14 сказок для взрослых

Основано на реальных событиях.

Место и время действия: Венеция, отель La Giostra Nuova, март 2020.

Действующие лица: Женщина (Швеция), Менеджер по рекламе (Россия), Два парня и девушка (Франция), Редактор (Израиль), Прихожанка (Литва), Толстый парень (Мексика), Фермер (Польша), Дж.Б. Фартинг (Австралия), Солдат (бывшая Югославия), Журналистка и ее муж (Украина), Хозяин Луиджи, или Покинутый любовник (Италия), Стареющий плейбой (Великобритания-Гавайи), Актриса (США), Старик и его Помощник (Монголия-Афганистан).

Книги из библиотечки отеля: Биографии поп-музыкантов, Н. Гоголь «Петербургские повести», Словарь юного филолога, журнал «Театральный вестник», А. Рембо сборник, Философы немецкого идеализма (на немецком), Петрарка «Сонеты», Африканские народные сказки, Ф.С. Фицджеральд «Великий Гэтсби», В. Набоков «Лолита», альбом репродукций «Открывая Орсе», Р.Л. Стивенсон «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», справочник «Востоковедение».

Для написания своих историй героям, застрявшим на карантин в отеле, пригодились также журнал New Yorker, использованный билет в музей Arts et Metiers и Катехизис.

Карантин, или необходимое предисловие

В холле отеля La Giostra Nuova собираются гости: Женщина, Фермер, Старик в инвалидной коляске и его Помощник, Прихожанка, Стареющий плейбой, Менеджер по рекламе, Солдат, Актриса, Журналистка с мужем, Толстый парень и Редактор. Хозяин отеля Луиджи, он же Покинутый любовник, делает объявление:

– Сеньоры и сеньориты! Дамы и господа! Прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью и ответственностью. В области Венето опасная эпидемическая ситуация, и власти приняли решение закрыть наш город на карантин. Да, сначала они сократили программу карнавала, а теперь закрывают и все транспортное сообщение. До полуночи вы можете успеть покинуть город. После полуночи вам придется задержаться в Венеции минимум на семнадцать дней. Все вы мои гости. Мои последние гости в марте, потому что все, кто забронировал номера на более поздние даты, не приедут. Вы планировали свое путешествие заранее и собирались покинуть отель в разные дни. Обстоятельства складываются так, что уезжать вам надо либо сегодня, либо после 1 апреля. Вам надо принять решение. Если вы решите остаться, персонал сделает все, чтобы ваше пребывание здесь оставалось комфортным.

Женщина: Может, все обойдется и через два-три дня они отменят карантин?

Хозяин Луиджи: В этом, мадам, я лично сильно сомневаюсь.

Солдат: Как быть с оплатой дополнительных дней? У меня осталось мало денег.

Хозяин Луиджи: Заплатите, сколько можете – мы должны покупать продукты и платить оставшимся работникам. Закончатся деньги, живите в долг. Я верю, что вы отдадите. Когда-нибудь.

Журналистка: Если мы уедем сегодня, вы вернете предоплату?

Хозяин Луиджи: Разумеется. Подойдите на стойку администратора, и я выпишу вам квитанцию и верну деньги.

Старик: Я остаюсь. Не успел посмотреть карнавал – погуляю хотя бы по городу спокойненько, без суеты. Без толпы туристов.

Редактор: Если вас, дедуля, вообще в город выпустят.

Старик: Как это прикажете понимать?

Редактор: Запрут двери и гуляй Вася – за пределы отеля никуда. В Израиле бы так сделали.

Старик: Здесь вам не Израиль. Здесь свободная страна.

Редактор: Могут всех вообще по комнатам рассадить под замок. Как на японском круизном лайнере.

Менеджер по рекламе: Типун вам на язык. Посмотрите по карте, где та Япония и где мы.

Актриса: Ужас. Мы все заболеем и умрем.

Стареющий плейбой: Только не надо паники. Я еще жить собираюсь.

У Журналистки звонит телефон, она отходит в сторону и разговаривает.

Толстый парень: Я сегодня не поеду. Прикольно посмотреть, как они с этим карантином разберутся.

Прихожанка: На вечернюю службу вчера пускали всех, никаких ограничений. Не хочу я домой ехать, здесь интереснее.

Хозяин Луиджи: Насколько понимаю, все вы, сеньоры, за исключением двух наших гостей, остаетесь до 1 апреля.

Журналистка: Мы тоже остаемся. Наш рейс из Рима отменили.

Стареющий плейбой: Если мы здесь застряли, давайте придумаем, чем заняться. В самом деле – запретят гулять по городу, так не бухать же все время и плевать в потолок.

Актриса: Да, с ума можно сойти в такой обстановке.

Хозяин Луиджи: В нашей литературе – Италия, дамы и господа, это родина не только великой живописи, но и великой литературы – есть классик Джованни Боккаччо. Он написал бессмертную книгу под названием «Декамерон». Герои этой книги, вынужденные провести в схожих обстоятельствах десять дней вместе, рассказывают друг другу истории. Давайте и мы последуем примеру классика.

Появляется Дж.Б. Фартинг:

– Прошу прощения! Я опоздала?

Старик: Нет, как раз вовремя к раздаче кренделей.

Фермер: Слушайте, я понимаю, что среди вас журналисты, там, профессиональные артисты, писаки там, не знаю кто еще. Что я буду рассказывать две недели – как у нас контрабанду через границу возят?

Толстый парень: А наши как возят! Тоже могу рассказать.

Хозяин Луиджи: Давайте каждый напишет по рассказу! Каждый вечер мы будем собираться и слушать, как читает автор, и потом обсуждать. У нас на стойке есть несколько книг. Каждый может взять по одной, в качестве образца, и что-то попробовать написать по мотивам. Согласны? Тогда подходим по очереди к стойке. С вашего позволения беру себе сонеты Петрарки.

Старик: Я требую соблюдения прав читателей! Книга должна быть на языке, доступном для понимания.

Хозяин Луиджи: Разумеется, сеньор. Пользуясь случаем, довожу до сведения всех присутствующих, что сеньор Х. известный писатель и для меня честь принимать его в своем отеле. Давайте его поприветствуем. Браво!

Аплодисменты. Старик раскланивается из кресла.

Старик: Половина присутствующих, по меньшей мере, говорит по-русски. Начнем с русских книг.

Хозяин Луиджи: Сеньор, я русским не владею. Поможете мне распределить книги?

Старик: С превеликим удовольствием! Итак, начнем. Николай Гоголь «Петербургские повести».

Менеджер по рекламе: Можно мне?

Старик: Пожалуйста! Словарь юного филолога – кто там был особо одаренный из Израиля?

Редактор: Я.

Старик: Соблаговолите принять.

Редактор: Премного благодарствую.

Старик: Журнал «Театральный вестник». Вот вы, из Польши, вы по-русски должны читать?

Фермер: Я и разговариваю неплохо.

Старик: Надоест о контрабанде, напишете о шоу-бизнесе. Это актуально. А где «Лолита»? Я точно видел здесь «Лолиту». Значит, уже сперли. Похвально, конечно, что люди читают по своей инициативе…

Журналистка: Дайте нам что-нибудь.

Старик: А как же. Специально для вас – «Философы немецкого идеализма».

Журналистка: Но это на немецком! Мы не знаем немецкого.

Старик: Сколько лет вы уже под бандеровцами – двадцать или тридцать? Двадцать раз могли выучить.

Журналистка: Ну знаете ли. Степан Бандера, как истинный патриот, отказался сотрудничать с Гитлером.

Старик: Вы и свой украинский не можете выучить за тридцать лет. А учиться никогда не поздно. Берите философов, открывайте. Что там написано?

Журналистка: Кант.

Старик: Иммануил Кант. Категорический императив. Что непонятного? Идите, изучайте.

В холле появляются трое молодых французов.

Старик: Переходим к книгам на других языках. К нам присоединились трое молодых людей, прошу к стойке, к сожалению, в арсенале нет ничего на французском…

Хозяин Луиджи: Прошу прощения, сеньор. Это двое молодых людей и одна девушка.

Старик: Кто из вас девушка?

Француженка робко поднимает руку.

Старик: Понятно. Джульетта. Хм. Шведка хоть и страшная, но хотя бы на женщину похожа.

Женщина: Возмутительно. Не понимаю, почему у вас репутация галантного кавалера.

Старик: А как бы мы иначе узнали, что вы говорите по-русски? Держите биографии поп-музыкантов. По-английски, но вы разберетесь.

Стареющий плейбой: Мне, пожалуйста, «Великого Гэтсби».

Старик: Держу пари – это вы сперли «Лолиту».

Стареющий плейбой: Мне сегодня тоже положена одна книга!

Старик: Ладно, читатель. Держите своего Фицджеральда. Что вам предложить, сестра ордена капуцинок?

Прихожанка: У меня есть своя. Катехизис.

Старик: Собираетесь переписать и запустить третью волну реформации после Лютера и Кальвина?

Дж.Б. Фартинг: Да вы просто старый нахал. Оставьте монашку в покое. Я тоже все свое ношу с собой. Журнал New Yorker.

Старик: От вас я ничего хорошего и не ждал. Стивенсон «Доктор Джекил и мистер Хайд». Кто возьмет?

Актриса: Я!

Старик: Похвально. Одна книга, стихи Рембо, на языке… похоже, хорватском.

Солдат: Дайте мне. Я серб.

Старик: Так, альбом «Открывая Орсе»… Курбе «Сотворение мира», нет, нашим французам за такое браться рано. Девушка, из кино, снова вы! Возьмите альбом, что-нибудь придумаете. Так, молодежь, свое что-нибудь есть?

Французы переглядываются.

Старик: Какое кино смотрели в последний раз, ну? Вспоминаем!

Молодой человек: Мы недавно были в музее искусств и ремесел. У меня даже билет сохранился.

Старик: Молодцы! Пишите про музей. Остаются «Африканские народные сказки» и «Востоковедение». Ну-с, товарищ Безос, вам кого?

Толстый парень: Круто! Безосом меня никто еще не называл. Беру сказки.

Старик: «Востоковедение» наше. Через три дня каждый должен быть готов представить свою историю. Каждый будет представлять какую-нибудь страну. Можно свою, можно ту, где побывали. Читаем в порядке жеребьевки. Всё!

День 1-й. Сказка о мужском достоинстве

Рассказ Женщины о нескольких коротких встречах

Жил-был юноша. Он не утруждал себя чтением и не любил кино, поэтому к тридцати годам сохранил здоровье и прекрасное зрение. Ему не нужна была музыка, потому что музыка из любого человека может сделать невротика. Он работал, сколько положено, тратил деньги на то, что разрешено, и в свободное время смотрел спортивные передачи. Это был идеальный гражданин любого государства. Но все-таки ему для полного счастья чего-то не хватало.

Юноша не мог понять, чего именно, и начал вздыхать и мечтать. Однажды в продуктовом магазине он подошел ко мне:

– Ты классная. Пойдем со мной!

– Тебе сколько лет? – это был естественный вопрос.

– Мне…

Он приврал. Но ненамного.

– А что тебе нравится? – спросила я.

Любопытство во мне перевешивает доводы здравого смысла. Только поэтому я еще живу. Здравый смысл подсказывал, что не стоит тратить времени на пустой разговор. Любопытство подсказывало, что юноша вздыхает неспроста.

– Мне нравишься ты, – сказал юноша.

– Тебе надо жениться на девушке своего возраста.

– Девушки не хотят со мной встречаться.

– Почему? Ты молодой, симпатичный, без вредных привычек.

– И не жадный. Но я живу с мамой. У меня нет своей квартиры. Девушкам сейчас нужно все сразу.

Что ж, он вполне логично предположил, что мне все сразу не нужно.

– Что тебе интересно? Где ты учился?

– Я отслужил в армии и работаю грузчиком. Уже десять лет.

– И ты не хочешь ничего изменить в себе?

– Понимаю, – вздохнул юноша. – Я для тебя слишком простой.

– У тебя впереди целая жизнь!

– Ничего другого из меня не получится. Я слишком простой.

– Ты хороший юноша. Ты должен найти себе невесту.

– Но я не могу! У меня нет квартиры.

Мы распрощались.

И тут я вспомнила про французского принца. Живет нормальный такой, современный принц с квартирой в 100 кв. м. в Париже. У него большая библиотека, пачка виниловых пластинок и четыре гитары. Настроенные. Это говорит о многом. Я знаю много людей с расстроенными инструментами.

Принцу за тридцать. Он музыкант и с гордостью сообщил, что гастролировал со своей группой даже за границей. В Прибалтике. Он уже забыл, как назывался тот город. Я бы на его месте тоже забыла.

– Ты зарабатываешь на жизнь только музыкой?

– Раньше получалось. Сейчас нет. Вечером я подрабатываю барменом.

У принца очень умная кошка. Кошке категорически не нравится, что хозяин где-то пропадает по ночам. «Он вообще про-па-да-ет! – сообщила мне кошка. – Жалко, да ты посмотри, какой парень. Я помру, и что с ним станет?» И кошка настойчиво повела меня в его спальню.

Надо же, насколько хорошо я понимаю французский.

Вечером, пока принца не было дома, я взяла гитару и стала сочинять песню. Расчертила листок и написала ноты. Если не запишу, забуду. Не то чтобы у меня прекрасно с нотной грамотой: в делении на такты, с бекарами и с обозначением длительностей я точно запутаюсь. Играю на инструментах плохо, пою того хуже, но кое-как записать могу. И я решила спросить совета у принца.

Принц взглянул на листок и сказал:

– Для меня это как китайская грамота.

– Ты же музыкант!

– Но я не знаю нот, – застенчиво сказал принц и направился в мою спальню.

Правду говорят рок-музыканты: ничто так не пробуждает интерес противоположного пола, как парень с гитарой.

Потом мы с принцем поругались. Потом помирились. Потом он помыл за мной посуду, потому что я забыла. Потом я за ним по той же причине. В состоянии конфликта и не разговаривая мы организованно помыли посуду вместе. Все время он продолжал варить с утра кофе. Ели мы врозь, но кофе продолжали пить вместе. Нам еще и нравилась одна и та же чашка.

Потом мы опять поругались.

– Ты слишком громко слушаешь музыку! – возмущался принц. – Я сам музыкант, но в доме тонкие стены!

– Я ничего не могу сделать с твоими стенами.

– Кошка не должна спать у тебя! Я не разрешаю ей заходить в эту спальню.

– А ты не думаешь, что за кошкой иногда надо убирать?

– Ты… роняешь вещи! Я слышу, как что-то падает.

Как раз в этот момент кошка что-то опрокинула на кухне. Принц сердито посмотрел на меня и промолчал.

– А ты не слышишь, как у тебя под ухом гремит холодильник. Он все время работает. Холодильник должен включаться и выключаться, иначе сгорит компрессор.

– Хорошо, я куплю тебе новый холодильник, – ехидно сообщил принц.

– У тебя так много денег?

Принц фыркнул и на следующий день привел подружку. Юную, ярко накрашенную и вполне себе эмансипированную. Девушка громко болтала, смеялась и курила. Принц страдал. Робко поддакивал, и страдал, потому что бросал курить, а очень хотелось. Ему не нравилось пыхать из вайпера.

Потом мы помирились. Буднично пересеклись утром на кухне.

– Знаешь, я починила тебе холодильник.

– А… я не мог понять, почему стало тихо. Я стал очень нервный. Плохо сплю. Почти не сплю. Наверное, потому что пью много кофе. У нас скоро концерт на пляс Пигаль, надо готовиться.

– Да, ты нервничаешь. Дай хоть послушать, что получилось.

– Нет-нет, я пишу такую необычную музыку…

Накануне концерта принц сообщил упавшим голосом:

– Все плохо. Иногда мне хочется выпрыгнуть из окна.

– Ты не разобьешься. Третий этаж.

– Я неудачник. Я рассеянный. Иногда забываю ключи в замочной скважине.

Не переживай, дорогой, я уже познакомилась с твоим соседом, потому что пыталась твоим ключом открыть дверь его квартиры. Было бы еще хуже, если бы сосед оставил тебе свои ключи, как это часто делают холостяки.

И я тоже могу забыть ключи в замочной скважине. Я могу забыть запереть дверь. Не в этом счастье.

– Ты молодой, красивый, ты музыкант и у тебя большая квартира. У тебя есть все. Наслаждайся жизнью!

– Правда? – принц простодушно обрадовался.

– Правда, ты очень привлекательный.

– Да…

– Иди репетировать.

Я знала, почему принц не может читать ноты. У него дислексия. У нас дислексию традиционно лечили ремнем, поэтому читать и писать в стране умеют все поголовно. Во Франции предпочитают выписывать рецепты на специальные очки. Принц стесняется очков. Он комплексует оттого, что не может правильно написать фразу, не напутав где-нибудь с буквами. Хуже, конечно, когда он переставляет местами цифры. Очки не очень помогают ни в коммуникации, ни в оплате счетов.

Кошка права: у принца много проблем. Главная в том, что он пока не признан. Непризнанный гений-невротик. Но при всей своей депрессии ему приятно слышать, что он красивый.

Мы прожили смешную маленькую, но насыщенную событиями, совместную жизнь и разошлись.

– Рад, что я уезжаю?

– Нет, что ты! – прозвучало с искренней обидой.

– Спасибо, что не рад.

– Береги себя.

– Ты тоже.

Может, всему виной наш несчастный английский?

И тут я вспомнила старого приятеля. Популярного диджея. Лет двадцать назад надо было фотографироваться на рекламные календари, и приятель страшно перепугался:

– Зачем? Кому это нужно? Я в эфире весь из себя плейбой, нордический блондин, можно сказать, а увидят меня девушки, такого как есть, так и в эфир звонить перестанут!

– А без эфира они тебе не звонят?

– Ну… как-то не до того…

– И что до того?

– Много разного. У матери скоро юбилей, надо ей шубу купить. Она давно хотела шубу, а денег не было.

– Норковую?

– Из козлика…

Все успешные диджеи хорошо научились скрывать свою подлинную личность.

Вскоре он ушел из эфира. Уехал, наверное, в Москву. Все рано или поздно уезжают в Москву. Там шубы давно не нужны: снег перестал выпадать.

К чему я все это рассказываю? На днях смотрю по телевизору интервью с известным продюсером. У человека все состоялось. Все, в чем были несостоятельны мои предыдущие герои. Даже какую-то музыкальную премию от балды получил. Дали прослушать отрывок опуса, ерунда, но с усложненной претензией.

– Чувствую себя так, будто жизнь прошла мимо, – признался вдруг продюсер. – Я мечтал написать книгу…

Почему-то этот умный, ухоженный, пробивной, заапгрейченный под завязку человек чувствовал себя неловко. Он лгал. Он не хотел написать книгу. Он просто не мог сказать правду.

Как будто любой продюсер может не врать и при этом не оказаться за решеткой, как Харви Вайнштейн.

Я подумала, как жестоко заставлять кого-либо играть не свою роль. Принц-бармен по крайней мере варил кофе по утрам. Настроил инструменты. Весна, Париж, Мона Лиза, Боб Марли опять-таки… Подал стакан воды, когда это было необходимо. Я мало пью воду, но попробуйте за день профигачить пять городов автобусами, самолетом и метро.

Были у меня знакомые аниматоры, арабы. Еще та троица затейников. Мы с ними чудно подыграли друг другу, изображая флирт. Перед моим отъездом D. – аниматор по жизни обозначен не именем, а каким-нибудь ником – напялил парик, стал на стул и талантливо передразнивал девушку, которой признаются в любви, а она ухаживания отвергает. В парике он был похож на меня. Его товарищ изображал незадачливого ухажера и исполнял No woman no cry. Небездарно. Я смеялась до слез.

Опять-таки, пальмы, коралловые рифы, яхты, четырехзвездочный отель, теплый вечер. Прощальный концерт нам подарила авиакомпания, задержав вылет на несколько часов. О переносе рейса пассажирам сообщили утром. Администрация отеля позволила остаться до вечера. На пляже встретились с D., сообщили новость.

– Вы придете на представление? – обрадовался он.

– Как будто у нас есть выбор, – ответила я.

Ну и получай фашист гранату.

Эх, наш несчастный английский!

На тех давних фотографиях я похожа на Сару Пейлин. Сейчас мало кто помнит, кто такая Сара Пейлин, но все рано или поздно оказываются знаменитыми на пять минут.

Боб Марли остался знаменитым гораздо дольше. Никогда не собиралась его переводить. Если бы не производственная необходимость. Не дефицит мужского достоинства.

Был у меня кот Чича. Мелкий, но мог перекричать и подрать окрестных котов. Ему тоже доставалось. Разорванное ухо и шрамы на голове он носил с гордостью. Попахивало от него дымком. По-грузински такой характер называют «кинто». Наш кинто был еще и итальянец, судя по имени. Подружку он завел в несовершеннолетнем для кота возрасте. Однажды я наблюдала, как кот учил соседского пса лазить по деревьям. Стремительно заскакивал на ствол, поднимался метра на два и прыгал вниз. Пес бегал вокруг дерева, подскакивал и вилял хвостом. Как-то даже виновато вилял: сам, мол, понимаешь… На пару у них получалось только гонять голубей – заходили на стаю с разных сторон. Надо было только дождаться, чтобы голубям посыпали остатки хлеба сердобольные соседи.

Нечасто увидишь такую мужскую дружбу. Кот прожил мало и погиб героически. Уличные бойцы долго не живут. Пес тоже погиб – от укуса клеща.

Нечасто в жизни вообще попадаются мужчины. Вымирающий вид. Жаль.

Юноша из супермаркета намекает, что пора, мол, пора сделать и его персонажем какого-нибудь рассказа. К едреной фене увековечить его цветущий румянец. Хожу в другой магазин.

Вот ведь, господа хорошие, как происходит демографическая катастрофа. Девушки влюбляются в артистов-невротиков, скандальные артисты требуют, чтобы девушка была не старше шестнадцати, а продюсеры, пользуясь плохим зрением артистов, подсовывают им что попало. Иначе уголовное дело.

Продюсер вряд ли напишет книгу.

А я думаю, о чем еще писать, если все давно написано? Одному судьба французский принц, другому приблудный кот, третьему рекламный буклет. Кота жалко. Принца не очень. Буклет не годится даже на растопку печи.

Ладно, книга будет про любовь.

День 2-й. Портрет

Рассказ Менеджера по рекламе, написанный при участии Помощника Старика

Вечер Аристида начинался в разное время. В ноябре он был ранним, выматывающим душу дождями и ветром; в мае сумерки проходили легко и незаметно.

Аристид любил определенность. День мог был унылым или ночь бессонной, однако все искупала точность этих понятий. Зиму он любил за белый снег, лето за изобилие листьев, цветов и ягод, весну за щедрость обещаний, которые не сбылись; осень всегда была страшной. Студенты шли на занятия, пенсионеры ведрами везли яблоки, девки готовились к свадьбам, сытые, вернувшиеся из отпусков работники строили планы; у Аристида лишь искра медленно гасла внутри. Вечер длился бесконечно.

Художник был одинок. Как это случилось, и почему это часто происходит с неплохими людьми, Аристид объяснить не мог. Смутное воспоминание о ком-то постороннем рядом, о высокой женщине с младенцем, подтверждали вещи, завалявшиеся в шкафу; однажды он собрался с духом и выбросил все. В первый момент Аристид почувствовал облегчение, расправил плечи, затем стало еще тоскливее. Женщина жила далеко, в другом городе, с неинтересным типом по фамилии Вирхов, а может, уже и с другим, кряхтящий младенец давно вырос, но для него они остались прежними. Художник боялся тревожить сон памяти. Пусть бы женщина и младенец попали в аварию, разбились вместе с самолетом, они все равно больше не существуют, думал он сначала, мстительно и зло, а потом все реже и реже. Заходили другие, доны Анны, попутчицы на долгой дороге, были разговоры, был чай с бутербродами, были розы и левкои, был даже фикус. Уходили. Не обманывал безнадегой один вечер.

Раньше он грезил, как грезит всякий интеллигент, что вот-вот – и в дверь постучится черный человек, чтобы заказать реквием, и тогда он всем покажет. Да! Его реквием сразит скептиков с первого взгляда. Или – как тяжело пожатье каменной его десницы! – явится командор, хотя доны Анны след давно простыл; синедрион выберет из сотен тысяч непременно его, чтобы распнуть за идею, или в критический момент цивилизации ему даны будут искусно склеенные крылья, на которых он сиганет вверх раз и навсегда.

Молодость прошла. Идея не родилась. В дверь никто не постучался.

Аристид рисовал шкафчики, козырьки, раскладку для плитки, рекламные проспекты; заказчики не требовали большего. Им было не до реквиема. Все в этом городе собирались жить долго и благополучно.

Снова прошло изобилие, прошли дожди, вечер начинался раньше. Наступил ноябрь. Потом декабрь.

Напившись кофе без кофеина, Аристид уснул за компьютерным пасьянсом.

Назавтра случилось чудо.

– Вещь! Твоя в ажуре, Алексеич. Как договаривались, – широко улыбаясь, сосед-сварщик совал ему в руки громоздкий и не однажды чиненный велосипед.

– Мне не надо, – попробовал отмахнуться Аристид.

– Почему не надо? Тоже дизайн. Три скорости.

– Сам отчего не ездишь?

– Некогда ездить. Разъел булки так, что яйца жмут, – сказал сосед. – А ты у нас сокол молодой.

– Сыну отдай.

– У сына хонда.

Аристид содрогнулся. По его прикидкам, белобрысому золотушному мальчонке должно было быть не больше двенадцати. Какой черт дернул тогда за язык – а хорошо бы велик? Как в детстве, велик, саночки, коньки, катись с ветерком и большего счастья не надо. Ведь где-то на просторах большой страны можно сойти на станции Счастье? Не про нашу жизнь, согласился сосед и помрачнел.