[Часы на Кремле]
Часы на Кремле никогда не стоят.Четырежды вчерчен в века циферблат.… Их слушает вся страна.Натянута туго времен тетиваИ стрелка идет, наклоняясь едва.… Их слушает вся страна.С котомкой ушел из деревни мой дед.Но внучка находит протоптанный след.… Их слушает вся страна.Ей шрифтом газету дано окропить.Ей выпала пряжей словесная нить.… Их слушает вся страна.И строки, как полосу, выправим мыЗа лен и зерно золотой Костромы.… Их слушает вся страна.И тихо в деревне дивятся судьбеИ слушают радио в светлой избе.… Их слушает вся страна.А в гулкой столице, сквозь темень и сон,Нещадно ночами звонит телефон.… Их слушает вся страна:И Спасская башня в ночной тишинеПриходит к тебе и приходит ко мне.… Их слушает вся страна.1927. [г. Москва]
Страна Советов
Простой и пламенной. Такою.Годами-крыльями звеня.Она встает передо мною —Страна моя, любовь моя.Вокруг Кремля – сердец ограда.Знамен протянутая кровь……Мне больше ничего не надо.Страна моя, моя любовь!Звездой ведома пятипалой,Высокой славе вручена,Качайся, мак мой темно-алый,Моя любовь, моя страна.А если выпадет иное:Снарядом сбит дымок жилья, —Ну, что ж, мы ляжем перегноем,Страна моя, любовь моя!<1927>
Опрокинутый шеврон
Стихи
Акростих
Ах, нет пути, мне нет пути назад!Нестройное меня сжигает пламя:Душа моя – как Соловьиный Сад —Российскими звенит колоколами.Едва струится полночь над водойИ гулкий мост свои качает звенья…Когда б я стать могла чужой судьбой,Одним неотвратимым совпаденьем! —Рука к руке. Сарказма нежный лед…Старинный недруг, нет, Вы не поймете:У нас, под спудом память бережетНеву, и ночь, и сердце на отлете.27 октября 1928, 29 ноября 1928
Скрытый акростих
Алый вечер, влажный ветер.Он коснулся дней моих —И с двойной судьбой на светеМне расти – и трогать стих:Знаю, если луч закатаТонкий путь мой пресечет —Вот, замкнулась я от братаВ тихий дом и нежный лед;Если ветер – божий странник —Сдует радость с губ долой —Это сердце будишь к раннейТы, недобрый княжич мой!1 ноября 1928, 6 ноября 1928
Колчан
А. И. К.
Я не запомню лик такойНа складнях дедовских молелен– Как мне отпущенный, двойнойКолчан ресниц твоих смертелен.Червленых дней не расплести.Плывет туман, как жемчуг зыбкий– Какие замкнуты путиОдной дугой твоей улыбки.Но – ветер из далеких стран —Я вновь стою в плаще разлуки…– Каких неизлечимых ранНе уврачуют эти руки.25 ноября 1928
Знаешь, в дни, когда я от бессилья
Знаешь, в дни, когда я от бессильяСтановлюсь, вот так, сама собой —Простирают огненные крыльяАнгелы к душе моей слепой.Ах, я в брод прошла такие реки,Я прочла, мой друг, так много книг,Что у лучших опустились векиИ заплакал сам Архистратиг.Только это сердце принимая,Ни большой, ни мудрой не зови:Я такая женщина простая,Нищая в моей к тебе любви.Вот, я здесь, в моем плаще разлуки;Всем ветрам не удержать меня —Но твои пылающие рукиМне страшнее моря и огня.Эта боль в подкошенных коленях —Снится мне с годами всё сильней:Головой на каменных ступеняхЯ лежу у милых мне дверей.21–23 ноября 1928
У тебя глаза – теплеющие страны
У тебя глаза – теплеющие страны.Крылья времени у твоего плеча.В памяти медовым говором ТосканыФлорентийская шуршит парча.Ах, во флорентийских хрониках любилиТак, как мне тебя не полюбить, Андрей:Наши дни – как связка флорентийских лилий —Только тень других, высоких дней.Но под русскими снегами бьется сердце,Кровь бежит венчальною струей.О, Флоренция, Флоренция, Фьоренца,Вот, смотри, ты назван именем ее.И больших пространств едва тугое пеньеКатится, как в темном кубке жемчуга:Флорентийской жизни древнее теченьеВходит в северные берега.23 ноября 1928
Я сказочно богата ожиданьем
Я сказочно богата ожиданьем.Живу – и дней крылатых не считаю.За долгий путь вознаградит свиданьемСтаринный недруг – или друг – не знаю.В полотнах времени идет навстречуТот, кто навек назначен мне судьбою. —О, кто б Ты ни был – знай, Ты мной отмечен:Благословенье Божье над Тобою.Взгляни в лицо мое – Твое отныне,В мои глаза, опущенные строго:К Тебе, к Тебе ведет меня и стынетТропой цветочной райская дорога.1 декабря 1928
Союз писателей
Нет, клекот дней не чувствовать острее
Нет, клекот дней не чувствовать острее.Но жить стремглав, бездумно налегке —Не камнем медленным на этой шее,Но четками на дрогнувшей руке.И двигаться, шурша, нежнее дыма,Как Ариаднина струиться нить —Чтоб было Вам, мой друг, неповторимоЛегко держать и легче уронить:Ведь с тонкой тенью моего закатаПути скрестились Ваши и мои —И сердце Корсунов в гербе крылатоДвойной стрелою смерти и любви.6 декабря 1928
Крылом любви приподнята над всеми
Крылом любви приподнята над всеми…Мой ломкий жребий нежен и жесток. —Глубокой ночью ропщущее времяГлухим прибоем плещется у ног.В плаще времен мне стройной снится тенью.Как кипарисы, молодость твоя.К твоим губам, к узлу сердцебиенья,Цветком надломленным склоняюсь я.И жутких глаз я больше не раскрою,Но ковриком душа простерта ниц —И смерть едва заметною ладьеюПлывет по краю сомкнутых ресниц.Орлиный клекот, ветер непокоя,Сжигая дней легчайшие листы,В высокой муке, под моей рукою,О, сердце Корсунов, как бьешься ты!9 декабря 1928
О, в складках всё одной мечты
А. К.
О, в складках всё одной мечты.В тисках холодного веселья.Мне снится, снится, друг, как ты —Ее целуешь ожерелье.И, руки спрятав за спиной,Чтоб не схватить ножа тупого, —Я, в оскорбленье ей одной,С трудом придумываю слово... И, верно, голос твой ослаб:Ее руки рукой касаться…С улыбкой спит она. Когда бОна могла не просыпаться!И часто так, в тугом плену,Хмельным качаемая зельем,Я вдруг ей горло затянуЕй возвращенным ожерельем.13 декабря 1928. Полночь
День Андрея Первозванного
И я справляю свое Рождество
И я справляю свое Рождество:Стою, смотри, у окна твоего.И вижу ограду, каток, кустыИ всё, что обычно здесь видишь ты.Не ты со мной, но большие слова,Вот, имя твое приходит сперва,Ложится на сердце крылами букв,Сухая ладонь приглушает стук.В круженьи, в тревоге, в плену таком,Зачем я вошла в этот серый дом.Мой стройный, высокий, хороший весь,Андрей, я не знаю, зачем я здесь.Вздымается жизнь за твоим окном —И слезы весь мир рисуют пятном,И ветер – сквозь жуткий нездешний свет —Качает деревья, которых нет.23 декабря 1928
Акростих
А я не та. Опять мой голос ломкийНад степью лег, под купол синевы. —Да, туже всех ремень моей котомкиРукой своею затянули Вы.Еще я – факел на ветру разлуки,И я горю, чуть вспомню милый дом,Когда мой стих я Вам роняла в руки,Обожжена строфическим крылом.Развеян теплый пепел вспоминанья.Спокойной будь. Ты вновь обреченаУйти. В тебе, как в опустелом зданье,Нет больше жизни. Только тишина.29–30 декабря 1928
Я помню, девочкой, случайно
Я помню, девочкой, случайноС судьбою вымысел сплетя,В полях, под снегом, с болью тайнойАндреев-крест искала я.Ни волк, ни зверь иной не тронетМеня, царевну – и домойЦветок несла я меж ладоней,Как сердце, данное судьбой.И вот – Тебя зовут Андреем.Над нами высятся года.При встрече – нет, мы не краснеемИ улыбаемся всегда.Но если, друг, неясны дали,Твой жребий темен и жесток —Мне будет крест твоих печалейКак легкий некогда цветок.Ноябрь-декабрь 1928
Дни
Как дней пустые жемчугаНа теплый пепел сновиденья —Спадет на наши берегаВода глубокого забвенья.Они кричат, слова мои.Всё ищут выхода и входаРумяно прожитые дни.Тревогой скошенные годы.Как больно мне не быть твоей.Как мысль терзается сухая.Квадратный жемчуг наших днейВ последний раз перебирая.Смотри, как дом распахнут твой —И снова, дрогнув от бессилья,Мой голос над твоей душойПростер надломленные крылья.29–30 декабря 1928
Сонет-акростих
Дано мне сердце – сокол меж сердцами —А мне ему не перебить крыла.А мне таких – как солнце, как стрела! —Не удержать бескрылыми руками.Дай мне взглянуть в лицо твое. Над намиРедчайший север – небо из стекла;Его лучи я тихо отвела:Италии твоей шуршит мне пламя.Как будет трудно жить мне без тебя.Одна любовь ладьей сонета правит.Ровнее стих. Не узнаю себя:С какой зарей мой сон меня оставит?Уходит всё. И всё возвращено.Не страсть стареет – доброе вино.1–2 января 1929
Греческая церковь
День раскрывался, как белый подснежник.Солнце стояло за облачной дверкой —В Троицын день, благовонный и нежный,В Троицын день я вошла в эту церковь.Я – с нерушимой твоей колыбелью,С темным крылом моего лихолетья…Воздух струился над плоской купельюГреческим медом и греческой медью.В рай позолоченный, к тесной иконеС веткой березы, прозрачной и узкой:Здесь обо всем, что к земле меня клонит,Матери Божьей я всплачусь Корсунской…В вихре знамен, в молодом большетравьиЯ пронесу через годы тугиеДрогнувший дар твоего православья,Выпуклый клекот твоей Византии.2 января 1929
Сонет-акростих
Нет, он другой; не выше и не лучше —Его собой ты не напомнишь мне.А я – ну, что ж: на всем твоем огнеНе таю я. Моя дорога круче.Другим путем – путями всех излучинРастет любовь, пришедшая извне:Ей арфой быть в хрустальной тишине.… И так, как ты, никто меня не мучил.Каких камней не бросишь ты в меня?Оставь, хоть в шутку, сердце не разбитым.Редеет сумрак. Жизнь идет, звеня.Скажи, что с кубком делать мне испитым?Улыбки нет. Успокоенья нет.Нет и другого. Есть – еще сонет!9 января 1929
Я знаю дом: и я когда-то
Андрею Корсуну
Я знаю дом: и я когда-тоЖила в такой же тишине.Лучи такого же закатаЗарю играли на стене.Мы ценим, первенцы последних.Воспоминанья хрупкий морг —И геральдические бредни.И геральдический восторг.В другой эпохе безмятежноЗастыли стрелки на часах —А на столе, как вечер нежном,Развернут Готский Альманах.Ты бьешь крылами непокоя,В роду последнее звено —И мне горит твое большое,Чуть розоватое окно.В ветвях чужих генеалогий,До света легкий тратя свет,Ищи исход своей тревоге —Исхода нет. Покоя нет.Года разрушат всё, что хрупко —И нам останется одно:Из геральдического кубкаТянуть старинное вино.3 января 1929
Акростих
Ах, в каких видала сновиденьяхНе тебя, мой княжич – твоегоДвойника ли, ангела – в смятеньиРазве сердце скажет мне, кого.Есть во мне стихов тугие струныИ дуга большого мастерства.Как мне быть, когда таким бездумнымОдиночеством горят слова.Редкий день пройдет без песнопенья,Словно церковь, стала я душой.Увидать в каких бы сновиденьяхНе тебя, не друга – жребий мой.3 января 1929
О, милая любовь моя
О, милая любовь моя.О, сердце, полное смятенья! —Как неразрывен круг огня —Тех дней пылающие звенья.Склоняясь к твоему плечуКак некогда ко сну и смерти —В какие бездны я лечуКакие звезды путь мой чертят?Я сердцем брошена в снега.Как Кая ищущая Герда, —И слов большие жемчугаДрожат меж створками конверта:Растает льдинкой эта ложь.Придет Она – ты, в злом весельи,Ей шею трижды обовьешьМной сотворенным ожерельем.4 января 1929
Авиньонское мое плененье
Авиньонское мое плененье.Нет путей к семи холмам покоя.Дни мои – они лишь отраженьеРима, затененного Тобою.Ель качнула треугольный терем.Италийский воздух, умиранье…Как живые мысли мы умеемОтравлять водой воспоминанья!Редок, счастье, твой некрупный жемчуг.Снежной пряжей тихо тает – наше.У меня, во сне, всё губы шепчут:«Наклонить Тебя – и пить, как чашу»…4 февраля 1929
Серебряная Рака
Стихи о Петербурге
1925–1937
Посвящается Л. Р.
Я не позволю – нет, неверно
Я не позволю – нет, неверно:Уже смертелен мне Твой рот, —Любовь – взволнованную серну —Прикосновеньем сбить с высот.Легки супружеские узы,А может быть – их вовсе нет…Ты мудро вызолочен Музой:Что ж, погибай – один ответ.А я стою вне всякой скверны…Так доживает век, один,На женщин, верных и неверных,Тобой разменянный Кузмин.1935
I
Других стихов достоин Ты
Других стихов достоин Ты.Развязан первой встречи пояс:Нева бросалась под мосты.Как та Каренина под поезд.На эту встречу ты подбитБыл шалым ветром всех созывов…И я схватилась за гранитКак всадник держится за гриву;И я… но снова о Тебе…Так фонарем маяк обводят.Так выстрел крепости, в обедДоверен вспугнутой погоде.Так всякий раз: Нева. Гранит.Петром отторгнутые земли…И поле Марсово на щитОтцветший свой меня приемлет.1935
Дворец был Мраморным – и впору
Дворец был Мраморным – и впоруСобытью. Он скрывал Тебя.Судьбой командовал Суворов —И мы столкнулись – Ты и я.Нева? Была. Во всем разгоне.И Марс, не знавший ничего.Тебя мне подал на ладониБольшого поля своего.С тех пор мне стал последним кровомОсенних листьев рваный стяг.И я, у дома Салтыкова.Невольно замедляю шаг;Как меч на солнце пламенеюИ знаю: мне не быть в плену:Оставив мирные затеи.Любовь ведет со мной войну.1935
За то, что не порвать с Невой
За то, что не порвать с Невой.А невский ветер студит плечи, —Тебя выводит город мойИз всех туманов мне навстречу.За то, что каждый камень здесь,Как Ты – любим, воспет и строен, —Ты городом мне выдан весьНа ямб. И город мой спокоен:Не станет беглый взгляд темней,Едва скользнув за мною следом. —Ты городом поставлен мнеНа вид: как эта крепость – шведам.Но не гордись. Мне всё равно,Тебя ль касаться, лиры, лютни…Любой Невы доступно дно,И я не стану бесприютней.1935
Фельтен для Тебя построил зданье
Фельтен для Тебя построил зданье.Строгое, достойное Тебя, —И Нева бежит, как на свиданье,Спутница всегдашняя твоя…Вставлен в снег решеток росчерк черный,Под ноги Тебе, под голос пург,Набережные кладут покорноБелый верх своих торцовых шкур.И, Тобой отмеченный, отнынеМне вдвойне дороже город наш. —Вечный мир второй Екатерине,Нам воздвигшей первый Эрмитаж.1935
Расставаться с тобой я учусь
Расставаться с тобой я учусьНа большие, пустые недели, —Переламывать голос и грусть,Мне доверенные с колыбели:Чтобы город на завязи рекПредпочла я высоким мужчинам,Чтобы не был чужой человекБезраздельным моим господином.Или вправду Ты нужен мне так,Что и город мой – темен и тесен? —Отпусти меня в море, рыбак,Если мало русалочьих песен:Пусть привычное множество НевВ той, гранитной, качнет меня зыбке, —Чтобы имя короткое: Лев, —Мне не всем говорить по ошибке.1935
Летний сад
Младшим – стройное наследство.Лебедь, кличущий назад, —Ты мной дивно правишь с детства,Венценосный Летний Сад.Дрогнет мраморное вече.Жолудь цокает в висок.Место первой нашей встречиОт тебя наискосок.Так. Скудеющей походкой.Так. Растеряны слова.Там, за дымчатой решеткой,Тяжко стелется Нева.Струны каменные – четчеВсех чугунных – горний кряж…Так тебя украсил зодчий,Тот, что строил Эрмитаж.Летний Сад, какое летоНас введет сюда вдвоем?Вдоль гранита плещет Лета,Покоренная Петром.1935
Как Гумилев – на львиную охоту
Как Гумилев – на львиную охоту.Я отправляюсь в город за Тобой:Даны мне копья – шпилей позолота —И, на снегу, песок еще сухой.И чернокожие деревья в дымнойДали, и розовый гранитный ларь, —И там, где лег большой пустыней Зимний,Скитаюсь, петербургская Агарь…1935
Когда всё проиграно, даже Твой
Когда всё проиграно, даже ТвойПриход подтасован горем, —Тогда, выступая как слон боевой,На помощь приходит город.Он выправит, он – неизбежный друг —Мне каждый раскроет камень,Обнимет, за неименьем рук,Невы своей рукавами.И, в каждом квадрате гранитных ризЛелея на выезд визу —Мне можно ослепнуть от снежных брызг —Эдипу двух равных Сфинксов.И снова, укачивая и креня,Под свод Твоего законаМой город вслепую ведет меня —Недвижная Антигона.1931
II
Биржа
Здесь зодчая рука ТомонаКоснулась дивной простоты —И камень камню лег на лоно.Хранить дощатые мосты.О, Биржа! на первичном планеТак строгий замысел встает.И чутко слышал иностранецНеву туман и тонкий лед:На мерно скрепленные стеныСтруится веско тишина.И, в складках сумрака, нетленнаКолонн крутая белизна;И на широкие ступениЗдесь ветер с ладожских зыбейСклоняет ломкие колениПред стойкой прелестью твоей.1925
Владимирский собор чудесно княжит
Владимирский собор чудесно княжитНад садом, над Невою, надо мной…Я тронута мечтательно – и дажеНе синевой, не белизной:Нет, в нем одном так оба цвета слиты,Что вижу я (и замедляю шаг)Над Петербургом – палубой немытой —Андреевский полузабытый флаг.1934
На Марсовом широковейном поле
На Марсовом широковейном полеОстрее запах палого листаИ ветер мне – крупицей свежей солиС горбатого, сурового моста.О, город мой, как ты великолепен!Здесь перебито будней колесо.Заботы о ночлеге и о хлебе —Горсть желудей и небо: вот и всё.Так воробьи, в песке чуть влажном роясь,Бездомными не чувствуют себя.И кажется тогда мне: я покоюсь,О, город мой, на сердце у тебя.1931
Так. Желтизна блестит в листве
Так. Желтизна блестит в листве.В оцепененьи жгучей мукиМечеть в постылой синевеПростерла каменные руки.И, преломляясь, никнет дым,С дорожной смешиваясь пылью.А я иду путем моим.Уж август складывает крылья.И, больше чем любой исход.Острее ласкового слова.Меня, такую, развлечетЛисток плюща с окна чужого.1928
Лает радио на углу
Лает радио на углуИ витрина освещена,И по дымчатому стеклуРьяной струйкой бежит весна.Демос – вымер, и город спит.Не сказалось. Не вышло. Что ж.Только ветер мне плащ и щит,Только ветер – и дождь, и дождь…Старый дождь, мы с тобой вдвоем,Дрогнет площадь и даль пуста.Как любовники, мы пройдемНа зеленый глазок моста.1928
Князь-Владимирский собор
I
Среди берез зеленокудрыхСобор, как чаша, вознесен:Трезини был он начат мудро,Ринальди славно завершен.В обличьи стен – еще простое:Петровский росчерк, прям и смел.И колокольня высотою —О, в тысячу парфянских стрел!Но не об этом встанет песняКостром в лирической игре:Не о соборе, всех чудесней,Не о Трезини и Петре…Высок и прост мой символ веры:Я сквозь листвы живую сеть,Вон с той скамьи, на дом твой серыйМогу рассеянно смотреть.II
Никогда мне Тебя не найти,Мне не встретить Тебя никогда —Так запутаны в мире пути.Так трудны и шумны города.И, чтоб я отыскала Твой дом.Как жемчужину в горсти сестер.Стал высоким моим маякомКнязь-Владимирский белый собор.В сером доме, где, в шесть этажей,Под лепною ромашкой бетон,Я не знаю заветных дверей,Не узнаю окна меж окон.И ворота – двойной лепесток —Раскрываются, тихо звеня…Каждый тонкий, литой завитокМне дороже, чем юность моя.Припадаю, в трамвае, к стеклуЖаром сухо очерченных губ:Ты живешь на чудесном углу,Против дома, где жил Сологуб.1930
Город воздуха, город туманов
Город воздуха, город туманов.Тонких шпилей, протяжных сирен, —Никогда я бродить не устануВдоль гранитных приземистых стен.Хороша, как походка красавицИ как первая в жизни любовь,Многих Нев многоводная завязь,С синевою, как царская кровь.Если дальше дышать не смогу я,Как я знаю, что примете вы,Полновесные, темные струи,Венценосные воды Невы.1931
…И ты, между крыльев заката
…И ты, между крыльев заката.Как луч в петербургской листве.Проходишь под аркой СенатаК широкой, спокойной Неве.Мой город… он – голос и тело,Сквозь зданий облупленный мел.Он голубем сизым и белымНа финские топи слетел;Он вырос из грубого хораМосковской, тугой суеты —Мой голос, мой голубь, мой город,Родной и высокий, как ты.1929
На Охтенском мосту
Чешуйчатые башниНа Охтенском мосту.Где лед скользящей пашнейРазвернут на версту.Фонарь, ведро олифы —Расплесканный уют…В двух горенках – два скифа —Привратники живут.Они сметают мусорВ железные совки —Окурки, шпильки, бусыИ драные кульки.А в полдень – входят важно,У ветра на счету,В чешуйчатые башниНа Охте иском мосту.1933
Михайловский замок
В гранитном, северном цветкеОсколок мрачного преданья —На зыбком, медленном пескеБезумьем созданное зданье.Оно у кованых перилКоробкой смятою застыло. —Не правда ль, Павел, ты любилСвою кирпичную могилу?Как пешеходы вдоль реки,Сквозь жизнь ты шел, из зала в зало…И в черных рамах глубокиОкон белесые провалы.На киноварь стены крутойЛег иней сединою мудрой:Так падал некогда сухойНа запах крови запах пудры.И, смутный раздвигая сон,Под букв литою позолотой,Стальные челюсти времен —Еще смыкаются ворота…Истошный окрик стих и слег.И, меж деревьев, над водою,Едва приметный огонекГорит зеленою звездою.И вдоль дорических колонн —Их ровно десять вывел Бренна, —Другие дни берут разгон:И с каждым солнцем неизменно(Курносый пасынок судьбы.Сухим смешком своим залейся!)– Горячий хлеб и новый бытНесут с собой красноармейцы.1928
Адмиралтейство
1
Вянет солнца нежная солома.И, разрозненный, струится лугМимо львов Лобановского дома.В золотой адмиралтейский круг…Мне своих не переставить ларов:Будет сниться – чуть взгляну назад —В рыхлый камень пеленал ЗахаровЭтот узкий, длительный фасад.Только б так, по скату лет суровых,Всё идти, но с молнией в руке —И лепную прелесть дней петровыхНе доверить ломаной строке.1928
2
В ромашках свод, тенист и узок.Я солнце видеть не могу,Где зданье пористой медузойРаспластано на берегу.Немецких плотников услада.Над запыленным гравием крыш.В зеленых водорослях садаТы рейнским золотом горишь.Каких героев приближеньеТвою пронижет чешую?В гранитной чаше отраженьеКачает ветер, как ладью.И время полною струеюРеки отягощает ход…Обличье ложного покояГлаза, шаги сюда влечет:И вновь вернее всех объятийПеребивая память, тутЛепными щупальцами схватитМеня адмиралтейский спрут.1933
Адмиралтейство
В<севолоду> П<етрову>
Маргаритками цветет Империя.Желтым полем нежно выгнут свод.Зданье – лебедь с выпуклыми перьями —Славы первенец – парит… плывет…Шкуркой – лисьей или горностаевой —О, распластанное на ветруО, двухцветное, – крошись, истаивай,В солнце врезанное ввечеру.Ты – стройнее гениальной памяти —Временем чуть выветренный кров.Пористый ковчег – нельзя, слова не теОтпечаток предадут петров…Или, ревностной медузой выскользнув,Ты – Неве песчаная коса? —Здесь эпоха повернула циркуль свой,Век простер лепные паруса.Что ж, из имени петрова вставшее,Вдруг стихами легшее в персты,Маргариткой отцветай, ромашкою:Мне гадать еще поможешь ты.1933
Фельтен
С глухой конюшни крик истошный.Французский говор в свисте пург —Екатерининский, роскошный.Тяжеловесный Петербург.Но, в полукругах ломких линий,В крутых извивах – путь огня! —Она, смотри, цела доныне,Прямая линия твоя.Дубы Петра сухой и четкийПленил навеки твой чугун;Высокий строй твоей решетки —Как пение гранитных струн…Какой судьбой – никто не скажетИ меньше всех, быть может, ты —Но всходят стены Эрмитажа,Геометрически просты.Колокола и окна – немы,Но церковь – нет, я не могу:Она лепною теоремой,Голубкой стынет на снегу…И пусть Невы разбита дельтаНа планах вдоль и поперек:Краеугольным камнем ФельтенВ той стройке бешеной залег.1933
Три решетки
Черным кружевом врезана в пепелСерых дней и белесых ночейТа решетка – великолепьеПохорон или палачей.И другая гранит свой покатыйПриструнила, нарядней стократГде ущербным мрамором статуйНаселен поредевший сад…Смят железной когортой столетьяПышный век тот, раскатанный в лоск.Воронихин, Фельтен и третий…Тает камень, как тает воск.И, за шкуру свою беспокоясь, —О, защитный растреллиев цвет! —Отдал Зимний свой царственный поясПарку лучших советских лет.Так росли мы сквозь годы глухие,Тень осины в квадратах тюрьмы:Город – гордость любой России —По решеткам запомним мы.1933
Смольный: I
Утро. Ветер. Воздух вольный.Колесован снег и след.Вырисовывает СмольныйСвой китайский силуэт.Словно поднятые пальцы —Боковые купола…Время, выведшее, сжальсяНад ладонью из стекла.Первой льдиной, легче дыма,Рассыпается собор:В горнах дней неуловимоТает выспренный фарфор.Неужели, неужелиМы навек осуждены,Вместе с замыслом Растрелли,У Китайской лечь стены?..… Из-под палок НиколаяГоспиталь кровавый встал,И Кропоткин, убегая —Азиатчины бежал.1933