Чего не сделаешь ради любви
– А вы говорили ему, что чувствуете при этих его словах?
– Да. Но он ответил, что я гиперчувствительная».
Грэхем многозначительно хмыкнул.
«Джулия, я хочу, чтобы вы кое-что сделали. Представьте, хорошенько представьте, что именно вы чувствуете, когда слышите от вашего жениха подобные вещи. Теперь закройте глаза. Закрыли?»
Сейчас он говорил, как заботливый старший брат, – слушатели обожали эту его интонацию. Мэри Энн, знавшая, насколько несвойственна такая манера истинному Грэхему Корбету, начинала испытывать тошноту.
«Да», – ответила девушка, помолвленная с идиотом.
Рядом, на соседнем сиденье, зажмурила глаза Камерон.
«А теперь представьте, что всю жизнь вам предстоит провести с человеком, который заставляет вас переживать подобные чувства».
Бедняжка издала сдавленный вздох. Камерон эхом его повторила.
– Просто не верится, что ты на это можешь купиться! – отозвалась Мэри Энн.
– Тшш!
«А теперь давайте проделаем эксперимент, – снова заговорил Грэхем. – Представьте, каково вам будет с человеком, который любит вас так сильно, что никогда не скажет ничего, что может задеть ваши чувства. С уверенным в себе человеком, которому не требуется самоутверждаться за ваш счет. Он станет говорить нечто подобное: «Я уже вижу тебя в этом платье. Ты будешь в нем потрясающей красавицей. Но для меня ты всегда самая красивая. Я очень люблю тебя! И не могу дождаться, когда ты станешь моей женой».
Мэри Энн не отличалась сентиментальностью, но сейчас должна была признать, что Грэхем совершенно прав. Умеет он найти верный путь к сердцам слушательниц. Камерон тихо вздохнула.
– Все вранье, Кам! На самом деле он вовсе не такой. Уж поверь мне.
– Тшш! Он для меня как лекарство. Помогает не сделаться отпетой мужененавистницей.
«– Да, – выдохнула Джулия. – Я понимаю.
– Мне вы вовсе не кажетесь гиперчувствительной, а этот клоун, похоже, точно бесчувственный. Ему еще предстоит повзрослеть, и надеюсь, он поторопится с этим, прежде чем вы пойдете к алтарю».
– Все, аминь, – проговорила Мэри Энн. – Или ты остановишься на человеке, который говорит, что твоя задница просто создана для радио.
– Это кто так говорит? – встрепенулась Камерон, поворачиваясь к ней всем корпусом.
У Мэри Энн зазвонил мобильный. Она знала, что в Миртовой Балке может не быть связи, и, притормозив у исторического моста Хенлосон, ответила:
– Мэри Энн Дрю.
– Привет, Мэри Энн, это Джонатан.
Джонатан? Зачем он звонит? Свой очередной материал она должна записывать только в будущий вторник, а сейчас четверг.
– Знаешь, мы с Анджи обручились и по этому поводу устраиваем в субботу маленькую вечеринку на студии. Я хочу быть уверен, что ты придешь. Анджи мечтает с тобой познакомиться.
Мэри Энн словно громом поразило. Услышать такое из его собственных уст! Испугавшись, что от потрясения ее сейчас затошнит, девушка с трудом выдавила:
– Это здорово. Я приду.
Она отключила мобильный, закрыла глаза и попыталась представить, как Джонатан Хейл говорит ей, что для него она всегда самая красивая. Камерон удивленно глядела на нее. Мэри Энн повторила ей то, что сейчас услышала.
– Вечеринка? – проговорила Камерон. – На вечеринках люди обычно выпивают…
Мэри Энн по ее зловещему тону быстро поняла, к чему она клонит. Она мрачно нажала на газ и устремилась к своей последней надежде, за средством, которое на самом деле конечно же бессильно было помочь.
Миртовая Балка
Дом на самом деле правильнее было назвать хижиной. Мэри Энн подъехала к ней в тот момент, когда седовласый мужчина с бородкой грузил в пикап тяжелые картонные коробки. Он покосился на девушек в автомобиле, и она увидела, как его глаза полыхнули бирюзовым огнем.
– Это отец Пола, – пояснила Камерон. – Акушер. Кстати, живет по соседству с тобой.
– Знаю, Дэвид Курье. – Мэри Энн с неприязнью вспомнила о еще одном соседе Дэвида Курье – Грэхеме Корбете. – Член муниципального совета и, возможно, замешан в неправомочном расходовании городских средств.
– Не может такого быть, – возразила Камерон. – Они с Кларой вообще-то в разводе, но остались добрыми друзьями. Во всяком случае, он всегда помогает ей по хозяйству. У Пола, – заявила она, – сложные отношения с матерью. Ему бы не повредила консультация психотерапевта…
– Ну еще бы, – отозвалась Мэри Энн. – Ведь его мать в свободное время варит приворотное зелье.
В этот момент на крыльцо вышла босая женщина, ее все еще темные, лишь слегка подернутые сединой волосы были заплетены в длинную косу. Годы оставили на ее оливковой коже густую сеть морщин. Темные глаза почти без интереса скользнули по Мэри Энн и устремились на седовласого мужчину, строго следя за его действиями. Одета она была во фланелевую рубашку и голубые джинсы.
– Она никогда не носит обувь, разве только нужно идти куда-то, где без нее невозможно. Пола от этого коробит. А мне она нравится.
– Она знала, что мы приедем?
– Наверное, но я с ней предварительно не договаривалась, если ты это имела в виду.
Мэри Энн в нерешительности взялась за ручку дверцы. Что за идиотское предприятие она, в самом деле, затеяла?
– Дэвид, – сказала женщина, – может быть, ты узнаешь в библиотеке – не нужны ли им эти справочники?
– Зачем библиотеке справочники тридцатилетней давности? Сама бы давно пустила их на растопку.
Клара явно призадумалась над его словами. А Дэвид поспешно нырнул в кабину, очевидно испугавшись, что она потребует выгрузить назад коробки, которыми он только что до отказа набил кузов. Производительница любовных снадобий нахмурилась.
– Расточительство, – обратилась она к Камерон. – Потом, когда все пойдет прахом, люди горько пожалеют о тех вещах, которые в свое время выбросили.
– Здравствуйте, Клара, – сказала Камерон. – Это Мэри Энн Дрю. Мы к вам приехали за…
– Любовным снадобьем, – закончила за нее Клара. – Проходите в дом.
Камерон выразительно взглянула на Мэри Энн, призывая ее отдать дань прозорливости этой женщины. А Мэри Энн больше всего захотела оказаться у себя в редакции и с достоинством признать поражение.
Стены кухни в хижине были уставлены шкафчиками, забитыми банками с высушенными травами, кореньями и еще какими-то непонятными штучками.
– Чаю хотите? – предложила Клара.
– Нет-нет, спасибо, – быстро отказалась Мэри Энн, которой стало немного не по себе от перспективы принять чашку чая из рук женщины, изготовляющей любовные зелья. И вообще – не повредит ли стряпня этой особы Джонатану? А что, если он отравится?..
– А я выпью, – улыбнулась Камерон. – Крапивный у вас есть?
– Да, – одобрила Клара ее выбор.
А Мэри Энн в который раз удивилась, почему Камерон не возьмет и не выйдет за Пола – ведь он и красив, и неглуп, и вполне обеспечен: как-никак днем – смотритель и экскурсовод в заповеднике, а вечером – музыкант. Разве что Камерон никогда особенно не рвалась именно замуж, и, по ее словам, Пол тоже не стремится к браку, да и не настолько она его любит… Однако в атмосферу этого семейства Камерон вписывается идеально.
Сама Мэри Энн чувствовала себя здесь совсем не в своей тарелке, а именно такой, какая она есть. То есть женщиной, которая носит высокие каблуки и делает педикюр, пользуется кремом для загара, обожает ходить по магазинам, любит Нью-Йорк, не ужасается при мысли о ботоксе и отбеливании зубов, способна просмотреть подряд все серии «Секса в большом городе».
Они расселись вокруг красивого столика ручной работы на разнокалиберные стулья.
Мэри Энн пробормотала:
– Камерон, может быть, не стоит?
Камерон свирепо взглянула на нее.
– Нет так нет, – сказала Клара.
Мэри Энн моргнула. Странно, что женщина, торгующая средствами от всех болезней и невзгод, не нахваливает свой товар.
– А я уверена, что оно действует, – настаивала Камерон.
– Оно действует, – согласилась Клара. – Но, как правило, не так, как ожидают люди.
Мэри Энн была заинтригована. Хотя ей никак не верилось, что Камерон может относиться к этому серьезно.
– Что вы имеете в виду? – спросила она у Клары.
Женщина посмотрела на нее пронизывающим взглядом василиска:
– Я ничего не скрываю. Объясняю людям, как правильно воспользоваться снадобьем. Они выполняют. Тут-то и происходят самые неожиданные вещи. Вот вы, например, хотите дать средство мужчине, у которого уже есть подруга.
– Они даже уже помолвлены. – Профессиональная честность Мэри Энн не дала ей солгать. – А… откуда вы узнали?
Клара пропустила вопрос мимо ушей:
– Так вот, если он отхлебнет достаточную дозу и влюбится в вас, с той женщиной у вас могут быть проблемы. Вам надо еще раз заглянуть в свое сердце и убедиться, чего именно вы хотите. Потому что человек, однажды выпивший снадобье, полюбит вас так, что вы уже не сможете остановить это или как-то переиграть.
– Подобных проблем не будет, – отрезала Мэри Энн. – Я хочу сказать – с моей стороны.
Клара взглянула на нее едва ли не с осуждением:
– Видите ли, предпочтительнее позволить действовать самой природе. Вам кажется, вы знаете, чего хотите, но важно понять, что все может обернуться не совсем так, как вам представляется.
Мэри Энн нисколько не сомневалась, что, каким бы образом Джонатан ни ответил взаимностью на ее чувство, все одно – это будет чудесно. Она пожала плечами:
– Все равно я готова рискнуть.
Снова эта женщина смотрит на нее так, словно хочет предостеречь от какой-то беды… и понимает, что клиентка глуха к ее предостережениям. Вот она надела очки, открыла записную книжку и сделала в ней огрызком карандаша пометку. Какая она стройная для своего возраста, и спина у нее совсем не сутулая. Вот Клара решительно выдохнула и перевернула страницу книжки.
– Так вы сможете его приготовить? – спросила Мэри Энн.
– Конечно.
Засвистел чайник, и вскоре перед Камерон оказалась чашка варева, пахнущего мокрой газетой.
– Крапивный чай, – пояснила она. – Чтобы гуще росли волосы.
Мэри Энн представила кузину с локонами, как у Рапунцель, впрочем, Камерон и сейчас была недалека от этого.
Пока Клара смешивала всевозможные компоненты, растирала, фильтровала, разбавляла, в Мэри Энн проснулась журналистка. Что за состав у этого любовного снадобья? Единственный из компонентов, который она успела разглядеть, был кусочек шоколада. Поймав ее любопытный взгляд, Клара сказала:
– Натуральный, горький, черный. Попробуйте.
Мэри Энн с опаской взяла в рот кусочек. Шоколад был необыкновенно вкусный.
– Оно ведь не навредит ему? – спросила она. – Любовное снадобье?
Камерон положила голову на ладони и покачала ею. Клара только посмотрела.
– А теперь записывайте, – велела она. – Листок можете вырвать из блокнота. Только чистый.
Мэри Энн сделала как было сказано, взяла сточенный почти до основания карандаш.
– Вот что нужно сделать, чтобы привести средство в действие, – рассказывала Клара, помешивая жидкость, которая постепенно превращалось в прозрачный раствор. – Вы должны трижды сделать добро, и каждый раз человеку, которого не любите, к которому испытываете стойкую неприязнь. Это может быть один и тот же человек, или двое, или трое. Распределите, как вам угодно. Главное – чтобы человек был вам неприятен, даже отвратителен.
В голову Мэри Энн мгновенно пришел Грэхем Корбет.
– Вы должны дать одному из этих людей что-то для вас очень ценное. Должны поговорить с антипатичной вам личностью по-доброму. И наконец, должны тайно сделать такому человеку приятное.
– Значит, это может быть один и тот же человек?
– А, вы уже подумали о ком-то? – спросила Клара. – Люди обычно сразу находят нужную особу.
– Да, – призналась Мэри Энн и, закончив записывать инструкцию, перечитала текст Кларе вслух.
– Все правильно. – Клара отошла от раковины, закрутила крышечку на флаконе с кристально прозрачной жидкостью и протянула его Мэри Энн. – Влейте это ему в любое питье. Он не почувствует никакого привкуса.
– А разве вам не нужен мой волос или еще что-нибудь такое? – неуверенно спросила Мэри Энн, решив оставить попытки прояснить вопрос, не причинит ли состав вред Джонатану.
Акушерка бросила на нее испепеляющий взгляд.
– Нет, не нужен, – отрезала она. Но поскольку лицо Мэри Энн все еще выражало сильное сомнение, она, по-видимому, сжалилась над ней и пояснила: – Ваша сущность уже здесь. Поверьте.
Мэри Энн вырвала листок из блокнота.
– Сколько я вам должна?
Если окажется, что это дорого, Камерон не жить!
– Двадцать пять долларов.
Дешевле, чем тональный крем. Мэри Энн живо выложила наличные. Клара посмотрела ей прямо в глаза:
– Да, и еще одно, очень важное.
– Что?
– Смотрите, чтобы снадобье выпил именно тот, кто надо.
Камерон и Мэри Энн дружно засмеялись.
– Ошибки не будет, – ответила Мэри Энн.
Глава 2
Итак – ценный предмет, ласковое слово, тайное благодеяние. И самый вероятный кандидат на получение всех этих трех даров – Грэхем Корбет.
– Жуткий тип, – удовлетворенно бормотала Мэри Энн, выезжая из Миртовой Балки.
На то, чтобы выполнить все три задания, у нее было сорок восемь часов. А потом она выльет снадобье в питье Джонатану на праздновании его помолвки. И станет наблюдать, как претворяется в жизнь ее счастье.
Если не считать того, что, как всем известно, любовные снадобья не действуют, не могут действовать.
Сидевшая рядом Камерон объявила:
– Я доеду с тобой до бабули, а потом пойду домой пешком.
Три мили – ничто для Камерон!
– Может, лучше я все-таки тебя довезу? – предложила Мэри Энн.
– Нет, мне нужно взять кое-какие книги…
Кроме Британской энциклопедии 1969 года выпуска, почти все книги в бабушкином доме, где жила и Мэри Энн, были любовными романами, изданными не позднее пятидесятых годов. Упоминания о сексе в них полностью отсутствовали. Мэри Энн подозревала, что о сексе писали и до пятидесятых годов, но бабушка таковых книг не держала. В бабулиных книжках героини были сплошь жизнерадостные девственницы, непьющие, некурящие, не позволяющие себе поцелуев на свидании, не только ради собственного блага, но и чтобы не подавать дурной пример своим джентльменам. Американские героини и герои были к тому же пламенными патриотами и большими аккуратистами. О сексе вообще никто не заикался. А все бабушкины исторические романы принадлежали перу Барбары Картленд. Даже Джейн Остин бабушка не признавала. Видимо, потому, что, как подозревала Мэри Энн, в ее романе прямо сказано: Лидия Беннет живет во грехе с безнравственным Викхемом, пока Дарси не заставляет Викхема жениться на погибшем создании. А Камерон считала, что просто Фицвильям Дарси возбуждал в бабушке подавленную, загнанную в подсознание сексуальность. Камерон утверждала, что «Гордость и предубеждение» вообще очень сексуальная книга.
Тем не менее обе кузины разделяли пристрастие бабули к абсолютно нереалистичным любовным историям. Камерон утверждала, что сама она, читая их, анализирует проблемы угнетенных женщин, из которых проистекают все беды ее нынешних клиенток. Ведь семена были посеяны еще прежними поколениями. А Мэри Энн нравились невероятные сюжеты книг.
– Я только что закончила «Звезды в твоих глазах», – поделилась она.
– Это о чем? – нахмурилась Камерон.
– Одна девушка едет в Мексику, чтобы заботиться о дочери брата, и у нее спускается шина. Какой-то оборванец направляет ее к механику в ближайший бар, а там странный тип заговаривает с ней, как со старой знакомой. Он обнимает ее и шепчет: «Меня зовут Дрек. Здесь опасно».
– А девица сразу в него влюбляется, – припомнила Камерон. – Потом продажный полицейский под дулом пистолета заставляет их зарегистрировать брак, а оборванец оказывается мировым судьей, – смаковала она с удовольствием. – Герой убеждает ее притвориться мужем и женой…
– Не вступая, однако, в брачные отношения…
– Чтобы из патриотических побуждений заняться шпионажем. Да, ее-то я и возьму. Ты думаешь, это из-за бабули мы такие странные? Я в основном имею в виду наших мам.
Озвученная тема не слишком интересовала Мэри Энн. Родители ее жили во Флориде, а она в Западной Вирджинии. Другой континент подошел бы еще лучше, но нельзя же иметь все.
– Ты и правда думаешь, что любовное снадобье подействует? – спросила она. – Нет, я просто дура. Разве это возможно?
– Пол говорит, оно действует. Так, что жутко делается.
– Тем, кто боится брачных уз.
– Не все так просто, Мэри Энн. На такой работе, как моя, начинаешь думать, что романтика – чушь, браки недолговечны, а счастливая семейная жизнь – это если муж тебя не бьет. Но твои родители до сих пор вместе, и мои тоже.
– А ты хотела бы такого брака, как у моей матери? – спросила Мэри Энн.
– Нет, и как у моей тоже нет. Я только собиралась сказать… – Камерон вздохнула. – Я и сама не знаю, что собиралась сказать. Просто даже если снадобье и не подействует, продолжай верить, что для тебя все-таки возможно счастье с кем-то еще.
– Очень тоскливый совет. – Мэри Энн покачала головой. Ведь она влюблена не в какого-то расплывчатого кого-то еще! Ей нужен Джонатан Хейл! – Ты, кстати, тоже можешь верить. Что для тебя «возможно счастье с кем-то там еще».
– Для меня это не так важно. Я хочу усыновить ребенка. Я не из тех, для кого вопрос ставится следующим образом – только брак и ничего другого!
– А я из тех, значит?
Камерон подтвердила то, о чем и сама Мэри Энн в глубине души догадывалась:
– Да!
Мэри Энн задумалась о том, какой из ценностей она готова пожертвовать ради исполнения своего сердечного желания. Прежде всего – какими ценностями она вообще располагает? Есть стеганое одеяло, которое собственными руками сделала бабуля и подарила ей на окончание Колумбийского университета. Но ему ни за что не бывать в спальне Грэхема Корбета! Она мельком подумала об этом ужасном месте – у него там непременно свалено в кучу грязное белье и пахнет старыми кроссовками. Так, какими еще сокровищами она владеет?
– Ты всем этим собираешься осчастливить одного Грэхема Корбета? – спросила Камерон.
– Ну да! Терпеть его не могу.
– Вряд ли ты будешь именно это с ним обсуждать.
Мэри Энн услышала в ее голосе некоторую натянутость. Она-то в самом деле его любит…
Тут ее внезапно озарило.
– Кажется, я знаю, какое сделать ему добро!
Камерон молча слушала.
– Я устрою ему встречу с тобой!
– По-моему, я не его типа, – пробормотала Камерон нечто совсем ей несвойственное.
– Разве ты не хочешь с ним встретиться?
– Я хочу, чтобы он сам захотел со мной встретиться, – уточнила Камерон.
– Но он же такое ничтожество, дорогая моя! Ты не все еще знаешь. Он иногда говорит мне такие гадости!
– Я кое-что слышала, – уныло ответила Камерон. – Вообще-то это называется флирт.
– Вот уж нет! – воскликнула Мэри Энн. – Но если ты правда хочешь, я готова сделать для него то, чего он вовсе не заслуживает, – одарить его таким великолепным сокровищем, как ты.
– Хорошо. – Камерон пожала плечами, словно заранее зная, что Грэхем откажется.
Перебрав наличествующие ценности, Мэри Энн решила пожертвовать Пушистиком. Конечно, просто смешно в тридцать четыре года так привязаться к игрушечному кролику с пластмассовыми зубами. Ей подарил его на двадцатипятилетие приятель по колледжу. Позднее Мэри Энн узнала, что игрушка как-то связана с фильмом про Монти Пайтона. Ее приятель обожал Монти Пайтона, но Мэри Энн, хотя никогда и не смотрела этот фильм, все равно находила его глупым. Тем не менее она просто влюбилась в Пушистика, которого приятель прозвал «твой зайчоночек».
Итак, пусть это будет Пушистик. Мэри Энн решила подбросить его Грэхему тайком. Он-то наверняка любит Монти Пайтона. Она расстанется с любимой игрушкой в надежде добиться любви Джонатана.
Найти для Грэхема пару ласковых слов, в общем, тоже не составит труда. Она подавит отвращение и, так и быть, похвалит его за совет девушке с женихом-кретином. А потом она устроит ему встречу с Камерон. И что только ее кузина нашла в этом человеке?
На следующее утро в девять часов Грэхем Корбет остановил машину у муниципального радио. На сегодня он планировал поработать над книгой по проблемам самосовершенствования, своей первой книгой. Уже был заключен договор с крупным издательством. Поскольку радио шоу Грэхема Корбета транслировалось на всю страну, а несколько телевизионных программ с его участием прошли по центральным каналам, лицо его и имя стали известны, и книга «Жизнь и любовь» имела шансы стать бестселлером.
Ирония заключалась в том, что его собственная личная жизнь отнюдь не цвела пышным цветом. Он хорошо сознавал причину. Смерть Брионии оставила в его душе глубокий отпечаток. Это было даже не горе – с горем он справился. Но пережитые эмоции оказали на его жизнь разрушительное воздействие. После такого очень нелегко снова связать себя с женщиной.
Почему-то Мэри Энн уже, как ни странно, была в студии. По их разговору с Джонатаном Хейлом он понял, что она записывала свой новый очерк. Эти вещи здорово у нее получались. Жизнь Аппалачей в них казалась близкой и понятной и затрагивала за живое. Писать эта женщина умела, и голос у нее был подходящий для радио – выразительный альт.
Но что она нашла в Джонатане Хейле?
Когда Грэхем задержался у корзинки со своей корреспонденцией, он просто почувствовал исходящую от Мэри Энн волну страстного желания к Хейлу. Она, несомненно, в отчаянии сейчас из-за его помолвки.
Впрочем, какая ему разница?
Он удивленно уставился в корзинку с корреспонденцией. В ней сидел плюшевый белый кролик с виниловыми клыками. Это был Кролик-убийца из «Монти Пайтона и Священного Грааля», но не его, а чужой. Грэхем озадаченно взял кролика в руки и повернулся к Мэри Энн, Хейлу и другим сотрудникам.
– Чей это? Он лежал в моей корзинке.
– Значит, твой, – сказал Хейл. – Видимо, у тебя есть тайная поклонница. – Он очень похоже изобразил персонажа фильма.
Мэри Энн засмеялась, но даже в ее смехе прозвучало отчаяние.
Грэхем показал кролика ей:
– А вы об этом ничего не знаете?
Она покраснела, видимо, потому, что Хейл как раз положил ладонь ей на плечо со словами: «Великолепный очерк», и покачала головой.
Грэхем пожал плечами, сунул кролика под мышку и достал из корзинки почту. Не стоит обращать внимание на Мэри Энн, она явно его недолюбливает. Его беспокоило то, что она в какой-то степени его зацепила. Сейчас ему не до серьезных отношений. Встречаться время от времени – еще куда ни шло. Но чтобы всерьез…
Ему до сих пор было стыдно за то, что произошло после смерти Брионии. Он запил, забросил работу, искал забвения со случайными женщинами – словом, разрушал свою жизнь. Непреднамеренно, но успешно. Однажды утром он очнулся в тяжелом похмелье на университетском стадионе, голый, со сломанной лодыжкой, ни дать ни взять персонаж пьесы Теннесси Уильямса. И для чего ему нужны были эти оргии? Он так сильно любил ее? Даже после посещения в течение шести месяцев группы поддержки и многих часов консультаций с психотерапевтом он все-таки не был уверен. Он решил, что его накрыл шок от встречи со смертью. Только что человек был здесь, рядом – и вот его не стало. Через год после смерти Брионии умер отец, но это не подействовало на Грэхема и вполовину так сильно. Жизнь отца была праздником, и Грэхем не испытал потрясения, когда восьмидесятилетний старик, давно страдавший астмой, перестал дышать и освободился. Смерть Брионии была совсем другое дело. Юная девушка, спортсменка, полная жизненных сил и здоровья… и вдруг уходит. А он должен жить дальше отпущенный ему срок, постоянно задабривая смерть.
Во всяком случае, теперь его жизнь упорядочилась, и хотелось сохранить все то, что представляло сейчас для него главную ценность, – работу, тесный круг общения, привязанность к тому, что имело значение.
Джонатан Хейл ушел в свой кабинет, единственное на студии помещение с дверью – маленькую комнатку с видом на Страттон-стрит. А Мэри Энн сказала:
– Э-э… Грэхем, я хотела с вами поговорить.
Он приподнял брови. Мэри Энн никогда не заговаривала с ним первая. Может быть, именно это его подстрекало цепляться к ней? И конечно, еще слепое обожание, которое она расходовала впустую на Хейла.
Он подошел к ней. Как бы он ее ни дразнил, он вполне отдавал отчет в ее женской привлекательности. Высокая, крепкая, как амазонка, с прямыми шелковистыми волосами. С таким лицом она вполне могла стать моделью. Густые темные брови и ресницы, зеленые глаза, легкие веснушечки на коже медового оттенка. Да, он докучал ей по поводу ее ягодиц, но только потому, что знал, как она сама из-за них комплексовала. А ему, напротив, нравилось, что сзади она не была ровная, словно доска, как ее тощая кузина, – вот кто действительно кожа да кости.