Лугальзагесси долго всматривался в лицо Нанисты, которое покраснело от смущения. Молодой человек привстал и грубым голосом сказал:
– Прикажи служанкам принести вина.
– Да, супруг мой, – молодая царица встала и трижды хлопнула в ладоши. В дверях показалась тучная женщина, закутанная с ног до головы пестрым палантином, – принести вина и фруктов, и поживее.
Когда служанки внесли в покои поднос с персиками, сливами, грушами и виноградом, Наниста сама разлила в две золотые чаши вина и подала одну мужу. Тот залпом выпил вино и, посмотрев на жену, спросил:
– Почему ты так скромно ведешь себя в моем присутствии?
– Извини, супруг мой, я просто боюсь прогневить тебя чем-нибудь.
– Ты должна сделать все, чтобы я полюбил тебя, а мне не нравится такая угодливость. Мне по сердцу властные женщины.
– Прости меня, я не знала, я попытаюсь исправиться, – Наниста встала на колени и склонила голову в поклоне.
– Ты должна исправиться, ибо в мое отсутствие ты будешь управлять страной. И любое неповиновение тебе будет являться неповиновением ко мне. Ты должна быть сильной и решительной, уметь поддержать разговор и знать тонкости политической дипломатии, ибо ты – первая женщина Уммы, царственная супруга и главная жена в моем доме.
– Я понимаю тебя, супруг мой. Можешь рассчитываться на меня.
– Буду надеяться.
Дальше разговор Лугальзагесси решил не продолжать. Он и сам не понимал, почему все его раздражало в жене: ее голос, одежда, лицо, волосы и даже манера вести себя. Нет, не сможет он полюбить ее, не сможет, не сможет разделить с ней ложе, а на утро показать всем окровавленную простынь. Нет, только не сегодня. Пусть Наниста подождет своего часа, пусть. В его голове встал образ Лии, любимой наложницы и самой прекрасной женщине на свете, чья красота так пленила и манила его с тех самых пор, как он впервые увидел ее, танцующую словно бабочка, в пиршественном зале. Ноги сами пересекли множество коридоров и очутились на женской половине, где располагался гарем царя. Лугальзагесси прошел мимо мраморного бассейна и встретился лицо к лицу со старой кормилицей, которая следила за тем, чтобы молодые наложницы ни в чем не нуждались.
– Какая честь для нас, что ты посетил нас, повелитель, – старуха с кряхтеньем согнулась в поклоне, а потом медленно выпрямилась.
– Где Лиа? – спросил молодой царь, с нетерпением ожидая встречи с красавицей.
– Она у себя.
– Позови ее, я желаю видеть ее в самом лучшем виде.
Пока Лугальзагесси возлежал на шелковых подушках, равнодушно теребя шелковые кисти, в зал бесшумно вошла Лиа, одетая в белую полупрозрачную тунику. На голове у нее красовался венец из серебряных цветков, кисти рук были унизаны множеством браслетов, звенящих от каждого ее движения. Аромат масел исходил от ее стройного соблазнительного тела, которое пленило Лугальзагесси сразу, с первого взгляда. Девушка тихо подошла к царю и низко склонила голову. Лугальзагесси обернулся и широко улыбнулся, с упоением рассматривая прекрасную розу, которая еще пышнее расцвела в его царском гареме. Лиа протянула точеные ручки, и молодой царь сжал их, покрывая страстными поцелуями. Девушка прильнула к его груди и поцеловала в губы, обдав своим сладким дыханием лицо молодого повелителя. Лугальзагесси дотронулся кончиком пальца лица красавицы и вдруг почувствовал, что какая-то тревога и неясное томление вновь поселились у него в душе. Страсть быстро исчезла, ему больше не хотелось ни обнимать Лию, ни видеть ее. Он встал и ушел из комнаты, оставив любимую наложницу в полном недоумении.
Лугальзагесси вышел в сад, где никого не было. Фруктовые деревья склоняли свои ветви до земли, диковинные цветы истощали приятный сладковатый аромат, который будоражил кровь. Неподалеку слышалась вода, бьющая из фонтана, в которой отражались мириады звезд. Царь поднял голову и увидел бескрайний небосклон, завернутый в ночную пелену. Полная луга ярко освещала все вокруг, а звезды, вторя ей, переливались ясным светом. Где-то вдалеке, почти за горизонтом, упала одна звезда. Лугальзагесси подставил руку и представил, что звездочка падает ему на ладонь и согревать теплом его остывшее сердце. Нет, нельзя так поступать, думал царь. Все они ждут меня, все надеются на мое решение. Он посмотрел на дворец и заметил, что окно в покоях царицы светится тусклым светом. «Так значит, Наниста все еще ждет меня, – подумалось ему, – она любит меня и будет ждать всегда, а я так подло поступил с ней, ушел. Думал, что Лиа утешить меня, но и с ней то же самое. Все они лишь пресмыкаются и падают к моим ногам, так какая разница: Наниста или еще кто-либо из женщин?»
Лугальзагесси вошел во дворец, отослал всех слуг и вернулся в покои жены уже без стука. Наниста радостно подбежала к нему и крепко обняла.
– А я думала, ты уже не придешь. Я ждала тебя.
Царь взял ее руки в свои и от этого прикосновения ему стало тепло и уютно, какая-то нежность овладела им. Эти краткие слова, сказанные с такой любовью и искренностью, значили теперь больше, чем тысяча слов наложниц о верной любви.
– Я пришел, чтобы стать твоим мужем.
Царица нежно взяла его за руку и провела к кровати, которая стояла за колоннами под золотым пологом. Постель, состоящая из множества подушек и шелкового покрывала источало аромат роз и лилий, которыми была засыпана. Лугальзагесси скинул накидку, а затем и тунику, оставшись без ничего. Наниста плавными движениями рук сняла платье и легла вместе с супругом на брачное ложе. Аромат, исходивший от ее тела, волос, дыхания, был настолько приятен, что взбудоражил ум Лугальзагесси. Молодой человек провел сильной рукой по телу жены и впервые в жизни заметил, насколько оно прекрасно. Длинные стройные ноги, тонкая талия, большая упругая грудь, лебединая шея, точеные руки с длинными пальцами, прекрасное лицо без какого-либо изъяна, шикарные длинные волосы ниже талии – все это явило образ неземной красоты.
– Как ты прекрасна, любимая моя, – тихо произнес Лугальзагесси, целуя ее руки и шею, – ты прекраснее любой женщины, прекраснее самой Иштар.
– Не говори так, любовь моя. Я всего лишь женщина, – ответила нежным голосом Наниста, прижимая к своей груди голову супруга.
– Нет, ты не женщина, ты богиня! Ибо земная женщина не может быть так прекрасна, как ты! Твоя красота не сравнится ни с чем. Ни одна наложница моего гарема не стоит и близко к тебе, ибо ты идеал женской красоты, боги создали тебя такой, чтобы все узрели истинную красоту!
– Ты тоже красив, мой супруг. Я полюбила тебя сразу, как только увидела. Твой высокий стан, благородный профиль – разве может женщина устоять пред таким мужчиной?
– Но ни один мужчина не устроит перед твоей завораживающей красотой. Ах, какие красивые ноги! – Лугальзагесси поцеловал колени и ступни ног Нанисты. – Какие руки! Какие красивые глаза, какие волосы! Неужели можно быть такой красивой?
– Ты божественно прекрасен, Лугу! Сам Энлиль снизошел к твоей матери, чтобы она родила тебя.
– Нет, это ты – сама Иштар. Скажи мне, богиня красоты, кто ты? Не верю, что женщина может быть настолько красивой.
– Ах, супруг мой, я так люблю тебя!
– Сами боги, наверное, завидуют мне сейчас, что мне, смертному, досталась самая прекрасная из всех, кто-либо рождался на земле, – царь крепко обнял жену и с неистовой любовью прильнул к ее губам.
Наниста целовала мужа в губы, лоб, шею. Она была так счастлива, что не могла удержаться от слез, ибо она сейчас любила Лугальзагесси больше чем кого-либо. Юная царица не хотела, чтобы эта дивная ночь, когда она первого мужчину, закончилось. Все было как в волшебном сне. Лугальзагесси искренне полюбил жену, забыв обо всех женщинах своего гарема, ибо все они уступали в красоте Нанисте, и самое главное, никто из них не любила его больше, чем она.
Небо на горизонте начало постепенно розоветь. Небо окрасилось в фиолетовый цвет, луна давно скрылась за небосклоном, оставив после себя тусклые звезды. И вот солнце осветило лучами край неба, которое с каждой секундой становилось все светлее и светлее. Показалось и само светило. Белая пустыня на горизонте и прилегающие к ней песчаные холмы в этот миг осветились ярким светом, точно были сделаны из золота. В саду зачирикали птицы, а в коридорах послышались шаги множества ног, которые встали у дверей спальни новобрачных, ожидая появления царя.
Лугальзагесси со своей любимой женой немного вздремнули после бессонной ночи, полной любви и страсти. И лишь перед самим рассветом им удалось хоть немного отдохнуть, погрузившись в столь сладкий, но короткий сон. Царь открыл глаза и блуждающе посмотрел на потолок, скрытый от глаз тонкой материей полога. Он взглянул на Нанисту, так мирно спавшую на его груди, и нежно провел по ее длинным шелковистым волосам, ощущая сладкий запах благовоний, исходивший от них. Молодая царица проснулась и медленно потянулась своим стройным телом, которое привело в восторг искушенного Лугальзагесси. Молодые супруги обнялись и поцеловались, после чего царь встал и спросил:
– Ты готова?
– Неужели час настал?
– Да, все ждут нашего появления.
Наниста быстро встала с постели, накинула на себя алую тунику с красивой вышивкой, голову покрыла тонкой шалью, после чего взяла стоящий рядом на подносе стакан, наполненный белым порошком, и взяла в руки специальную щетку для чистки зубов. На щетку она посыпала немного порошка и почистила зубы, которые разом стали белее; после этого царица прополоскала рот розовой водой и протерла нёбо листьями мяты. Когда она закончила данную процедуру, Лугальзагесси был уже готов. В его руках красовалась белоснежная простынь с пятнами крови, свидетельствующие о непорочности молодой жены. Мужчина взглянул на смущенную жену и мягким голосом сказал:
– Выйдем к ним, любимая моя.
– Я готова, царственный супруг мой.
Вместе они отворили массивную дверь и увидели толпу вельмож, слуг, женщин из гарема, жрецов и повитух. Все они пристально всматривались в лицо царицы, пытаясь понять ее скрытые тайны. И тут Лугальзагесси развернул простынь и коридор разом огласился радостными криками и песнями женщин. Мужчины хлопали в ладоши и поздравляли молодого мужа, который смог жениться на столь красивой и чистой девушке. Наниста, вся смущенная, прикрыла лицо концом вуали и ушла к себе в комнату, дабы служанки могли сделать ей прическу, умастить тело благовониями и подобрать новый наряд.
Лугальзагесси в окружении юных рабынь прошел в комнату, где находился большой мраморный бассейн, в котором ему предстояло искупаться прежде чем начнет совет по благоустройству Уммы. Вода была теплой, душистое мыло, которым его натирали, приводило в восторг, ибо царь должен быть всегда чистым и опрятным, как и подобает наместнику богов.
После водных процедур на его голое тело надели белую тунику, а сверху накинули алый плащ с причудливой вышивкой. В довершении царю водрузили тяжелую золотую корону и множество украшений из того же металла, украшенные драгоценными камнями. Лугальзагесси чувствовал себя не столь уютно в тяжелом наряде повелителя, но он понимал, что теперь ему нельзя да и не положено по статусу проявлять непокорность к традициям своего народа.
В окружении прислуги, рабынь и солдат царь вступил на престол, рядом с которым стоял другой трон, но чуть ниже – на нем восседала прекрасная царица, одетая в красное платье без бретелек с золотой окантовкой, на голове красовалась, переливаясь изумрудами и рубинами, царская диадема, которую когда-то носила ее мать. Теперь же она, Наниста, старшая и законная дочь царя сама стала повелительницей и первой женой царя. Нижняя часть лица ее была скрыта шелковой тканью, ибо никто из смертных не имел права смотреть в лицо божественной супруги.
Лугальзагесси встал рядом с троном и поднял правую руку. Весь зал огласился приветствиями, которые выкрикивали всевозможные чиновники, сановники, писцы, жрецы, полководцы. Царь уселся на трон. К нему подбежали, одетые лишь в набедренные повязки, две нежноокие рабыни и преподнесли ему и царице по кубку вина. Лугальзагесси вместе с женой выпили столь любимый шумерами напиток, после чего присутствующие уселись на свои места.
Царь окинул грозным взглядом зал и сказал:
– Отныне я, Лугальзагесси, сын Укуша, буду повелевать вами и всей Уммой! Каждый мой указ – веление богов, и никто не смеет нарушить или ослушаться слово моего, ибо тогда постигнет его кара с небес, не будет ему прощения ни в этой жизни, ни в царстве мертвых. Я – ваш царь и повелитель, я буду охранять ваше имущество, ваших жен, ваших детей. Я возвышу вас до таких высот, о которых вы лишь мечтаете. Пусть презренный царь Лагаша дрожит от страха, ибо мне велено богами отомстить за поруганную честь царей прошлого, я отомщу за наше унижение, и тогда вся Шумерия станет подвластна мне. А потом я обращу свой взор на юг в Египет, страну фараонов, которые копят свои богатства и ждут приятного момента, чтобы покорить нас. Но мы, шумеры, никогда не станем рабами заносчивых египтян. Мы – великий народ, мы – первые, кто создал великую цивилизацию. Наши боги помогут мне в моих начинаниях. Кто со мной?
– Мы!! – весь зал окатил крик солдат и полководцев, и лишь чиновники и вельможи, привыкшие за долгие годы нежиться у себя на виллах, издали слабый звук, который поглотился радостными криками вояк.
После трапезы Лугальзагесси принялся усмирять враждующих и устанавливать справедливость. Много обиженных людей приходило к нему; кто-то поссорился с соседом из-за клочка земли; кто-то никак не решался развестись с женой; у кого-то были проблемы с детьми, которые оставили престарелых родителей без средства к существованию. Молодой царь выслушивал каждого пришедшего с должным вниманием и принимал окончательное решение, посоветовавшись со своим мудрым отцом. И в последний миг, когда прошение подходило к концу, в ноги царя упал истощенный грязный человек с всклокоченной бородой и карими испуганными глазами. Пришедший, несмотря на столь жалкий вид, старался держаться с большим достоинством.
– Великий царь, помоги рабу твоему, ибо некому помочь мне в этом мире!
– Назови твое имя.
– Имя мое Асту, о царь.
– Зачем же ты пришел ко мне, Асту.
– Помоги, прошу тебя! Я был раньше богатым купцом, у меня было все, что хотелось желать: лавка, приносящая немалый доход, дом, прислуга, немного земли, скот. Но всего этого меня лишили. Я остался без денег, без лавки, без дома. А у меня жена и пятеро детей. Чем мне их кормить? Помоги!
– Как случилось, что ты разом потерял все богатство?
– Это не моя вина, просто я честный человек, не люблю давать взятки. А один богатый чиновник, имя которого Ибат.
– Ибат?! – восклинкул Лугальзагесси и в порыве гнева вскочил с трона, забыв о своем сане. – Сурру-Или, готовь колесницу, я направляюсь к Ибату!
Друг детства, а теперь командир армии, Сурру-Или побежал исполнять приказ, и через минуту царь уже мчался на своей колеснице, заправленной великолепными конями, к поместью чиновника и взяточника Ибат. Несчастный Асту, приобретя силу, бежал следом за царем, про себя читая молитвы Энлилю.
Лугальзагесси остановил колесницу возле высокого глинобитного забора и постучал в дверь. Ворота открыл слуга, который при виде царя упал на землю в раболепном поклоне. Лугальзагесси прошел мимо него, даже не удостоив того взглядом, и направился по тропинке, уложенной камнями, к большому дому с резными колоннами, рядом с которым был разбит живописный сад с фруктовыми деревьями, посреди которого был вырыт бассейн, в котором резвились маленькие дети.
Ибат сидел в своем кабинете, забитом бумагами, и читал доклад о новых поступлениях зерна, как вдруг к нему ворвался один из рабов и взволнованным голосом промолвил:
– Господин, сам царь явился к тебе!
Ибат, не смотря на тучность, резко вскочил и быстро побежал к выходу на своих коротких толстых ногах, боясь пропустить прихода повелителя. Тот, к радости чиновника, только ступал на крыльцо, внимательно оглядываясь по сторонам и замечая каждую мелочь. Ибат бросился к его ногам и поцеловал землю между своих рук.
– Мой повелитель, – проговорил он запинающимся голосом, – как я рад видеть тебя в добром здравии! Я счастлив, что ты удостоился посетить мой скромный дом. Проходи. Я прикажу слугам принести лучшего вина.
– Не стоит беспокоиться, достопочтенный Ибат, – ответил равнодушным голосом Лугальзагесси, – я не голоден и пить не хочу. Просто решил навестить тебя. Твой дом поистине прекрасен. Почти ничем не уступает дому моего отца Укуша, а ведь он второй человек после царя.
– Что ты, мой повелитель, – пытался изворотиться проворный взяточник, – мой скромный дом не стоит и одной крупицы славного Укуша.
– Вот именно, – царь повернулся к Ибату и грозно посмотрел на него в упор, – с каких пор видано такое, что чиновник средней величины строит себе виллы стоимостью виллы верховного жреца? Откуда у тебя такие деньги, чтобы содержать такое поместье и гарем прекрасных женщин? А?
– Я… я… все объясню, я много работал и… – Ибат совсем потерял дар речи. Его язык стал заплетаться, а все мысли разом улетучились из головы, полной хитростей и коварства. Ноги чиновника подкосились и, не выдержав больше, несчастный упал на каменный пол и стал умолять пощадить его.
– Встань на ноги, сын ослицы! – закричал Лугальзагесси, выходя из себя. – Быстро говори, откуда взял столько денег?!
Ибат только хотел было что-то сказать, как к ним подбежал Сурру-Или и воскликнул:
– Великий царь, посмотри, что мы нашли у этого толстопуза, – и молодой человек вместе с солдатами направился в амбары, где хранилось зерно. Амбар был доверху наполнен злаками, которые собирали крестьяне с полей. Ибат весь побледнел. От страха он сжался, готовый к любому удару. Лугальзагесси схватил его за тунику и протянул к себе:
– Откуда у тебя это?
– Я все объясню, только помилуй! – взмолился несчастный, явно ожидая, что рука царя, держащая заостренный меч, опустится на его голову.
– Я знаю, – проговорил Асту, стоящий позади них, – Ибат обманывал не только купцов, но и дворцовых писцов, что вели счет зерна. Многое из того, что причислялось царскому дому, этот негодяй присваивал себе, а потом продавал втридорога!
– Это правда? – прокричал царь и толкнул Ибата так, что тот упал на земь. – Это правда, что он сказал? Да или нет?
– Господин, я все объясню, только…
– Отвечай, да или нет?
– Да.
Сурру-Или поднял Ибата и связал ему руки. Тот покорно опустил голову и пошел вслед за конвоем, который вывел его на оживленную улицу. Оставшись один, Лугальзагесси повернулся к Асту и сказал:
– Возьми зерна, сколько тебе надо. Потом пойди к главному казначею и перечисли все, что у тебя отнял Ибат. Все будет возвращено и ты сможешь снова заниматься торговлей. И отныне твои дети не будут больше голодать.
– Спасибо тебе, повелитель. Да вознаградят тебя боги! – счастливый купец опустился на землю и склонил голову пред царем, и когда выпрямился, того уже не было рядом.
На следующий день рано утром состоялся суд над незадачливым Ибатом, который многие годы где хитростью, где подкупом увеличивал свое состояние, переписывая на свое имя зерно, принадлежащее царской семьи. И вот в день, когда на площади собралась толпа горожан в ожидании приговора, солдаты патрулировали улицы, дабы пресечь всевозможные склоки между простолюдинами, которым хлебом не корми, дай посплетничать о власти имущих. И вот в самый солнцепек, когда светило бросало яркие лучи на прожжённую пыльную землю, царский глашатай открыл двери судебного дома и, раскрыв толстый пергамент, на котором был написан вердикт Ибату, прочитал сильным высоким голосом:
– Жители Уммы! Слушайте и запоминайте. Благодаря помощи богов, чье благословение легло на нашего царя Лугальзагесси, сына Укуша, нам удалось раскрыть обман Ибата, числившегося чиновником при отделе писцов, занимающимся торговлей и подсчетом зерна. Ибат обманом завладел имуществом, ему не принадлежащим; он брал взятки с купцов в крупном размере и заставлял платить ему деньги каждому, кому понадобилась его печать. Суд принял вердикт: отнять все имущество у Ибата, вернуть зерно в царские амбары, снять с должности Ибата, а всем пострадавшим от его козней купцам вернуть их деньги.
Толпа разом загудела. Мужчины и женщины подняли руки к небу, благословляя царя. Один из судей, который до этого находился в зале суда, вышел с мешочком в руках и поднял его вверх, дабы купцы Уммы могли лицезреть дар правителя. Глашатай зачитал список купцов, которым полагалось выплатить деньги из тех, что были отняты у них. Торговцы выстроились в очередь, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения и радости, которая наконец-то снизошла к ним, простым смертным, обманутым и обездоленным. Они были счастливы: теперь их семьи не будут голодать как раньше. Жены смогут купить себе новые платья, а дети сладости. Когда глашатай сыпал каждому купцу монеты в их ладони, те разом падали ниц, благодаря судей и царя Лугальзагесси, которые проявили великодушие и справедливость.
Вечером целая вереница купцов вместе с семьями и жертвенными животными направилась к главному храму, дабы воздать благодарственные молитвы царю и принести жертву Энлилю. До поздней ночи в храме горели яркие огни, кровь овец и быков лилась на холодный каменный пол, по которому ходили тысячи ног. Подошва сандалий молящихся стала липкой от крови, а жрецы в белоснежных одеяниях, воскуряя дурманящие благовония, с улыбкой принимали порубленные на части туши животных и складывали их в специальные чаны, которые потом уносили безмолвные рабы на кухню, где готовились всевозможные блюда для высшего духовенства.
Старый Укуш, восседая на золотом стуле вдали от всей суеты, с безразличным видом смотрел та кровавые жертвоприношения, от которых алтари богов становились красными. Запах крови и разделанной плоти витал по всему молельному залу, от которого становилось дурно верховному жрецу, раньше, в молодые годы, тоже когда-то в неистовом раже берущему нож для разделывания овец и быков. Теперь же Укуш лишь наблюдал за ритуалами в храме, все реже и реже появляясь среди молящихся.
Когда жертвоприношения завершились, слуги пригласили жреца поужинать перед убытием, но что Укуш устало ответил:
– Я не голоден. Прикажите моим носильщикам, пусть приготовят мой паланкин. Я ухожу домой.
Так прошла еще одна ночь. Огни давно погасли. Очертания пустыни и барханов, виднеющихся на горизонте, растворились в кромешной тьме южной ночи. Где-то далеко-далеко выли гиены, устроившие драку из-за кости. Ночная птица взмахнула крыльями и перелетела на другую крышу дома. Ночная стража, стоящая с копьями наперевес возле стен города, не заметила человеческую фигуру под капюшоном, которая спрыгнула на землю и растворилась в темноте.
Прокричал петух, возвещая о приходе нового дня. Яркая полоска света показалась на горизонте, окрасив далекие песчаные холмы в красный цвет. На улицах Уммы появились первые прохожие, неся на своих загорелых плечах мотыги, мешки и кувшины с водой. Постепенно город проснулся. Открылись лавочки купцов, выставляющих на продажу свой товар: только что испеченный душистый хлеб, овощи и фрукты, глиняные горшки и плошки, ткани, дешевые украшения, косметику для женщин. Толпа прохожих теснилась в узеньких улочках рядом с лавками, выбирая товар или просто с любопытством рассматривая красивые ткани, на которые не было денег.
Громко шумя, пробежала стая ребятишек-школьников, спешащих на урок в храмовую школу. Прошли с важным видом купцы и жрецы низшего ранга. Несколько чернокожих рабов с клеймом на руках тащили на себе тяжелые мешки, сгибаясь под их весом. Прошли важные дамы в окружении служанок, одетые в пестрые одежды и множество золотых браслетов, блестевших на солнце. Привычная жизнь вернулась в Умму.
В это время Лугальзагесси, позавтракав вместе со своей любимой женой, отправился в сопровождении Сурру-Или, ставшего его правой рукой, в казармы солдат, что располагались в черте города. Царь подъехал на своей колеснице к одноэтажным постройкам, лепившимися друг к другу, и вошел внутрь, очутившись на площадки, где проходили учения. Солдаты вот уже несколько лет не участвовали ни в одном сражении, все свое время проводя в казармах среди таких молодцов. Постепенно лень начала одолевать и их. Учения велись постольку поскольку; оружие заменялось деревянными мечами и дротиками, похожими больше на детские игрушки, в которых играются маленькие мальчики.
В самих казармах стоял затхлый воздух, будто их давно никто не проветривал. Большая паутина в углу и дырка в полу, прогрызенная мышами, свидетельствовали о полном запустении армии. Солдаты при виде царя разом вскочили с места и низко склонились перед ним. Лугальзагесси радостно поприветствовал их и приказал позвать к нему командира.
Командир, тучный мужчина с большими волосатыми руками, предстал перед царем и склонил голову, боясь посмотреть ему в глаза. Лугальзагесси уловил его смущение и спросил: