Терминатор из глубинки

Зазвонил лежащий на свободном стуле мобильник. Алексей взял его, глянул на высветившийся номер, поморщился и приложил к уху.

– Слушаю. Привет, дорогой! Как твои успехи?… Понял. Рад, что все прошло без эксцессов. Где ты сейчас находишься?… Отлично. Доставь их, как и договаривались, на базу. Да сколько раз тебе говорить: на базе не дебаркадер стоит, а брандвахта. Дебаркадер двухэтажный, и он находится в заливе у Шатовки. Вечно ты путаешь – «бабе мороженое, детям цветы». Передашь груз Равилю и отдыхай. А ему скажи, чтобы присмотр и обслуживание были по высшему классу. Главное, чтобы малая ничего не поняла – сам папаша в курсе. Выполняй, дорогой.

Закончив говорить, набирая номер на телефоне, Алексей, улыбаясь, кивнул Вадиму:

– Извини, старик, срочные дела. Сейчас один короткий звонок сделаю и продолжим. Алло, Борис Глебович, я вас приветствую! Да, взаимно. Все в порядке, мои ребята прибыли, ценный груз доставили в целости и сохранности… Да, конечно. Но это все же ваши люди. Ростислав просил помочь и сказал, что вы в курсе всего. Поэтому счел своим долгом доложить. Сами же учили… Естественно, как и договаривались, «Метрополь» вместе с «Рэдисон-Славянской». Посуточная оплата такая же. И охрана, как в лучшие времена в Мордовлаге… Шучу, конечно. Как решили с ними, так и будет. К нам не собираетесь в гости? Все дела, дела! Жаль. Рад был услышать. До свидания, Борис Глебович!

Вадим внимательно наблюдал за Алексеем и не мог разобраться, что же происходит с его знакомым. Каждый может сорваться, поменять настроение, однако такой резкий переход из крайности в крайность, а сейчас хозяин буквально расплывался в сладкой истоме, бессмысленно улыбаясь, настораживал Вадима.

Алексей отложил мобильник, повернулся к нему и вопросительно взглянул на гостя:

– Что, заскучал? Расслабляйся. Сейчас шашлычки поспеют. Не стесняйся, наливай себе коньяк – хозяин я никудышный, угощать не умею. Семужку для поднятия аппетита наколи – как масло во рту тает. Грибки маринованные, а вот, обрати внимание, мидии – говорят, для мужской силы ингредиент весьма даже полезный.

Неожиданно Алексей специфическим движением поднес к носу согнутый указательный палец и, поочередно зажимая ноздри, старательно втянул в себя воздух и на пару секунд прикрыл глаза.

«Вот все и становится на свои места. Кокаин! – Догадался Вадим. – Теперь понятна и резкая смена настроения, и внезапная расслабленность Алексея, и его недолгое отсутствие. Прошелся по „дорожкам“ и в кайф!»

– А это тебе зачем? – резко спросил Вадим.

– Что «это»? – Алексей недоуменно поднял на него взятые поволокой, с огромными зрачками, глаза.

– «Снежок». Зачем нюхаешь?

– Просек поляну, дружок? Молодец! А сам, случайно, не пользуешься этим зельем? Нет? Странно и весьма похвально! И мальчики кровавые не беспокоят, не стоят в глазах?

– Что ты несешь? – поморщился Вадим. – Какие, к черту, мальчики?

– А те, что сейчас там находятся, – Алексей направил указательный палец в небо, хитро взглянул на Вадима, потом перевел палец в пол. – Или там… Не зовут, не стонут? Ночью в кошмарных снах не являются?

– Хватит пороть чушь, – возмутился Вадим.

– А это не чушь. Ты что думаешь, я тебя узнал только после того, как ты меня Верблюдом назвал? Нет, я только в иллюминатор разглядел твою физиономию, сразу сообразил, с кем меня случай свел. А может, это и не случай, а предзнаменование? Удивляешься? И драться с тобой вышел только для того, чтобы повнимательнее взглянуть в глаза. Я, может быть, всю свою жизнь ждал, чтобы это сделать – посмотреть в твои зрачки и увидеть в них то, что увидел…

– Ну и что же ты там такого интересного обнаружил? – насмешливо спросил Вадим, которому уже надоел бред, который нес Алексей.

– Что я там увидел? Смерть – вот что! Наконец-то мы с тобой сравнялись: ты убийца и я убийца. Думаешь, почему я стал тем, кто я сейчас? Да потому, что хотел преодолеть тот комплекс неполноценности, который ты сам в меня еще мальчишкой и вбил. Верно напомнил, что всегда меня на лопатки клал. Я тренировался до изнеможения, до крови, а ты, талантливый и непобедимый, приходил и ломал. И не только тело, походя ломал с хрустом мою душу. Вот тогда я поклялся, что буду лучшим, что превзойду тебя. Когда на Олимпиаде со сломанной рукой «серебро» заработал, думал, успокоюсь. Нет, не успокоился! Считал, что ты в это время где-то «золото» взял. И тогда понял, что мне нужно – сойтись с тобой в бою и победить. Или хотя бы быть на равных.

Вадим в крайнем удивлении наблюдал за Алексеем и не мог понять, что это: бред от излишней дозы порошка или же действительно всплеск горечи и злобы, так долго копившейся в его душе.

– Ты не задал мне вопроса, где и как я научился рукопашному бою. Могу ответить – в зоне. У меня был хороший наставник. Ты сказал, что служишь в армии, вот и он когда-то тянул лямку в спецназе. Подставили его, волчару, еще в Афгане и закатали на червонец. Если бы не этот человек, я бы там не выжил. Именно у него я выучился всему, что умею. И это только для того, чтобы когда-нибудь встретиться с тобой и победить. Смешно? Может, и так. Сегодня я не победил. Сегодня свершилось большее: я понял, что мы на равных. И это тоже заслуга моего наставника. Это он научил меня различать, ловить смерть в глазах противника – свою или чужую. В твоих я увидел чужую, и не одну, а много-много смертей. И это меня порадовало. Выходит, мы с тобой одной крови! Говоришь, что ты переводчиком работаешь? Верю! Только что ты переводишь – живые души в прах и тлен?

Вадим с изумлением смотрел на Алексея. Что таилось за его беснованием: сумасшествие, деградация личности, наркотический бред? Искаженное лицо плясало перед глазами, являло собой маску ужаса и, одновременно, плещущего через край совершенно непонятного сладострастия и самоуничижения.

– Ты всегда – в белых одеждах, я – в грязном рубище. Но никто не может сказать, какое тряпье лучше подходит для савана, – голос Алексея уже срывался на крик. – Наша сегодняшняя встреча была предопределена. Но она, я думаю, не последняя. Я знаю, что только один из нас должен стать победителем, только один должен жить. И я предчувствую, что мы еще встретимся, знаю, что наш поединок впереди, и с нетерпением жду этого часа.

Алексей впился безумными глазами в поднявшегося из-за стола Вадима.

– Извини, Алексей, но, кажется, мне пора покинуть твой гостеприимный дом, – спокойно сказал Вадим. – Я не хочу выслушивать такую чушь от человека, с которым когда-то дружил. Плохо, что нельзя войти дважды в одну реку, но еще хуже, когда ты входишь в нее, а она оказывается сточной канавой, полной дерьма. В отличие от тебя, я надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Прощай, Алексей!

Он повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Из-за угла, с дымящимися кусками шашлыка на закопченных шампурах, появился массивный привратник. Он удивленно воззрился на уходящего гостя.

– Куда же вы? Шашлык только поспел. Мясо молоденькое, сочное, неподгоревшее…

– Спасибо, уважаемый, за заботу, но мне его попробовать не удастся, спешу, – вежливо ответил Вадим. – Лучше проводи меня до ворот, а то я с вашей автоматикой не знаком – придется через забор сигать.

– Выпусти его, Джин, – раздался за спиной нарочито ленивый голос Алексея. – У нашего гостя возникли кое-какие проблемы с пищеварением. А вполне может быть, ему не понравилось, как мы его встречаем, или наша стряпня не по вкусу пришлась. Ну, да ладно, на всех не угодишь. До встречи, мой старый добрый друг. Адью, мон шер ами!

Вадим неторопливо шел по улице. Встреча с Алексеем, его истерические излияния не вызвали в нем никаких эмоций, кроме чувства омерзения и стыда. Столько лет копить и преумножать в себе зависть и ненависть, и к кому – к пятнадцатилетнему подростку, двадцать лет назад победившему на борцовском ковре? Каким же тупым и ограниченным надо быть, чтобы превратить мгновение досады в жизненную позицию, убогое кредо, и лелеять его долгие годы, ломая свою судьбу и судьбы других. А может, это просто срыв психики, навязчивая идея шизофреника?

«Да ну его! – Вадим от досады даже махнул головой. – Не стоит забивать себе голову бреднями. Главное, что Алексей-Камил пообещал отстать от дяди Ивана. Вот и славненько, и пускай с ума потихонечку сходит, грызет себе печенку. Вычеркиваем Верблюда-Кэмэла-Камила из памяти».

Рядом с ним, натужно заскрипев тормозами, остановилась белая «Волга». Водитель, высунувшись из окошка, спросил у Вадима, где находится переулок Пристанской. Вопрос было нетрудным – в этом переулке стоял дом дяди Ивана. Он указал парню на ветлу, раскинувшуюся на нужном перекрестке, и не торопясь пошел следом за сорвавшимся с места автомобилем.

Завернув в проулок, Вадим обнаружил, что «Волга» стоит у дома родственников и дядя Иван в калитке разговаривает с молодым мужчиной в летних брюках и светлой рубашке. Увидев Вадима, дядя замахал рукой и что-то сказал своему собеседнику.

Повернувшись, тот внимательно посмотрел на Вадима и пошел ему навстречу.

– Веклемишев Вадим Александрович? – спросил он.

– Да, это я. Чем обязан? – ответил Вадим и вопросительно взглянул на мужчину.

Тот достал из визитки удостоверение и представился.

– Майор Фатеев, областное управление ФСБ. Извините, что пришлось потревожить на отдыхе, но мне поручено передать вам сообщение. Звучит оно так: «Викингу от Деда три пятерки».

Вадим удивленно наморщил лоб.

– Викингу три пятерки? Вы не ошиблись? – переспросил он.

– Точно так и никак иначе, – подтвердил майор.

«Что случилось? – лихорадочно заработал мозг Вадима. – По коду, принятому в отделе, первая пятерка означала высшую степень готовности к бою, вторая – сложность и опасность акции, а вот третья пятерка, выбиваясь из общего ряда, говорила о том, что все вышеперечисленное касается его лично. Именно не профессиональной деятельности, а частной жизни Викинга. Более чем странный сигнал передал Дед».

Вадим заметил в кармашке визитки, которую держал в руках майор, сотовый телефон.

– Вы разрешите мне позвонить?

– Пожалуйста, – мужчина достал мобильник, передал ему и отошел в сторонку.

Услышав голос секретаря Олега Петровича, Вадим попросил соединить его с ним. Галина сообщила, что Деда на месте нет, но подтвердила полученный сигнал и передала, что местным товарищам поручено помочь ему в срочном прибытии в Москву. Слово «срочном» она выделила особо. Вадим понимал, что более подробную информацию он может получить только на месте и, захлопнув крышку телефона, передал сотовый майору.

– Мне сообщили, что вы поможете с транспортом на Москву.

Тот посмотрел на часы и поднял глаза на Вадима.

– Через сорок минут с военного аэродрома уходит борт в Жуковский. Мы его немного задержали, попросили дождаться вас. Если мы сможем выехать в течение пяти минут, то успеем к вылету. Или второй вариант: в двадцать два часа вылетает рейсовый в Домодедово.

– Выезжаем на военный аэродром, – бросил майору Вадим и кинулся в дом.

Покидав в сумку свой нехитрый скарб, он выскочил на крыльцо и перецеловал на прощание тревожно ожидавших его тетю, дядю Ивана и Сережку.

– Срочно вызывают на службу. Извините, что так неожиданно. Вере передайте привет. Когда смогу вырваться, приеду. Спасибо за гостеприимство. Никогда так хорошо не отдыхал.

– Служба есть служба, – сурово крякнув, сказал дядя Иван. – Береги себя!

Потом, что-то вспомнив, придержал уже сходящего с крыльца Вадима за локоть, попросил задержаться на минуту и скрылся в доме. Скоро вернувшись, он протянул племяннику завернутый в белую холстину небольшой тяжелый предмет.

– Вот, возьми. Это наше семейное, веклемишевское. Дед твой хранил, мне передал, а сейчас, думаю, твоя очередь владеть им.

– Что это такое? – спросил Вадим, засовывая подарок в сумку.

– Долго объяснять. Увидишь – сам поймешь. Иди, ждут тебя, – сказал дядя и смахнул накатившую на глаза предательскую влагу. Уже от калитки Вадим крикнул дяде Ивану:

– Вопрос с вашим переселением я решил. Больше они к вам не приедут. Будут какие-то сложности, звоните, телефон я оставил. Счастливо!

Он помахал рукой и запрыгнул на заднее сиденье заведенной «Волги». Водитель резко взял с места, и машина покатила по узкому проулку.

Три пятерки не давали покоя Вадиму. Он тронул сидящего на переднем сиденье майора:

– Я в отпуске не очень хорошо следил за новостями. Ничего неординарного сейчас не намечается?

Тот понял подоплеку вопроса и улыбнулся.

– Ничего интересного, а тем более – тревожного до нас не доходило. Я бы даже отметил некоторый застой и во внутренних, и во внешних делах. Можно это объяснить летними каникулами, а возможно, и затишьем перед бурей. На Кавказе, правда, неприятные подвижки идут, но подробностей сообщить не могу, потому что не в курсе тех событий.

«Может быть, действительно вызов связан с работой по Чечне? А к чему же тогда эта третья пятерка, касающаяся меня лично, – недоуменно подумал Вадим. – Что тогда? Не иначе как на алименты какая-нибудь коварно обманутая девица подала? А что, очень даже интересная мысль и подходит под сигнал. Опасная ситуация и наивысшая степень готовности к отбитию атак. Несчастная брошенка блокировала Отдел и достала Деда, требуя вернуть к ней негодяя соблазнителя, и Олег Петрович в порыве отчаяния семафорит SOS своему питомцу».

Последняя версия, красочно нарисованная воображением, развеселила Вадима, и он, расслабившись, откинулся на спинку сиденья – скоро так или иначе все выяснится. Машина быстро летела по окружной трассе. Жаркий июльский воздух, врывающийся в открытые окна, веял полынью, чебрецом и еще чем-то неуловимо знакомым с детства, но забытым – очень терпким, степным…

Вернувшись в мыслях к недавнему «гостеприимному» отдыху у Леши-Верблюда, Вадим обратился к майору:

– Прошу прощения, как вас зовут?

– Игорь Павлович. Можно просто Игорь.

– Игорь, для личной информации, не подскажете, чем в городе знаменит гражданин, носящий в определенных кругах кличку Камил?

– Подскажу. Камил, он же Свиридов Алексей Евгеньевич, один из центровых, практически – лидер криминальной группировки, проходящей под названием «фабричная», по имени района, где она формировалась. Бывший спортсмен, судим по статье «хулиганство», отбыл срок. Руководит боевым крылом ОПГ, фактически – ядром организации, состоящим в основной массе из таких же бывших спортсменов. Всегда, а наиболее ярко – в начальный период деятельности, в первой половине девяностых, эта группировка отличалась особой жестокостью и цинизмом. Ходила такая поговорка, что, когда «камиловцы» приезжали на разборки, они сначала всех мочили, а уже потом начинали вникать в суть дела. А так как разбираться было уже не с кем, то правда, естественно, всегда была на их стороне.

– Интересная специфика, – усмехнулся Вадим.

– Очень интересная… «Камиловцам» приписывают большое количество убийств, в том числе и громких заказных, однако доказать это практически невозможно. Слишком уж качественно, даже профессионально они были подготовлены и исполнены. Вторая половина девяностых для «фабричных» прошла под флагом ухода от беспредела в легальный бизнес. Сегодня под их контролем находится порядка восьмидесяти процентов рынка реализации нефтепродуктов, вся дилерская сеть продажи автомобилей, два крупнейших торговых центра, а уж мелких базаров, магазинов и ларьков – так это без счета. Основное направление деятельности в настоящее время – передел собственности в сфере предприятий пищевой и перерабатывающей промышленности. Это по хозяйственным делам. Помимо этого заметна активизация «фабричных» в местной политической жизни: внедрение своих кандидатов в выборные органы города и области, а также на более или менее значимые руководящие административные посты.

– Это мы уже проходили: слияние криминала с властью, – усмехнулся Вадим. – Очень знакомо по другим, более высоким сферам. Коррумпированные чиновники, распоясавшиеся олигархи, лоббирование интересов в органах власти, легализация теневых капиталов… И до глубинки этот процесс докатился.

– Совершенно верно, – серьезно подтвердил майор.

– И почему вы все знаете и не препятствуете?

– Почему? – свирепо зыркнул на Вадима глазами Игорь. – Могу задать похожий вопрос немного из другой области, возможно, близкой тебе, и сам на него ответить. Каким таким сверхъестественным способом в Первомайском Радуев сумел ускользнуть из тройного кольца блокады? Ответ: потому что команду «фас» не дали, а наоборот, расчистили ма-а-хонький такой коридорчик. А не поступило команды по одной простой причине – это кому-то, стоящему у руля, было выгодно. В детали, имена и факты, надеюсь, углубляться не будем?

– Не стоит, – пробурчал Вадим и отвернулся к окну. – Значит, говоришь, «камиловцы» самая жестокая и циничная боевая группа, ядро «фабричных»? – задумчиво спросил он через некоторое время.

– Именно так, – подтвердил Игорь. – И если верны наши данные, это идет от самого Камила. Причем жестокость его на уровне патологии. И еще один не совсем понятный факт: ни он сам, ни его окружение не имели и не имеют достойной аналитической и оперативной базы для разработки финансовых, хозяйственных, политических да и серьезных криминальных акций, однако блестяще осуществляют многоходовые операции с далеко идущими стратегическими целями. Создается впечатление, что сценарии пишутся для них очень грамотной и талантливой рукой, но автор прячется в тени и, возможно, даже не у нас, а где-то на стороне. Были наметки, что след ведет в Москву – связаны они по экономическим делам со столицей, но разобраться в этом сложно, а точнее – не дают. По просьбе руководства отдела по борьбе с оргпреступностью мы начали разработку, но сверху пришло распоряжение отставить эту работу как неспецифическую. Оказывается, в службу поступил запрос из Комитета по законности и соблюдению конституционного порядка Государственной думы о правомочности нашей деятельности. Вот так-то! Напомнили, что сейчас не тридцать седьмой год и наша основная задача – нещадная борьба с ворогом внешним, а не с демократическими преобразованиями и их активными проводниками в нашем свободном обществе.

– Тяжело в деревне без нагана! – посочувствовал майору Вадим.

– Куда уж тяжелее, – обреченно вздохнул тот. – Правда, сейчас появилась одна тема, которую поневоле выносят на уровень национальной безопасности: наркотики. Есть некоторые предположения, что эта сфера деятельности наших «фабричных» тоже стороной не обошла, – сообщил Игорь и, отвернувшись к окну, замолчал.

Приземистый «Ан-26» с прогретыми моторами уже ждал их на рулежной полосе. Техник, нетерпеливо дефилирующий по бетонке, помог подняться в самолет выскочившему из «Волги» Вадиму, залез сам, затащил в грузовой салон трап и захлопнул дверь. Из пилотской кабины выглянул летчик, мельком глянул на пассажира и крикнул сквозь шум двигателей:

– Ну что, все в сборе? Тогда покатили…

Моторы загудели сильнее, вибрация усилилась, и самолет, плавно снявшись с якоря, начал двигаться. Через несколько минут они уже были в воздухе. Техник подошел к Вадиму, устроившемуся на жесткой металлической скамье.

– Все нормально? – спросил он.

– Да, отлично. Когда прибудем в Жуковский?

– Примерно через час сорок минут. Если только не завернут на запасной.

– А что, и такое может быть? – с тревогой спросил Вадим.

– Запросто. Передали, на Москву мощный грозовой фронт идет. Если бы вы опоздали минут на пять, мы бы ждать больше не стали, улетели, чтобы успеть до циклона. И так уже месяц с лишним болтаемся. Летали в Анадырь, а там по трассе с погодой ужас что творится. На каждом аэродроме минимум дней по пять сидели, окна в облачности выжидали. Да еще за всякими попутными грузами зигзагами гоняли. Сейчас до дома уже рукой подать, а когда оно рядом, свербит, хочется побыстрее. Если что нужно, позовите, я в пилотской кабине буду. Захочется курить, окурки тушите вон в той банке.

Техник покачал стропу, проверяя крепление большого ящика, мельком глянул на остальные и, махнув рукой, зашагал в нос самолета.

На полпути вошли в густую облачность. За иллюминатором тянулся белесый туман. Самолет начало потряхивать и изредка кидать в воздушные ямы.

Вадим полез в сумку за сигаретами и наткнулся рукой на завернутый в тряпицу предмет, переданный ему на прощание дядей Иваном. Вытащив таинственный подарок, он развернул холстину и от неожиданности обомлел. На ладони лежал массивный желтый, явно золотой портсигар, сверкающий затейливым вензелем и расцвеченный мелкими разноцветными, по виду – драгоценными – камешками.

– Ничего себе подарочек. Что там дядя говорил: дедушка ему передал, а он мне? Это что же выходит – семейная реликвия? С какого переляку у нас в семье такие безделушки хранятся? – удивленно пробормотал Вадим.

Он осторожно нажал на маленькую кнопочку сбоку, и портсигар, мелодично заиграв «Боже, царя храни», открылся. На внутренней стороне крышки красивой вязью было что-то выгравировано. С трудом разбирая мелкие, раскудрявленные завитушками слова с ятями, изумленный Вадим прочитал дарственную надпись, увенчанную двуглавым орлом:

«Штабс-капитану лейб-гвардии Измайловского полка Андрею Веклемишеву за мужество и безмерную храбрость во славу Отечества Российского».

Ниже четкая подпись: «Его Императорское Величество царь Александр Третий» и под ней такой же, как на крышке сверху, витиеватый вензель, в котором теперь, уже зная, можно было разобрать разлаписто-ветвистую букву «А», перечерченную тремя полосками.

«Однако!.. – присвистнул растерянный Вадим. – Прямо какой-то граф Монте-Кристо с тайной аббата Фариа. Что же получается, я потомок этого самого штабс-капитана Андрея Веклемишева? Насколько помнится, в лейб-гвардии служили только дворяне и, как правило, не мелкопоместные. Выходит, мы голубых кровей? Вот уж чего не ожидали-с. И звание солидное – гвардейский штабс-капитан. Это где-то на уровне армейского подполковника, по седьмому классу в табели о рангах. Выше, полковниками, в лейб-гвардии были, если память не изменяет, члены императорской фамилии. Однако!.. А кем он мне может приходиться? Прадедом? Нет, по времени больше на прапрадеда тянет. И у дедушки отчество было Владимирович, следовательно, прадед звался Владимиром Андреевичем. Покопаться бы в архивах, может, остались какие-то сведения о предках. Дальше дедушки никого же не знаю. Социализм выровнял народ под одну гребенку по классовой справедливости и превратил всех в Иванов, не помнящих родства».

Вадим захлопнул портсигар, полюбовался его сверкающими камнями, удивленно покачал головой и, бережно завернув в холстину, аккуратно уложил на дно сумки.

«Что-то для одного дня сюрпризов многовато, – подумал он. – Сначала встреча с Верблюдом, потом портсигар. А впереди еще ждет тайна трех пятерок. Как бы перебора не случилось».

Усмехнувшись, Вадим промурлыкал под нос, чуть изменив слова, стилизованный жгучий романс: «Подайте патроны, поручик Голицын, корнет Веклемишев, надеть ордена…»