Глаз бури

Кардинал нахмурился:

– Вам не кажется, что в ее показаниях что-то не сходится?

– Конечно, – хмыкнул комиссар. – Уверен, что она высунулась из окна и прекрасно разглядела трупы… или их отсутствие. Или присутствие нежити. А это вполне могло напугать ее настолько сильно, что теперь она не хочет об этом говорить.

– Или она сама к этому причастна.

– Тоже вариант, – согласился Бреннон и с некоторым удивлением оглядел дверные проемы, закрытые ширмами. – Что это такое?

– Двери полностью сгнили, – донесся до него голос Лонгсдейла, – как и все предметы внутри.

Натан отодвинул ширму и вошел. Пятна плесени на стенах и потолке, прогнившие потолочные балки, остатки кроватей, матрасов и постельного белья… Лонгсдейл уже снял доски с окон, и Бреннон перегнулся через подоконник. Под ним до самой воды тянулась длинная широкая полоса чего-то вроде морской губки. Но комиссар сразу понял и еще кое-что. Когда в комнату заглянула монахиня, он резко повернулся к ней и сердито гавкнул:

– Кто посмел убраться в комнатах?!

Женщина отшатнулась:

– Чт-т-то? Здесь? Мать Агнесса велела… помыть пол и всякое… постели сложить, ну что осталось…

– До или после приезда полиции?

– До…

Лонгсдейл, который стоя на коленях, что-то изучал под окном, поднял голову и сказал:

– Тогда это многое объясняет.

– Еще как, – процедил Бреннон. Неудивительно, что полицейские не нашли никаких следов убийства. Намеренно или нет, но настоятельница постаралась уничтожить все улики.

– Будете снова ее допрашивать? – с интересом осведомился кардинал.

– Да, но позже. Пусть пока помаринуется. Где вещи девочек? – повернулся он к монахине.

– У наших воспитанниц нет вещей, – прошелестела та. – Только одежда и обувь. Мать Агнесса велела сжечь.

– Почему?

– Она сказала, на них скверна. Ведь если они самоубийцы, то… то… – Женщина запнулась.

– Часто у вас тут сразу девятеро девочек решают, что лучше самоубиться, чем так жить?

Монахиня затравленно на него посмотрела.

– Чьи это кровати?

– Магдалы и Каталины, – прошептала она.

– Вы что-нибудь слышали? – спросил Лонгсдейл, поднимаясь с колен. Женщина испуганно уставилась круглыми глупыми глазами на его пса, потом на него. Кардинал шепотом пояснил, что сестра Бенедика, выросшая в приюте, умственно не слишком развита.

– Это ты присматривала за ними в ту ночь? – уже помягче спросил комиссар. – Твоя была смена?

Женщина сперва кивнула, а потом отрицательно замотала головой:

– Нет, я поменялась. С сестрой Анной. Она должна была, но попросила поменяться, потому что… – Она наморщила лоб. – Не помню почему. Я согласилась. Мать Агнесса не запретила.

– А обычно запрещает? Обычно вам можно меняться?

– Ну, иногда.

Кардинал недоумевающе перевел взгляд с монахини на комиссара. А вот на морде Клыка появилось очень понимающее выражение, как и на лице Лонгсдейла.

– Вы видели что-то странное той ночью? – спросил консультант. Сестра Бенедика облизнула подрагивающие губы и перекрестилась. – Может, не видели, но слышали?

– Вода, – еле слышно пробормотала монахиня. – Я слышала – капает и течет. Тихо-тихо, но громко-громко. Почти как музыка.

– Ты сказала матери Агнессе? Позвала кого-нибудь?

– Нет, – помотала она головой. – Они мне не поверят. Но она капала! Тихо тут, – сестра Бенедика обвела рукой комнату, – но громко тут, – и постучала пальцем по лбу. – Я слышала и потому открыла дверь пораньше. Я думала, она тут течет, а она не текла. И их не было. – Монахиня кивнула на кровати.

– Ясно, – заключил Натан. – Пойдем-ка с нами. Кардинал тебе ничего худого не сделает. Вы еще будете здесь работать? – обратился он к Лонгсдейлу.

– Да. Это только первая комната, а впереди еще три. И я еще намерен осмотреть спальни этажом выше и этажом ниже.

– Хорошо. Тогда встретимся у лодок. Чую, мы тут засядем до вечера, – вздохнул комиссар.

Бреннон устало глядел на маслянистые, мутные воды канала и гадал, насколько сильно обижена Валентина. Он ушел с Лонгсдейлом утром и пропал до глубокого вечера. О чем ей думать, как не о том, что даже в свадебном путешествии муж не в силах сосредоточиться только на своей жене?

Натан раскаивался, но ничего не мог поделать: допросы персонала и воспитанниц приюта затянулись на долгие часы. К счастью, кардинал довольно быстро ухватил, в чем суть, и активно, даже с радостью приступил к работе. Затем к ним присоединился закончивший с осмотром комнат Лонгсдейл. Комиссар дал себе слово, что утром он увезет Валентину на юг – как только обсудит с консультантом результаты осмотра.

Колокол на большом красивом соборе пробил одиннадцать раз. Бреннон вдохнул сырой воздух. Пока они торчали в приюте, погода в городе улучшилась, дождь кончился, и вечер был приятно прохладным. В чистом темно-синем небе мерцали звезды и плыл узкий серп луны. Даже не верилось, что в тихих каналах плещется нежить.

– А где вы хороните мертвых? – спросил кардинала Натан, когда их лодки поравнялись.

– На берегу Илары есть несколько кладбищ. Земля на островах Фаренцы слишком дорога и ее не так много, чтобы тратить на погребения.

– Вот поэтому, – вздохнул Лонгсдейл, – наш чародей вынужден делать нежить из жителей города. Это очень усложняет мою задачу. На текучей воде не остается следов.

Бреннон только хмыкнул над такой наивностью:

– Этот чародей что-то ест, где-то живет и как-то перемещается по городу. Человек всегда оставляет следы. Утром, на свежую голову, я поработаю с записями допросов. Что-то непременно всплывет.

На носах гондол горели светильники, и по воде перед ними плыли золотистые круги. Кое-где на волны падали блики от фонарей и светящихся окон, но в темноте Фаренца все равно казалась призрачной картинкой из сновидения, а не реальным городом.

– Думаете, синьор Уркиола жив? – спросил Саварелли. Лонгсдейл кивнул.

– Я сам видел, что убить консультанта нельзя, – ответил Бреннон. – Но качественный удар кирпичом по темени действует на него так же, как и на обычного человека.

Пес насмешливо фыркнул, и Лонгсдейл торопливо добавил:

– Однако даже если опутать Уркиолу чарами или опоить зельями, он довольно быстро придет в себя. Похитителю придется либо все время держать его в бессознательном состоянии, либо постоянно использовать довольно мощную магию, которая оставляет следы.

– Думаю, через пару-тройку дней Уркиола благополучно сбежит и появится на пороге своего дома, – предположил комиссар. – Но чем больше усилий мы приложим сейчас, тем проще нам…

Обе лодки скрылись под массивным мостом, и в этот же миг в них с такой силой что-то врезалось, что дерево затрещало, а гребец кардинала едва не свалился в воду. Гондолы конвульсивно заплясали на волнах. Бреннон вцепился руками в борта, отчаянно жалея об отсутствии револьвера. Из канала в облаке брызг вырвалось белесое человекообразное существо. Клык вскочил и с места прыгнул на тварь, на лету превращаясь в пылающую комету. Они рухнули в воду, и в воздух поднялся густой пар, в котором Натан едва разглядел еще двух гадин.

– Ensis in ignis! – взревел Саварелли. Пылающее лезвие прошлось слева от его гондолы, полоснуло ближайшую нежить и закружилось вокруг нее, срезая куски плоти. Мараббекка, визжа, заметалась под опорами моста. Гребец кардинала, проявив поразительное присутствие духа, огрел третью тварь веслом и заорал молитву Деве Марии. Бывшая воспитанница приюта нырнула в канал и спустя секунду с силой впечаталась в дно лодки. Под треск досок в гондолу хлынула вода.

– Volare nobis! – прохрипел кардинал, сгреб гребца в охапку, вдруг вознесясь над обломками лодки и жадно тянущимися из воды белыми руками.

Лонгсдейл рискованно перегнулся через борт, схватил нежить за руку и прошипел что-то на элладском. Рука твари задергалась; консультант потащил ее из воды. Когда на поверхности показалась голова, он прижал ладонь к ее лбу и выдохнул еще одно заклятие. Морда мараббекки задрожала, как желе, превратилась в лицо девочки лет двенадцати-четырнадцати, и Лонгсдейл выпустил ее руку. Тело закачалось на волнах, стремительно истлевая, пока наконец волны не размыли прах.

Саварелли взмыл на мост и приземлился там вместе с гребцом. Пес вынырнул из глубин канала, помахал Бреннону мокрым хвостом и решительно поплыл к мосту. Комиссар поискал взглядом последнюю нежить, но не обнаружил ни ее, ни пылающего лезвия.

– Еще трем конец, – сказал консультант. – Осталось три. Если их жертвы тоже не обратились. Впрочем, мараббеккам надо чем-то питаться, так что…

Комиссар молча взялся за весло и погреб к причалу у моста. Он не хотел задерживаться в воде ни одной лишней минуты – особенно на этой пропускающей воду утлой посудине. Саварелли уже ждал их и подал Натану руку, помогая выбраться на каменную набережную канала.

– Значит, смотри, но не применяй? – хмыкнул Бреннон. Его преосвященство невинно уставился на него в ответ и вкрадчиво спросил:

– А вы почему ничего не применили?

– Потому что я не знаю заклинаний.

Глаза Саварелли вылезли на лоб:

– Вы что, самоубийца?!

– Ну, точнее, два знаю, – буркнул комиссар. – Люмия и скутум. Они бы тут не помогли. Черт подери! Подозреваемые и раньше порывались меня грохнуть, но не так же быстро! Шустрые типчики, а?

Кардинал выдвинул вперед челюсть и стал похож не столько на духовное лицо, сколько на криминальное.

– Значит, мы напали на верный след! Уверен, в приюте у чернокнижника есть сообщник… Мать Агнесса! – прорычал Саварелли. Подмокшее преосвященство потеряло в величии, но приобрело в грозной суровости. – Я вызову ее к нам и допрошу!

– Погодите с резкими движениями, – остудил его пыл комиссар. – Уверен, что… как вы его назвали?.. чернокнижник уже в курсе, что покушение провалилось. Поэтому нам сперва нужно добраться до безопасного места, причем не по воде. Лонгсдейл, у вас есть какой-нибудь фокус?

Пес встал лапами на парапет моста и посмотрел на лодку. Затем на консультанта. Лонгсдейл простер руку к лодке, что-то певуче зашептал, и потрепанное суденышко поднялось в воздух. Клык восторженно заскреб лапами по парапету – похоже, полеты псу нравились так же, как и Натану.

«Вот это дело, – довольно подумал комиссар, перебираясь с моста в лодку. – Намного лучше, чем бултыхаться в воде, как клецки в кастрюле!»

11 октября

Натан, лежа в постели, наблюдал, как Валентина примеряет шляпки, и мучился угрызениями совести. Вчера жена не упрекнула его ни единым словом, хотя он вернулся черт знает во сколько и изрядно подмоченный после стычки с нежитью. Конечно, вивене почувствовала, что он был в опасности, но все же… он ведь обещал ей, что они поедут в отпуск!

– Извини, – наконец сказал Бреннон. – Мы уедем сегодня вечером.

– О, можешь не волноваться, – отозвалась Валентина и достала шляпку из белой соломки. – Я совсем не против задержаться тут еще на несколько дней. Я очень давно не была в Фаренце и даже соскучилась. Город так изменился за последние… последние… – Она слегка нахмурилась, явно пытаясь припомнить, сколько же веков прошло.

– Но мы же в свадебном путешествии, – пробормотал комиссар. – Я должен не пропадать на сутки, а уделять все внимание тебе!

– Но ты уделяешь. Вчера вечером и сегодня утром, два раза, – безмятежно сказала вивене и завязала голубые ленты под подбородком. Натан кашлянул: видимо, она каким-то образом благотворно на него влияла… во всех смыслах. – К тому же нам нужно купить сувениры и подарки, а ты не любишь магазины. И вообще, – она повернулась к Бреннону; ее глаза заблестели от любопытства, – мне всегда было интересно, как ты это делаешь.

– Делаю что?

– Расследуешь. Я ведь тоже могу принять участие! Хочешь, я расспрошу горожан о чем-нибудь? Может, кто-то что-то видел или заметил?

– Э… ну… – Вообще-то мысль была неплохой, сам бы Натан с этим не справился – у него на столе и так лежал целый стог с записями показаний, который еще нужно было разобрать и прочесть. – Если тебе нетрудно, конечно.

– Хорошо. Я вернусь к обеду. Завтрак внизу, я оставила его подогреваться.

Валентина поцеловала его и упорхнула, удивительно жизнерадостная для женщины, муж которой вместо медового месяца отвез ее в город, где буйствует то ли нежить, то ли очередной чернокнижник.

За завтраком Лонгсдейл отдал Бреннону то, что им обещал достать Саварелли, – отчет полиции и документы о монастырском приюте. Натан только подивился тому, как быстро кардинал заполучил все что нужно. После завтрака комиссар и консультант разошлись по комнатам – Лонсгдейл и ведьма намеревались изучить собранные в приюте пробы, а Бреннон засел за документы и записи допросов.

В напряженном, плодотворном труде прошли часы. Наконец комиссар осознал, что зеркало в их с Валентиной спальне последние полчаса издает странные звуки. Настороженно заглянув в комнату, Бреннон увидел в зеркале трюмо злого и мрачного, как туча, Редферна, который немедленно дал волю дурному нраву:

– Какого черта вы там торчите, как кукушка в часах?! Вы что, глухонемой? Зову, зову – и полчаса докричаться не могу! Вы хотя бы…

– Цыц, – строго оборвал его комиссар. – Я был занят. Работал.

– А остальные? – буркнул пироман, несколько остыв.

– Тоже, знаете ли, делом заняты. Могу позвать.

– Я переключусь на зеркало в кабинете Уркиолы. Я сначала пытался связаться через него, но ваш чертов Лонгсдейл сгинул в лаборатории вместе с псом и ведьмой.

«Или он просто благоразумно вас игнорирует», – подумал Бреннон, спускаясь в кабинет. Тот был оборудован рядом с лабораторией, а потому они вскоре собрались за столом перед зеркалом, в котором виднелся кабинет Редферна, сам пироман и, конечно, Маргарет. Пес, правда, остался за дверью. Натан наморщил лоб – в его памяти крутилось что-то связанное с племянницей, но вот что?..

– Вы что-нибудь выяснили? – нетерпеливо спросил Энджел.

– Ну, после серии допросов и обыска в приюте мы обнаружили важные улики… – начал комиссар.

– Уже?! – вскричал Редферн: на его лице отразилось такое изумление, что Бреннон почувствовал себя польщенным.

– Н-да. Правда, наша основная улика сводится к тому, что раз на нас напали, едва мы вышли из этой божьей обители, – значит, мы роем в правильном направлении.

– Кто напал? Дядя, ты цел? – резко спросила Маргарет. Бреннон коротко описал вчерашний инцидент. Редферн слушал, недовольно поджав губы, а потом заявил:

– И на кой, спрашивается, я вам дал целый чемодан со всем необходимым для самозащиты? Вы считаете, что защищаться – это ниже вашего достоинства?

– Вообще-то я ехал в отпуск с женой…

– Маргарет заберет ваш чемодан завтра, когда будет навещать семью, и мы перешлем его вам.

– Но что вы нашли в приюте такого, если вас сразу же попытались убить? – спросила Маргарет. Лонгсдейл кивнул комиссару, и тот пошуршал записями допросов:

– Начнем с того, что мать Агнесса, начальница приюта и монастыря, во время допроса вела себя довольно подозрительно. Она успела надрессировать всех монахинь и воспитанниц на определенные ответы, которые от них и услышала местная полиция. Углубляться в проблему местные не захотели.

– Как обычно, – ядовито прошипел Энджел. – Тем более что речь идет о каких-то сиротах с улицы, которых никто не хватится.

– Именно. Жертвы выбраны идеально. Однако в монастыре живут пятьдесят три монахини и сорок восемь девочек. Заставить их всех выучить все в подробностях за пару дней невозможно, поэтому подготовить их к более детальному допросу настоятельница не успела. Итак, для начала сестра Бенедика в ночь убийства слышала звуки капающей воды в комнатах девочек. Кстати, она несколько слабоумна, и я думаю, что сестра Анна неспроста попросила ее поменяться с ней дежурствами. При допросе сестра Бенедика ссылалась на приступ ревматизма, но вид у нее был растерянный.

– Конечно, – хмыкнула ведьма. – Кто станет слушать слабоумную монашку? Хотя вообще-то слабоумные и сумасшедшие гораздо лучше остальных чуют и видят всякое такое. Только им обычно никто не верит.

– Уверен, что к смене дежурной монахини приложила руку мать Агнесса. Она утверждает, что всю ночь до происшествия провела у себя, но несколько монахинь признались, что стучались в ее келью, однако им никто не ответил. Женщин разбудило странное, очень сильное чувство тревоги. Одна из них даже сказала, что убежала бы из монастыря, если бы не запертые ворота.

Энджел нахмурился. У него, видимо, тоже что-то не складывалось, но он пока молчал, только обменялся взглядом с Маргарет. Девушка зашуршала какими-то бумагами за спинкой его кресла.

– Повариха на следующее утро обнаружила, что вся вода в кухне зацвела, продукты сгнили, а воспитанницы в комнатах выше и ниже жаловались на невыносимый запах плесени и обжигающий холод, который наступил где-то около одиннадцати часов ночи. И наконец, ни одна из монахинь не видела трупов, которые должны бы плавать вокруг приюта в количестве девяти штук. Течение в Большом канале слишком слабое, чтобы унести тела меньше чем за час. Последнее, на что я хочу обратить внимание, – рассказ, который они предъявили местным полицейским, выверен почти поминутно. Такого не может быть, когда в замкнутом пространстве в истерике мечутся больше сотни женщин. А еще не может быть, чтобы сто один свидетель описывал все события совершенно одинаково.

– Я изучил место и взял пробы, – сказал Лонгсдейл, когда комиссар закончил. – Сейчас мы с ними работаем, но кое-что уже ясно. Во-первых, внутри комнат никаких следов призыва нечисти или нежити нет. Что бы ни проникло к девочкам, оно пришло извне.

– Но во-вторых, – вмешалась Джен, – в монастыре есть церковь, так что я даже подойти к воротам не могу. По идее, нежити тоже путь внутрь заказан. А нечисти – уже нет. Она вполне может пролезть к жертвам, особенно если ее призвать и указать путь.

– Все следы разложения, которые я нашел в приюте, – хмуро продолжал консультант, – неестественной природы. Они распространяются вокруг определенной области, – он показал Редферну план здания, где все помещения, включая кухню и чердак, выше и ниже комнат погибших девочек были обведены красным.

– В полуподвальном этаже находится кухня, где повариха нашла сгнившие продукты, – сказала Джен. – Монахини, которых мучила тревога, проводили ночь в комнатах над комнатами погибших девочек. Они спят там по очереди.

– Это указывает на целенаправленное воздействие, – подытожил Лонгсдейл. – Если бы нечисть по своему почину проникла в приют, то выкосила бы всех женщин до единой, а разложение обнаружилось бы по всей территории.

– Значит, кто-то контролировал нечисть, – с некоторым удивлением заметил Бреннон. – Но разве это возможно? В смысле, ифрит, которого я видел, не показался мне покорной овечкой.

– Кроме ифрита есть и другая нечисть, калибром поменьше, – ответил Энджел. Маргарет принесла ему книги со множеством закладок. – Мы тоже пытались хотя бы примерно прикинуть, какой ритуал с девятью жертвами проводил наш чернокнижник. Но вариантов, как видите, нашлось слишком много.

– Но теперь мы хотя бы сможем отбросить самые неподходящие, – добавила девушка. – Но меня все еще смущает паника, которую из-за этого поднял синьор Уркиола. Он же консультант. Для него во всем этом не должно быть ничего необычного.

– Судя по тому, что он исчез, – кисло заметил комиссар, – паниковал Уркиола не зря. Но по какой причине – мы все еще не знаем.

– Мы обыскали весь дом сразу же, как приехали, – сообщил Лонгсдейл. – Использовали несколько заклинаний, чтобы выяснить, куда пропал Уркиола. Пока все напрасно.

– Тем не менее работа проведена весьма впечатляющая, – кивнул Редферн. – Продолжайте в том же духе – и справитесь с делом за неделю.

– Ничего впечатляющего в этой работе нет, – проворчал комиссар, вовсе не разделяющий оптимизма пиромана. – Вы бы получили ровно такой же результат, если б местная полиция провела нормальный допрос.

– Иларская полиция не станет интересоваться смертями нищих сирот, – фыркнул Энджел. – Тут вам не Риада, где после убийства горничной вся полиция чуть ли не на голове ходила.

– Дело не в этом, – поморщился Бреннон. – Почему Уркиола так запаниковал, что стал вызывать в Фаренцу других консультантов? Убить мараббекк довольно легко, я сам видел. Выяснить, кто из горожан балуется черной магией, – для консультанта тоже не проблема. Тогда что его так напугало?

Ответа ни у кого не нашлось. Редферн раздраженно поворошил книги – этот тип привык, что он в комнате самый умный или, по крайней мере, самый знающий. Лонгсдейл задумчиво барабанил пальцами по столу. В дверь тихонько постучали.

– Кто это? – резко спросил Энджел. Дверь отворилась, и в кабинет вошла Валентина.

– Надеюсь, я не помешала? – спросила она. – Могу ли я присоединиться?..

– Конечно! – с жаром отозвался пироман, и комиссару совершенно не понравилось, как он вылупился на Валентину. Словно был уверен, что вот она-то и есть лучшее средство для решения проблемы.

– В общем, мне кажется, нам следует разделиться, – подвел итог Бреннон. – Пока Лонгсдейл и Джен будут работать над всяческими колдовскими штуками, я займусь поисками среди людей. Даже чернокнижник оставляет следы. Он же не бесплотный дух, чтоб ему! Кто-то непременно что-нибудь заметил.

– В городе ходят слухи о случившемся, – сказала вивене, занимая самое дальнее от Лонгсдейла кресло. – Правда, ничего магического. Горожане уверены, что причины самые обыкновенные – например, голод, которым морят девочек в приюте.

– Порядочки тут у них, – буркнул Натан и вдруг припомнил: – Кстати, а вы не пробовали то самое заклинание, которое использовали, чтобы выяснить, жив ли отец Грейс?

– Пробовали, – вздохнул консультант, – но на нас оно очень плохо срабатывает. Мы получили три разных результата – что Уркиола жив, мертв и находится в пограничном состоянии.

– Это неудивительно, – проронила Валентина. – Такие чары предназначены для людей, а не для двуединых сущностей.

– Для каких? – удивленно воскликнула Маргарет. Энджел прикусил губу, и Натан сразу понял, что об этой особенности пироман девчонке не рассказывал.

– Двуединых, дитя. Сущности, разделенные надвое.

– Что? – растерянно выдавил Лонгсдейл; Джен поднялась и отступила от него, словно это было заразно. – О чем вы говорите?.. Я же… я никогда… – Он вдруг опустил голову и коснулся груди, будто почувствовал присутствие того, другого. Бреннон отвел взгляд, и тут вивене невозмутимо осведомилась:

– Кстати, а каким образом такое количество двуединых сущностей, то есть консультантов, вообще появилось на свет?

Энджел крепко сжал подлокотники кресла и процедил:

– Вам непременно надо выяснить это сейчас?

– Уж пора бы, – заметил Бреннон. – Уркиола пропал с концами, и, скорее всего, за убийствами девочек стоит очередной чернокнижник. Вполне возможно, что он решил пойти путем Ройзмана и похитить консультанта, чтобы выяснить, как же он функционирует. А смерть девочек была только приманкой.

– А что, вполне логично! – встрепенулась ведьма. – Не один же Ройзман такой умный. Уркиола мог сообразить, к чему дело идет, вызвал своих, чтобы заловить гада, но опоздал и попался.

– А потому хотелось бы знать, что может этот чернокнижник обнаружить в консультанте, – сухо добавил комиссар. Лонгсдейл все еще потерянно молчал. Маргарет с трудом отвела от него взгляд и посмотрела на Редферна.

– Вы знали? – спросила она. Тот кивнул, не глядя на девушку. – Знали – и все это время молчали?

– Но никто и не спрашивал, – тихо сказал Энджел. – Впрочем, вы бы сами могли понять – какой смысл в охотнике, который может умереть?

Лонгсдейл вздрогнул и наконец поднял на него глаза.

– Почему? – спросил он. – Почему я не могу умереть?

Редферн молчал, не глядя на консультанта.

– Двуединая сущность, – сказала Валентина, – это сущность, разделенная между двумя воплощениями. Пес и его консультант – по сути одно. Одно целое.

– Да, – сквозь зубы бросил Энджел. – Это и есть суть процесса.

– Которую хотел выдавить из вас Ройзман? – уточнил комиссар.

– Он все равно был слишком туп, чтобы понять ответ.

– Пес и его консультант… – прошептала Маргарет. – Не консультант и его пес… Что вы имели в виду? – гневно воскликнула она, повернувшись к Валентине. – Вы намерено так сказали, значит, вы уже знаете!

– Я догадалась давно, – невозмутимо произнесла вивене. – Это не пес, а фамилиар – бессмертный дух, ставший вместилищем для человеческой души.

– Так он… – Маргарет запнулась; сердце Натана снова сжалось. Он так и не смог примириться с этим знанием. – Так, выходит, он провел в собаке шестьдесят лет? Энджел!

Пироман отвернулся от нее и пробормотал:

– Душа и тело живого существа крепко связаны. Когда наступает смерть, то душа покидает тело. Однако если душу извлечь, оставив не разорванной связь с телом, то смерть не наступит.