Рецепт дворцового переворота. Книга шестая

– Шетарди сказал: «Когда армия одержит победу, то и объяснять никому ничего не надо будет».

– Чёрт! Они говорят какими-то намёками!! Тебе не показалось? О победе, чьей армии шла речь?

– Надеюсь, что царевна Елизавета имеет в виду русскую армию, – ответил Микуров, предполагая, что это само собой разумеется.

– Да?! – фыркнул в ответ Остерман, – А вот я не уверен!!!

– Почему?

– Потому, что располагаю сведениями, что Елизавета в сговоре со шведами!

– Как?!

– Вот так! Только доказательств я накопать не могу!! – посетовал Андрей Иванович, закутываясь в халат.

– Но для чего царевне вступать в сговор с нашими заклятыми врагами?!

– Что тут непонятного, Микуров? Лизка на русский престол метит! А шведские «шляпы» ей в этом потворствуют.

– Не может быть, – продолжал недоумевать тот.

– Да уж, поверь мне, друг Василий! Может! Одно пока не могу выведать: на чём же они сговорились? – Остерман сдвинул брови к переносице и принялся усиленно думать, – Насколько я знаю, Швеция одержима лишь одной целью – вернуть финские земли!

Микуров вопросительно посмотрел на Андрея Ивановича, а тот на него:

– Неужели царевна пообещала отдать им Финляндию в обмен на корону?!

Остерман постучал пальцами по столешнице:

– С другой стороны, мы знаем, что кардинал Флери выделил очень большие субсидии Швеции на то, чтобы та начала войну против нас. Наш посланник в Париже Антиох Кантемир выведал, что сумма эта составила, – он поманил Василия ближе, – Один миллион и сто тысяч талеров!!!

Микуров аж присвистнул:

– Ого!!

– Вот то-то и оно! Как думаешь, Микуров, для чего в этом деле французы?

– Не знаю.

– Зачем нужна третья сторона, если между двумя, итак полный сговор? А? – и канцлер многозначительно поднял вверх палец, – А это, значит, что?

– Что сговор шведов с Елизаветой не состоялся.

Остерман покривил рот, выражая недоверие:

– Сомневаюсь! Может, и состоялся! Но ту из сторон, что почувствовала ущемление интересов, решили вознаградить деньгами. А? Так сказать, компенсировать издержки!! Соображаешь, Микуров?!

– Н-не очень.

– Эх, ты! В шахматы играешь?

– Играю.

– Тогда отвечай! Какова главная стратегия шахматной игры?

– Разгадать предполагаемые планы противника. И выстроить свои ходы на несколько шагов вперёд, опережая его.

– Молодец!! Хорошо мыслишь! – похвалил его Андрей Иванович, – Политика, Микуров, – это те же шахматы! Выигрывает тот, кто свои ходы просчитает на несколько шагов дальше противника.

– Уяснил.

– Итак, планы Швеции ясны, как божий день. А чего хочет Франция? Вот вопрос!! Для чего Шетарди посредничает между Елизаветой и шведами? Для чего Флери выплатил такие деньги шведам на войну?

– Может быть, по причине их договорного союза? – рассудил Василий.

Остерман поморщился:

– Не-е-ет, Микуров! Мелковато! Лишь по причине одного союзничества Флери ни за что не раскошелится! Этот старый сквалыжник платит только за личную выгоду! Уж, поверь, я его как облупленного знаю!! И не зря Шетарди крутится вокруг Елизаветы. Есть там какой-то скрытый от нас интерес!

– Но, может быть, это амурный интерес?

– Амурный?

– Ну, да. Царевна очень хороша собой. Вы же это не станете отрицать. Да и маркиз тоже не дурён. К тому же галантен и благороден. Как такой кавалер может не понравиться?

Канцлер сложил пальцы пирамидкой и задумался, уставившись в одну точку:

– А знаешь, Микуров, год назад, Шетарди по приезду в Петербург, уже питал амурный интерес к Елизавете, чем очень меня настораживал. Но увлечение это продолжалось недолго – ровно до того момента, как умерла императрица, и регентом провозгласил себя Бирон. Тогда Шетарди отчего-то вмиг охладел к Елизавете. Зато к ней воспылал амуром другой кавалер, более значительный – сам Бирон.

– Да?

– Да. А Шетради безропотно ушёл в тень. И почти полгода смотрел сквозь Елизавету, зевая. А теперь вдруг его «любовь» к ней запылала с новой силой? С чего бы это?!

– Ну, так соперника же не стало, – рассудил Микуров, – Бирона то есть.

– Соперника не стало…, – повторил Остерман, уходя в размышления, – Есть соперник – интерес исчезает. Нет соперника – интерес возникает. Странно… А ведь должно быть наоборот!

Микуров почесал в затылке:

– Я что-то Вас не понимаю, Андрей Иванович.

– Погоди, погоди…, – отмахнулся он от него и быстро забормотал себе под нос, – Если Елизавета – это интерес. То, является ли интерес целью? Вот, в чём суть! Не подменяем ли мы цель средством? Не принимаем ли интерес за цель? Понимаешь меня, Микуров?!

– Нет, – растерялся тот, – Что всё это значит?

– А это значит, что соперником у Шетарди был не Бирон! А Елизавета для него, хоть и интерес, но не цель, а средство! – победно сообщил Остерман, светлея взором.

– Средство? Для чего?

– Ну, во-первых, ты должен понимать, что Шетарди – это не частное лицо, это рука Франции! А Елизавета – это оппозиция нынешней власти в России!

– Усвоил.

– А вот теперь давай вместе пораскинем мозгами. Почему, на время регентства Бирона, Шетарди охладел к Елизавете? Стало быть, Франции был угоден Бирон в роли регента, и интерес к русской оппозиции сошёл на нет. А, когда власть перешла в руки к Анне, Шетарди возобновил интерес к Елизавете! То есть теперь Франция захотела оказать поддержку русской оппозиции. Выходит, Анна Леопольдовна не угодна Франции в роли регентши!

– Чем же Анна Леопольдовна не угодна Франции?

И тут канцлера внезапно осенило:

– Австрийским супругом!!! Микуров! Вот, чем!

– Не понял.

– Чудак ты! Франция – ярый противник Австрии! И ей, во что бы то ни стало, хочется разрушить наш с австрийцами союз. Теперь всё сложилось!! Франции поперёк горла Анна Леопольдовна по причине её супружества с Брауншвейгским принцем! И выход избавиться от австрийского влияния в России кардинал Флери нашёл в том, чтоб поспособствовать Швеции – посадить на трон Елизавету!

Василий вздохнул:

– Уф… Ну, и комбинация…

– Но какова Елизавета! Чёртова кукла! Я-то, старый дурак, всё лелеял мечту выдать её за Курляндского герцога. Или пристроить в монастырь. А тут, видишь, как всё закрутилось! Лучше и не придумаешь!

– Лучше не придумаешь?! К чему это Вы?

– Лизка в сговоре сразу с двумя иностранными державами против нынешней великой княгини!! Тут уж ей монастырём не отделаться! Это, друг мой, каторга!! Ох, если бы только нам удалось схватить мерзавку с поличным! А, ну-ка, скажи, Шетарди видится с ней, помимо придворных балов? Назначает ей встречи?

– Нет.

– Однако, это странно. Она не виделась с Нолькеном, пока тот был в Петербурге! Теперь не видится с Шетарди! – озадачился Остерман, – Как же они общаются?!

– Мне это неизвестно.

– А надо, чтоб стало известно! Вот что! Я настропалю Щегловитого, что живёт у Елизаветы в доме, чтоб следил за каждым её шагом. А ты, Микуров, глаз с Шетарди не спускай! Едва узнаешь, что тот собирается встретиться с Елизаветой, сообщай мне незамедлительно!!

– Хорошо.

– Пойми, Анне Леопольдовне нужны доказательства! Она, видишь ли, слухам не верит, мнит себе, что Елизавета – кроткая овечка! А та и рада лишний раз перед великой княгиней слезу пустить, да пожалобиться! Поэтому нам край, как надо застукать Лизку за переговорами с Шетарди!!

– Понял, Андрей Иванович.

– Тогда приказом генерального прокурора предъявим ей обвинение в заговоре. И вышлем с лёгким сердцем в Сибирь! На пожизненное поселение! Вот тогда и вздохнём спокойно!

дом графини А. Г. Ягужинской

Настя Лопухина приехала в гости к Ягужинским, повидать подругу. Анастасия Ягужинская пребывала в приподнятом настроении. Она сидела у туалетного столика перед зеркалом и перебирала украшения в шкатулке:

– Уже слышала новость? Митяй Голицын вернулся из турецкой экспедиции!

– Да. Кажется, всё благополучно.

– А ты видела его старшего брата?

– Конечно, видела.

– И как ты его находишь?

– Александра?! – в недоумении переспросила Настя и пожала плечами, – Я его с детства знаю. А что?

– Ну, причём тут «с детства»! Ты сейчас его видела?

– А что такое?

– Ну, как же! Он за этот год так возмужал. Плечи – во! Лицо бронзового цвета от турецкого загара – так волнующе! И голос – чистый бас. Между прочим, Румянцев его представил к повышению чина до полковника. И сказал, что видит Александра успешным дипломатом.

– Что ж, я рада за него. Должно быть, и Митяю что-то перепадёт?

Анастасия небрежно махнула рукой:

– Я уже знаю – ему дадут чин поручика, – и примерила на грудь ожерелье из алых яхонтов перед зеркалом, – Слушай! Какой у нас предвидится нынче бал?

– Ближайший – через неделю.

– Это хорошо.

– В честь празднования дня рождения императора, – уточнила Настюха, усаживаясь в кресло и пристраивая на столике шляпку, – Я слышала от матушки, что это будет маскарад.

Анастасия убрала ожерелье в шкатулку и обернулась к подруге:

– Слушай! Ты могла бы дать мне свою серебристую маску с вуалью? И брошь из кости в форме розы? Хочу произвести впечатление на Александра Голицына!

Настюха поморщилась:

– Ты это серьёзно?

– А что?

Лопухина прижала пальцы к вискам:

– У меня в голове не укладывается. Я уже запуталась в твоих увлечениях. То ты любишь Ивана, то страдаешь по Сергею Миниху. Потом – опять Иван. И вдруг – Александр Голицын?!

– Сергей Миних меня перестал интересовать с тех пор, как женился на Доротее Менгден, ты же знаешь! И Иван тоже в прошлом! Я не желаю больше прощать ему тех дерзостей, что он постоянно отпускает в мой адрес! Так, что пусть Скавронская забирает его себе!

– Очень любезно с твоей стороны, – кисло улыбнулась ей Настя.

Ягужинская снова повернулась к зеркалу и, любуясь отражением, аккуратно пальчиком поправила выбившийся из причёски волос:

– Теперь моя цель – Александр Голицын!

– Но, прости, а кого, же из них ты любишь?

– Александра Голицына!

– И когда ты это поняла?

– Да вот, прямо сейчас!

Настюха развела руками:

– Невероятно.

– Что?

– Как ты можешь так быстро влюбиться в одного и тут же разлюбить другого?

– А что такого? – повела плечами Ягужинская.

– Я тебя не понимаю.

– Почему?

– Потому, что моё сердце на всю жизнь принадлежит одному человеку – Василию Микурову.

– А вот тут я тебя не понимаю! Извини, но это смешно!

– Смешно?! – оторопела Настя.

– Как ты можешь любить того, кого не видишь уже несколько лет!

– Если любишь, то это неважно.

– Ну, сама подумай! – Ягужинская обернулась и сделала красивый выпад рукой, – Твоя любовь, Настя, заключается только в том, что ты его ждёшь, ждёшь и ждёшь!! Сперва, из Польши, потом из Турции, теперь из ссылки! Это же невозможно! Что это за любовь такая?!

– Да уж, вот такая!

– Признайся, ты ведь уже, наверное, не помнишь, как он выглядит, этот Микуров?

– Неправда. Я всё помню!

Ягужинская рассмеялась:

– Но ты помнишь его таким, каким он был пять лет назад. А каков он сейчас, ты представления не имеешь! А ведь там, в ссылке, наверняка твой Василий постарел, и здоровье себе подорвал. Вот вернётся оттуда с выпавшими зубами и чахоточный. Если, вообще, вернётся! И что ты тогда будешь делать?

– Прекрати!! Не смей так о нём говорить! – вспылила Настасья, хватая шляпку и намереваясь уйти.

– Ты куда? – опешила Анастасия.

– Домой! – обиженно сообщила та. И, остановившись на пороге, выпалила, – Да! И, чтоб ты знала! Даже, если у него выпадут все зубы, и он будет страдать от чахотки, я всё равно буду его любить! Именно это и называется любовью! Только, боюсь, что тебе этого не понять!

Невская перспектива

Настя Лопухина ехала домой в карете с открытым верхом, подставляя лицо под свежие порывы ветра, в желании сдержать слезы обиды от неприятного разговора с подругой. И вдруг заметила на обочине Петьку Трубецкого:

– Петя!

Трубецкой обернулся и обрадовался:

– Настя! Здравствуй!

– Садись! Я тебя подвезу, – любезно предложила она и осведомилась, – Тебе куда?

– Домой.

– Отлично. И я домой. Нам по пути. Присаживайся!

– Вот спасибо! – он уселся напротив, стянул перчатки, – А ты откуда путь держишь?

– Была в гостях у Ягужинских.

Петька, услышав про Ягужинских, помрачнел:

– Анастасия, наверное, сердится на меня?

– За что?

– В прошлый раз на балу я вёл себя не очень пристойно.

– Ты?! – Настя пренебрежительно хмыкнула.

Он не понял её сарказма и уточнил:

– Я видел, она была сердита на меня.

– Она была сердита не на тебя! – поправила его Настюха.

– Так, стало быть, она на меня не сердится?

Она в ответ неопределённо повела плечами. Петька потеребил перчатки и робко произнёс:

– Настя. Могу я спросить тебя об одном деликатном деле?

– Спроси.

– Я давно замечаю, что в моём присутствии Анастасия всё время раздражена. И пришёл к выводу, что она, должно быть, в кого-то влюблена, – Петька заискивающе посмотрел на Настю, – Вы ведь подруги. Скажи мне, по секрету, это так?

Настя отвела взгляд и насупилась:

– Вряд ли она, вообще, кого-то любит…

– Но это неправда! Я же вижу!

Настюха вскинула руки и выпалила в сердцах:

– Петя!! Она любит героев!!!

Он смутился:

– Что-то я не понял.

– Что не понятного? Она любит того, кто недавно отличился. На войне ли, в походе ли. Главное, чтоб был героем! И, чтоб был, непременно, исполинского росту, дерзкий, отчаянный и с хрипотцой в голосе!!

Трубецкой скис:

– Ты это нарочно говоришь оттого, что во мне нет ни одного этого качества?

– Ну, что ты, Петя! – спохватилась она и дружески погладила его по руке, – Ты полон достоинств!

– Каких?

– Ты же такой добрый и милый! Ты верный и преданный друг! Ты – романтик!

– Разве это кому-то интересно?

– Конечно!! Поверь! Обязательно найдётся девушка, которая оценит тебя по достоинству. Ведь ты заслуживаешь настоящей любви! – и тихо добавила, – Но… только не любви Анастасии Ягужинской.

– Я так и не понял, кого же она любит? Кто это герой?

Настя терзалась сомнениями:

– Не знаю, должна ли я тебе это говорить… Поклянись, что она об этом не узнает!!

– Я могила!

– Ну, хорошо, – выдохнула она, – Итак, сперва это был Иван Лопухин.

– Лопух?!

– Да, после того, как он вернулся из Польши и получил орден за взятие Данцига.

– Я об этом даже не догадывался…, – промямлил Трубецкой.

– Не тужи! Ванька об этом тоже ничего не знал! – утешила его Настя, – Потом началась война с Турцией, и в ходе турецкой кампании отличился Сергей Миних. И Анастасия решила, что именно он теперь рыцарь её сердца.

– Сергей Миних?!

– Да! А вчера героем двора стал Александр Голицын, отличившийся дипломатическими способностями в Константинополе. И уже сегодня Анастасия решила, что отныне её сердце будет принадлежать ему.

На Петьку было жалко смотреть:

– Это правда?! – пролепетал он, погружаясь в уныние, – Она любит Александра Голицына?

– Пф!! Уверяю тебя, это ненадолго! – Настя прижала руки к груди, – Ведь только что началась война со Швецией. Могу побиться об заклад, что следующий, в кого она влюбится, будет тот, кто станет героем шведской войны.

Настя, выговорившись, внезапно стушевалась:

– Прости, Петя, – покаянно вздохнула она, – Всё-таки, я не должна была тебе всего этого говорить. Мне очень стыдно!

Трубецкой по-приятельски взял её за руку:

– Не кори себя. Я же поклялся, что не проболтаюсь…

дом князя Н. Ю. Трубецкого

Петька вошёл в гостиную, застав там Анну Даниловну, вышивающую на пяльцах и отца, читающего газету. И, одёрнув мундир, заявил решительно с порога:

– Отец! Я хочу на войну!

– Что? – Никита Юрьевич оторвался от чтения, в недоумении уставившись на сына и предполагая, что ослышался.

– Прошу тебя, поговори с фельдмаршалом Ласси о том, чтоб он включил меня в свой корпус, отбывающий завтра в Выборг! – настойчиво велел сын.

Трубецкой-старший переглянулся с супругой и уточнил у Петра:

– Ты это серьёзно?

– Разумеется!

– Петруша! Какой же ты молодец!! – радостно воскликнула Анна Даниловна и улыбнулась супругу, – Никита Юрьевич, полюбуйся, какого достойного сына ты воспитал. Ты можешь им гордиться!

Он пожал плечами и хмыкнул:

– Да. Но, право, я немного удивлён.

– Чему?! – бравировал Петька, – Разве я не для этого учился в Академии? Чем я ещё могу сейчас заняться, будучи в чине прапорщика, как не защищать Отечество, когда оно в опасности?!

– Что ж, будь по-твоему, – покорился тот, – Я сегодня же передам Ласси твою просьбу. Уверен, он не откажет.

– Спасибо, отец.

трактир «Остерия»

Возвращение Голицына из турецкой экспедиции друзья отмечали в полюбившемся им трактире «Остерия». Митяй хвастался, что за участие в посольском походе, по рекомендации генерала Румянцева, будет вскоре пожалован из прапорщиков в поручики, а так же в красках описывал диковинные блюда с персидских застолий и прелести восточных красавиц. В подробностях поведал об убранстве шатра Гаджи-хана, где ему довелось побывать, и о красоте многочисленных наложниц хана.

Друзья, как всегда, потешались над ним:

– Митяй неисправим! Кроме женщин, ничего не видел!

– Видели бы вы, как они танцуют!! – оправдывался тот, – И главное – что на них надето!!

– И что же?

– Да в том-то и дело, что почти ничего!!! – Голицын мечтательно закрыл глаза, – Эх! Я бы не отказался пожить, как султан. Воображаете? У него десять жён, и двадцать наложниц!!

– Да. Это точно случай для тебя! – заливались от смеха Иван с Петькой.

Митяй, как всегда, обижался. Но ненадолго.

– А вот я, наконец, закончил Рыцарскую Академию, – похвалился Труба.

– Ух, ты!!

– Кто ты теперь?

– Прапорщик.

– Поздравляем, дружище!!

– Давай, за тебя! За прапорщика Трубецкого!

Друзья со звоном сдвинули кружки и выпили.

– Ну, а праздник-то в Академии был? – встрепенулся Голицын.

– В начале лета были выпускные экзамены и парад, – сообщил Петька.

– Ну, и как?!

Он сморщил нос:

– Да так себе было торжество. Анна Леопольдовна была на сносях, приехать не пожелала. Антон-Ульрих парад посмотрел и был таков. Скукотища, одним словом.

– А помните ведь, как при покойной Анне Иоанновне отмечали?

– Да ещё как отмечали!! Весь двор был в гостях у Академии, вместе с самой императрицей! Столы от еды ломились! Вино – рекой!!

– Танцы! Девушки! Артисты итальянские кривлялись. В небо фейерверки стреляли!

– Между прочим, это всё Миних устраивал, – напомнил Иван, с сожалением вздыхая по несправедливо отправленному в отставку фельдмаршалу.

– Да. Жаль его…

– И Анну Иоанновну тоже. Помянем государыню?

– Царствие её небесное.

Выпили. Помолчали немного. Трубецкой не удержался поделиться с друзьями ещё одной новостью:

– Послушайте-ка, чего скажу! Завтра на рассвете фельдмаршал Ласси выдвигается к Выборгу, чтоб возглавить командование войсками. И я зачислен в его сопровождение!!

– Ты?!

– Да! – он гордо задрал нос, – Иду воевать со шведами!!

– Вот так новость!!

– Здорово!!

– Наверное, увижусь там с Бергером.

– А Бергер под Выборгом?

– В корпусе генерала Кейта.

– Молодец!

– Не знаю, как встретит моё появление? – Петька смутился, – После той схватки с полицией Бергер до сих пор косо смотрит в мою сторону.

– А что за схватка? – заинтересовался Митяй.

Лопухин небрежно махнул рукой:

– Да, так. Год назад офицеры в кабаке бунтовали против власти Бирона. Нагрянула полиция. А мы с Трубой оказались в этом замесе, – пояснил он, – Но успешно сбежали! А Бергера с сотоварищами арестовали!!

– Да, но спустя пару дней уже выпустили! – добавил Петька, – Так как Бирона уже свергли!

– И Бергер вышел на свободу героем.

– Но, из вредности, теперь предпочитает не здороваться!!

Голицын уронил ладонь на плечо Трубецкому:

– Не дрейфь, Труба!! Командир сказал, что наш полк тоже в готовности выдвинуться к финским границам. Так, что продержись там под Выборгом чуток. И я к тебе подтянусь, друг!!

– Продержусь!

– А ты, Лопух?

– Да где там! – усмехнулся Петька, – Он ведь у нас теперь полковник! Камер-юнкер, придворная должность! Белая кость!!

– Эй-эй! Полегче!!

– Непонятно, чего до сих пор тут трётся вместе с нами, простыми офицерами?

– Будет вам! – Иван примирительно обнял обоих, – Мы же не перестанем быть друзьями?

– Если не зазнаешься!

– А про Микуру есть известия?

– Нет… ничего.

– Ну, пока мы ещё здесь, а не под Выборгом, давайте, дальше рассказывайте! – подстегнул их Голицын, – Какие ещё новости без меня случились в Петербурге?

– Да! На днях Анна Леопольдовна отмечала помолвку своей фрейлины Менгден с графом Линаром! Праздновали с таким размахом, будто не фрейлина, а сама царица под венец идёт.

Голицын неожиданно поперхнулся и умолк. И Иван добродушно похлопал его тяжёлой ладонью по спине.

– Вообще, странно как-то, – пожал плечами Петька, – Ведь Линар – фаворит самой Анны Леопольдовны.

– Само собой!! – подтвердил Лопухин, – Она нарочно вызвала его из-за границы.

– А в чём подвох-то? – недоумевал Трубецкой и вдруг сам догадался, – А! Племянница решила последовать примеру покойной тётушки!! Бирон же тоже был женат.

– Вот только до сих пор неизвестно, чьих детей воспитывала жена Бирона!

– Ну, а в этом случае, неизвестно чьих детей будет воспитывать Антон-Ульрих!!!

Друзья расхохотались.

– Утешает одно! – многозначительно поднял палец Лопухин, – Что хоть младенец Иоанн Антонович уж точно законный император.

– Интересно, а сама фрейлина Менгден считает эту партию удачной?

– Почему, нет? При дворе граф Линар слывёт за красавчика!

– Ну, всё же не такой, как наш Митяй, верно?!

– Эй! Красавчик! А ты чего умолк, будто воды в рот набрал?

Голицын, ни слова не говоря, поднялся.

– Ты куда?

– Пиво кончились, – пробурчал он, – Пойду, возьму.

– Да брось! Сейчас принесут, – остановил его Лопухин и кликнул трактирщика, – Эй! Любезный!! Сделай нам ещё три кружечки пива!

Трактирщик мигом принёс им свежего пива с пышной пеной. Трубецкой с Лопухиным радостно припали к кружкам:

– Эх, хорошо!

– Митяй, чего скис?!

– Скажи, что-нибудь!

– Скверное пиво! – процедил тот сквозь зубы, отодвигая кружку.

– Вот тебе и раз!

– Да ты что!! Пиво отменное!! – возразил Трубецкой, вытирая рукавом ажурную пену с губы.

– Да ты разбаловался там, в Константинополе, как я погляжу! – укоризненно заметил ему Иван.

– Эй! Хозяин!! Довольно пива. Неси-ка нам водку!!! – зычно крикнул Голицын трактирщику.

– Водку?! – в ужасе переспросил Трубецкой, – Митяй! Ты шутишь?!

– Водку после пива?!

– Да! – бравурно заявил Голицын, – Я вернулся домой из заграничного похода. И я хочу водку!!

Петька с Иваном в недоумении переглянулись.

– Нет-нет-нет! Лично я завтра с утра должен быть в полку. Мы же выступаем к Выборгу, – осторожно напомнил Петька.

– И что?

– Я водку пить не стану.

– А ты, Лопух?

– Признаться, не хотелось бы…

– А что так? Ты завтра тоже с утра куда-то торопишься?

Тот развёл руками:

– Нет.

– Вот и хорошо! – и Голицын уверенно разлил водку, себе и Ивану, – Будем!!

Лопухин, нехотя, поднял кружку:

– Ну, что ж… Будем!

Выборг

На другой же день после получения сведений об объявлении войны генерал Кейт, возглавляющий военный корпус в Выборге, вышел с полками из города, и стал лагерем близ Абовского моста в одной версте от шведской границы, чтобы дать понять врагу о готовности русской армии к военным действиям. Вскоре к ним в лагерь прибыл и сам фельдмаршал Ласси, принял начальство и тут же собрал военный совет.

Петька Трубецкой, прибывший с отрядом Ласси, долго слонялся по лагерю в поисках Бергера. И, выяснив, что тот на ночь заступил в караул на передовом пикете, попросил одного из солдат сопроводить его туда.

– Бергер!! Здорово, приятель!

– Труба?! – искренне поразился тот, обнимая и хлопая приятеля по спине, – Вот уж кого я меньше всего ожидал тут увидеть из бывших кадетов, так это тебя!!

– Это почему же? – Петька обижено скрестил на груди руки, – Намекаешь на мои скромные успехи по военным дисциплинам?

– Ну, вроде того…

Трубецкой вздохнул:

– Я, конечно, не силён в бою – ни в сабельном, ни в рукопашном. Но вот из револьвера выстрелить сумею!!

Бергер неожиданно расхохотался:

– Это точно!! И оба твоих выстрела из револьвера нам всем чуть не стоили карьеры!! Что в дуэли с Лопухиным! Что в трактире перед жандармами!