Я опять почувствовал себя счастливчиком, однако, как показывает мой опыт, со мной это долго не бывает. В феврале 1970 года М. Б. сказал мне, чтобы я зашёл к нему через неделю, когда можно будет начать моё оформление в качестве м. н. с. на его кафедре. Когда я через неделю посетил его, он сказал, что ему нужно ещё неделю на то, чтобы согласовать мою кандидатуру с проректором по науке, д.т.н., профессором Хрущёвым В. В. Ещё через неделю он сказал, что ему всё ещё не удалось «уломать» Хрущёва относительно моего зачисления в штат кафедры и он просит меня дать ему ещё одну неделю, за которую, как он меня заверил, он сумеет всё уладить. Когда же всё повторилось в четвёртый раз, мне стало яснее ясного, что в ЛИАП дорога мне закрыта и надо искать другие варианты моей будущей работы. А жаль. Вот что я сегодня прочёл на веб сайте ЛИАПа (http://new.guap.ru/i04/history) под заголовком «Достижения института»:
«1972 г.
Вышло Постановление ГКНТ (Государственный Комитет по Науке и Технике – И. Г.) СССР по запуску программы создания робототехнических систем и профессор М. Б. Игнатьев был назначен заместителем главного конструктора по робототехнике. На кафедре 44 развернулись работы по созданию различных адаптивных роботов. В результате реализации этой программы к середине 80-х годов СССР выпускал до 80 тысяч промышленных роботов (по данным ЦСУ). Правительство СССР высоко оценило вклад ЛИАПа, наградив Государственной премией СССР М. Б. Игнатьева и Л. П. Клауса.»
Как видите, если бы не ожесточённое сопротивление Хрущёва В. В., с большой вероятностью я был бы участником этой прорывной для СССР программы. И далее там же читаем:
«Важным достижением является разработка метода избыточных переменных для контроля, диагностики и коррекции вычислительных процессов. Метод позволяет существенно повысить надёжность и точность бортовых вычислительных систем».
Автором идеи упомянутого метода избыточных переменных является сам М. Б. Игнатьев, а его аспирант Мироновский Л. А. защитил кандидатскую диссертацию на эту тему за полгода до моего появления на семинаре их кафедры, где я докладывал свою диссертацию. Именно ему принадлежит авторство отзыва о моей диссертации, которую подписал также и сам М. Б. Приглашая меня к себе на кафедру, М. Б. увидел в моих методах контроля и диагностики отказов другое направление для достижения той же цели, что и в диссертации у Л. А. Мироновского. Как честный и преданный науке человек, он хотел развивать все подающие надежду направления. Однако проректор по научной работе ЛИАПа Хрущёв В. В. знал лучше, что и кто важнее для страны.
А теперь пора вернуться к теме моего трудоустройства. О том, что я «повисаю в воздухе», узнаёт мой друг Эдик Аронов, который сам когда-то «подвисал в воздухе» подобным же образом и которому посвящена целая глава в начале этой части книги. К этому времени Эдик стал в «Электроприборе» «большим» человеком, который распоряжался довольно значительной суммой денег для того, чтобы давать подряды – работы на сторону, за пределы «Электроприбора». Вот он то и пришёл мне на помощь в этом своём качестве заказчика с «мешком» денег. У него были какие-то рабочие контакты с кафедрой ВТ Лесотехнической Академии (ЛТА), куда он перечислил 10,000 рублей за какую-то вымышленную научно-исследовательскую работу. По договорённости за эти деньги заведующий кафедрой, профессор и доктор каких-то деревянных наук Морозов Н. А. взял меня на должность м. н. с. с окладом 110 рублей в месяц. Вот таким образом Эдик сумел «купить» для меня рабочее место. Мне было озвучено, что денег этих хватит только на один год моей зарплаты, а затем я сам должен «крутиться» и находить для себя проекты, которые кто-то будет оплачивать. Эдик мне объяснил, что на «его» деньги помимо меня в штат академии возьмут ещё двух или даже трёх «мёртвых душ», которые будут раз в месяц приходить за зарплатой. Вот таким образом я и стал полноправным сотрудником кафедры ВТ с 30 марта 1970 года. В чём именно заключалась там моя работа я расскажу чуть ниже.
Защита диссертации – почти детективная история
Итак, моя диссертация готова к защите, а сам я готов её защищать. Все необходимые формальности соблюдены – «кандидатский минимум» сдан, опубликовано пять статей (при существующем минимуме в три), проведён эксперимент, для которого была написана программа для ЦВМ «Минск-22» в Автокоде «Инженер» (программу по дружбе написала мне Лариса Новикова и «прогнала» на ЦВМ бессчётное количество раз за счёт своей кафедры проф. Чуриловского в ЛИТМО, где она тогда работала); этот эксперимент подтвердил работоспособность двух разработанных методов контроля и диагностики отказов в аналоговых моделях систем автоматического управления. К этому времени я уже доложил свою работу на семинарах в трёх Университетах – на кафедрах ВТ ЛЭТИ, ЛИТМО, а также на кафедре Технической Кибернетики ЛИАПа, получив от них положительные отзывы. Помимо этого, было получено ещё девять положительных отзывов из разных НИИ и судостроительных заводов. Казалось бы, ничто не предвещало «бури», но она всё равно грянула.
Чтобы понять, что же произошло на этом этапе, придётся вернуться назад, в первые годы моей службы в «Электроприборе». Когда я поступил на работу в наш Вычислительный отдел № 32, тогда в нём было две группы математического моделирования, каждая обладала большой (по её физическим размерам) АВМ «Электрон», которая размещалась в зале площадью 60 кв. м. Я уже говорил, что мне тогда сильно повезло, что я попал в группу моделирования, которой руководила Нэдда Харикова. Другую такую же группу возглавляла Людмила Николаевна Нечаева. Родом из Молдавии, она, как и Недда, годом раньше меня закончила ЛЭТИ. Но самым главным в её статусе было то, что её муж был Первым Секретарём Петроградского райкома комсомола, т. е. как раз того, в котором находился наш «Электроприбор». Людмила Николаевна успевала не только делать свою непосредственную работу (не берусь судить насколько хорошо она её выполняла), но ей также было дело до всех и всего, что происходило в нашем отделе. Не знаю почему, хотя и догадываюсь, она меня, мягко говоря, невзлюбила с моего самого первого появления в отделе и давала мне это понять всеми возможными способами. В то же время несколько сотрудников отдела, независимо друг от друга, предупредили меня, чтобы я её остерегался, поскольку слышали её комментарии в мой адрес, которые сводились к следующему: «смотрите, как устроился – он всегда получает отпуск летом в то время, как остальные в лучшем случае через год». Когда же я поступил в аспирантуру, то её комментарии на мой счёт были того же свойства, с той лишь разницей, что теперь они касались аспирантуры. Ещё через два года, когда до неё дошло, что я перешёл в дневную аспирантуру, мне рассказывали, что её злоба в отношении меня лишь увеличилась. Я же не обращал на это никакого внимания, уверенный, что, слава богу, никак от неё не завишу. А вот тут я оказался совсем неправ.
Очень скоро выяснилось, что по правилам ВАКа, которая утверждает диссертации после их защиты в низовых Диссертационных Советах (ДС), чтобы получить возможность защитить свою диссертацию в любом ДС, необходимо иметь положительный отзыв организации, в которой она была выполнена (такая организация называлась ведущим предприятием). В случае, если этот отзыв отрицательный, ни один ДС не может принять такую диссертацию к защите. Причём, один или даже несколько отрицательных отзывов от других, сторонних, организаций не лишает диссертанта возможности её защиты, но вот от «родной» организации отзыв обязательно должен быть положительным. Поскольку тематика моей диссертации напрямую связана с моим бывшим отделом, там я и должен пройти предзащиту и получить непременно положительный отзыв. Вот когда Людмила Николаевна, очевидно, потирала руки, понимая, что настал её звёздный час окончательной расплаты со мной. Для начала я доложил содержание работы в бывшей моей группе, куда были приглашены также и сотрудники из группы Нечаевой. Здесь презентация, на мой взгляд, получила смешанную реакцию: после того, как было задано и отвечено на несколько вполне разумных вопросов, все присутствующие, кроме двоих, не сочли нужным высказывать своё мнение о качестве и готовности диссертации к защите. Но удивительно то, что среди этих двоих оказалась молодой инженер Светлана Архипова из группы Нечаевой, которая хорошо отозвалась о работе, назвав предлагаемые новые методы контроля и диагностики интересными, однако вердикт самой Людмилы Николаевны, как и ожидалось, был резко отрицательным, хотя и совсем бездоказательным.
Теперь предстояло пройти предзащиту на уровне всего отдела с приглашёнными специалистами из других заинтересованных отделов института. По этому вопросу я зашёл к начальнику нашего отдела Гинзбургу Рувиму Исааковичу, чтобы согласовать список приглашённых лиц – ведь именно он будет председательствовать на этой предзащите. Он, конечно, уже в курсе назреваемого скандала: с одной стороны, он хорошо знает свою сотрудницу Нечаеву Л. Н., с другой, – он, несомненно, уже наслышан о моей диссертации и, главное, хорошо знаком с моим руководителем проф. Смоловым В. Б. Теперь он чувствует себя находящимся между двух огней и, конечно, очень недоволен, что ему приходится участвовать арбитром в этой «схватке». Я подаю ему список лиц, которых хотел бы пригласить на свою предзащиту. Далее между нами происходит следующая дискуссия:
– Никита Николаевич Шайхутдинов (это мой бывший начальник лаборатории) – это хорошо, Л. Н. Нечаева – правильно, Недда Харикова (моя бывшая руководитель группы) – нормально, Лёва Шахмундес (он знает, что это мой друг), а тебе это очень надо?
– Конечно, – отвечаю я, – он же инициатор моей темы и главный консультант диссертации!
– Ну ладно, пусть будет. Продолжим: Света Архипова – очень хорошо, Эдик Аронов (о нём Гинзбург тоже хорошо осведомлён) – ну он то тебе зачем?
– Ну как же, – говорю, – он же мой друг и очень грамотный учёный!
– Я тебя прошу не приглашать его, так будет лучше.
Мне приходится согласиться, понимая, что Рувим Исаакович имеет в виду – лучше «не показывать красную тряпку ревущему быку». Ведь Людмила Николаевна тоже наслышана об Эдике и не раз видела его в нашем отделе. Очевидно, что о нём она тоже имела не лучшее мнение.
– Так, идём дальше, Лена Арсёнова – никаких возражений.
Вот именно таким образом он прошёл по всему списку из пятнадцати человек и настоял на том, чтобы несколько из них, не подходящих по его мнению, были вычеркнуты.
Сама предзащита прошла, как, впрочем, и ожидалось, довольно нервозно. Все присутствующие хорошо понимали, что настоящей схватки не избежать и только было не ясно, как именно это произойдёт. После моего доклада посыпались вполне резонные вопросы, к которым я был готов, поскольку уже «обкатывал» диссертацию на семинарах в нескольких ВУЗах Ленинграда. Людмила Николаевна тоже задала несколько вопросов и, как и предполагалось, была не удовлетворена моими ответами. Когда же пришло время для прений, она в очень резкой форме дала свою отрицательную оценку работе, указав на несколько мест в диссертации, которые должны быть переработаны прежде, чем она может быть рекомендована к защите. И вот тут, по мнению Лёвы, впрочем, и моему тоже (но я в тот момент был сильно «взвинчен» и плохо соображал, как мне следовало себя вести), я допустил непростительную ошибку. Вместо того, чтобы просто сказать, что учту и переделаю указанные Людмилой Николаевной недостатки (а затем просто оставить всё как есть – кто будет это проверять?), я сказал:
– Не вижу никаких причин для переделывания и потому не собираюсь ничего менять.
Большей глупости, чем эта, я вряд ли совершил в своей жизни!
Теперь скандал переходит на следующий уровень. Гинзбург не может подписать положительный отзыв о готовности диссертации к защите, а без него я не могу защищаться не только в «Электроприборе», но и вообще где-либо. Когда я явился к Смолову В. Б., чтобы обсудить, что же делать в создавшейся ситуации, выяснилось, что он уже знает, что произошло на предзащите. Он так театрально «махнул рукой», что означало «и без них обойдёмся». И добавил:
– Ты ведь заканчивал кафедру ВТ ЛИТМО, вот и иди к заведующему кафедрой Сергею Александровичу Майорову и скажи, что хочешь защищаться по его кафедре.
А профессор Майоров С. А. тогда был не только заведующим кафедрой ВТ, но также и проректором ЛИТМО по научной работе. Итак, я появляюсь в его проректорском кабинете, говорю, что я аспирант Смолова В. Б. и хотел бы защищаться в ЛИТМО. Дальнейшее трудно представить, но прошу поверить, что всё так и было. Он не задал мне ни единого вопроса о самой диссертации, но по-настоящему кричал на меня:
– Да что мне ваш Смолов, да плевать я на него хотел и т. п. (на самом деле он не чурался настоящего русского мата).
Я был в шоке от такой реакции. Стало ясно, что его кто-то предупредил и что он уже в курсе события, которое произошло на предзащите в «Электроприборе» и, конечно, не хочет быть частью очевидного скандала. В этот момент я понял, что не видать мне защиты уже законченной диссертации. Круг замкнулся, Людмила Николаевна одержала чистую победу. На следующий день я посетил Владимира Борисовича и доложил результаты моего визита в ЛИТМО, чуть смягчив слова Майорова, но интонацию и смысл я до него донёс. Ну и, конечно, про русский мат я не стал ему рассказывать – это было бы уже слишком. Теперь Владимир Борисович сам не на шутку разозлился:
– Ты, вот что: иди домой и теперь предоставь это мне. Я думал, что эту вашу даму Нечаеву кто-нибудь всё-таки остановит, но теперь очевидно, что никого для этого не нашлось. Я сам позвоню Майорову и всё улажу. А ты позвони мне через два дня.
А вот что сказал мне Смолов, когда я позвонил ему через два дня:
– Поезжай в ЛИТМО к учёному секретарю ДС и начинай оформлять документы для защиты, Майоров уже дал для этого все указания.
С этого момента и правда всё пошло как «по маслу». Защита, наконец, состоялась 2-го февраля 1971 года. А теперь, после всего, что случилось за эти несколько месяцев, будет небезынтересно ознакомиться с некоторыми, наиболее любопытными, фактами из стенограммы защиты – она у меня сохранилась до сегодняшних дней. Если бы я не взялся писать эту книгу, я бы и понятия не имел о том, что она у меня вообще сохранилась. Теперь, впервые за 47 лет, я опять держу её в руках и некоторые факты из неё вызывают смех и недоумение. Судите сами:
1) После того как учёный секретарь огласил 11 отзывов о диссертации, он добавил, что ещё имеется также отзыв от ЦНИИ «Электроприбор», подписанный Р. И. Гинзбургом. Это означало, что «Электроприбор» вовсе не является ведущим предприятием, где выполнена работа, а как и предыдущие, играет роль обычного отзыва. И сразу за этим объявляет, что ведущим предприятием является ЛКБЭА (а я понятия не имею, что это такое!), от которого тоже поступил положительный отзыв.
2) Мало того, что вторым официальным оппонентом у меня был доцент кафедры ВТ ЛИТМО Кириллов В. В., так вот ещё слова самого профессора С. А. Майорова, который выступает от имени кафедры ВТ ЛИТМО (привожу дословно):
– «Я не буду зачитывать отзыв. Мы эту диссертацию достаточно подробно рассматривали. Автор был особенно энергичен после окончания нашего института, когда стал прикладывать полученные знания в конкретной деятельности, связанной с эксплуатацией аналоговой ВТ. Данная работа была оценена на заседании кафедры ВТ положительно, на основании чего можно утверждать, что автор безусловно достоин присуждения учёной степени кандидата технических наук.»
Не правда ли – какая метаморфоза иногда случается даже среди учёных мужей? А ещё меня приятно удивил зав. кафедрой Технической Кибернетики ЛИАПа д.т.н., проф. Игнатьев М. Б., на кафедре которого я ранее докладывал свою работу. Он, не будучи официальным оппонентом, нашёл время в своём загруженном графике, пришёл и даже выступил в прениях со следующими словами (цитирую):
– «Сейчас вся вычислительная техника похожа на баллистическую ракету – после запуска мы не знаем, как она будет вести себя в полёте, т. к. страдает достоверность результатов расчёта. Сейчас стоит проблема управляемых вычислительных процессов. В этом отношении работа Гилютина, которая обсуждалась у нас на семинаре при кафедре Технической Кибернетики ЛИАПа, является вкладом в это дело. Работа безусловно полезна, и автор заслуживает присуждения ему учёной степени к. т. н.»
Напомню, что это тот самый Игнатьев М. Б., который годом ранее пытался взять меня к себе на кафедру для продолжения моей работы по тематике диссертации, но у него так ничего и не получилось. Может быть, он потому и пришёл на защиту и выступил, что чувствовал себя виноватым передо мной за то, что не сумел «пробить» мою персону, а я потерял целый месяц в ожидании этого, так и не свершившегося события. Что же касается меня, то, кроме благодарности к нему лично, я ничего не имел. Я слишком хорошо понимал, что даже и он не бог.
А вот как начал своё выступление проф. Смолов В. Б.:
– «Гилютин поступил в аспирантуру, имея к этому времени явно выраженное стремление к научной работе и тему. Мне было сравнительно легко с ним работать, т. к. он весьма инициативен, самостоятелен. Направление научных исследований было совершенно определённым, связанным с разработкой…»
Итак, результат защиты: за присуждение степени к.т.н. было подано 16 голосов из 16 присутствующих членов совета. Ещё одна эпопея в моей жизни закончилась успешно! Нельзя сказать, что без сучка и задоринки, но всё-таки закончилась.
Даже и мой «самый любимый» брат Аркадий принял самое непосредственное участие в моей защите. Он, во-первых, присутствовал в зале заседания, а, во-вторых, и это главное, организовал банкет в ресторане для моих приглашённых гостей, поскольку сам я этим заниматься не имел возможности, а он любезно согласился на мою просьбу.
Интересно, что сразу после защиты ко мне подошёл Смолов В. Б. и сказал:
– Исаак, у меня существует традиция, согласно которой все мои аспиранты (а их к тому времени у него было уже несколько десятков – И. Г.) после защиты должны пополнить мою коллекцию талисманом, наилучшим образом, характеризующим самого аспиранта.
Естественно, я ответил, что принял это к сведению и в ближайшие дни его аспирантская коллекция будет пополнена. К счастью, мне не пришлось долго «ломать» свою голову над этой проблемой: в моей 8-метровой комнате кроме маленького письменного стола, кушетки (я не ошибся – настоящей кровати не было) и чемодана, который стоял на полу и служил мне платяным шкафом, больше ничего не было. Зато над чемоданом к стене был прибит предмет настоящего искусства природы – это были очень красивые рога молодого оленёнка, которые я привёз из одной из экспедиций не то с Памира, не то с Тянь-Шаня. Это было единственным украшением моего жилища, но для Смолова В. Б. мне ничего было не жаль. Я надписал своё имя на черепной коробке рогов и вручил их ему. Я также был осведомлён о том, что Владимир Борисович – страстный коллекционер значков и особенно заграничных, а мне где-то в горах довелось обменять с одним японцем какой-то невзрачный альпинистский значок на чудесный японский, на котором на прекрасном качестве белой эмали красовалась гордость Японии – голубая предрассветная Фудзияма. Конечно, я и его отдал Смолову В. Б. и, как мне показалось, он сполна оценил оба моих подарка.
Вообще, к Смолову у меня были и остались самые благодарные чувства. И не только потому, что на его месте далеко не каждый хотел бы и, главное, сумел бы «разрулить» мою, мягко говоря, нестандартную ситуацию, которая сложилась с защитой диссертации. Но ещё и потому, что у него было много общего с моим отцом, а именно: он тоже был участником Советско-Финской военной кампании 1939–40 гг. и тоже вернулся оттуда невредимым, а с фронта Второй Мировой вернулся инвалидом, ему там тоже выбили левый глаз, а на правом зрения оставалось не более 10 %. На этом, однако, их сходство заканчивается и остаётся одна большая разница – он был д.т.н. и профессор, заведовал кафедрой ВТ ЛЭТИ, а мой отец тоже заведовал, но всего лишь утильным ларьком.
Забегая вперёд, скажу, что когда в 1992 году я посетил свой любимый Ленинград, то решил разыскать Владимира Борисовича. Для этого я зашёл на кафедру ВТ ЛЭТИ и узнал, что он там больше не работает, но мне дали его домашний номер телефона. Я позвонил ему прямо с кафедры, назвал своё имя и спросил помнит ли он меня. Вот каков был его ответ:
– Как не помнить, Исаак, это же твои рога всё это время украшают стену в моей спальне!
Я был очень горд, что мой талисман не затерялся, несмотря на долгие и лихие годы, прошедшие с момента его вручения.
Необычная трудовая деятельность в ЛТА
Поскольку, с одной стороны, я был принят на кафедру вовсе не для выполнения какой-то определённой работы, а моя должность была банально «куплена» Эдиком за деньги «Электроприбора», то я совсем не чувствовал за собой каких-либо обязательств, касающихся моего физического присутствия на кафедре. С другой стороны, раз уж так получилось, что вместо кафедры Технической Кибернетики ЛИАПа, мне придётся трудиться в Лесной Академии в области, очень далёкой от моей специальности, то, по крайней мере, надо всё устроить так, чтобы у меня образовалось максимум времени для моей второй профессии – альпинизма. Я, конечно, понимал, что в конце года придётся написать какой-то отчёт о проделанной работе, чтобы формально оправдать полученную мною зарплату за год. Поэтому, немного поразмыслив, я решил, что буду собирать по всему «миру» имеющиеся в наличии компьютерные программы для лесной и деревообрабатывающей промышленности, а в конце года составлю из них классификацию в виде отчёта и сдам на кафедру в качестве документа о проделанной работе. Такая тематика позволит мне большую часть времени проводить вне стен кафедры, т. е. в библиотеках и в командировках в любые города, где есть университеты и предприятия, в которых имеются большие компьютеры (это те, которых на западе называют mainframe computers) и проводятся работы, близкие к тематике ЛТА. Очень желательно, чтобы города, в которые я собираюсь ездить в командировки, были непосредственно связаны с моими альпинистскими интересами. Мне казалось, что такая рабочая легенда будет вполне понятна для аборигенов кафедры (в основном это молодые девочки-программистки), которые должны приходить на работу каждый божий день и высиживать там все восемь часов.
Самое важное, что, когда я сообщил зав. кафедрой Николаю Александровичу (Н. А.) Морозову о своих рабочих планах, он полностью удовлетворился моими объяснениями. Да и как могло быть иначе, если Н. А. никогда в жизни не общался с какой бы то ни было вычислительной техникой и программированием на ней. Хотя, принимая во внимание, что он ведь когда-то защитил свою докторскую диссертацию (пусть и в области деревообработки или защиты леса от пожаров), то нельзя исключать, что он пользовался логарифмической линейкой для каких-нибудь расчётов в ней. В этом и заключался курьёз: кафедру ВТ в ЛТА создали всего пару лет до моего на ней появления и, как я позже понял, инициатива и само её создание принадлежали молодому (лет 35) и очень деловому парню по имени Валентин Клейнот, который не имел вообще никакой учёной степени, но был хорошим и знающим инженером. Всё, что тогда было на кафедре, но главное – это ЦВМ (цифровая вычислительная машина) «Минск 22», единственная серийная советская машина того времени, было добыто его усилиями. Для ЛТА, безусловно, было очень престижно иметь такую машину, т. к. в то время далеко не каждый технический университет Ленинграда мог похвастать таким приобретением. С получением этой машины в ЛТА вынуждены были создать кафедру ВТ, а, как известно, любая кафедра должна иметь своего заведующего. Понятное дело, что Валентин, не имея учёной степени, возглавить кафедру не мог. Конечно, если бы ЛТА объявила честный конкурс на эту должность, то в Ленинграде нашлось бы много достойных кандидатов для неё. Но, как я понимаю, ЛТА решила заполнить эту вакансию одним из своих доморощенных «лесных» докторов. Интересно, что тогдашние правила любого университета позволяли это делать, т. е. для того, чтобы возглавить кафедру, совсем неважно в какой области науки кандидат на должность заведующего кафедрой имеет свою докторскую степень, важно лишь, чтобы он вообще её имел. Вот так 65-летний профессор Морозов Н. А. стал зав. кафедрой ВТ, а создавший кафедру Валя Клейнот получил на ней должность начальника лаборатории, которая по сути дела состояла из ЦВМ «Минск 22» и в его обязанности как раз и входило, чтобы эта машина всегда была исправна и нормально функционировала. Что же касается её загрузки, то даже и в ЛТА было достаточно задач, чтобы её полностью загрузить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.