Обратная перспектива

Открытие сезона

– Ну что, Савельев, как ты смотришь на охоту? – сказал вдруг командир.

Начальник штаба стукнул, задвигая, ящиком стола.

– Дело. Моя уже все уши прожужжала: когда зайца привезешь? – Он взглянул в окно. Пронзительные краски ранней осени окропили деревья, и даже сквозь стекло потянуло чем-то таким сквозящим и свежим, что он порывисто вздохнул.

– И кота своего захвати. Как его – Барсик?

– По следу пустим, Алексей Федорыч? – засмеялся ему вдогонку начальник штаба.

Ефрейтор, водитель командирского газика, разыскал старшину штабной роты:

– Вечером на охоту, мать ее. Пригляни там, чтоб расход оставили.

– С Батей?

– Ну. И Сову с собой берет.

– А-а, – сказал старшина. – Ты там устрой ему охоту.

У КПП газик тормознул. Начальник штаба открыл заднюю дверцу.

– Кота не забыл? – обернулся командир.

– Здесь.

Из-за борта ватника выглядывала сонно-безразличная кошачья морда.

– Ефрейтор, давай за ту деревню… ну, еще поля такие годящие проезжали… как ее – Герциг?

– Херциг, – щегольнул водитель.

– Ишь ты! Ну и хрен с ним. – (Водитель прыснул.) – Жми.

Машина тряслась по лесной дороге, поддоном приминая росшую меж колеями траву; на развилке свернули на асфальт, водитель прибавил газ.

– Смотри-ка, Савельев, еще один! Начальник штаба повернулся к заднему окну.

В кювете лежал опрокинувшийся мотоцикл, но людей вокруг не было видно.

– Дороги чересчур хорошие, вот и бьются.

У нас так не погоняешь.

– Не скажи. Наши тоже могут, – не согласился командир.

На проселке машина снова запрыгала. Стало темнее, водитель включил ближний свет. Когда свернули на поле, начальнику штаба пришлось ухватиться за стойку, по которой был натянут брезентовый верх, – сзади трясло. Коротко скошенная трава шуршала под колесами.

– Хорош, – остановил наконец командир. – Где там кот твой? Барсик, Барсик… – потянулся он.

Начальник штаба уже все понял, и понял, что знал это давно, но само вырвалось:

– Зачем?

– Примета есть, не слыхал? Барсик, брысь!

Кот не думал отходить от газика.

– Давай задний ход, – почему-то шепотом приказал командир водителю.

Барсик побежал было за машиной, но, передумав, остановился и сел намывать лапу.

– Дальний вруби!

Два жестяных конуса света с мечущимися внутри пылинками разделили темноту, стерня стала мутно-серой. Только белая грудь кота выделялась. Командир вышел из газика, – перекатился какой-то ненастоящий выстрел, – переломил ружье и, вытащив гильзу, подул в ствол.

Двустволка Савельева стукнулась о металл переднего сиденья, он вздрогнул и внимательно стал ее осматривать.

– Можно и начинать. – Командир вернулся в машину.

Водитель приподнял лобовое стекло и укрепил его, завинтив барашек на боковом изогнутом кронштейне. Машина тронулась с выключенным светом. Савельев обрезом ствола сдвинул фуражку на затылок и, прижавшись щекой к вороненому холоду стали, рассеянно смотрел перед собой. Когда по полю впереди пробегала тень, командир приказывал: «Врубай!» – и, если конусы выхватывали зайца, тот обалдело замирал, приникая к земле и пряча за спиной уши, а командир стрелял, не выходя из машины.

– Вот дурак! – удовлетворенно повторял он, и Савельев созерцал в эти моменты горбоносый казацкий профиль. – А интересно, что с ними происходит? Будто пыльным мешком, а?.. Врубай же, мать твою!

Русак застыл, он выстрелил – тот отчаянно рванулся в сторону и исчез. Савельев услышал жалобный, выскабливающий сердце детский плач.

– Туда свети, туда! – возбужденно крикнул командир.

Водитель развернул газик, свет выхватил вздрагивающее тело зайца. Он был ранен и тонко повизгивал. Командир выскочил из машины.

Савельев увидел в свете фар взлетевший и опустившийся приклад, и плач оборвался. Командир бросил под заднее сиденье еще одну тушку.

– Заскучал? Ну-ка давай вперед.

Начальник штаба уже пропустил две свои очереди и теперь пересел. Выставив ствол под лобовое, он ждал тени впереди и появления охотничьего азарта. Но только слышал, как прохладно и растерянно пахнет недавно убранное поле. Газик бросало по кочкам.

– Да ты что спишь! – толкнул его сзади командир и рыкнул на водителя: – Врубай!

Заяц замер. Конечно, надеялся, что так его не заметят. Савельев ощутил, как все подобралось, напружинилось внутри, и натянул взгляд меж стволами от целика до мушки. Но заяц вдруг мяукнул, и ствол опустился сам собой.

– Уйдет! – Командир стукнул по спинке переднего сиденья. – Давай за ним!

Машина понеслась по полю. Русак отмахивал впереди, не останавливаясь, но не соображал выскочить из мертвящего света. Трясло, и было трудно прицеливаться. Савельев поднимал ружье, но нажать на спуск не решался – слишком далеко.

– Быстрей, быстрей, – подгонял он водителя.

Внезапно опора провалилась, Савельева бросило вперед, боль выстрелила у виска, и свет потух.

Разлилось красное, пошло радужными кольцами.

«Вот и всё», – даже не подумал, а как-то сверху посмотрел на свое недвижное тело Савельев. И стало окончательно ясно: всё. Но сквозь красное надвинулось лицо командира с пристальными глазами.

«Ты и здесь… – захрипел Савельев. – Мало тебе, что из-за тебя солдаты ненавидят – ты отец родной, а порядок пусть другие… мало, что убил его, и меня… так ты и здесь…»

Оскалив зубы, он рванулся к ненавистному лицу – но пылающий жгут боли охватил и сплющил череп, и он рухнул навзничь в колючую стерню.

– Как ты? – Командир был встревожен.

– А-а… глаза только щиплет.

– Это ничего, это водка. Ты лбом прямо в кронштейн влетел, пришлось промыть. Пригодилась фляжка-то, – засмеялся он. – Встать можешь? Ефрейтор, помоги.

Водитель подошел, держась за ушибленную о баранку грудь, и с кряхтеньем подставил начальнику штаба плечо.

– Алексей Федорыч… фляжку… – выговорил Савельев.

– Вот это мне любо. Ну ты напугал. Не двинешься – думаю, неужто Богу душу отдал? А ты езжай, да осторожней! На канавы хоть смотри.

– Папа, а мне лапку привез? – из своего детского сна протянул младший сын.

– Тише ты, спи. – Жена еле сдерживала истерику.

– Я ведь взрослый человек, майор, у меня дети… Да я скоро подполковником стану! – встрепенулся Савельев и тут же поморщился.

– Тебе нельзя говорить. Ложись, вот так, вот так…

– Сова со шрамом еще лютее стал, – сказал старшина. – Ты уж больно круто его.

– Ты что, думаешь, я нарочно? И себе грудь нарочно рассадил?

– Ладно-ладно. Грудь, – подмигнул старшина.

Что к чему

Книжек он не то чтоб вовсе не любил, а так как-то – просто не попадались. Да и откуда у них, в Козлищах? – аж завелся Алтуня, и так стало то ли зло, то ли обидно.

– Ты чего? – спросил напарник, двигая ему стакан.

– Да вот, – Алтуня махнул газетой, из которой только что развернул колбасу, – люди книжки читают, а мы… – и кивнул на ящик с пузырем.

– Приплыли. – Витек на всякий случай отодвинулся. – Какие еще книжки?

– Каки-ие! И в газетах обсуждению подвергают.

– Опять нашло? Мало ли их, писателей.

– Ага. Вот – слесарь подвергает. – Ни хрена не клацал этот Витек. Так и сидел с плоской рожей.

Алтуня опрокинул стакан и вместо чтоб поморщиться добавил:

– Тупка серая. – Это ругательство он еще из армии привез. Правда, не знал, кто такая тупка, но вполне хватало, что – серая.

В ближайшую субботу Алтуня приоделся и отправился в район. Благо автобус для пользы трудящихся наладили – сорок минут, и ара-улю. Но сорок – чистой езды, а сколь прождешь, пока соберутся.

Собираться не спешили. Даже водителя не было: пригнал фургон и сразу намылился куда-то. Ясно куда: теща у него тут самогонщица. Алтуня уже по уши нахватался папиросного дыма пополам с пылью на пятачке у магазина, где торчал автобус, а водила все не подходил. Распланировал, что тащиться будут еще долго.

И то: не прошло и полгода, приковыляла Бибиха. Увидела Алтуню и шасть к нему:

– Саня… – будто обрадовалась, а улыбка такая квелая. – Никак в район? Штаны, небось, в мастерскую, шить?

– Да нет, не дергайся ты, бабка, – отмахнулся Алтуня.

Та, видно, не поверила и забралась на сиденье сзади него – конвоир. Раньше она всем в селе шила. И пока других возможностей не было, к ней ходили, а с автобусом перестали. Техника ее сразу разонравилась: прикладывает материю к ногам и так и кромсает ножницами, у кого как идут. Так что, у кого кривые… Короче, только район приблизился посредством автобусного сообщения, сразу ее подпольная фабрика заглохла.

Потом Витек появился.

– В город? – Сам будто не видит. – По ноль-пять? А там посмотрим?

– Отцепись, сегодня не пью.

– Пост, что ли? А, бабка, что твои мракобесы говорят?

Наконец водила подошел.

– Ну, гоп-компания, порыли? Что вас так много-то, а? Вот и налаживай вам рейсы. – Он недовольно собирал за проезд.

– Но-но. Пьяный за рулем – убийца! – заржал Витек.

Автобус зафырчал, задрожал, заскрипел, чуть не лопнул и тронулся.

«Тебе больше и не свезть», – решил Алтуня.

Книжный магазин был еще закрыт. Взять пока для рывка с Витьком… Но Алтуня не стал ломать кайф. Прошелся по улице и обратно и представлял, как откупит книгу, зачтет, а там, может, и в газету…

Когда вернулся к магазину, замок уже сняли. Внутри никого не было. Один только гриб в соломенной шляпе. И продавщица – молодая девчонка за прилавком. По видимости ничего себе, но стерва – Алтуня сразу прорюхал.

И точно: спросил книгу, а та стоит, губы мажет и ноль внимания. Алтуне показалось, что спросил тихо и хрипло. Прокашлялся и повторил. Но сначала таки проверил название по бумажке – может, не так сказал.

Опять хоть бы хны. Вот мымра, только б помаду лизать.

– Ответить-то язык не сотрешь? – Алтуня обернулся за поддержкой к шляпе. Тот внимательно уткнулся в прилавок.

Продавщица чуть так голову поворотила, фитюльку от губ отставила:

– А можно не кричать? Этой книги нету.

Кончилась.

Алтуня сплюнул и вышел. То есть сначала вышел, а потом сплюнул – что уж он, совсем?

На площади он задумался. Из продмага напротив вывалился Витек с двумя местными, но не подошел, а издали показал бутылки – кверху поднял, прямо кубки чемпионские. Тоже, Старшинов. Алтуня сообразил в библиотеку, да не знал, где это. Хорошо, их деревенский подвернулся – Колька, он теперь сержантом в отделении. Захотел после армии городской жизни – ну-ну. Правда, Алтуня его не осуждал, хоть сам бы в милицию – ни ногой.

– На книжки потянуло? Хорошо.

И без твоего поощрения как-нибудь, – но связываться Алтуня не стал, а пошел, как объяснил Колька, к станции.

Библиотекарша была не старая еще, но вся какая-то зачуханная. Сидит за барьером – одна голова наружу, нос торчком, волосы пучком, а говорит вежливо:

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Что, значит, надо?

– Мне б… Здрасьте, – спохватился Алтуня.

– Мама! – потребовал детский голос.

– Оленька, не мешай, я же работаю.

Теперь Алтуня увидел малую сопливую девчонку с карандашом за низким столиком.

– У вас имеется…

– Ой-е-ей! – заверещала девчонка. – Сичас-сичас-сичас!

Библиотекарша здынулась и утащила ее за книжные полки.

– Извините, – жалко улыбнулась на ходу Алтуне, а за полками шепнула: – Ну, садись.

Тут вошел тот тип, что Алтуня еще в магазине приметил. Поприветствовал и сел в уголку читать журнальчик. Зря он тогда грибом о нем подумал. Видно, интересуется чтением человек, – зауважал Алтуня.

– Дочь? – кивнул он, когда библиотекарша освободилась. Нужно ж показать человеку, что разделяет ее трудности. – «Август четырнадцатого» у вас имеется?

Та наморщила бледненький лобик.

– «Август»… Может, «В августе сорок четвертого»? – обрадовалась, что вспомнила.

– Не-ет. – Алтуня вытащил газетный обрывок. – Точно: «Август четырнадцатого», писатель Солженицын.

– Сичас, – совсем как дочка, сказала она. – Ах да, конечно! Только, может, на руках? Или вообще нет? Нужно каталог посмотреть.

– Мама! Я все! – визгнуло из-за полок.

– Так задвинь горшочек под шкаф! – ответила библиотекарша и смутилась.

– А штаны? – низко протянула девчонка.

Мать снова ускользнула туда. Алтуня даже пожалел – суетится, бедная, а все буксует. Вернувшись, она подошла к закрытому шкафчику.

– Солженицын, Солженицын… что-то слышала, – приборматывала она, перебирая карточки. Вот это у ней ладно выходило. – Салтыков, Симонов, Синюшкин… Вот, нашла! Ах нет, Соложенкин… Смешная фамилия, правда?

Алтуня не засмеялся, и она сконфузилась.

– Знаете, как к нам мало книг поступает? Вот объявили собрание Дюма, специально для библиотек, а нам ни одного экземпляра! А может, – воодушевилась она, – в тематическом посмотреть? Какая тематика вашей книги?

– Как это?

– Ну, про что она?

– А-а. Про войну.

Из-за стены донесся грудной плач.

– Ой, извините! – снова вспорхнула она и скрылась в дверку, которой Алтуня сразу и не заметил.

– Слушай, отец, может ты в курсе, – подошел Алтуня к старику, и тот вздрогнул. – Где бы взять – Солженицын, книга такая?

– Не знаю, не знаю. – Шляпа сама надвинулась на глаза. – Не слышу я ничего! – вскрикнул он, как ошпаренный.

Псих, тоже. Библиотекарша, чем-то довольная, выскочила из соседней комнаты, застегивая на ходу кофточку.

– А может, вам другую поискать? Вот Георгия Маркова новый роман получили. Лауреат Госпремии.

– Это вроде Сталинской по прежним временам? – выперся из своего угла старик.

Глухой, тоже…

– Перебьюсь, – вежливо отказался Алтуня.

– Знаете, – чувствовалось, она от души помочь хочет, настоящая интеллигенция, – вы в школу попробуйте зайти. У преподавателя литературы такая библиотека – едва ли не лучше нашей.

– Ладно, – буркнул Алтуня.

Полощут тоже мозги. В кои веки захочешь книгу – и привет. Хорошо тому, из Горьковской области. Придет, небось, автолавка на завод… А то передовик какой, вся литература – в первую очередь. Несут на блюдечке с каемочкой: почитайте, значит, и мнение письменно изложите. Да может, не у одного его мнение-то есть! Живут же люди. А тут только Витек под ногами болтается.

– Алтуня, ну ты что! Пошли! – не получив ответа, Витек повернулся к своим: – Видали – брезгует.

Один из его, поздоровее, выдвинулся вперед.

– Сергей! – Витек придержал кореша рукой. – Случается – задвиг. Пусть нам будет хуже.

И тут, честное слово, так потянуло с ними… Но Витек напоследок пожалел:

– Чего крутишься-то все? – и у Алтуни прямо потемнело в глазах.

Железнодорожная школа была недалеко. Он угадал в перемену и прямо двинул к учителю, которого показал какой-то пацан.

– Здрасьте, – не оплошал он на этот раз. – Я вот книжку ищу. «Август четырнадцатого».

– Такой литературы не держу. – Учитель задрал к нему настороженное лицо.

– Как же? Солженицына книга…

– Вот именно, – с подковыркой ответил тот.

– А она говорит – есть.

– Кто – она? – быстро переспросил учитель.

– Да библиотекарша. Говорит, если у кого и есть, так только у вас.

– Ах Марьяна Петровна, – улыбнулся учитель. – Она просто не знает. «Один день Ивана Денисовича» могу предложить. Только вернуть не забудете?

– Чего там Денисыча, я бы про войну… Знаешь, отец, – вдруг пожаловался Алтуня, – я уж и в магазин, и в библиотеку – и все дупель-пусто. – И тут же махнул рукой. На себя противно стало, как расквасился.

– Постойте, молодой человек! – Учитель смотрел, как на тупку. – Один совет: не спрашивайте больше ни у кого этой книги.

– Да иди ты!.. – Алтуня не мог больше сдерживаться и выскочил скорей из школы, от греха.

– Учитель заспешил следом на крыльцо, но увидел, как к нему подошел милиционер, и, покачав головой, вернулся.

– Ты чего, Николай? – спросил Алтуня.

– Алтунин, я должен проводить вас в отделение.

– За что, Коля? Хочешь, дыхну?

– Не Коля, а товарищ сержант. А за что – там разберемся.

– Эх… – Ну точно, не человек стал.

В отделении перед столом начальника оказался тот хмырь в шляпе.

– Группа, целая организация! – услышал Алтуня с порога его дерганый шепот, но только вошел, как тот прижулился. И глаза в пол уставил.

– Ну, что? – сразу набросился начальник. Салага лейтенант сидел. Но уже брыластый такой.

– Что – что? – переспросил Алтуня.

– Ты мне не хами! – стукнул лейтенант по столу. – Я тут задаю вопросы! Предъявите документы!

– Какие документы – на выходной в город приехал.

– Советские люди не ездят в город без документов. Фамилия?

Алтуня назвал.

– Где живешь?

– В Козлищах.

– В Больших?

– Нет, в Малых. Так ведь… – Алтуня обернулся на Кольку. Тот как робот стоял. С отключенным питанием.

– Я тебя спрашиваю, – оборвал лейтенант. – Это у вас, что ли, один недавно жену порубил?

– Ну!

– А чего ты лыбишься?

Алтуня поздно смекнул, что это ему во вред только: все там такие, скажут. Тут Колька – ток включили – заступился.

– Я ж говорю, товарищ лейтенант, земляк.

– Мы все земляки, – начальник внушительно посмотрел на него. – Кроме таких вот. И откуда ты взялся? – прищурился он на Алтуню.

– Говорю, из Козлищ. – Алтуня рассердился уже на брыластого.

Лейтенант чуть коростой не покрылся.

– Ну, выкладывай. Только учти: запираться бессмысленно.

– Чего выкладывать-то?

– Так уж и нечего. Давай хоть про семейное положение.

– А что – семейное. Пока не окрутили.

– Ну знаешь, – зашипел плевком на утюге начальник. – Отведи его в камеру! Пусть подумает. Да ремень, не забудь, сними!

В комнате, которая называлась камерой, Алтуню встретил радостный возглас.

– Саха! А я слышу голос – он? не он? А это ты! – Витек полез обниматься своими коротенькими ручками. – Ну наконец-то. М-лодец. Да ты располагайся!

– Отлипни ты.

– Не ож-дал, – обиделся Витек, но отлип.

Алтуня голову сломал: может, через Витька? Подумали, вместе был? Но сержант скоро вызвал его одного.

В ментовке набралось полно народу. И продавщица, и библиотекарша, и учитель. Только хмырь испарился вместе со шляпой. На его месте восседал какой-то видный, в галстуке. Он прикрывал глаза ладонью.

– Все, товарищ секретарь, – тихо обратился к нему лейтенант. – Можно начинать?

– Начинайте, начинайте, – не убирая руки, буркнул тот.

Вдруг раздался грохот кулаков в хлипкую дверь камеры и истошный крик.

– Воды, гады! Воды!

– Это что? – дернулся в галстуке.

– Пьяный, к прохожим приставал.

– Пьяный, приставал… Что-то у вас в последнее время процент задержаний растет. Профилактикой не занимаетесь?.. Гоните его в шею.

Витек протрезвел от такой прухи.

– Спасибо, – кивал он лейтенанту. – Сердечное спасибо. – И шепнул Алтуне, проходя мимо: – Говорил, со мной надо. А ты… Деловой.

Алтуня уже словил, что стоит здесь из-за сегодняшнего марш-броска. Только не доходило, что к чему. Когда лейтенант стал выспрашивать всех по очереди про эту книжку, он подумал – показать газету, и кранты. Но тут же передумал, не будет он оправдываться перед ними.

– А я что? – фыркнула продавщица. – Спрашивают – значит, хорошая. А раз хорошая – значит, нету.

– Какой позор! – слезерила библиотекарша. – Как читателям в глаза смотреть. Я ничего не знаю. Нет у нас такого писателя, нет.

– Вот это вы верно сказали, – подтвердил в галстуке.

– У меня грудной ребенок дома, – продолжала скулить она.

– Бабу-то отпустите! – не стерпел Алтуня.

– Тихо! – прикрикнул лейтенант. – Вы что скажете?

– Что же тут сказать… – ехидно задумался учитель. – Вероятно, воспитательная работа у нас не набрала еще должной высоты.

В галстуке поморщился из-под ладони:

– Все-то вы не договариваете. Дело это наше обоюдно. А вы вот снова в авантюру ввязались.

– Вам еще придется объяснить причину задержания.

– Объясним, – пообещал секретарь.

– А я так думаю, пьяный просто, – высказался сержант.

Алтуня молчал. Ух, попадись ему сейчас этот Солженицын… Хотя, по справедливости, при чем тут Солженицын?

– А ты что молчишь? Алтуня молчал.

– У тебя, говорят, и бумажки какие-то были? – вспомнил лейтенант.

– Вы что, не обыскали до сих пор? – В галстуке даже руку ото лба отнял.

Брыластый налился кровью.

– Товарищ сержант!

Колька подошел к Алтуне, тот сам карманы вывернул и протянул клок газеты. Секретарь на полдороге выхватил его из Колькиных рук. Читал долго, даже на обороте пытался вычитать, а потом отложил и прихлопнул ладонью.

– Все-таки, Алтунин, кто ж тебя надоумил про эту книгу?

– Сами видите – в газете прочитал, – хмуро ответил он.

– В «Книжном обозрении», что ли? – форсанула продавщица и лихо глянула на библиотекаршу с учителем. Тот сморщился, старый-старый такой и неинтересный мужчина, и она высоко отвернула остренький подбородок.

– Газета газетой, – внушительно проговорил в галстуке, – но тут написано черным по белому: осуждаем. А ты – в магазин. Как это понимать?

– Почитать же просто захотелось!

– Почитать надо отца с матерью. А книга эта вредная…

– Да я, может, еще больше б осудил! Или что – кому можно, а нам нет?

– Прекрати со своими вопросиками! – взвился лейтенант.

– Не горячись, – остановил его в галстуке. – Видишь ли, Алтунин, чтоб осудить вредную книгу, ее вовсе не обязательно каждому читать. О ней писали в газетах, содержание изложили – в основном… – Учитель хмыкнул, но секретарь не обратил внимания. – …и всякий может понять, что это за клеветнический роман. Тут главное нюх, чутье… партийная позиция, наконец. Вот и откликаются простые труженики в газету. И так и должно происходить. А то, о чем ты говоришь, – это демагогия.

– Неожиданное определение, – встрял учитель.

– Понятно?

– Так, малость. – Алтуня замялся.

– В армии служил? Как отвечать положено?

– Так точно, понятно, – подтянулся он.

– Ладно, лейтенант, отпусти их. А то уж – организация, организация. Чтоб в моем районе! Валидол глотать пришлось, – улыбнулся, душевно так, секретарь.

– Справку хоть какую дайте, – проскулила библиотекарша.

– А с ним как? – спросил лейтенант, когда остальные вышли.

– Ну а ему, – секретарь прищурился, – пятнадцать суток.

– За что? – вырвалось у Алтуни.

– Уж это как в анекдоте, – весело рассмеялся тот: – Знал бы за что – совсем убил, – и хлопнул Алтуню по плечу. – В армии служил?

– Есть пятнадцать суток, – просек Алтуня и вытянул руки по швам.

Ему тоже стало весело. Видно – свой мужик этот секретарь. Отношение понимать надо. Это у них в полку командир такой же был – строгий, но справедливый. От такого и сутки схлопотать не жалко.

Перед дождем

Вишневые «Жигули» свернули на обочину и, протянув накатом еще немного, осторожно остановились. Мужчина вызволился из-за руля, обогнул капот и распахнул дверь с правой стороны.

– Колено затекло, – поспешил оправдаться он.

– Если тебе так уж хочется… – отдавая спор, женщина подтолкнула наружу лохматого спаниеля и вышла сама.

– Плащ захвати.

Она наклонилась было назад, но раздумала:

– Пока не холодно. Мы ведь ненадолго?

Спаниель пронесся по полю к кустам, внезапно провалился в не заметный с дороги овраг, снова появился на глаза, уже за ним, и окончательно скрылся из вида под крутым откосом.

– Шегги! – окликнула женщина, поправляя зачесанные на уши темные волосы вогнутой сердцевиной ладоней.

Собака стремглав возвратилась и встала перед хозяйкой, опираясь уже перепачканными лапами о ее светлые брюки.

– Шегги. – Женщина укоризненно отряхнула земляные следы над коленями и, чуть щурясь, направилась в сторону от машины. Торопясь следом, мужчина забыл захлопнуть дверцу. Перед оврагом женщина замедлила.

– Тут сухо. – Мужчина спрыгнул и протянул ей руку.

Она своей не дала и легко перескочила на другую сторону. Овражек был неширокий.

Реку стало видно, только когда они приблизились к откосу. Склон густо затянуло кривым ольховником, кое-где торчали неказистые березы. В просветах между ветками блестела далекая вода.

– Сойдем? – предложил мужчина.

Спаниель потерялся в густой траве, с визгом выкарабкался повыше и застыл, очумело глядя на них. Женщина улыбнулась.

Вниз вела тропинка, вытоптанная неровными ступенями. Мужчина спускался боком и не сводил глаз с женщины. Когда началась трава, она поморщилась: