– Сказал, что проиграл все бабки и окучивает мочалку – она супербашлёвая…
Вова оторопело посмотрел на меня:
– Это вы на каком языке сказали?..
– Ну не всё же мне как в телевизоре разговаривать…
Из номера выплыла Анна. В шляпке от кутюр она была ещё страшнее…
– Познакомь меня со своими русскими друзьями, – сладко проговорила она Хайнцу, пожирая глазами Вову. Тот принял боевую стойку.
– Это господин с телевидения, он хотел взять у меня интервью…
Фрау что-то промурлыкала и, не отрывая глаз от Вовы, взяла толстяка под руку. Появился коридорный с тележкой.
– Вова, фу, – скомандовал я. – Ты не на работе…
Вова с сожалением посмотрел на удаляющуюся Анну.
– Что, и с ней бы смог?
– В лёгкую…
– Да, ты – настоящий мастер…
Наши походы в тренажёрный зал продолжались. Солярий, по сравнению с этой камерой пыток, показался мне сущим раем. А когда Вова собрался в сауну, я предложил поехать на дачу. Там была роскошная баня.
– И это – дача? – с удивлением спросил он, когда мы приехали.
Дача досталась мне от дедули с бабулей. Роскошный, по меркам сталинских времён, дом с террасой, заросшим садом, маленьким прудом. Увидев в зале камин, Вова спросил:
– Настоящий?
– Да. Можно затопить.
– Это чья… дача?
– Теперь моя.
– А раньше?
– Раньше была дедушки и бабушки.
– Их фамилия случайно не Ротшильд?..
– Нет, – засмеялся я. – Греков и Разумова. Может, ты видел их фильмы. Правда, это было так давно…
– Опять вы меня за дурака держите, – обиделся Вова. – Конечно, видел. Мы эти комедии всегда перед матчами смотрели…
– Ну, вот здесь мы и жили летом.
– А родители?
– Родителей я видел очень редко. Они всё больше за рубежом работали.
Баня привела Вову в восторг. Он от души отхлестал себя и меня за компанию веником, потом мы сидели перед горящим камином…
– Здесь есть маленький кинозал, если хочешь – давай что-нибудь посмотрим, – предложил я.
– Что, прямо как в кинотеатре?
– Ну, почти…
Вова с благоговением взирал, как я управляюсь со старым, ещё довоенным проектором. Наконец аппарат застрекотал, и вот снова на экране я увидел бабусю. Она заразительно смеялась и пела, а я, кажется, слышал, как она меня спрашивает:
– Ты это серьёзно, Сашенька?..
Спать мы пошли на второй этаж.
– А это кто? – остановился Вова у афиши в коридоре.
– Я. В детстве.
– ?..
– Что, не похож?
– Ну, в общем…
– Что же ты хочешь. Мне здесь всего четырнадцать…
– «Концерт для фортепиано с оркестром…» – прочитал Вова. – Вы что, музыкантом были?
– Был, был…
– А почему тогда?..
– Потому же, что и у тебя…
– У музыкантов что, тоже травмы бывают?..
– Как видишь…
Вова задумался:
– Так мы, выходит, коллеги по несчастью?
– Выходит…
Он подошёл к роялю.
– Можно потрогать?
– Потрогай, – засмеялся я. – Он не кусается…
Вова дотронулся до клавиши. Зазвучала струна.
– Так просто…
– Ну, это как посмотреть.
Он взял в руки ноты.
– И по этим загогулинам можно что-то понять?..
– Ну вы же с Ленкой что-то понимаете в своих бумажках…
– Там всё просто: движения записаны.
– И здесь всё просто: каждая нота – отдельный звук, хвостики длительность обозначают…
– И что вот здесь написано? – ткнул он в такт посередине страницы.
– Слушай.
Я правой рукой наиграл мелодию. Это был похоронный марш Шопена.
– Ну вы даёте. А повеселее ничего нет?..
– Знаешь, я так долго не сидел за инструментом, что может ничего не получиться…
– А вы попробуйте…
Для начала я попробовал гамму до мажор. Да, да, ту самую, прямую, расходящуюся. Ужас! Мои руки были даже не деревянными, как я думал, они были чугунными! Об арпеджио я даже и не помышлял…
– Это что, типа тренировки?
– Типа… Ладно, попробуем что попроще.
Я попытался сыграть рэгтайм. Непослушные пальцы с трудом вспоминали мелодию, расстроенный рояль жутко звенел. Как я дотянул до коды – не помню.
Вова внимательно слушал. Потом встал, подошёл ко мне и… зааплодировал.
На автопилоте я вскочил с табуретки и поклонился.
– Ой, прости, привычка, – смутился я.
Вид смущённого меня произвёл на Вову неизгладимое впечатление. Кто бы мог подумать, что я на это способен!
И тут я – о, господи! – в этот раз я припал к его широкой груди. А он… он прижал меня к себе и тихо сказал:
– Фигня, прорвёмся…
Спать мы улеглись в бабусиной спальне. Она приснилась мне в эту ночь, что случалось крайне редко. Лучезарно улыбаясь, как это умела делать только она, бабуля сказала:
– А он, этот мальчик, вернул к жизни наш старый дом… И тебя тоже…
Проснулся я от каких-то странных глухих звуков. На лужайке перед домом Вова выделывал неимоверные па со старым футбольным мячом (и где он только его нашёл?).
– Тренируемся? – спросил я, выходя на улицу.
– Да так, балуюсь…
Когда мы уезжали с дачи, я оглянулся на большой портрет бабуси – снимок из её последнего фильма, который висел над лестницей. Мне показалось, что она подмигнула мне…
С лёгкой Ленкиной руки Вову пригласили сниматься в клипе очередной восходящей поп-звёздочки. Конечно, я непременно должен был присутствовать.
В павильоне рядом со мной сидел толстенький дядечка с толстенькой же борсеткой в руках.
– Ваш мальчик? – кивнул он в сторону Вовы.
– Я его продюсер…
– Я тоже типа того, – вздохнул толстяк.
Сюжет был простой: Вова стоял, как памятник самому себе, а девица увивалась вокруг, пытаясь его безуспешно соблазнить.
В перерыве Вова плюхнулся в кресло рядом со мной, чем немало удивил толстяка. Его-то девица, не снимаясь, целомудренно накидывала прозрачный халатик. Но наш-то мальчик такими комплексами не страдал…
Когда съёмки закончились, девица чмокнула Вову в щёчку и удалилась со своим «продюсером».
– Ну как? – спросил Вова.
– Ты смотрелся гораздо лучше этой тёлки!
Вова радостно просиял.
Я по-прежнему не мог понять: кто убил Люську и, главное, за что?
Вова постепенно стал приходить в себя и уже иногда совершал короткие вылазки по коридорам телецентра и без меня.
Клип вышел в эфир и имел успех. Малолетние дурочки стали узнавать его на улице.
Как-то вечером раздался звонок.
– Мсье Александер? – с ударением на последний слог спросили меня.
«Француз», – подумал я и на всякий случай ответил: – Уи…
Иностранная сторона тут же радостно перешла на английский. Ни много ни мало они предлагали модели, чьим агентом я являлся, сняться для рекламного плаката нового парфюма одной очень известной фирмы…
– Какой? – спросил я.
– Понимаете, пока это коммерческая тайна. Так вы согласны?..
– Мы согласны? – спросил я у Вовы, который вёл очередную компьютерную бойню.
Он оторопело посмотрел на меня.
– В Париж зовут, на съёмки…
Вова едва заметно кивнул.
– Мы согласны, – ответил я иностранной стороне.
– Хорошо. Мы с вами позже свяжемся.
– И чё? – спросил наконец оживший Вова.
– Рекламный плакат нового парфюма. Будешь известен по всем бутикам!
– И как я поеду? Паспорт же нужен!..
– Да, действительно. Но в наше-то время… Были бы деньги.
Я начал вспоминать скользких личностей, которые могли бы помочь. Конечно же, первым на ум приходил Лёвик. Этот мог всё…
– Собирайся, – сказал я Вове, – идём в гей-клуб.
– ?..
– Там тип тусуется, который помочь может.
– А может, вы сами, без меня?
– И на паспорт налепят мою фотку? Давай, давай…
Вова долго думал и советовался со мной, во что облачиться. Наконец натянул кожаные штаны и абсолютно прозрачную чёрную рубаху.
– Ну как?
– О, ты будешь пользоваться успехом…
В клубе он затащил меня в самый тёмный угол. Но это не мешало местной публике увиваться возле нашего стола. Каждый считал своим долгом состроить Вове глазки. Тот зверел.
– Спокойнее. Помни, ради чего мы здесь. Веди себя естественно. Расслабься.
– Да они же об меня трутся!
– Какое горе!
– Да ну вас…
Наконец появился Лёвик: толстый, лысый, в красных брючках в облипочку и жёлтой кофтёнке до пупа.
Я поманил его.
Лёвик всегда был любителем халявной выпивки.
– Ну-с, я вас слушаю, – сказал тот, падая на стул и кушая глазами Вову.
– Мальчику нужен паспорт. На чужую фамилию, естественно.
– Ты говоришь так, как будто это – два пальца обделать…
– Ну, для тебя-то…
Лёва польщённо улыбнулся.
– Это будет, естественно, стоить…
– Естественно…
– Платить натурой будем или как?..
Вова напрягся.
– И не мечтай, старый хрыч, – сказал я. – Деньгами. Заграничными.
– Ну ладно, – согласился Лёвик. – Деньги так деньги. Твой телефон я найду…
Через несколько дней мы произвели обмен: я вручил Лёве толстую пачку заграничных зелёных денег, он мне – паспорт с довольной Вовиной физиономией, где тот значился каким-то Фёдором Петровичем Севрюковым.
– А это не туфта?..
– Ну, Сашенька, ты меня обижаешь. Если Лёва что-то делает – он делает это со знаком качества…
Послюнявив палец, Лёвик тщательно пересчитал деньги.
– А натурой всё-таки было бы лучше, – вздохнул он.
И мы с Вовой, то есть Федей, отправились в Париж…
Зарубежная сторона подошла к нашему приезду по-заграничному серьёзно. Лимузин, конечно, к трапу не подгоняли, но встретили в аэропорту, отвезли во вполне приличный отель.
Портье буднично спросил:
– Жить будете в одном номере или отдельно?
Я перевёл Вове.
– Я отдельно боюсь, – потупилась восходящая звезда.
В гостинице нам рассиживаться не дали. Почти сразу же повезли к юристу. По дороге Вова всё время смотрел в окно и, когда видел Эйфелеву башню, толкал меня в бок и зачарованно вопил:
– Смотрите!..
Парижского законника несколько удивило, что мой подопечный не понимает по-английски.
– Но это же рабочий язык модельного бизнеса!..
– У нас – особый случай, – важно сказал я.
– Чё он докопался? – с подозрением спросил Вова.
– Не понимает, почему ты по-английски не говоришь…
– Вот козёл!..
В конце концов нам дали подписать объёмистый контракт, две трети которого занимал раздел секретности. Мы обязались до выхода конечного продукта, то бишь плаката, не называть кому бы то ни было фирму-разработчика и рекламируемый продукт… А оно нам надо?..
Наконец нас отвезли в студию. Стареющий маэстро в соломенной шляпке и рубахе с рюшами встретил нас, как подобает великим, с полным небрежением.
Его поначалу напрягло моё присутствие, но когда я популярно объяснил, что это – желание клиента, да ещё с истинно парижским прононсом, он потерял ко мне всякий интерес.
Вова обнажился, маэстро прищёлкнул языком и начал отдавать команды своей свите.
Вову причёсывали, мазали гримом с головы до ног, щёлкая без конца на «Полароид»…
В конце концов ему несколько усилили цвет волос, добавили лёгкого загара и поставили на фоне синего задника. Маэстро начал показывать, какие позы необходимы. Моя помощь особо не требовалась. Они быстро поняли друг друга. Всё-таки что значит – профессионалы!
Первый день подошёл к концу. Нас отвезли в гостиницу.
– Ну, куда пойдём? – спросил я.
– На башню, конечно, – не задумываясь, выпалил Вова. – И ещё… – он немного подумал, – в «Мулен Руж».
Мы поднялись на башню, посидели в кафешке. Цены убили Вову наповал…
В «Мулен Руж» ему так понравилось, что я боялся – как бы на сцену не выскочил.
– Во дают! – всё время восхищённо шептал Вова.
Вернувшись в гостиницу, он долго повторял перед зеркалом то, что увидел в варьете.
– Может пригодиться… Надо запомнить!
После ужина Вова спросил:
– А как у них здесь со здоровым сексом?
– Это дело у них давно поставлено на широкую ногу. Что, опять хочется?..
– Ну… я бы не отказался…
Я назвал таксисту адрес заведения старушки Мари. Поговаривали, что этот бордель когда-то принадлежал бабке Эдит Пиаф. Впрочем, чего не скажешь ради рекламы!
Старушка приветствовала меня радостной улыбкой:
– О, мсье Алекс, вы снова у нас!..
Потом, уже по-деловому, осведомилась:
– Вам – как всегда? А ваш спутник?..
Вова в это время уставился на девицу в коротенькой юбчонке, сидевшую у стойки бара. Та призывно полуоткрыла рот…
– Вообще-то, это мужик, – сказал я как бы между прочим.
– А грудь?.. – прошептал изумлённый Вова.
– За хорошие бабки мы и тебе такую можем устроить…
В конце концов Вове выбрали традиционную партнёршу.
– Увы, молодые люди, – вздохнула Мари, – в наше время все требуют чего-то невозможного… Угодить клиентам всё труднее…
Я освободился раньше Вовы. Он трудился ещё как минимум час.
Когда мы уезжали от мадам, та мне шепнула:
– А я бы с удовольствием взяла его в штат!
– Чего ей надо? – напрягся Вова.
– Восхищается твоей красотой. Она в этом разбирается!
– …Ну как? – спросил я у Вовы в такси.
– Да ну их… Резинки только что на голову не натягивают. А перед началом, как в штатовских фильмах полицейские, тебе твои права зачитывают: туда не целуй, здесь не трогай… А что вы мне ещё покажете?..
– Ну, что-то вроде улицы красных фонарей устроит?..
Мы вышли из такси. Водитель проводил нас подозрительным взглядом.
Грудастые девицы тут же облепили Вову. Мы с трудом прорвались сквозь их плотный строй.
Какой-то бугай в кожаном прикиде начал нас настойчиво зазывать на садомазо-шоу.
Потом бритоголовый араб распахнул перед нами плащ, под которым, естественно, ничего не было, и сделал призывное движение в лучших традициях танца живота.
– Это как он делает? – заинтересовался Вова.
Араб непонимающе уставился на нас.
– Идёте со мной? – спросил он.
– Научишь его так животом делать?
Араб очумел.
– А секс?
– Сначала научишь, а потом подумаем. Не бойся, заплатим…
Всё ещё очумело озираясь, бедный араб (чёрт их знает, этих русских!) наконец привёл нас в свою комнатушку, где умывальник был прямо у дверей, а из-под него выдвигалось биде – непременный атрибут французского разврата.
Со вздохом облегчения Вова разделся.
– Давай!
Араб включил магнитофон и начал демонстрировать чудеса верчения животом.
Вова повторял. Араб его останавливал, поправлял. Наконец они начали делать это почти синхронно.
– Вова. – Вова ткнул себя в грудь. – А ты?.. – показал он на араба.
Тот выдал что-то очень длинное и очень сложное, потом опомнился, засмеялся и сказал:
– Жак.
Вова пожал ему руку и поднял большой палец вверх.
Араб непонимающе уставился на меня.
– Он говорит, что ты – мастер.
Жак прижал руку к сердцу.
– Мсье желают продолжить?
– А почему бы и нет, – сказал я.
– Не, я не могу, – испугался Вова.
Но шустрый араб уже начал ублажать его своими проворными губами…
По дороге в гостиницу Вова сказал:
– А вы, оказывается, хорошо знаете, что здесь почём…
– Всё-таки три года проработал. Да и к родителям часто приезжаю…
– Они что, в Париже живут? – изумился Вова.
– В предместье…
– А почему вы сразу к ним не поехали?..
– Здесь это не принято… Завтра нас ждут к обеду.
– Ой, я боюсь. Я вечно не знаю, какие ножи и вилки брать…
– Не дрейфь. Они всё-таки русские!
Утром горничная подала нам в постель подносы с завтраком.
– А её это не удивляет?
– Вова, это Париж! Здесь трудно чем-нибудь удивить…
Потом он вспомнил перед зеркалом вчерашний урок, который дал ему Жак, и остался собой доволен.
В студии у маэстро всё повторилось вновь. Бесконечно меняли грим, свет, позы. Наконец мы освободились и поехали к моим родителям.
Вова был поражён:
– И что, это их собственный дом?
– Как видишь…
– Да… – только и смог вымолвить Вова.
Наивный мальчик!
Меня расспрашивали о жизни, о работе, конечно же, о Люсе…
– А знаешь, – сказала маман, – даже несмотря на её несколько э… эксцентричное поведение, она мне нравилась. Жалко, что всё так закончилось… А твой протеже чем занимается?..
Протеже посмотрел на меня умоляющим взглядом.
– Он фотомодель и начинающий актёр, – отрапортовал я.
– Ты в своём репертуаре! – проворчал папик. – Если сам не на сцене, то рядом… Тяжёлая наследственность!
Вова непонимающе уставился на меня.
– Потом расскажу…
Мы вспомнили общих знакомых. Потом – деда и бабусю. Какой-то модный французский документалист решил снять фильм о них. Конечно же, мне его сосватали: приедет, мол, всё расскажешь, всё покажешь…
Вечером, в номере, Вова задумчиво сказал:
– Кажется, как будто вы не совсем родные…
– Ну что ты! Самые что ни на есть родственники. Просто большую часть жизни я провёл с бабусей и дедом. Родители были на дипломатической работе. Виделись редко…
– А что они про наследственность говорили?
– Когда я на журфак поступил, родители обрадовались: наконец-то серьёзным человеком станет, будет международником… Сцену они считают несерьёзным занятием. Но я-то вырос среди актёров и киношников! Наверное, поэтому на тиви себя хорошо чувствую. А родители всё надеются – за ум возьмусь…
– А мы к Жаку сегодня поедем?
– Что, понравилось?
– Ну, надо урок закрепить, – смутился Вова.
Мы поехали к Жаку. Долго стучали в дверь. Наконец с недовольным видом он открыл.
– У меня клиенты…
Но, увидев нас, просиял:
– Один момент, мсье!
Через несколько минут из дверей вышли два пожилых японца и церемонно с нами раскланялись.
– Что ты им сказал? – спросил я у араба.
– Что русская мафия приехала!..
Урок повторился. И, конечно, не только урок…
На третий день, наконец, маэстро остался доволен результатами работы. Съёмки закончились. Встречающая сторона выплатила нам аванс, выразив надежду на сотрудничество в дальнейшем. Окончательный расчёт предполагался после выхода плаката.
– А не кинут? – засомневался Вова.
– Что ты! Это серьёзная контора…
– А по магазинам мы пойдём? – спросил он, смущаясь.
– Ну, если ты хочешь…
Лучше бы я этого не говорил! Мы побывали, наверное, во всех парижских магазинах, торгующих мужским бельём. Вова выбирал, прикидывал, морщил лоб и… покупал. В какой-то момент я понял, что ещё чуть-чуть – и придётся заказывать контейнер.
– Сокровище моё, а зимой по улице ты собираешься тоже в трусах ходить? – ядовито спросил я.
– Нет… ну… – замялся Вова, с сожалением откладывая очередную пару трусов. И, наконец, мы пошли примерять пальто…
По прилёте в аэропорту таможенница удивлённо уставилась на чемодан, полный трусов.
– На продажу везёте? – с подозрением спросила она.
– Да нет, себе…
Таможенница непонимающе уставилась на Вову. Пришлось вступиться за мальчика:
– Понимаете, он фотомодель и…
– А! – оживилась тётка. – Так это вас я видела в клипе, ну, где ещё поют: «Ты такой недоступный…» Вы мне фото не подпишете?..
Я подсунул Вове одну из фотографий, которые на всякий случай напечатал про запас, и он чиркнул на ней что-то…
– Вот так и приходит слава! – съехидничал я, когда мы садились в машину.
Вова просиял.
Дома нас встретил недружный кошачий хор. Звери были явно голодными.
– Что же, Виталик вас не покормил?
Пока я пошёл кормить зверей, Вова потащил чемодан со своими сокровищами к шкафу, чтобы разложить их по полкам…
– Александр Владимирович! – вдруг раздался Вовин вопль. – Смотрите!..
– Ну, что ещё? – недовольно спросил я. – Что, трусы не доложили?
Трусы были на месте. Вова тыкал пальцем в шкаф. Там, среди аккуратных стопочек белья, аккуратно же лежал большой пистолет с глушителем.
– Что будем делать?
– Позвоним Петровичу… Надеюсь, ты не трогал пушку?..
Петрович приехал с целой бригадой. Они всё осмотрели, всё проверили. Молодые оперативники с интересом уставились на Вовин чемодан.
– Чего они так смотрят? – тихо спросил он у меня.
– Такого количества трусов, наверное, даже продавщицы в бутике мужского белья никогда не видели!
– Да ну вас! – обиделся Вова.
Как и ожидалось, пистолет был девственно чист. Следов взлома двери тоже не обнаружили. Единственное, кто-то пытался крутить ключ не в ту сторону, и довольно упорно.
– Ты, случайно, не перебрал накануне? – с подозрением спросил Петрович. – И крутил не туда…
– И часто ты видел меня перебравшим? И вообще, мы только из аэропорта…
Петрович заставил меня вспоминать, у кого есть ключи от моей квартиры. А чего здесь вспоминать? У меня и у Витальки…
– У какого ещё Витальки? – спросил Петрович.
– Повар. Он готовит и убирает иногда в квартире…
– И давно он здесь был?
– Судя по тому, что кошки голодные, – давно…
– А позвонить?..
Я набрал Виталькин номер. Мобила не отвечала.
– Адрес, домашний телефон?..
– Адреса не знаю, а телефон… Где-то был записан…
– И как при твоей работе можно быть таким неорганизованным! – возмутился Петрович.
– Что ты имеешь в виду?
– Твою телефонную книжку. Она же всегда чистая! А телефоны могут быть записаны на чём угодно: на ресторанных салфетках, сигаретных пачках, каких-то обрывках… Что, трудно переписать их в книжку?..
– Те, по которым я звоню хотя бы раз в неделю, я и без записи помню… А переписывать… Ну, лень…
Наконец я нашёл то, что искал. И вовсе он был не на салфетке, а на листочке из тетрадки в клеточку. И откуда я такой взял?.. Со школы тетрадями не пользуюсь. Потом понял: это Виталька записал и оставил мне.
– Позвонишь сам или мне?
Петрович доверил мне эту важную миссию.
К телефону подошла Виталькина мать. Плача, она сказала, что его уже два дня нет дома. И на работе тоже не видели… А он такой ответственный!
Да уж, он всегда обязателен до занудства…
– Сейчас Наташа придёт, наверное, придётся заявление подать… – Она снова заплакала.
Наташа – это, видимо, Виталькина сестра.
– Знаете, – сказал я, – может, я сам займусь поисками? При моей работе это достаточно несложно… Я вам обязательно перезвоню.
Петрович скривился:
– И как это несложно?..
– Как-как: берёшь телефон и звонишь, – пробурчал я.
– Вот и займись этим. У меня есть дела и поважней. Только – без самодеятельности. А вопрос я буду держать на контроле…
В трёх моргах меня любезно пригласили приехать – там имелись подходящие неопознанные трупы. В нескольких больницах тоже были пациенты без документов и без сознания…
Мы начали с моргов. Я опасался, что впечатлительный Вова туда не пойдёт, и ошибся. Он очень спокойно вошёл и даже подвинул какой-то труп, чтобы было лучше видно…
На мой недоуменный взгляд ответил:
– Я всё-таки иногда ходил в институт. А там анатомию проходят…
Слава богу, в моргах Виталика мы не нашли. Но не нашли мы его и в больницах. Когда уже собирались уходить из последней, бабуся-регистраторша спросила:
– А вы в седьмой не были?..
– Но такой в справочнике нет…
– А её недавно открыли, в новостройке. Вот и в справочник ещё не внесли…
Добрая бабуся рассказала нам, как туда проехать, и мы отправились к чёрту на кулички.
В седьмой нам без лишних слов предъявили забинтованного пациента. Это был Виталик…
И как он сюда попал? Без машины, а её у Витальки никогда не было, в такую даль, наверное, на пяти автобусах надо ехать, с пересадками.
– Что с ним? – спросил я у врача.
– Перелом челюсти, сотрясение мозга, два ребра сломаны, множественные гематомы…
Я с трудом вспомнил, что гематомами синяки называются.
– И каков прогноз?..
– Понимаете, – замялся доктор, – пока мы не знали, кто это, делали только поддерживающую терапию. Лечение, знаете ли, требует дорогостоящих препаратов…
Я выложил на стол несколько зелёных бумажек.
– Хватит?
Тот молча смахнул их в ящик стола и заверил, что операцию сделают сегодня же…
– А он в сознание приходит?
– Он в сознании, просто почти всё время спит…
Перед уходом мы снова заглянули в палату к Виталику. Он открыл глаза и со страхом посмотрел на Вову. Потом перевёл взгляд на меня и попытался что-то сказать. Было видно, что любые усилия причиняют ему жуткую боль. Он закрыл глаза. Потом снова их открыл и показал на мой нагрудный карман.
– Ему чё, деньги нужны? – удивлённо спросил Вова.
Я тоже сначала не понял.
– А… может, ручка?
Я протянул Витальке ручку и блокнот. Он, подолгу думая над каждой буквой, наконец вывел нетвёрдой рукой: «Лёха. Сил». И снова закрыл глаза.
– Хватит, хватит, вы его утомили, – сказала юная медсестра, выпроваживая нас из палаты. Больше всего ей понравилось выпроваживать Вову, она даже похлопала его чуть пониже спины.