, что кофе, пожалуй, чуть горчит, не стоило платить за него такие бешеные деньги.
– Почти ничего, – пробормотал я. – Почему вы решили…
– Элементарно, Ватсон, – улыбнулась Наташа. – Вы известный историк. Ваши очерки по новейшей истории Израиля я читаю регулярно. О вашем резко отрицательном отношении к оккультным наукам знаю тоже – вы его не скрываете. Значит, желание составить гороскоп – для отвода глаз. Что вас еще могло заинтересовать во мне? Естественно, как историка. Только «Зверобой», о котором вы могли что-то узнать, работая в архивах. Я права?
– Вы могли бы сказать, что об этом вас предупредили звезды…
– Сейчас я посмотрю, что говорят о вас звезды, – улыбнулась Наташа.
На минуту покинув меня, она вернулась с компьютерной распечаткой.
– На следующей неделе вы окажетесь в неприятной ситуации. Возможно, произойдет автомобильная авария. Но отделаетесь легко, если не забудете про ремни безопасности.
– А ведь это легко проверить. Не боитесь?
– Именно это я и хотела вам предложить. Сейчас вы не готовы к разговору. Вы что-то знаете, но интерпретации ваши неверны, потому что в астрологию вы не верите. Давайте встретимся через неделю. Если не сможете прийти, я навещу вас в больнице.
– Хорошенькая перспектива, – пробормотал я.
Кофе был горьким.
***
Тормозной путь моего «Пежо-электро» пересекся с траекторией движения рейсового автобуса на перекрестке Нахшон. Если бы не ремни безопасности, вы не читали бы эту историю.
К Натали я добрался на такси, рука была в гипсе, но отделался я действительно легко. Сел в кресло, вытащил из дипломата флешку и сказал:
– Вы почитайте, Наташа, а я пока выпью кофе. Он у вас очень горький, под стать моим мыслям.
Я хотел, чтобы она нашла в моей реконструкции событий ошибку. Легче было бы жить на свете.
Наташа Орецкая никогда не думала об эмиграции. В ее славном городе Иваново в первой четверти нашего века жилось не то чтобы хорошо, но вполне сносно. Особенно семье депутата Государственной Думы. Наташа была девочкой предприимчивой и после десятого класса нашла себе замечательное дело – предсказывать судьбу. В общем-то, основания к тому у нее были: женская интуиция, если хотите, или экстрасенсорные способности, как утверждала она сама. Я думаю, что первое, но многочисленные клиенты полагали, что второе. Или даже третье, поскольку очень быстро Наташа поняла, что без таинственного антуража работать несподручно, и занялась натальной астрологией. Закончила курсы у знаменитого Пригова в Москве, получила хорошую школу, девушкой она была напористой, и первый гороскоп составила отцу. Получилось, что депутатом ему быть до следующих выборов.
– Чепуха! – сказал отец. – В городе у меня нет конкурентов. Соколы Жириновского не в счет.
Но все же призадумался. Натали Орецкой, астрологу, он не верил, а с дочерью привык советоваться.
Самой Наташе тоже не очень хотелось, чтобы отец терял синекуру. Она прекрасно видела, как живут люди, если у них нет больших доходов или высокого положения. Собственно, эта смесь – желание хорошо жить, вера в астрологию, предприимчивость – и стала причиной рождения идеи.
Сначала мысль показалась Наташе нелепой. После обдумывания она решила: а почему нет?
– Папа, – сказала она, – мне нужен хороший математик и хороший компьютер. Лучше всего – современный вычислительный центр. И быстро, потому что через год будет поздно. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя прокатили на выборах?
– Нет у меня знакомых математиков, – пожал плечами отец. – Хотя… Декан физфака МГУ тебя устроит? Он, правда, гад каких мало, но зато студенты у него – сплошь гении.
В коридорах физического факультета МГУ Наташа и познакомилась с Ефимом Златкиным, студентом четвертого курса, восходящей звездой российской космологии. Ефим был, как показалось Наташе, полной ей противоположностью. Мягкий, с добрыми черными глазами, не способный ни к каким торговым операциям и вообще ко всему, что обычно называют делом. Наташе сначала показалось, что и к любви он не способен. Физика, космология, математика, немного музыки и еще фантастика – вот и все, о чем она могла говорить со своим новым знакомым. Мало? Вполне достаточно, чтобы свести парня с ума. По части отношений с противоположным полом опыт у Ефима был минимальный, у Наташи тоже больше теоретический, но ей помогала любимая астрология. Натальная карта, составленная для Ефима, утверждала, что они могут быть вполне жизнеспособной парой. На вторую неделю знакомства Ефим в этом не сомневался.
Были ли у Наташи с самого начала планы выйти замуж за космолога-вундеркинда? Не уверен, да это и не имеет значения для мировой истории. Нужно считаться с фактом – поженились рабы божии Наталья и Ефим полгода спустя, причем произошло это трижды, и я думаю, только в постдемократической России такое оказалось возможным. Сначала молодых зарегистрировали в мэрии, причем кольца вручал сам мэр столицы супердемократ Радаев, очень уважавший Наташиного отца – депутата Орецкого. На следующий день состоялась церемония хупы в Московской хоральной синагоге, где молодых соединил главный раввин России Липкин, предложивший Наташе, не сходя с места, перейти в иудаизм по реформистским канонам. А еще неделю спустя в Храме Николы Угодника молодых венчал преподобный отец Мисаил, знавший, конечно, о двух предшествовавших церемониях, но решивший во благо связей христианства и иудаизма не перечить желанию депутата Государственной Думы.
Количество подписанных бумаг не говорит, естественно, о прочности брака. Но у Наташи были гороскопы – ее собственный и Ефима. Эти-то бумаги и убеждали – жить им с Фимой долго и умереть в один день.
Ей как-то не приходило в голову, что, если ее планам суждено осуществиться, то гороскопу цена станет мятый рупь в базарный день.
В гороскопы Фима не верил. Но был у него иной пунктик, который в просторечии называется принцип Маха. В свое время этого принципа придерживался великий Эйнштейн, почему и заслужил неодобрение лидеров международного коммунизма и лично отца всех народов.
Ничего страшного в принципе Маха нет (помню, некий историк путал Маха с Мазохом и считал, что все махисты – извращенцы). Это всего лишь утверждение о том, что во Вселенной все связано со всем, и далекие галактики влияют на нашу нервную систему по тем же законам, что Луна, или, скажем, приказ тещи принести с рынка кило мяса. Сила влияния, конечно, отличается (куда галактикам до тещи!), но дело в принципе…
Теперь вы понимаете, на каких струнах играла молодая жена? Проще простого: берешь принцип Маха и соединяешь с астрологией, которая, таким образом, из науки оккультной превращается в сугубо физико-математическую. Все связано со всем, и все влияет на все. И пусть после этого говорят, что Луна не портит характер, а Марс не вызывает несварение желудка.
Плюс любовь. Когда я пришел на прием к Наташе Орецкой, она уже утратила свежесть юности, да простят мне читатели это банальное выражение. Любовь, помноженная на принцип Маха, способна творить чудеса. Через год после свадьбы произошли два события: Наташа вернулась из роддома с Алешкой, а Фима закончил первый расчет в новой области науки, названной им экспериментальной астрологией. Самое удивительное (для ученых, конечно), что статью с расчетами он отправил в Physical Letters, и рецензенты даже не очень возражали против ее публикации. Наверно, были загипнотизированы принципом Маха. Поэтому годом рождения науки, изменившей мир, можно считать 2020, а вовсе не начало программы «Зверобой».
В детали расчетов Наташа, естественно, не вникала. Важен был результат.
– Папа, – сказала она, когда за полгода до очередных выборов в Думу депутат Орецкий посетил дочь и зятя, живших в довольно тесной квартире на Садово-Самотечной, – папа, нужно провести через Думу один законопроект. Если проведешь, быть тебе депутатом до глубокой старости. Если нет…
– Проведу, – решительно сказал депутат Орецкий, не желая слушать, что произойдет, если его прокатят на выборах.
– Фима! – позвала Наташа супруга, который во время разговора жены и тестя кормил Алешку из соски. – Дай мне ребенка и объясни папе, что он должен делать.
– Элементарно, Николай Сергеевич. Нужно убедить американцев не взрывать астероид Фортуна, а вместо этого запустить аппарат к астероиду Шировер и изменить его орбиту на величину, которую я вам продиктую позже.
– Ничего не понимаю, – пробормотал депутат, – какой астероид? Наташа, ты объяснила Фиме, о чем идет речь?
– Папа, – сказала Наташа, – Фиме объяснять нечего, он лучше нас с тобой знает, что делать, чтобы тебя избрали.
– Но я не понимаю, как я могу предлагать законопроект, если я не понимаю, что я в нем понимаю!
Если не принимать во внимание некоторую замысловатость фразы, свойственную депутатам Думы, Николай Сергеевич был прав.
Здесь я позволю себе сделать отступление от хронологии и напомнить читателям «Истории Израиля» о фактах, которые, казалось бы, с историей нашей страны не связаны. Однако не пропустите эти несколько абзацев, помня о принципе Маха.
Как-то еще в прошлом веке много писали об астероиде, который, судя по расчетам, должен был лет через сто то ли упасть на Землю, то ли пролететь очень близко. Среди мирного населения, которому нечего было делать, кроме как читать газеты (вы думаете, таких людей мало?), началась небольшая паника. Представьте, на ваш город валится малая планета, от чего проистекает взрыв, эквивалентный сотням водородных бомб. Даже если астероид воткнется в Тихий океан, возникнет волна цунами, которая затопит все побережье на много километров, а от Японии с Курилами и Сахалином оставит только добрые воспоминания. Забеспокоились, кстати, не японцы, а французы – ведь астероид мог упасть и на Париж! Уже в те времена серьезно обсуждалось предложение – когда астероид приблизится, послать к нему одну из тысяч ракет (чего-чего, а этого добра на планете хватало) и разнести на мелкие осколки. Себе на радость и небесным булыжникам в назидание. Ученые, которые обсуждали эту идею, правда, забыли, что лет на тридцать раньше нечто подобное предлагал английский фантаст Артур Кларк, но кто ж из ученых когда-нибудь отдавал пальму первенства фантастам?
Обидно за фантастов, но не в них сейчас дело.
Поговорили и успокоились. В конце-то концов, астероид может и не упасть, да и случится это через сто лет, к чему сейчас копья ломать? Но четверть века спустя на обсерватории Паломар открыли еще одну малую планету, которую какой-то шутник назвал Фортуной. Как в воду глядел. Когда рассчитали траекторию, оказалось, что камень этот с массой в восемь миллиардов тонн должен пересечь орбиту Земли в 3 часа 45 минут мирового времени 12 марта 2035 года. Все бы ничего, но и Земля должна была пройти через эту же точку в это же время! Более того, получалось, что Фортуна упадет на американский штат Техас (население 32 миллиона, шесть крупных городов, множество научных центров, включая Хьюстонский).
Вспомнили о панике (об Артуре Кларке, естественно, опять ни слова). Но теперь-то опасность была однозначна! Ученые что-то рассчитали, и получилось, что трагедии можно избежать, если направить к Фортуне три ракеты с водородными бомбами. Как говорил великий вождь и учитель товарищ Сталин: есть астероид – есть проблема, нет астероида – нет проблемы. И все дела.
Вычислить, конечно, легко. Нужно еще запустить. С этим возникли трудности. Не то чтобы у Штатов не было ракет или бомб. В Штатах, как в Греции, есть все. Но, согласно Мирной конвенции 2020 года, ни одно государство не имеет права запускать в космос аппарат, несущий хоть какое-то вооружение. Значит, нужно созывать Совет Безопасности и принимать специальное решение. Вот тут-то Россия и заявила о себе. Россия, кстати, всегда заявляла о своей международной роли именно тогда, когда от нее меньше всего этого ждали. Помните, что было, когда Израиль и Сирия готовы были заключить пакетное соглашение? Как, – сказали российские парламентарии, – а мы при чем? Они действительно были ни при чем, но российская Дума полагала, что быть миротворцем означает не допускать, чтобы соглашения заключались без ее, Думы, непосредственного участия.
Короче говоря, Россия наложила вето. Знай наших! Мало ли для чего Штатам эти запуски? Говорят – астероид, а возьмут, изменят траекторию ракеты, и бомбы упадут на Москву?
В общем, тупик.
В эти дни и вылез Фима Златкин со своим предложением. Опять евреи пытались решить за русских, что им делать. И русским в лице депутата Орецкого ничего не оставалось, как поддаться сионистскому нажиму.
В принципе, разницы не было никакой. Чтобы сдвинуть с орбиты астероид Шератон, масса которого была в двадцать три раза больше массы Фортуны, нужны были те же три ракеты с теми же тремя бомбами. Вы пробовали доставать левое ухо правой рукой? Ну, так это то же самое. Наверно, именно поэтому законопроект Орецкого прошел все три чтения при одном воздержавшемся.
– Объясни-ка ты мне, в конце концов, зачем я это заварил? – потребовал вечером после голосования депутат Орецкий у своего зятя Фимы.
Фима сидел перед телевизором и давился от смеха, глядя на запись дебатов. Оказывается, его любимый тесть, выйдя на трибуну, перепутал астероид с метеоритом. Депутатам было все равно, поскольку думали они не о космосе, а о престиже России. Так и записали: «предложить США совершить метеоритный обмен между небесными телами Фортуна и Шератон». Впоследствии текст, естественно, был выправлен, но в истории имя депутата Орецкого так и осталось связано с непонятным «метеоритным обменом».
– Дорогой Николай Сергеевич, – сказал Фима, вытирая слезы, – есть такой принцип в физике, называется он принципом Маха.
– Знаю, – кивнул тесть, – проходил в институте. Мах был махистом, и его критиковал Ленин.
Из сказанного следовало, что Орецкий окончил институт еще в бытность у власти КПСС.
– Естественно, – пробормотал Фима. – Так вот, в мире нет явлений, не связанных друг с другом. Вот Наташа занимается астрологией, она это хорошо знает. Юпитер, мол, придает человеку смелость и решительность. На самом деле не все так просто, а очень даже сложно, астрологи попросту ухватили в бесконечных связях то, что лежит на поверхности. И при этом не знают, откуда что идет.
– Фима, – предостерегающе сказала Наташа. Она не любила, когда затрагивали ее профессиональные интересы.
– Короче говоря, Николай Сергеевич, я все рассчитал. Если сдвинуть с орбиты Шератон, он немного повлияет на Венеру и еще меньше – на Меркурий с Юпитером. Настолько немного, что никто не заметит. Но в природе нет несвязанных событий. Юпитер, по словам Наташи, а я ей верю («Жене нужно верить», – кивнул тесть), – это ваша планета. Того смещения, которое произведут в орбите Шератона три американские бомбы, вполне достаточно, чтобы ваш гороскоп стал таким, каким его хочет видеть Наташа. Своим «метеоритным обменом» вы обеспечили себе еще одну каденцию в Думе.
– О! – сказал депутат Орецкий. – А если сдвинуть этот метеорит сильнее, я буду депутатом пожизненно?
– Ну, – засомневался Фима, – связи, знаете ли, очень и очень слабые, все не рассчитаешь…
Увидев, как мрачнеет лицо тестя, он быстро добавил:
– Но я буду стараться.
– Старайся, Фима, – сказал Николай Сергеевич, не подозревая, что поступает как агент мирового сионизма.