Он вернулся далеко за полночь и, не желая будить Рая, так и лёг, предварительно постелив на покрывало свой плащ. Это чем-то напомнило Раю Эжена… Что ж, брианец в очередной раз усмирил своё любопытство, не позволил себе гадать, где того носило все прошлые сутки, и вновь обратился к летописи недавних событий.
Теперь припомнилось, как они приезжали к графине де Лаган в Валеньи, к этой необыкновенно красивой, доброй и мудрой женщине, которая сразу приняла его как лучшего друга. В этом чета Лаганов не переставала изумлять Рая. К тому времени граф уже рассказал Раю, что горе потери детей в своё время едва не лишило его жену жизни, тогда она надорвала своё сердце, и с тех пор граф тщательно оберегал её от каких бы то ни было сильных переживаний. Этого же принципа, как видно, придерживался и Антуан. К моменту приезда графа Антуан уже успел улететь прочь, но матери ничего не сказал, не посмел сказать. Конечно же, чуткое материнское сердце невозможно обмануть, и граф нашёл жену очень обеспокоенной. Почти сразу же она начала допытываться, не знает ли муж, что случилось с их сыном. Очень скоро она решила, что графу известно много больше, чем он говорит, и потому она вцепилась в него мёртвой хваткой:
– Ален, я же тебя очень хорошо знаю, ты снова пытаешься уберечь меня от каких-то неприятных новостей, верно? Но как ты не понимаешь, что я всё равно всё узнаю, рано или поздно узнаю! Зачем же заставлять меня изнывать в муках неизвестности?!
Это Рай услышал, нечаянно оказавшись под окном комнаты графини.
Но граф был неумолим. Весть о бегстве Марианны из-под опеки барона и прочих рундских событиях ещё не скоро достигнет её ушей, так размышлял граф. И всё же… И всё же он решил подстраховаться и нашёл способ, ничего конкретно не объясняя жене, уговорить её тайно переехать к её близкой подруге баронессе Матильде де Пуар, уже пожилой, но неизменно сердечной и умной женщине.
Граф и Рай сами проводили графиню к её новому месту жительства.
Припомнилось и как супруги прощались, благо Генрих Рай был невольным свидетелем того разговора.
– Что ж, вы снова уезжаете, – прекрасные карие глаза графини были чуть влажны, – Вы уже много лет учите меня ждать, ждать и ждать… Чего же мне ждать в этот раз? Сын потерял себя и мечется в безумных бегах. Да и вы втянуты в какую-то невеселую историю, колесо которой, похоже, и придавило нашего бедного мальчика… А теперь вы и из меня делаете тайну, спрятали и вновь исчезаете в никуда. Не жестоко ли это?
Граф чувствовал, что графиня уже не надеется услышать прямой ответ, и позволил себе дать слабину. Он стоял прямо перед женой, держа её руки у своей груди, и в этот момент понизил голос едва ли не до шепота:
– Дорогая моя, прости, если мои слова и правда прозвучат жестоко, но я умоляю тебя ещё раз, очень надеюсь, в последний раз – потерпи! Когда я вернусь, я сделаю тебя… счастливой… Это я обещаю.
Брови графини удивлённо изогнулись.
– Антуан, – тут же напомнила она.
– Ему предстоит стать мужчиной.
– Так помоги же ему!
Но в ответ граф лишь коснулся губами руки жены:
– Любимая, всё будет хорошо!
– О, Ален! Вот так всегда… Обещаешь сделать меня счастливой? Хитрый. Ведь знаешь, как я счастлива просто видеть тебя, – мягко улыбнулась графиня и тут же стала очень серьёзной, – Но в этот раз, запомни и ты мои слова – если ты вернёшься без нашего сына… если ты не поможешь ему, я не протяну тебе руки. Запомни это!
Но, несмотря на категоричность этих слов, графиня не отняла у любимого мужа руки, напротив, ответила ему крепким-крепким рукопожатием. И он ободряюще улыбнулся ей в ответ. Но что это было? Обещание выполнить этот её наказ? Почему-то Рай сомневался, а теперь даже больше, чем тогда, ведь за это время они так и не встретили Антуана, и, если уж честно признаться, даже не пытались искать его…
Ох, Антуан, Антуан… Раю и самому не очень-то хотелось думать о нём. Парень переживает? И слава богу, значит совесть в нём ещё жива. Отправился в разъезды в обществе какого-то кавалера де Ригори? Но этот молодой дворянин очень понравился графине, а это о многом говорит. Стало быть, нужно время и…
Как-то в разговоре один на один за бокалом вина граф назвал всю эту ситуацию затяжной болезнью:
– А чтобы по-настоящему справиться с болезнью, надо найти и уничтожить её причину, верно? Так вот, имя этой причине – герцог Бетенгтон. В этом начало и конец нашей беды!
«Стало быть, найдём и уничтожим эту первопричину, и тогда наши мальчишки смогут вернуться к родительскому очагу…» – расслышал тогда Рай и всем своим видом дал графу понять, что в этом деле они верные союзники.
К родительскому очагу… Да, за это время Генриху Раю представилась возможность прикоснуться к этому очагу, и это стало таким ценным, таким греющим душу опытом. Валеньи… да и потом по дороге к баронессе де Пуар у них было несколько удивительных вечеров семейного уюта и тепла, когда время льётся в такт потоку лунного света, а для понимания друг друга, ощущения близости не нужно никаких слов. В такие вечера Рай открыл для себя в графе бесконечно любящего мужа, а в графине узнал ту богиню, которой преклонялся этот человек, и которая так помутила разум герцога. Рай, словно умирающий от жажды путник, с великим удовольствием пил из родника семейного тепла Лаганов, но не мог напиться. Он чувствовал, что уже крепко накрепко связан с ними, и эта связь делала его странно счастливым, по-настоящему живым. Как же зацветет их сад, когда под его сень вернутся Жан, Анри и Виктор…
При таких воспоминаниях Рай не удержался, чтобы не кинуть благодарный взгляд на спящего графа, человека, который стал ему близок, как брат… Тут ему припомнилось и ещё одно открытие, сделанное в те же незабываемые вечера. Оказалось, что граф очень даже хорошо играет на гитаре и приятно поёт. Когда же Рай не преминул заметить это вслух, граф только рассмеялся:
– Да я почти не умею держать гитару в руках, а петь… Ах, господин Рай, слышали бы вы как этот инструмент звучал в руках Ромена де Монсар! Это была божественная музыка! А когда Арабелла начинала петь под его аккомпанемент, мир превращался в Райский сад!
– Как, сударыня, вы поёте?
– Пела, – печально улыбнулась тогда графиня, – И говорят, хорошо пела, но я потеряла голос уже много-много лет назад…
– … когда оплакивала наших сыновей, – закончил за неё граф, – Да, дорогая, я всё рассказал господину Раю.
– В самом деле?! – графиня подняла на Рая изумлённый взгляд, потом вновь посмотрела на мужа, – Но вы бы не стали это рассказывать просто так. Господин Рай брианец… Уж нет ли каких-нибудь вестей от герцога?!
– Нет, – улыбнулся граф и снова запел, не дав жене возможности сильнее потянуть за верно нащупанную ею нить. Да и после того случая графу удалось не возвращаться к этой теме.
Позже на вопрос Рая, к чему такая скрытность, не лучше ли было бы всё же рассказать графине хоть какую-то часть правды, граф ответил:
– С графиней не бывает полуправды, а для всей правды время ещё не пришло. Сейчас она многое передумает, сопоставит, кое до чего догадается, кое-что заподозрит и тем самым подготовит себя к принятию моих слов. Я ей всё расскажу, и произойдёт это скорее всего ещё до возвращения Жана и Виктора. Но… не сейчас…
«Не сейчас…» – Рай вновь развернулся к графу, – «А что мы имеем сейчас? Было решено, что я узнаю, чем живёт дворец Бетенгтон, а он, граф…»
Тут граф потянулся и неожиданно ясно открыл глаза.
– Доброе утро, – Рай поприветствовал это пробуждение улыбкой, – Как спалось?
– Замечательно, – граф, на вид совершенно выспавшийся, уже сидел на кровати, – А вам? Я вас не разбудил своим поздним возвращением?
– Нет, – солгал Рай, – Как наши дела? Вы нашли то, что искали?
– Да, и то, как мы этим воспользуемся, зависит только от нас, – граф подошёл к тазу с водой и уже принялся умываться. Попутно он кинул на Рая лукавый взгляд, – Могу ли я просить вас первым поделиться со мной вашими открытиями?
– Что ж, извольте, – Рай присел на подоконник, сложил руки на груди крест на крест и, наблюдая за действиями графа, начал свой отчёт, – Герцог во дворце, можно сказать, один. Вся его гвардия где-то в лугах. Её туда увели Глен и Фил.
– Виктор и Фил, – поправил граф.
– Да, – улыбнулся Рай, – Признаться, интересное это занятие нищим оборванцем пробираться в дом, где прожил добрый десяток лет как хозяин. Должен сказать, нравы там пока не испортились, и приняли меня хорошо. Забавно, о Викторе там говорят едва ли не шепотом, с прямо-таки благоговейным почтением. Такой портрет получается, прямо умудрённый опытом ни одной жизни, потёртый всеми ветрами мира вожак стаи шакалов герцога. А ведь ему ещё нет и двадцати одного! Женщины на кухне словоохотливы, вот уж отдушина домашних сплетен. Они-то мне всё и рассказали. Оказывается, Виктор дрался с герцогом, да так страшно, что это едва не закончилось смертью одного из них.
– Кого? – граф уже присел на стул напротив.
– Сначала герцог ходил по краю пропасти, а потом он едва не убил Виктора. Тот, поскользнувшись, очень плохо упал, почти потерял сознание, и герцог его пощадил.
Граф отшвырнул от себя полотенце.
– Герцог… Так драться с человеком, которому он почти доверил свою гвардию?! Это странно…
Рай согласно кивнул:
– В тот вечер Виктор был не первым, с кем герцог скрестил шпагу. Сначала под раздачу попали несколько гвардейцев из рядовых… Помню, герцог и в былые времена любил превращать тренировки в серьёзные бои. Я сам в таких участвовал пару раз. Ох, какое же это тогда было для меня искушение!.. А теперь это сомнительное удовольствие перепало и Виктору. Я уверен, он сражался всерьёз. И мне страшно представить, насколько горьким для него стало поражение.
Граф тоже сокрушённо вздохнул:
– Хотел бы я поклониться тому человеку, который так хорошо научил Виктора драться! Герцог всегда был очень опасным противником… Впрочем, не мне вам об этом рассказывать. Но, Генрих, вы не сказали, почему Виктор и Фил увели гвардию в луга. Что произошло?!
– Вы, как всегда, зрите в корень! – было видно, что Рай уже давно ждал возможности коснуться этой темы, – Во дворце произошло нечто… прямо-таки мистическое! Эту историю мне поведали шепотом, с постоянной оглядкой и откровенным страхом в глазах. В рассказанное очень трудно поверить, потому прошу вас, прежде чем судить о том, что я скажу, выслушайте меня до конца.
– Очень интересное начало. Что ж, я ведь во внимании.
Рай тоже присел ко столу:
– Дворец растревожило появление призрака Эжена!!! Представляете?!! Две ночи на пролёт он являлся самым разным людям в самых неожиданных местах самым непонятным образом!!! И всё обещал лишить герцога и его прихвостней покоя. Да, это ему удалось с блеском! Как я понял, после второй ночи только железная воля Виктора смогла предотвратить панику. Это он отдал гвардии приказ покинуть дворец, и именно он стал первым праиэром и возглавил этот исход. Гвардия подчиняется ему беспрекословно, и герцог этому никак не препятствует. Как вам такие новости?! Честно говоря, я ещё не решил, как к этому относиться.
Граф нахмурился и делиться своими соображениями не спешил, потому Рай счёл возможным продолжить думать вслух:
– Призрак ли это Эжена?.. – спросил он сам себя, – То, что творит этот призрак, очень в духе Эжена, и впервые его назвал Эженом человек, который прежде даже не подозревал о его существовании. Призрак оказался очень словоохотливым, и теперь вся прислуга в общих чертах знает, что произошло в Рунде между герцогом и близнецами. Это всё очень похоже на Эжена, но всё же я должен признаться, что я никогда прежде серьезно не думал, что души умерших до такой степени вхожи в наш мир. Все эти сказки о домовых и приведениях…
– Я тоже скорее допущу, что этим развлекается Виктор. Похоже, он мог бы, смелости и ума хватило бы, – веско кивнул граф.
– Виктор?! Похоже, я выразился недостаточно чётко. Этот призрак ходит сквозь стены! Понимаете?! Сквозь стены!!! – и Рай сконфуженно улыбнулся.
– Но это реальнее, чем вы думаете, – совершенно серьёзно возразил граф.
– Что?! Вы серьёзно?! – Рай ещё надеялся, что граф шутит, но нет.
– Значит я прав, вы и правда даже не подозреваете о том, что дворец Бетенгтон пронизан сетью потайных ходов.
– Что?! – Рай даже привстал от изумления, – Потайные ходы?!
– Да.
– Но… – Рай невольно развёл руками, – Признаться, я поражен… А откуда знаете вы?!
– Эта тайна открылась мне в те далекие времена, когда я искал своих сыновей… Была ли это случайность?..
– И что это за случайность?
– Позвольте мне рассказать это позже. Сейчас главное, я знаю лабиринт.
– Лабиринт?! Почему же вы раньше не сказали мне об этом?! – в голосе Рая отчётливо зазвучали нотки обиды.
– Простите, но я не был уверен, что моим воспоминаниям можно доверять. Не хотелось вас напрасно обнадёживать. Я потратил весь вчерашний день на воскрешение этих моих воспоминаний. Для начала надо было найти вход в него… Короче, теперь я уверен, мы там не заблудимся.
– С ума сойти! – усмехнулся Рай, – Всё же мне трудно поверить в то, что я, прожив в Бетенгтоне столько лет, даже не подозревал об этом, а Виктор, будучи здесь лишь несколько дней, не только проник в эту тайну, но и сумел так ею воспользоваться.
– Значит, вы уже успели отмести мысль о проделках призрака? – улыбнулся граф.
– В своё время Эжен старательно убеждал меня, что от Виктора можно ожидать не менее безумных фокусов, чем от него самого… Но позвольте, если это он… он же сам и обуздал поднятую им панику! Это он увёл из дворца гвардию! Что за игру он затеял?
Граф глубоко задумался, но Раю не терпелось:
– Ваше Сиятельство! Ален, прошу, не молчите!
Тот тут же встрепенулся:
– Это всё, что вы узнали? Вы ничего не забыли мне рассказать?
Рай на секунду призадумался и всё-таки нашёл, что добавить:
– Ну, разве что ещё только одно. Это Маги. Да, мне рассказали, что грозный Глен дружит с некой маленькой фрагийкой, Маги, специально для него привезённой из Фрагии. Я видел её лишь издали. Это ещё совсем ребёнок. Она плохо говорит по-бриански и потому почти ни с кем не общается, разве что с Гленом, да ещё с Филом. Эти её друзья и её поставили в глазах прислуги рядом с собой… Я думаю, она могла бы нам рассказать много интересного…
– … тем более, что это, похоже, именно та Маги, которая помогла Эжену вызволить Марианну, – заметил граф.
– Да, очень может быть, – согласился Рай, – Но, сударь, так что же вы думаете о действиях Виктора? Почему он так противоречит себе?
– По всему видно, он умный человек, и я скорее соглашусь предположить, что мы просто чего-то не знаем. Признаюсь, Генрих, в мою душу закрались сомнения. Не лучше ли будет прежде встретиться с Виктором или хотя бы с этой Маги?
– С Виктором? Я бы рад, но для этого нам придётся отправиться в луга, либо дожидаться возвращения гвардии. Так что, нет, я против! Судьбе было угодно подарить нам такой шанс, герцог во дворце, по сути, один! Мы знаем лабиринт! Что это если не великая удача?!!
– Вы забываете, что и герцог знает о лабиринте, – веско возразил граф.
– Что?! Вы в этом уверены? – такая мысль Раю в голову прежде не приходила.
– Да, – отрезал граф, по своему обыкновению ничего не добавляя.
– Граф я вас не понимаю, – не постеснялся признаться Рай.
– Мой друг, герцог хоть и один, но ждёт нападение из лабиринта, значит, мы лишены эффекта неожиданности. Это плохо.
– Но мы что же, вдвоём не справимся с ним?! – тут же возмутился Рай, – Сударь, я отказываюсь вас понимать! Разве что-нибудь изменилось?! Разве герцог не заслужил смерти от наших рук? Разве он ещё недостаточно убедительно доказал нам, что только это может остановить его преследования вашей семьи? Гибель Эжена! Анри едва не погиб! Сейчас он с Жаном и сестрой в бегах, и только Богу ведомо что с ними… Виктор ходит по краю пропасти! Наконец, Антуан…
– Что Антуан? – глаза графа сверкнули недобрым огнём.
– Я и прежде имел возможность убедиться с том, что у вас с ним непростые отношения, но теперь… Эта пропасть между вами… Уверен, герцог приложил руку и к этому. Нет, хоть убейте меня, но я не понимаю, что вас останавливает. Что до меня, то я дозрел, я готов убить его даже спящим! – Рай в сердцах вскочил и стал мерить комнату широкими нервными шагами.
Граф какое-то время следил за его движениями и, наконец, произнёс:
– У меня плохое предчувствие, Генрих! Мне трудно это объяснить, но поверьте мне на слово, в своей жизни я редко пренебрегал подобным предостережением своего ангела хранителя, и всякий раз после такого пренебрежения я попадал в плохую историю. После последнего раза я зарёкся противоречить этому голосу.
– И всё же я настаиваю! – продолжал кипеть Рай, – Выразите свои сомнения в словах! Нет?! Тогда послушайте меня. Виктор подарил нам такой шанс! Прислуга дворца ненавидит герцога. Если кто и пришёл бы ему на помощь, выступил бы против меня, так это гвардейцы, а как раз их-то и нет во дворце! Наше появление не станет для герцога большой неожиданностью? Но вспомните, мы с самого начала настраивались на это. Мы всегда исходили из того, что нам, возможно, придется столкнуться со всей его гвардией. Нет, медлить нельзя! Никто не сказал мне точно, как надолго гвардейцы покинули дворец, поэтому если действовать, то действовать уже сегодня. Нет никакой надобности собирать и вести в Бетенгтон армию. Мы легко справимся и вдвоём! Ну же, сударь, возразите мне!
Граф печально рассмеялся:
– Ах, Генрих, Генрих, уже в который раз вы заставляете меня почувствовать стыд. Вы для моих сыновей гораздо больше отец, чем я. Вы поставили Жана и Анри на ноги, а я не смог сделать того же для Антуана. И теперь, вы рвётесь из-за них в бой, а меня терзают сомнения. Что ж, признаю. Мне нечего вам возразить. Будь, по-вашему. Давайте обсудим детали…
Рая очень смутила эта речь графа, смутила и польстила одновременно. Не всякий человек, особенно дворянин, смог бы вслух произнести такие слова, признать правоту другого и не затаить обиды. А граф тем временем достал из кармана измятый лист бумаги, развернул его на столе, и Рай получил возможность увидеть нечто похожее на карту и без труда узнал в ней план окрестностей дворца Бетенгтон. Граф ткнул пальцем в правый нижний угол листа и произнёс:
– Вход в лабиринт здесь…
I. Виктор. Глава 08. Покушение.
План графа де Лаган и Генриха Рая был прост: под покровом ночи с помощью потайных ходов проникнуть во дворец, найти герцога и так же тайно увести его из дворца. Да, на этом этапе придётся применить силу. А потом, уже за пределами лабиринта, предложить герцогу выбор, поединок, либо просто смерть.
Честно сказать, вот здесь заговорщики споткнулись. Оба не желали даже допустить мысль о том, что герцог сумеет одолеть в поединке сразу обоих, но, когда граф всё-таки заставил Рая всмотреться в этот маловероятный вариант исхода их сражения, Рай… Сначала Генрих Рай вообще отстранился, мол нечего попусту тратить время, ведь такой вариант в принципе не возможен, но после минутного раздумья хлопнул ладонью по столу и решительно заявил, что они не в праве давать герцогу даже малейший шанс на спасение, ибо это станет смертельной угрозой для оставшихся Лаганов и их друзей. Пора себе признаться, что раз уж они решились на убийство, то надо действовать наверняка, другими словами, просто убить, и он, Рай, готов взять это на себя. Он тут же напомнил графу, да и себе, о том, что когда-то был отличным наёмным убийцей. Такие воспоминания ожесточили его сердце и окончательно утвердили в принятом решении.
Но граф всё-таки понял, что его брианский друг хорохорится. Пусть он когда-то и был убийцей, но даже среди людей такого ремесла встречаются обладающие своим внутренним кодексом чести, и граф был уверен, Рай из их числа. Чтобы сейчас он не говорил, как бы не выгибал грудь, просто убить безоружного врага для него так же трудно, как и для графа, если вообще возможно. Поэтому с самого начала возникла мысль вооружить герцога, и тем развязать себе руки. В конце концов дать этому гаду право умереть со шпагой в руке, разве ж это не милость?! И тем не менее, граф заставил и Рая, и себя пройти этот путь до конца, и в итоге они договорились, что в случае, если тот, кого герцог выберет в противники, проиграет, второй не станет принимать бой, а просто пристрелит герцога из арбалета.
Как бы то ни было, этой ночью герцог должен умереть. И произойти это должно без свидетелей – это столь же важное условие. Нет свидетелей, нет обвиняемых. Только в таком случае брианская машина правосудия не зацепит какого-нибудь невинного бедолагу из числа служителей дворца. Поэтому всё должно произойти за пределами дворца, в безлюдном месте.
Таков был их план, и выполнить его они решили только вдвоём, даже лакеев не взяли с собой. Всё тот же принцип – никаких свидетелей! Только так должно произойти то, «чего никогда не было».
До входа в лабиринт они добрались скоро после заката. Это место изначально задумывалось как тайное, никому неведомое. Те, кто создал лабиринт, подошли к делу очень основательно, и не поленились прорубить в недрах земли проход далеко за пределы дворца, выведя его в ущелье дикого ручья. Место это было дикое, скалистое, заведомо непригодное для земледелия. Так что поблизости никогда не было ни деревни, ни даже захудалого сарая. Здесь, под прикрытием раскидистых ив, граф и Рай оставили своих коней.
Вход в лабиринт скрывала настолько густая завеса плюща, что пробраться через неё было очень непростой задачей, которую впору было бы назвать настоящей битвой. Тугие прутья этого неприхотливого растения так упрямо не желали расступаться, словно возомнили себя строгими постовыми, в чьи обязанности входил строжайший досмотр путников, обыск и изъятие всего лишнего. Рай оказался совершенно не готов к такому «обыску», и к моменту, когда эта завеса всё-таки осталась позади, уже буквально полыхал от раздражения и досады. И тем контрастнее выглядело сосредоточенное спокойствие графа де Лаган, который уже был занят делом: он быстро зажег две свечи, пристроил их в крытые подсвечники, и вот уже протягивает один из них Раю. Тот устыдился своей вспыльчивости и с чувством большой признательности принял этот «светоч», тем более что там, впереди, их поджидала прямо-таки могильная тьма. Граф и Рай обошлись без подбадривающих слов, просто обменялись понимающими взглядами, и.. в путь!
Против ожидания Рая туннель здесь оказался довольно широким, позволил идти по нему плечом к плечу. Так, ведомые неверным светом свечей и своим желанием убить герцога, граф и Рай зажали страх в кулак и положились на удачу.
Сколько они так шли? Час? Два? Вряд ли так долго, но ведь порой ход времени измеряется не шагами, а ударами сердца. Секунды превратились в минуты, а те в часы… Хруст песка под ногами, капли воды, срывающиеся с низкого свода, холодящее душу эхо этих звуков, вязкая глухая темнота и впереди, и позади. Мир сжался до размера маленького уголка подземелья, освещённого свечами, мерцает, грозит вот-вот и вовсе схлопнуться. И что тогда?.. Хоть человек и рождён для того, чтобы в конце концов умереть, каждый хочет отодвинуть этот роковой рубеж подальше и всё-таки пройти свой путь… вообще, идти по этому пути возможно только пока горит свеча, которую кто-то для тебя зажег и вложил в твои руки.
Поймав себя на такой аналогии, Рай горько усмехнулся: «Видать, старею. Слишком часто стал задумываться о смысле жизни». И его внутренний голос, поддержав этот шутливый тон, тут же поинтересовался, мол, а когда это случилось впервые? Ответ Рая удивил, так как заставил его нырнуть в глубокое детство. Жуткий вопрос «зачем вообще жить?» впервые всплыл в сознании маленького Генриха под впечатлением мрачных сказок, услышанных от отца. Тот почему-то решил, что его семилетние дети, приёмный сын и родная дочурка, уже достаточно взрослые для того, чтобы прикоснуться к жутким событиям жестокой старины, где было так много отрубленных голов, крови, предательства и горькой несправедливости. Даже больше того, концовку доброй половины тех сказок нельзя было назвать хорошей, ведь цена за победу над злом, оказывалась слишком высокой, и маленький Генрих не мог с этим смириться…
Но главное, действия тех историй происходили в старинном замке, напоминающем вековое дерево, изъеденное муравьями, ибо в стенах того замка была сокрыта густая сеть тайных ходов. Рай и не подозревал, что ещё помнит эти детские впечатления, а с ними и некоторые подробности тех сказок. И сейчас его вдруг прожгла сумасшедшая мысль, такая яркая, что он даже остановился. Ему вдруг показалось, что тем призрачным замком отцовских сказаний был замок Бетенгтон! Да, именно замок, который позже, превратился во дворец. Но поймав вопрошающий взгляд графа, Рай тут же встряхнулся, пресёк эти мысли. Не время и не место делиться подобного рода открытиями, тем более, если это лишь плод разыгравшегося воображения.