МУСУЛЬМАНСКОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ В РОССИИ
А. Юнусова, исламоведМусульмане, являясь гражданами России, в большинстве своем являются также членами мусульманской уммы. Учитывая, что сегодня носители ислама составляют до 20 % населения страны, а количество приходов достигло уже половины численности приходов Российской империи, вопросы социальной организации мусульман, соотношения интересов мусульманской общины с государством и обществом представляются крайне важными.
Мусульманское самоуправление в России, где мусульмане – это граждане страны (или подданные империи), следует рассматривать как внутриобщинную систему и как систему отношений между мусульманами в целом и государством. Самоуправление мусульманское есть, таким образом, внутреннее развитие и социальная практика мусульманских общин, с одной стороны, а с другой – взаимодействие общины с неисламской частью общества.
В Российской империи внутреннее устройство общины регламентировалось нормами мусульманской и адаптированной к исламу этнической традиции. Приходское самоуправление было выражено следующими принципиально важными моментами: выборность духовных лиц, применение норм шариата, решение бытовых и хозяйственных вопросов в пределах территориальных общин. Духовные лица, получавшие указ императора о назначении имамом (мугалимом, мударисом, азанчеем), должны были сначала получить «приговор» жителей своей деревни, т.е. пройти предварительную процедуру избрания внутри общины. Духовенство с применением норм шариата решало вопросы заключения браков и разводов, наследования, имущественных споров, следования нормам ислама и наказания за несоблюдение религиозных правил. Вопросы социального устройства, хозяйственной жизни в рамках территориальных – сельских или городских – приходов также рассматривались и решались прихожанами самостоятельно. Устройство и содержание кладбищ, сбор средств на строительство или ремонт мечети, воспитание сирот или их усыновление, содержание духовных лиц – все эти вопросы решались самими прихожанами.
Управление российской умой в целом осуществлялось через институт духовных собраний (в 1788 г. учреждено Оренбургское магометанское духовное собрание, в 1831 г. – Таврическое, в 1872 г. – Закавказское магометанское духовное правление шиитского учения и Закавказское магометанское духовное правление суннитского учения). В ведении духовных собраний были вопросы открытия приходов, назначения к ним духовных лиц, прошедших испытания на знание основ религии, издание фетв, решение споров между духовными лицами с применением норм шариата, соблюдение за исполнением религиозных правил. Важнейшей функцией духовных собраний было представление интересов уммы в государственных органах власти и управления. На муфтия и казыев, членов Совета улемов возлагалась ответственность за приходы на вверенной им канонической территории. Институт мусульманского самоуправления на территории Южного Урала функционировал в рамках системы «приход – Оренбургское магометанское духовное собрание», на которых принимались решения. Решение сложных споров, а также гражданских дел, выходящих за пределы компетенции имама, рассматривались в уездных и губернских судах. Все уголовные преступления, без учета каких-либо особенностей нарушителей этнического или религиозного характера, решались в общем порядке в соответствии с Уложением о наказаниях.
К началу XX в. ислам как образ жизни башкир, татар и небольшой части исламизированных марийцев и удмуртов по-прежнему составлял основу социальной организации сельских приходов, в меньшей степени – городских. В целом мусульманское внутриприходское самоуправление не претерпело особых изменений, так как оно продолжало опираться на принципы коллективности и выборности. В то же время заметно ослабели связи приходов с ОМДС. С одной стороны, это явилось результатом активной интеграции мусульман в российскую социально-экономическую и политико-правовую систему, выхода социальной активности мусульман за пределы сельских приходов. С другой стороны, в прежние связи между приходом и духовным собранием вклинились институты местных органов управления – волостные, уездные, губернские. Духовное собрание мусульман все с большим усилием выполняет функции регулятора жизни мусульманской уммы России. Кроме того, наличие нескольких муфтиатов – Оренбургского, Крымского и Закавказского – затрудняет выработку общей политики в отношениях с центральной властью, столь необходимой в условиях модернизирующейся империи. Все очевиднее становится необходимость модернизации российского ислама.
Идея централизации управления, создания института единого муфтия красной нитью проходит сквозь все мусульманские дореволюционные форумы. Добиться избрания всем мусульманским населением всероссийского муфтия с правом доклада императору – такая задача была озвучена на Совете улемов в июне 1905 г. в Уфе, а также на I Всероссийском съезде мусульман в Нижнем Новгороде. Хади Атласов, ссылаясь на Шагибутдина Марджани, подчеркивал: «В исламе не должно быть двух раисов. Если раисов будет больше, настанет раскол». Галимджан Баруди также заявлял, что в исламе не должно быть двух падишахов, но могут быть наместники.
Революционные годы XX столетия были отмечены активизацией национальных движений. В ходе башкирского национального движения было учреждено национальное управлением мусульман. С декабря 1917 г. мусульмане Башкортостана были объединены Духовным управлением мусульман Башкурдистана под эгидой Башкирского правительства, и это было единственное национальное духовное управление в рамках России. Постановление номер XII декабрьского курултая конституирует Закон о религии, в котором также подчеркивается идея мусульманского самоуправления.
В апреле 1920 г. Духовное собрание начало подготовку созыва мусульманского съезда. После долгих согласований с Наркомнацем, Наркомюстом и Уфимским губисполкомом 16 сентября 1920 г. в Уфе открылся первый – в условиях большевистской России – Всероссийский съезд мусульман. Его участники, делегированные от 7 тыс. мусульманских приходов, рассмотрели вопросы, касающиеся организации и экономической жизни приходов, подготовки кадров духовенства. Съезд проходил под контролем губернских властей и, конечно, не смог обеспечить хотя бы минимально восстановления самостоятельности мусульманских приходов. Последующая эпоха атеизма и террора 20–30-х годов исключала таковую возможность. Духовная жизнь сельских мусульман перешла под контроль сельских советов, партийных организаций, колхозной администрации. Мусульманское самоуправление на уровне приходов было забыто. Актуальным стал вопрос о сохранении хотя бы духовных управлений как институтов взаимодействия мусульманского сообщества с советской властью.
С Великой Отечественной войны началась либерализация религиозной политики, коснувшаяся жизни мусульманской общины СССР. Кроме Уфимского духовного управления мусульман появилось еще три:
– 20 октября 1943 г. в Ташкенте на Учредительном съезде мусульман Средней Азии было создано Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ) с центром в Ташкенте под председательством Ишана Бабахана ибн Абдулмажидхана;
– 25–28 мая 1944 г. в Баку на I Съезде мусульман Закавказья учреждается Духовное управление мусульман Закавказья с центром в столице Азербайджана под председательством Ахунда Ага Ализаде;
– 20–23 июня 1944 г. на проходившем в дагестанском городе Буйнакске съезде мусульман Северного Кавказа учреждается Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) с центром в Буйнакске. Первым муфтием ДУМСК стал кумык Хизри Гебеков.
В октябре 1948 г. в Уфе состоялся IV Всероссийский съезд мусульман, переименовавший ЦДУМ в Духовное управление мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС). Устав ДУМЕС был зарегистрирован 25 октября 1948 г.
Историческое Духовное управление в Уфе имело более широкие – в географическом, территориальном плане – полномочия. В его ведении оставались мусульмане не только Российской Федерации, но также Украины, Белоруссии, прибалтийских союзных республик. В то же время в соответствии с новым Уставом ДУМЕС лишалось многих своих прав: выдачи разрешений на открытие новых приходов и образование новых мухтасибатов, составление метрических книг, открытие религиозных школ и даже краткосрочных курсов. ДУМЕС имело право разъяснять верующим основы ислама, рекомендовать прошедших проверку лиц в качестве имамов, вести учет приходов и мечетей.
Модернизация ислама в 80-е годы была связана с именем Талгата Таджуддина, ставшего символом возрождения, лицом российского ислама в глазах всего мусульманского мира. Вместе с тем перестроечные настроения привели к расколу ДУМЕС. В январе 1991 г. на заседании президиума ДУМЕС в Уфе было принято решение образовать 25 мухтасибатов, из которых 16 объединяли мусульман в пределах областей: Астраханской, Куйбышевской, Нижегородской, Омской, Ленинградской, Пермской, Пензенской, Крымской, Свердловской, Тюменской, Московской, Саратовской, Ростовской, Прибалтийской, Ульяновской и Оренбургской. Пять мухтасибатов – Бугульминский, Зеленодольский, Казанский, Набережночелнинский и Чистопольский – были созданы в Татарстане и четыре мухтасибата – Октябрьский, Сибайский, Стерлитамакский, Уфимский – в Башкортостане. Фактически началось дробление ДУМЕС, а мусульмане Татарстана и Башкортостана оказались разделенными на «таджуддиновских» и «мухтасибатских». 21 августа 1992 г. заместитель муфтия Нурмухаммед Нигматуллин, ответственный секретарь ДУМЕС Нафигулла Аширов и главы Стерлитамакского, Октябрьского и Сибайского мухтасибатов созвали в Уфе съезд, который фактически учредил независимое ДУМ Республики Башкортостан.
Означала ли подобная децентрализация ДУМЕС тенденцию возврата к принципам мусульманского самоуправления?
Как показывают последующие события, наряду с дроблением общероссийского духовного управления и созданием на местах территориальных и национальных муфтиатов, становилась все более заметной тенденция к росту зависимости вновь открываемых приходов от государства. Так называемое возрождение ислама в России действительно привело к росту числа приходов, строительству новых мечетей, к развитию сети мусульманских учебных заведений, созданию российских исламских университетов и т.д.
Современный ислам отличают: высокая общественная и политическая активность мусульманских объединений и лидеров; нередкое позиционирование ислама в качестве альтернативы общенациональной идее, а мусульманской элиты – в качестве идеологической оппозиции, тенденции модернизации ислама, новации в сфере развития мусульманской экономики, культуры и образования; тесные контакты с зарубежными исламскими фондами и организациями. Но нигде мы не видим экономической самостоятельности мусульманских общин. А новации в развитии ислама сочетаются с возрождением традиционализма, низким уровнем социокультурной мобильности мусульман, устойчиво сохраняющимся различием «сельского» и «городского» ислама, ориентацией духовенства и лидеров на государство и демонстративной лояльностью по отношению к высшему руководству страны и региональных властей. Последнее в значительной степени обусловлено экономической слабостью мусульманских объединений, нежели имманентным верноподданичеством. Свежий пример – ТВ-сюжет, показанный на БСТ о коммунальных долгах мечети г. Салавата. Конечно, радостно от того, что в распоряжении мусульман Салавата есть прекрасная мечеть площадью 3 тыс. м2. Строили мечеть не без поддержки государственных структур. Но кто ее должен содержать? Если мусульмане не могут содержать свою мечеть, то зачем надо было строить ее в таких размерах? Поразительно и то, что, задолжав 500 тыс. руб., имам мечети наивно говорит ТВ-журналисту: мы думали, что в связи с вашим приездом нам долги отменят, но суд постановил взыскать с нас деньги. Таких мечетей, построенных при поддержке администраций районов, а не на средства мусульман, большинство. И все мечети хором просят денег у государства.
Бедность, конечно, не порок. Однако отсутствие средств не должно вести к снижению социальной ответственности за положение в том обществе, которое есть среда обитания мусульман. Сохранение нравственных устоев, развитие культурных традиций ислама, борьба с негативными социальными явлениями, взаимопомощь, поддержка лиц с ограниченными возможностями – все это сферы приложения активности мусульман. Насколько здесь проявляются ресурсы мусульманского самоуправления? Ведь силами общины можно создать малое предприятие и обеспечить жителей села рабочими местами. Можно организовать детский сад, помочь органам опеки и попечительства в оказании помощи ветеранам в своем селе, наставить на путь трезвости злоупотребля-ющих спиртными напитками.
Хотелось бы назвать примеры социальной активности мусульманских приходов во главе с инициативными имамами, служения своему селу, преодоления таких негативных явлений, как наркомания, пьянство, детская безнадзорность, безработица. Но список добрых дел, увы, невелик. Могу в этой связи отметить имама чишминской мечети Мустозяп-хазрата, учредившего фонд имени имама Хусаин-бека, целью которого является создание музея под открытым небом на базе комплекса кэшэнэ Хусаин-бека и старинного кладбища Акзират. Стоит отметить ректора медресе им. Марьям Султановой Ильдара Малахова, который в своем учебном заведении организовал приют для социально неустроенной молодежи, не только давая им религиозное образование, но также обеспечивая трудоустройство выпускников медресе.
Вместе с тем все более заметным становится несоответствие растущих требований мусульманских организаций, затрат государства на поддержку ислама и мусульманских образовательно-культурных институтов, числа повсеместно создаваемых общественных исламских организаций и фондов реальным результатам возрождения мусульманского самоуправления, традиционной мусульманской нравственности и социальной ответственности общины за каждого ее члена.
«Современное развитие регионов России. Политико-трансформационные и культурные аспекты», Уфа, 2010 г., с. 27–34.РЕНЕССАНС ИСЛАМА В РОССИИ И ПОТРЕБНОСТИ В ИСЛАМСКОМ ОБРАЗОВАНИИ
В. Шаповалов, исламовед (г. Ставрополь)Возрождение ислама в России в последние 20 лет происходит так интенсивно, что вполне обоснованно данный процесс многие эксперты определяют как ренессанс ислама. Подтверждением этого является бурное строительство мечетей, посещение пятничных молитв большим числом молодых людей, устремленность в зарубежные исламские вузы тысяч российских этнических мусульман, желающих получить исламское религиозное образование, создание религиозно-культурных организаций, издательских и медийных центров, исламской периодики и др.
Процесс возрождения ислама сложен и противоречив, что обусловлено рядом факторов. Мы наблюдаем восстановление социального института исламской религии в постсоветском российском обществе, где по закону социально-психологической инерции работают идеологические установки коммунистической доктрины, значительно искаженной в Советской России. Примером тому могут служить факты, подтверждающие во второй половине XIX в. вполне лояльное отношение правящих режимов в бывших странах так называемой народной демократии (ГДР и др.) к религиозным конфессиям, в то время когда в СССР они подвергались всяческим гонениям. Действенность этих установок относительно ислама проявляется как в сознании политических лидеров, академического сообщества, в медийном пространстве, так и на уровне обыденного сознания.
По причине ограниченности объема текста не будем касаться всех факторов, детерминирующих рассматриваемый процесс, а коснемся только того, как отражается ренессанс ислама в потребностях в исламском образовании. Мы полагаем, что будущее процесса возрождения ислама в России во многом будет определяться состоянием отечественного исламского образования. Нынешние потребности в исламском образовании являются одним из показателей его состояния и результатов через четыре года или пять лет, в зависимости от типов и видов образовательных учреждений, функционирующих в конкретном регионе.
Проанализируем некоторые результаты исследования потребностей в исламском образовании, проведенном группой социологов Северо-Кавказского государственного технического университета в 2009 г. в четырех федеральных округах европейской части России (Центральном – г. Москва, Северо-Западном – г. Санкт-Петербург, Приволжском и Южном). Генеральная совокупность исследования представлена следующими основными квотами: религиозные и светские высшие учебные заведения, умма, а также лидеры конфессии, старшеклассники – учащиеся выпускных классов и их родители, средства массовой информации, эксперты, связанные с религией и образованием. В целом генеральная совокупность исследования представляет собой весь спектр потребителей и получателей услуг, связанных с образованием в области истории и культуры ислама.
Основными эмпирическими методами сбора первичной социологической информации явились анкетный опрос и индивидуальное глубокое интервью. Для каждой из квот изучаемой совокупности был разработан отдельный инструментарий. Таким образом, общее количество анкет для сбора первичной информации составило шесть отдельных инструментариев: для студентов вузов, преподавателей, старшеклассников, родителей старшеклассников, учащихся примечетских школ, а также студентов медресе. В каждом из десяти обследуемых регионов предполагался анкетный опрос всех представленных выше категорий. В ряде регионов в силу обстоятельств, связанных с организацией исследования, а также с представленностью изучаемых квот в каждом конкретном регионе, количественному опросу были подвергнуты не все из шести целевых групп. Информантами качественного этапа исследования выступили эксперты, связанные с религиозным образованием, СМИ, конфессией и органами власти. В каждом из обследуемых регионов было взято от пяти до десяти индивидуальных глубоких интервью. В анкетном опросе приняли участие 450 преподавателей вузов и медресе, 758 родителей, 821 старшеклассник, 467 студентов вузов, 481 учащийся медресе, 185 учащихся примечетских школ, всего – 3142 респондента. Контент-анализу подверглись 58 текстов печатных и электронных СМИ.
Поскольку основное количество этнических мусульман проживают в Приволжском и Южном (на момент проведения исследования, а сегодня – в Северо-Кавказском) федеральных округах, то будем оперировать данными, полученными в этих территориальных образованиях. В Приволжском федеральном округе исследование проводилось в Нижегородской области, а также в республиках Татарстан и Башкортостан. В Северо-Кавказском федеральном округе в исследовании участвовали представители Дагестана, Чечни, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, а также Ставропольского края.
Основным потребителем выпускников учреждений среднего и высшего религиозного профессионального образования является умма в лице духовных управлений, регулирующих обеспеченность мечетей служителями исламского культа. Духовные лидеры исламской конфессии считают, что для священнослужителя достаточно обладания средним религиозным профессиональным образованием. В ближайшие пять лет потребность в квалифицированных священнослужителях в европейской части России оценивается лидерами исламского образования в 2 тыс. дипломированных выпускников медресе. Наиболее остро потребность в квалифицированных священнослужителях выражена в Северо-Кавказском и Приволжском федеральных округах.
Духовные лидеры исламской конфессии и эксперты высшего уровня в сфере исламского образования определяют в качестве оптимального количественное соотношение потребностей в квалифицированных священнослужителях, имеющих среднее профессиональное религиозное образование, и специалистов по исламской теологии, истории и культуре ислама, имеющих высшее профессиональное образование, подтвержденное государственными сертификатами, как 10:1. Таким образом, в ближайшие пять лет необходимо подготовить не менее 200 специалистов по исламской теологии, истории и культуре ислама. С учетом того, что намерения работать по специальности проявляют не более 50 % обучающихся по указанным образовательным программам студентов, объем подготавливаемых специалистов в ближайшие пять лет должен увеличиться как минимум до 400 человек.
В указанном исследовательском проекте его разработчики исходили из нескольких основных идей и гипотетических предположений. Мы полагаем, что наряду с определением потребности в профессиональных служителях исламского культа, специалистах по истории и культуре ислама, исламской теологии, организации воспитательной деятельности с учетом конфессиональной направленности необходимо выявить наличие потребностей в образовательных услугах в обозначенных профессиональных сферах у получателей таких услуг – будущих студентов вузов и учащихся учреждений среднего профессионального образования, а также их родителей.
Старшеклассники – этнические мусульмане проявляют потенциальный интерес к специальностям, связанным с религией, соответственно: в Нижегородской области – каждый третий; в Республике Татарстан – каждый пятый; в Республике Башкортостан – каждый четвертый; в Республике Дагестан – каждый третий; в Чеченской Республике – каждый третий; в Республике Ингушетия – три четверти. Заметное отличие ситуации с проявлением интереса к исламскому образованию значительной частью старшеклассников-ингушей можно объяснить тем, что в Республике Ингушетия в течение многих последних лет в средних и старших классах общеобразовательной школы преподаются основы исламской религии.
Во всех обследованных округах учащиеся примечетских школ в значительно большей степени, нежели старшеклассники общеобразовательных школ, проявляют потенциальный интерес к специальностям, связанным с религией. Родители старшеклассников в разных регионах в различной степени осведомлены о потребностях своих детей в профессиональном образовании, связанном с религией. Отличаются и желания родителей относительно получения ребенком специальности, связанной с религией.
В Республике Татарстан количество родителей старшеклассников, желающих, чтобы их дети получили специальность, связанную с религией, более чем в полтора раза превышает количество их детей с намерениями получить религиозное образование.
В Башкортостане количество родителей, желающих, чтобы их ребенок получил профессиональное образование, связанное с религией, значительно больше, чем самих старшеклассников, ориентированных в этом направлении. Преобладание числа родителей, желающих получения ребенком исламского образования, над числом детей с таким намерением, говорит о том, что школа не дает своим учащимся знаний, достаточных для осуществления выбора в пользу специальностей, связанных с исламом.
В Дагестане наблюдается обратное соотношение: старшеклассников, желающих получить профессиональное образование, связанное с религией, в полтора раза больше, чем их родителей с таким желанием. Нам представляется, что в этом соотношении отражается настороженное отношение родителей к получению их детьми образования, связанного с исламом. В этом проявляются установки, о которых говорилось в начале данного текста.
Выбор старшеклассниками получения образования, связанного с религией в исламских или государственных вузах, характеризуется типичными следующими соотношениями: в Татарстане – 4:1; в Башкортостане – 5:1. И только в Дагестане это соотношение характеризуется как 4:3. Самый высокий уровень мотивации на религиозное образование отмечен у старшеклассников в Республике Дагестан. Мотивация на получение религиозного образования у старшеклассников Поволжья ниже, чем у старшеклассников республик Северного Кавказа.
Выявлена тенденция востребованности среднего профессионального религиозного образования как самоценности, самоцели («для себя»), как пути глубокого познания ислама, повышения личной исламской культуры. Данная тенденция совпадает с позицией духовных исламских лидеров, а также руководителей медресе, утверждающих необходимость исламского образования не только для профессиональной карьеры, но и для более глубокого познания молодежью сущности ислама.
В ходе исследовательского проекта наряду с другими факторами, влияющими на формирование потребностей в исламском образовании, изучались материалы печатных и электронных СМИ, играющих значительную роль в формировании профессиональных ориентаций выпускников школ и предпочтений их родителей. Как показали материалы исследования, потенциальные потребители образовательных услуг в большей степени информированы о наличии в соответствующем регионе исламских образовательных учреждений, нежели о государственных вузах, в которых имеются специальности, связанные с религией. Основными каналами получения информации об образовании, связанном с религией, являются неформальные каналы коммуникаций в местном сообществе (семья, знакомые, друзья, другие родственники). В Дагестане и Чеченской Республике таким каналом является телевидение.