Путь домой. Год надежды

I. Виктор. Глава 01. Чудо.

«Этого человека остановит только смерть!» – помнится так заявил Эжен, говоря про герцога Бетенгтона. Тогда, уже больше месяца назад, неугомонный брат всё-таки заставил Виктора серьёзно подумать над вопросом – как, каким образом «стереть с лица земли это чудовище».

«Чудовище» – Виктор поймал себя на этом слове и усмехнулся. Тянет ли герцог на звание чудовища? «Нет, вряд ли. Мелковат… Но в главном Эжен был прав. Этого человека остановит только смерть! Почему же для меня всё ещё так трудно убить его? Ведь у Глена, созданного Эженом, так много возможностей! Пырнуть кинжалом, да хоть сколько много раз… Отравить… Задушить спящим… Почему?.. Эжен, почему для твоего Глена это всё остаётся проблемой?! Я-то думал, что умер тогда вместе с тобой, брат! А Глен, праиэр герцога, должен быть способен и не на такое! В чём же проблема?! Что же ещё должно произойти, чтобы я, наконец, решился?!?»

Виктор горестно вздохнул и обратил взгляд к такому тяжёлому сегодня небу: «Значит пока остаётся только один путь: найти возможность сразиться с ним открыто. Убить и быть убитым… Вот решение всех моих проблем. Да и не только моих… Скорей бы уж…»

Со для гибели Эжена прошло тридцать три дня. Тридцать три дня глухого одиночества, жизни после смерти.

Груанга, прессованные шарики из диковинной травы, взращённой в далёкой стране Чжунго, продолжали прилежно делать своё дело, искажали черты лица Виктора в уродливую маску Глена. Неприятные ощущения от этого действия груанга давно стали привычными. Надо было лишь не забывать поддерживать этот эффект, проглатывать очередную порцию не реже одного раза в пять дней. Так что Хуан-Глен Горрадо, новоиспечённый праиэр герцога Бетенгтона, крепко стоял на ногах и, что называется, «из первого ряда» наблюдал за тем, как Его Светлость воплощает в жизнь планы своей мести графу де Лаган.

Первой и самой лёгкой добычей стал Антуан. «Подумать только, герцог даже предложил этому идиоту усыновление!» – мысленно усмехнулся Виктор. «Как бы безумно это сначала не звучало, но, если подумать… Герцог всё-таки смог выбить почву из-под ног этого моего братца. Так чего же он от него хочет?! Довести до самоубийства, или правда… усыновить? Н-да, его позабавили бы оба варианта…»

А пока герцог приставил к Антуану своего праиэра Пита. Именно Питу герцог поручил ни на секунду не выпускать Антуана из виду, даже более того, жить за его счёт, всё время быть у него на виду и тем самым постоянно служить живым напоминанием о событиях Рунда. И Пит с блеском справляется с этой задачей. Он вцепился в Антуана смертельной хваткой, умудряясь находить его даже там, где его нет… Пит крепкий орешек! Антуану с ним не справиться.

Все остальные гигантские усилия герцога были поделены между поисками графа де Лаган с Генрихом Раем и беглецов – Жана, Анри и Марианны. Но если первые изредка всё же попадали в поле зрения герцога, ведь граф был человеком ярким и хорошо известным в обществе, то вторые словно сквозь землю провалились. Ведомые Франсуа, взращенным в вечных странствиях потомственным артистом, беглецы надёжно скрылись за вуалью фрагийских дорог. Оставалось только устраивать на них ловушки. И за этот месяц удалось организовать такие капканы около каждого из четырёх малых имений графа де Лаган – Валеньи, Лорн, Брасьон и Гурье. По крайней мере, так думал герцог. Ведь Его Светлости не дано было знать, что раз уж в Лорн и Брасьон поработал сам Глен, там всё не так уж и безоблачно…

Присматривать за «охотничьими угодьями» во Фрагии был оставлен Рон, самый гадостный праиэр. А сам герцог решил вернуться в Брианию. Если в отношении будущего у него сложилась вдохновляющая картина, то в настоящем выросла одна настолько огромная проблема, что её-то решение не терпело никакого промедления. И имя ей Хуан-Глен Горрадо, обретённый в Рунде новый праиэр.

Уважение герцога к нему росло гораздо быстрее, чем доверие, и Виктор это чувствовал. Глен не рвался вперёд, не стоял позади, почти не разговаривал, но если начинал говорить, то остальные замолкали, и даже герцог не мог не прислушиваться к его словам. У его нового слуги обнаружилась редкостная интуиция на людей, и это давало ему власть над ними. Всякое поручение герцога Глен выполнял точно и с минимальной затратой сил и времени.

Эта глухая сила нового праиэра отпугивала герцога от мысли сделать его своей правой рукой, ведь он, герцог, никак не мог разгадать этого человека. Хоть Глен был предсказуемым и исполнительным гвардейцем, всё равно с него не спадала вуаль таинственности. Его Светлость не переставал приглядываться к нему, часто и подолгу говорил о нём с Филом, но картина не желала становиться яснее. Откуда в этом странном испайронце такая образованность?! Три языка и владение их грамотами это большая редкость. Откуда такое мастерство владения своим телом и, кажется, любым видом оружия? Другим людям на это и всей жизни не хватало. Если же к этому прибавить и вышеупомянутую силу воздействия на людей, становилось страшно. И, наконец, эти синие глаза близнецов! Шутка природы?!

Нет, герцог не спешил с выводами, а тем временем его гвардия без него, молча, выбрала Глена вожаком. Герцог сделал это открытие позднее, чем ему это хотелось бы, и в первый момент это даже напугало его. «Так ещё немного и в пору будет задать вопрос, кому именно подчиняются мои люди?!» – с содроганием подумал герцог в тот момент. Вот так Глен превратился в главную проблему, и её надо было решать в первую очередь.

Виктор это понял и удивился, поймав себя на мысли, как мало это его трогает. Он жил сумрачным настоящим и горьким прошлым, а в будущее шёл как бы спиной вперёд. Если бы герцог знал, что пугающая таинственность испайронца была всего лишь тенью невыплаканных слёз… В это время Виктор как никогда был близок к краю пропасти: полное безразличие к себе, к жизни, никаких желаний, душу окутал кромешный мрак… Он, как и герцог, отлично понимал, зачем все они едут в Брианию, в Бетенгтон, но даже это его не волновало. Но, может быть, Виктор всё-таки был не до конца честен с собой?

Сейчас он подъезжал к Бетенгтону по той самой дороге, по которой уже скоро два месяца назад уезжал Жан. Листва богатого сада, окружавшего дворец, стала ещё более сочной и густой, а белоснежные стены главного здания, столь странные для брианской земли, всё также нетерпеливо выглядывали в просветы деревьев, словно и правда старались поскорее увидеть гостей. Виктор знал, что здесь выросли Жан и Анри, и теперь даже позавидовал им. Эти бугристые поля с игриво разбежавшимися по ним рощами непонятно почему показались Виктору до боли знакомыми. А если бы сегодня ещё и небо было ясным, как же красиво было бы…

И неожиданно, словно коршун над жертвой, в его голове пронеслась мысль: «Здесь и умереть бы!..» В тот же миг на сердце стало особенно холодно. Нет, и здесь его не покинет чувство бездомности и одиночества. Странно, оказывается, в глубине души он надеялся на это большое чудо. Чудо…

– Как тебе Бетенгтон? – голос Фила вернул Виктора к реальности.

– Здесь хорошо, – тускло откликнулся Виктор.

– И только-то?! – разочаровался Фил.

Виктор поднял на него непонимающий взгляд.

– В Рунде ты был другим. Вот что я хочу сказать, – Фил посерьёзнел и понизил голос, – Ты жутко постарел за те дни, что я тебя не видел, парень. На тот свет торопишься?

Брови Виктора сдвинулись, и он кинул мимолетный взгляд в сторону кареты герцога: «Я не видел Фила неделю, и он заметил, что я не я, а вот герцог это упустил. Или нет?..»

– Эй, приятель, ты словно и не рад меня видеть, – Фил снова призвал к себе внимание называемого Гленом, – А почему бы тебе не поинтересоваться, мол, где тебя в последнее время носило, дружище?

В ответ Виктор криво усмехнулся:

– Ты скажешь, что ездил по делам герцога, и это правда.

От тона, каким были произнесены эти слова, Фил невольно поёжился. Называемый Гленом явно не желал поддерживать эту беседу, но Фил ещё не сказал главное и потому не позволил товарищу вернуться к созерцанию местных красот:

– А я кое-что узнал о твоей блондинке. Ты слышишь? Я говорю о де Шероль.

Вот тут-то, наконец, в глазах называемого Гленом мелькнула тень интереса, и Фил понял это как призыв к действиям:

– Тебе надо перестать по ней сохнуть. Она, видно по всему, счастлива со своим мужем. Да, точно. Они объехали уже едва ли ни пол Фрагии, и везде их видели очень даже жизнерадостными.

– А сейчас они где? – хмуро поинтересовался-таки Виктор.

– Не знаю. Я в принципе не ими занимался.

– А кем? – так уж и быть уточнил Виктор, раз уж Фил так старательно напрашивается на этот вопрос, почему не уважить человека?

И в этом Виктор оказался прав. Фил сразу стал очень серьёзным, даже подался ближе и голос понизил едва ли не до шёпота:

– Обещай не бить меня!

На лице называемого Гленом наконец-то отразилось удивление. Заметив это движение его бровей, Фил удовлетворённо кивнул:

– Так, человеческие эмоции тебе ещё не чужды, и то ладно.

– За что именно мне тебя бить?

– Наоборот! – тут же запротестовал Фил, – Давай! Обещай этого не делать! Хорошо?

– Хорошо, я тебя просто прирежу, – мрачно пошутил в ответ Виктор.

– О, так ты и шутить не разучился? Вот только юмор у тебя какой-то замогильный… Ладно, сойдёт, – вынужденно кивнул Фил.

– Что это ты сегодня вдруг взялся косить под лекаря? К чему бы это такая забота? – Виктор прямо развернулся к товарищу и потребовал ответа.

– Честно?

Называемый Гленом промолчал, мол глупые пустые вопросы его внимания не заслуживают, и Фил вдруг горестно вздохнул:

– Помни своё обещание. Что-то мне говорит, что в ближайшее время мне придётся очень резво от тебя бегать.

– Обещание? Прирезать тебя? Прямо сейчас? – ещё более мрачно усмехнулся называемый Гленом.

– Помни, я уже извинился!!! – отнюдь не поддержал эту шутку Фил.

– Ты мне сейчас странно напоминаешь одного человека, – при этом Виктору вспомнился Эжен, – Он тоже заранее брал обещание не наказывать его, если чувствовал за собой вину.

– И что?

– Он плохо кончил, – отрезал Виктор и так прекратил этот никчёмный разговор.

Фил подарил ему долгий взгляд и согласился-таки отступить, отстать, и почти сразу оказался среди рядовых гвардейцев герцога, которые встретили его весёлыми возгласами.

Но Виктор всё-таки не пропустил мимо ушей слова Фила: «Он выполнил какой-то приказ герцога, касающийся меня. Это вряд ли мне понравится, так по крайней мере думает Фил. Не понравится до такой степени, что он побаивается моего гнева. Догадывается ли Фил о том, кто я? Пока нет, в худшем случае он на пути. Герцог? Тоже нет… Не думаю, что узнай Фил правду, он стал бы просить у меня прощение за содеянное. Значит, дело касается не меня, а Глена. Ну, а на этого типа мне наплевать… А вот это ты зря, брат», – возразил сам себе Виктор и подавил тяжёлый вздох.

В этот раз въезд герцога в замок был не таким торжественным, как в предыдущий, ведь теперь здесь не было Генриха Рая… Всё прошло даже как-то буднично, если не сказать мрачно, ни собравшиеся очень тихие слуги, ни тревожный ветерок, ни тяжёлое небо – никто и ничто не радовалось этому событию.

«А как бы эти люди встретили Рая, Жана и Анри?» – невольно задумался Виктор, глядя на напряжённые лица слуг, пришедших к парадному крыльцу дворца. Казалось, что все они были очень напуганы этим нашествием. Да и шутка ли, гвардия герцога увеличилась вдвое! Где их размещать? Чего от них ожидать?

А тем временем слуги усердно провожали взглядами каждое новое лицо, и Виктору в свою очередь не удалось избежать этого гнетущего приветствия. Более того, он ощутил странной силы дискомфорт, в какой-то момент ему даже показалось, что с него слетела маска Глена. Ему потребовалось усилие, чтобы отдать себе отчёт в том, что происходит. Теперь он был уверен, что, по крайней мере, одна пара глаз вцепилась в него просто смертельной хваткой, но чья, в этот момент выяснить было невозможно.

Бедняге Уильяму, ставшему после отъезда Рая главным управляющим замка и всего владения Бетенгтон, пришлось изрядно потрудиться, размещая вновь прибывших. Отдельных комнат на каждого не было, и потому он должен был по ходу дела соображать, кому какой долг уважения следует отдавать. В результате гигантского напряжения ума ему всё же удалось решить эту проблему оптимальным образом: Фил и Глен были поселены в отдельных соседних комнатах в левом крыле замка. Ещё две комнаты были оставлены на случай приезда Рона и Пита, а остальных разместили по двое, по трое, и больше, в зависимости от наспех выясненного ранга. Отметим тут один факт, который скоро обнаружил и Виктор. Несмотря на острую нехватку места, Уильям всё же не счёл возможным поселить хоть кого-нибудь в опустевшие покои Жана и Генриха Рая. Это было смелым решением, неожиданным для этого с виду хрупкого пожилого человека.

Пока дворцовая прислуга совершала подвиги по расселению прибывших, пока конюхи отчаянно старались найти место для столь же большого числа новых коней, на кухне полным ходом шло сражение за приготовление обеда. Здесь тоже были огромные проблемы, и главная – откровенно не хватало продуктов на столько ртов. Но страх перед гневом герцога был куда сильнее отсутствия провизии, и потому в спешном порядке были забиты несколько баранов и совершен набег на придворцовую деревню. Так или иначе, но к указанному часу все приехавшие с герцогом были приглашены к обеду.

В главной гостиной дворца накрыли громадный стол, который просто ломился от разнообразных яств, всё, как любит Его Светлость. К этому столу герцог пригласил и своих праиэров, Фила и Глена, и это стало большой неожиданностью, ведь грозный господин позволял праиэрам разделять с ним трапезу только в исключительных случаях, например, когда у него было особенно хорошее настроение, или же когда ему было что сказать или… показать. Так как первое случалось крайне редко, Виктор припомнил недавние извинения Фила и резонно рассудил, что именно сейчас ему и следует ждать сюрприз.

Но события развивались очень неспешно. Герцог поднял тост за счастливое возвращение в родной дом, не забыв при этом послать проклятие не очень приветливому в этот день небу, и после этого предался сладостным воспоминаниям о безоблачных днях своего проведённого здесь счастливого детства. Когда хотел, он умел говорить необыкновенно красочно и живо, и как не сопротивлялся Виктор, этот рассказ всё же очаровал его и заставил вслед за герцогом превратиться в озорного мальчугана, бегающего по этим полям наперегонки с ветром. Как само собой разумеющееся, в этих грёзах рядом с Виктором оказался и Эжен, они вместе, две зеркальные половинки одного целого, то ныряют в реку, то карабкаются по раскидистым деревьям…

И вдруг сквозь этот туман пробилась на первый взгляд безобидная фраза герцога.

– Детка, а подай-ка Глену вон тот салат, – обратился герцог к служанке.

Виктору потребовалось усилие, чтобы понять, что его так насторожило – эти слова герцог произнёс по-фрагийски! Чего ради здесь, в Бетенгтоне, говорить на фрагийском?! И в следующий миг его взгляд упал на худые белоснежные кисти рук, поднесшие ему салат. Вид этих почти детских рук заставил Виктора содрогнуться. Он медленно поднял глаза и увидел то, что уже предполагал увидеть. Маги!!!

Ни жива, ни мертва, она стояла рядом, и было видно, что всё её силы в этот момент были направлены только на то, чтобы не выронить салатницу и достойно справиться со своими обязанностями. Посмотреть на Виктора в этот миг было для неё смерти подобно.

Вот оно! Вот за что Фил заранее просил у него прощение! Маги здесь, и сделано это из-за него, из-за Виктора?!

Осознав это, юноша почувствовал, как в нём начала закипать лютая ярость. Его брови сами собой сдвинулись в грозовые тучи, а рука медленно поднялась и решительно отстранила предлагаемое угощение. Боковым зрением он заметил, как Маги вздрогнула и тут же отступила.

Безмолвно наблюдавшие за этим герцог и Фил, казалось, были удовлетворены, правда каждый по-своему. Герцог весело рассмеялся и вернулся на брианский:

– Глен, ты зря отказываешься от салата. Это творение рук твоей маленькой фрагийки воистину изумительно. Рецепт она привезла вместе с собой из не столь далекой Фрагии.

– Благодарю, Ваша Светлость, но с меня уже достаточно, – холодно отозвался называемый Гленом.

– Конечно, конечно, как знаешь. Никто не собирается кормить тебя насильно. В любом случае, имей в виду, ты всегда можешь рассчитывать на добавку, верно, Маги? – герцог продолжал открыто наслаждаться моментом.

Маги не поняла его слов, и только различив в чуждой ей речи своё имя, поспешила присесть. Виктор снова бросил на неё беглый взгляд и понял, что этот бедный ребёнок в довершение ко всем своим несчастьям в самом деле не знает брианский, да и чему тут удивляться… Виктору уже была более чем понятна, причина появления здесь маленькой горничной, и теперь ему потребовалось сделать над собой нечеловеческое усилие, чтобы всё же удержать себя в руках.

– Ваша Светлость, позвольте спросить? – против ожидания Фила, голос Глена не утратил свойственной ему твёрдости.

– Конечно, спрашивай, – благосклонно позволил герцог.

Наблюдения за Гленом и Маги очень его развлекали. Он уже понял, что его расчёт оказался абсолютно верен – Маги станет для таинственного слуги отличным поводком.

– Ваша Светлость, это ведь служанка дома Рельгро. Что она делает здесь? Этот ребёнок не знает брианский, так хрупок и беспомощен. Какой от неё здесь прок?

– Этот, как ты говоришь, ребёнок очень исполнителен и неболтлив. Редкие и очень ценные качества для служанки. Что же касается её службы Рельгро, думаю, тут она ничего не потеряла. Дом Рельгро в Рунде опустел, хозяева покинули его, и сейчас там холодно и голодно, не так ли, крошка?

Маги снова поспешила присесть, по-прежнему не рискуя кинуть на Виктора хотя бы беглый взгляд.

Внешне казалось, что обед закончился в том же русле, что и начался, но это только внешне. Запланированный герцогом сюрприз состоялся, и его организатор остался весьма довольный собой: «Да, Фил был прав, лучшей плети для этого загадочного слуги мне днём с огнём было не сыскать. Ха, да и сам Глен воспринял появление здесь этой девчонки именно так, надо отдать ему должное. Что ж, Бог даст, это ещё мне послужит!»

После обеда герцог приказал Глену и Филу проверить, как размещена гвардия, кони, при этом Филу было предложено показать Глену дворец. Выслушав распоряжения господина, праиэры поклонились и вышли прочь.

Всю анфиладу второго этажа до боковой лестницы они прошли молча, и тут Фил, наконец, не выдержал. Он резко остановился и преградил Глену дорогу:

– Его Светлость велел мне показать тебе дворец, и раз уж мы здесь, лучше отсюда и начать. Вон с того балкона можно увидеть добрую треть земель Бетенгтон.

Что ж, Виктор медленно развернулся к Филу и ничего не сказал, только взгляд его тёмно-синих глаз, словно раскалённый прут, впился в душу Фила. Тот почувствовал, что стал покрываться холодным потом, и не выдержал этого убийственного молчания:

– Не смотри на меня так! Я ведь уже попросил у тебя прощение!

– А я что-нибудь тебе обещал? – хмуро поинтересовался называемый Гленом.

– Ну… – у Фила земля горела под ногами, – А что такое, собственно говоря, произошло? Герцог повелел привезти её, вот я и сделал это. Кстати, её не пришлось уговаривать, вот совсем-совсем не пришлось. Ты бы видел, как эта девчонка обрадовалась мне, а ещё больше моему предложению приехать сюда. Так что же не так? Ведь вы, кажется, были друзьями в Рунде… Глен?!!

Но называемый Гленом даже не моргнул в ответ, только взгляд его синих глаз стал ещё более ядовитым.

– Ну, хорошо, ударь меня, если хочешь! – едва ли не с отчаянием в голосе взмолился Фил.

Виктор ответил не сразу, но когда заговорил, Фила прошиб озноб:

– Позволь мне предположить, что у тебя когда-то была мать, была и женщина, которую ты любил. Я ни за что на свете не поверю, чтобы такой человек как ты, дожив до тридцати двух, ни разу не любил по-настоящему. А теперь представь эту женщину на службе герцога, в постоянном окружении наших шакалов. Ну как? Эта картина ласкает глаз?! – Виктор сделал шаг ближе и перешёл на шепот, от которого Филу стало жутко, – Ты либо просто отказался подумать, либо подумал слишком хорошо. И если мне и хочется выбить из тебя душу, так это за то, что именно ты надоумил герцога отдать тебе такой приказ, и только ради того, чтобы посадить меня на короткий поводок, решился подвергнуть этого ребёнка смертельной опасности.

Оглушённый Фил превратился в статую. Виктор же смерил его презрительным взглядом и поставил точку:

– Если ты сделал это, не подумав, значит, ты не так умён, как то мне казалось до сих пор. Если же, в чём я почему-то уверен, это было твоё сознательное решение, какого чёрта ты набиваешься мне в друзья? По жизни у меня всегда было очень мало друзей, но никого из них нельзя было бы назвать глупцом или подлецом. Я всё сказал. У меня есть только одна маленькая просьба. Постарайся пореже попадаться мне на глаза, это ради твоего же блага.

Сказал, как отрезал, а уже в следующим миг отвернулся и начал быстро спускаться по лестнице, оставив сражённого наповал Фила в беспросветном одиночестве. Именно в беспросветном! Фил ожидал подобного разговора и как-то готовился к нему, но с Гленом всё всегда разворачивалось какой-то третьей неожиданной стороной. Вот и теперь, Фил чувствовал себя стёртым в порошок, в пыль. Виктор нащупал самые тонкие струны души Фила и безжалостно порвал их.

Да, он бережно хранил в своём сердце образ белокурой девушки, отвечавшей ему двадцатилетнему взаимностью, но волею родителей ставшей женой другого, деспота и тирана… И он помнил ласковые прикосновения рук безвременно ушедшей из жизни матери, ей было всего лишь двадцать пять. Молодая, прекрасная, полная жизненных сил она была зверски замучена одурманенной хмелем толпой не в меру развеселившихся дворян. Его, семилетнего мальчугана, в железных тисках зажала бабушка, сама прятавшаяся тогда в тёмном чулане. Только это и спасло юного Филиппа. Бабушка скончалась в тот же день, не перенесла гибель дочери… «А теперь представь эту женщину на службе герцога, в постоянном окружении наших шакалов…» – эти слова Глена нанесли Филу сокрушительный удар. «Как бы и правда я не сотворил беды!!!» – загудело в голове Фила.

Ему потребовалось немало время, чтобы взять себя в руки. На душе было холодно и промозгло: «В самом деле, что происходит? Меня тянет к этому человеку, и я сам вырыл ему яму! Чёрт побери, Глен, я скорее глупец, чем подлец!»

Выйдя на балкон, Фил без труда смог найти глазами Глена. Оказалось, что тот взял в проводники Уильяма, и в этот момент старый верный слуга рода Гейсборо обстоятельно знакомил его с другими слугами и домом в целом. Они вели оживлённую беседу, нередко посмеивались, и Фил вот уже в который раз изумился самообладанию Глена. Он ли лишь несколько минут назад устроил ему, Филу, такую отповедь?! Сейчас по двору дворца ходил совершенно другой человек, только в его походке да сутулой спине чувствовалась безмерная усталость. Можно было предположить, что Глен забыл о Маги, о Филе, о герцоге и теперь был всецело поглощён знакомством с новой обстановкой. А у Уильяма от такого внимания и участия, казалось, даже крылья выросли за спиной. Но в отношении Глена Фил снова ошибся. Тот почувствовал на себе его взгляд и ответил на него, да так, что Фил невольно поспешил спрятаться за косяк…

Ещё одна пара глаз неусыпно следила за Гленом весь день. Это юная Маги. От её внимания не ускользнула перемена в отношениях Глена и Фила, и ей не надо было объяснять причину этого. Она всё понимала, чувствовала, и тревогу, и смятение, и боль Виктора, и теперь только ждала. Она знала, верила, что в конце концов он придёт к ней, придёт сегодня. И это предчувствие её не обмануло.

В дверку её маленькой каморки, внешне мало отличавшейся от её прежнего жилища в доме Рельгро, постучали на вечерней заре. Она как раз стояла у окна и дивилась изысканности красок неба. Облачная пелена вдруг разорвалась, и закатное солнце подпалило косматые громады туч адским огнём, но в душе Маги полыхало куда как более мощное пламя. В дверь вновь постучали.

Маги знала, кто это, но открыть не могла, ноги отказались слушаться её. Это был Виктор. Он стоял и ждал её ответ. «О Боже, любимый, открой сам!» – взмолилась она мысленно, и Виктор будто услышал эту мольбу. Дверь тихо скрипнула и легонько подалась внутрь. Не почувствовав сопротивления, она приоткрылась чуть шире.

– Маги?.. – робко позвал её Виктор.

Девушка вздрогнула всем телом и рухнула на стул, благо оказавшийся рядом.

Что ж, дверь раскрылась полностью, и… на пороге появился Виктор. Вот он, такой желанный и страшный миг! Наконец-то Маги видит эти удивительные синие глаза! «Свершилось! Ещё жива?! Правда?! Да, похоже, да. Как же хорошо!!!» – и девушка светло улыбнулась. Что ж, Виктор не устоял и тоже улыбнулся, если, конечно, кривую гримасу Глена можно назвать улыбкой. Всё-таки он рад видеть это белокурое зеленоглазое чудо! Очень рад!