Война полов, или В поисках любви
– Э-э-э, – я протянула было руку, чтобы выхватить у нее стакан, но она так сильно треснула меня по пальцам, что на коже моих нежных пальчиков остались следы от ее грабли.
Естественно, я надулась.
– Никогда не пей одна! – заявила эта халявщица и стала с аппетитом пожирать мои закуски, любовно приготовленные мной для Вия.
– Почему я не могу напиться одна?
Вообще-то, я надулась и не хотела с ней разговаривать, ну да ладно, само вылетело.
– Во-первых, – это скучно; во-вторых, – это вредно; а в-третьих, – много чести тому, по чьей вине ты это делаешь.
– Откуда ты знаешь, по чьей вине я это делаю?
Я все еще не хотела с ней разговаривать, но больно уж она заумничала с полстакана-то.
– Это не важно, а важно то, что я тебе сказала.
Какая важная стала! Вот если сейчас взять и плюнуть ей прямо в харю, посмотрела бы я тогда на ее важность. Представив удивленно-ошарашенное лицо Ирки, после того, как я неожиданно плюну ей в глаза, я даже заулыбалась словно медная параша и уставилась на подругу.
– Ну, чего ты теперь лыбишся?
– А тьфу на тебя!
Я, конечно, не плюнула, я просто сказала это как можно мягче. Лучшая подруга все-таки. Не плюй в колодец, не плюй против ветра, старый друг лучше новых двух, и т.д., и т.п. Народная мудрость.
– Давай, одевайся! – почти приказала Ирка и стала вытаскивать меня из-за стола.
– Зачем… что я тебе сделала.. чего ты от меня хочешь… что ты ко мне пристала…
Но она не слушала мое нытье. Она намочила полотенце и вытерла мне лицо. Она одевала меня, как маленькую девочку, как свою собственную дочь. Дошло до того, что я не выдержала и разревелась у нее на руках.
– Ничего, ничего… – приговаривала Ирка и гладила меня по голове.
Глава десятая,
в которой мы с Иркой развеиваем тоску
«Пили всю ночь,
гуляли всю ночь
до утра-а-а…»
(из старой поп-песни)
Если есть время разбрасывать камни, то это время развлечений.
Мы с Иркой часто делали это, когда совершенно нечем было заняться. Я уже и не припомню, кому из нас первой пришла в голову идея развлекаться таким образом. Но это развлечение нам нравилось, хотя оно и таило в себе некоторую опасность, потому что можно было нарваться на какого-нибудь маньяка. А может быть, именно опасностью нам это и нравилось.
Мы выползли на Шоссе энтузиастов… Вот тоже мне названьеце. Кого тут имели в виду? Жителей домов, выстроенных вдоль шоссе, или дорожных рабочих, которые его строили за гроши? Или, может быть, водителей авто, которые тут гоняют по ночам, сломя голову? Энтузиасты, блин. Это шоссе – одна из наиболее опасных трасс в Москве, и выходит прямо на кольцо. На нее-то мы и выползли среди ночи, чтобы поймать машину. Нам даже не пришлось голосовать. Первая же появившаяся тачка притормозила перед нами, едва мы подошли к автотрассе.
– Вам куда, девочки?
Для безопасности в этой игре необходимо было соблюдать правила. Правило первое – без особой необходимости не играть в эту игру одной. Правило второе – без особой необходимости не садиться в машину, если там больше одного мужчины. Правило третье – никогда не садиться к пьяным водителям или к тем, кто с первого взгляда не внушает доверия. И хотя даже соблюдение всех трех правил не гарантирует вам безопасности, риск налететь на сволочь все равно остается, но именно этот риск и придает игре пикантность, заставляющую всегда быть начеку. У Ирки на крайний случай в сумочке постоянно находится заряженный газовый баллончик и «трубочка» с электрошоком.
Первый водила оказался баскетболистом. Он играл в какой-то московской сборной. Его ноги выставлялись выше сидения, а голову ему постоянно приходилось нагибать, чтобы посмотреть в лобовое стекло. Было непонятно, как он вообще уместился в своем пежо. Просто складной какой-то. Когда он попросил у Ирки номер ее сотового, она дала мой. Тогда я, в свою очередь, дала ее номер, когда он попросил у меня. Ирка ввела в свой сотовый его номер, а я не стала, сказала, что потом спишу у Ирки, если нужно будет.
Баскетболиста звали Николаем. Он высадил нас там, где мы попросили, и сказал, чтобы мы обязательно позвонили ему, а он бесплатно проведет нас на баскетбольный матч. Распрощавшись с ним, мы перешли на другую сторону шоссе и едва остановились, как услышали мягкий звук тормозов. Черный мэрс с тонированными стеклами, как умный мустанг, застыл в ожидании команды своего хозяина. Стекло плавно и беззвучно поплыло вниз.
– Подвезти?
Ирка заглянула в салон. Водитель был один.
– Нам до Буденовского, – сказала она, давая этим мне понять, что риск минимален, то есть, кроме водилы никого нет.
На этот раз нам попался директор кафе. Ему было около пятидесяти, хотя он и утверждал, что «недавно проводил сороковник». Борис (так он представился) тоже выпросил у нас телефон, а взамен дал каждой свою визитку и пригласил в кафе, пообещав «бесплатный стол», если мы заранее предупредим его о визите.
Он не понравился мне, и я дала ему вымышленный номер. Но он тут же набрал номер Ирки, и у нее запиликала мобила. Затем он улыбнулся и набрал мой номер.
– Мой мобильник дома на подзарядке, – нашлась я. – Лучше выключи, а то возьмет отец или брат, – нагло врала я.
Борис улыбнулся и выключил сотовый.
Итак, два новых знакомых у нас уже были. У Буденовского мы распрощались с Борисом и снова перешли на другую сторону шоссе. Водитель БМВ угостил нас пивом и чипсами. Он оказался частным предпринимателем, промышлявшим компьютерами и мобильниками. Ирка тут же договорилась с ним о номой программе для своего «пентяры». Так мы катались туда-сюда часа два. Общение с незнакомцами, новые лица и Иркины старания сделали свое дела – я немного развеселилась.
– Интересно было бы посмотреть, какой член у того баскетболиста, – сказала вдруг Ирка, когда мы поджидали очередную тачку. – Сам он, по всей видимости, больше двух метров. У него, наверное, и член соответствующих размеров.
– А вот будет прикол, если у него сморчок в двенадцать сантиметров, – сказала я.
Мы захохотали как дуры.
Глава одиннадцатая,
в которой весь мир кажется другим
«Губит людей не пиво –
Губит людей вода…»
(из старой поп-песни)
Даже самые умные люди – глупцы, потому что вообще все люди – дураки набитые. И каждый думает, что он умней остальных. И каждый думает, что он тот единственный пуп земли, которого должен любить и непрестанно опекать сам Господь Бог. А как же иначе? А кого же еще? Не соседа же. Его-то за что? Глупо все это.
Едва я успела открыть крышку унитаза, как из меня выстрелил целый фонтан непереваренных продуктов. Я стояла перед толчком на четвереньках, как перед божеством, и без конца рычала раненым зверем. Из меня уже больше ничего не выходило, а позывы были так сильны, что, казалось, вот-вот вылезут кишки. Мое рычание уже превратилось в непроизвольное дикое блеяние, из чего можно было заключить, что домой я вернулась паршивой овцой. Бэ-э-э-э…
Наконец, утирая слезы и сморкаясь, я села на пол возле ванны.
Мой мир исчезал.
Одинаково глупы и мужчины, и женщины. Знаменитая русская феминистка Маша Арбатова, по большому счету, глупее даже самого последнего мужчины-подкаблучника. Тот хоть и потерял свое мужское достоинство, так не пытается отнять его у своей половины. Все феминистки достойны лишь тряпок-подкаблучников. Из любого мужчины они могут сделать только тряпку, о которую сами же вытирают ноги и жалуются, что он не мужчина, не рыцарь на белом коне. Глупо. Я бы всех феминисток посадила в колонии строгого режима: пусть живут себе в своем раю без мужчин. Тогда живо увидят, что их рай – это настоящий ад.
Только самая глупая дура из дур будет утверждать, что женщина в чем-то выше мужчины при том, когда каждая девочка, едва осознав себя женской особью, мечтает о мужчине. В своих самых сокровенных мечтах мы не мыслим свою жизнь без мужчин. И чем мы взрослей, тем сильней наше естество требует мужского внимания. Если у нас нет любимого мужчины, мы доходим до того, что готовы отдаться первому встречному. Старые девы задирают нос и говорят о феминизме, а дома ублажают свою плоть искусственными фаллосами. И фаллосы эти такие, что любого мужчину вгонят в краску. Они поливают грязью мужчин, будучи сами в грязи по макушку, и грязью они считают природное естество, мечтая при этом отдаться самому большому самцу гориллы. Глупость и ложь – имя вам женщины. Не будем лицемерить, сестры.
Мужчины! Вот мерило женского счастья. Как бы мы ни ругали мужчин, как бы мы ни втаптывали их в грязь, как бы ни залезали им на шеи и в карманы, как бы мы их ни ненавидели, они – наше счастье. Мы живем с мечтой о мужчине, мы ложимся спать с мечтой о мужчине, мы просыпаемся с мечтой о мужчине, мы рады, когда видим мужчину во сне, мы счастливы, когда встречаем его в жизни. Когда рядом с нами мужчина, весь мир становится другим. Он становится лучше. Мы становимся лучше. Мы становимся нужными в этом мире. Мы познаем любовь.
Так давайте же, сестры, не будем лгать самим себе, что мы лучше мужчин, что мужчины – это грязные животные, воняющие потом, водочным перегаром, табаком и носками. Давайте обожествлять мужчин, и они станут для нас богами. Давайте делать настоящих мужчин из подкаблучников, а не наоборот, и мы увидим мужчин своей мечты, мы увидим своих любимых, а не жалкое их подобие.
Я задрала нос и тут же получила по носу. Я посчитала себя умней и тут же оказалась дурой. Я осталась одна. Хотела ли я этого? Нет. Значит, я добилась того, чего не хотела. Мой мужчина ушел, и мой мир ушел вместе с ним. Теперь для меня все будет иным. Мне придется привыкать быть одной. Только бы не опуститься до феминизма.
Глава двенадцатая,
в которой я жду звонка
«Позвони мне, позвони,
Позвони мне, умоляю …»
(из старой поп-песни)
Есть в каждом из нас что-то необъяснимое, что-то, чего мы и сами никогда не сможем объяснить. Я ждала, что он позвонит. Это было каким-то безумством. Я буквально жила около телефона. Можно было подумать, что не телефон был при мне, а я – при телефоне. Я боялась оставить его даже на минуту. Я часами сидела и гипнотизировала его, молила, чтобы он зазвонил, молила, чтобы позвонил Ви, мой сладкий Ви. Выходя в магазин за продуктами, и беря с собой мобильник, я боялась, что он вдруг позвонит по городскому номеру на домашний телефон. Я уже сто раз пожалела, что ходила с Иркой гулять, ведь как раз в то время Ви мог позвонить на домашний телефон, чтобы проверить, дома ли я. Может, он звонил мне, а я развлекалась с этой дурой!
Так прошло несколько дней. Я назвала их днями телефонного безумия.
Однажды, когда я находилась в ванной, и взяла с собой на всякий случай мобильник. Зазвонил домашний телефон. Я выскочила вся сырая и ринулась к аппарату. В коридоре поскользнулась и упала, и чуть не убилась, ударившись об угол. Из глаз аж искры полетели. Боль невыносимая. Но я почти не чувствовала её, пока стремилась к телефону в надежде, что звонит Ви.
Звонила мать. Как только я услышала её голос, боль от ушиба дала о себе знать во всю мощь. Из глаз у меня потекли слезы.
– Мама, я жду звонка!.. – растирая ушибленное место. – У меня все нормально… Да. Да. Хорошо… Я жду звонка. Ви должен позвонить. Не знаю! Мама! Прошу тебя. Я перезвоню. Пока.
Я стояла голая и сырая посередине комнаты, подо мной была целая лужа воды. Я держалась за ушибленное место и ревела от боли и досады.
В ванной зазвонил мобильный. Я, как полоумная, ринулась в ванну, и поскользнулась в своей же луже, и снова растянулась, больно ударив правый локоть.
Звонил папа. Он, видите ли, не мог дозвониться по городскому, и позвонил на мобильный. Как у меня дела? Милые родители! Из-за вас я чуть не убилась.
– Все отлично, но я жду звонка, – сказала, стараясь не выдавать плача, потирая ушибленный локоть. – Я только что разговаривала с мамой по городскому… Да. Да. Хорошо. Мне должны позвонить, папа… Я перезвоню вам. Ладно, ладно. Буду. Пока.
Зазвонил городской. Я ринулась в комнату, не выпуская из рук мобильного и стараясь, насколько это возможно, не поскользнуться в третий раз. Опять мама!
– Да, звонил, только что, по мобильному… Нет… Мама, я жду звонка! Нет, еще не позвонили. Хорошо. Ладно. Целу!..
Не успела я положить трубку, как зазвонил мобильный. От неожиданности я выронила его прямо на пол. Я испугалась не столько за телефон, сколько за то, что может прерваться связь. К счастью, мобильник упал на мягкий коврик возле дивана. Дрожащей рукой я схватила «трубу».
– Алло! – это была Ирка. Я чуть не закричала, я была вне себя от ярости, но кое-как сдержалась. – Ира, я жду звонка от Вия!.. Нет… Нет… Потом. Я сама позвоню. Пока… Хорошо. Давай!
Всем вдруг понадобилось позвонить именно сейчас! Это просто наваждение какое-то, подумала я. Но больше никто не звонил. За весь день больше не было ни одного звонка! Всего каких-то пять сумасшедших минут не нужных телефонных разговоров, два ушиба, и все! Никто не звонил и вечером. Ночью я не выдержала и, совсем потеряв гордость, позвонила сама. Домашний телефон молчал. Я позвонила на сотовый. В телефоне прозвучал безучастный голос, безжалостно оповестивший меня о том, что «абонент отключен или находится вне зоны досягаемости».
Как точно сформулировано: «вне зоны досягаемости». Или, как там в песне: «вне зоны доступа, мы дышим воздухом…». Каким, на хрен, воздухом?! У меня отняли воздух! Мне нечем дышать! Хотя бы глоток! Хотя бы голос его услышать…
Я просидела у телефона, кажется, часов до двух ночи. Так и уснула, положив его около себя на диване.
Разбудил меня телефонный звонок. Я вскочила, как ошпаренная. Мне показалось, что я не спала и пяти минут, а за окном уже было светло. Я схватила трубку.
– Ви!?
– Алло, это Каролина? – сказал незнакомый голос.
– Да. А кто это?
– Николай.
– Какой Николай?
– Я подвозил вас с подругой недавно на машине, с Ирой, помните?
– Не помню.
– Ну, Николай, баскетболист. Помните? Мы еще номерами мобильных обменялись. Помните?
– Нет. И что?
– Да просто… я звонил вам, а попал на Иру… Потом догадался, что вы специально номера поменяли. Для смеху, да?
– Слушай, Николай, – прервала я его. – Иди ты на хрен! Разбудил меня ни свет ни заря…
Я бросила трубку и взглянула на часы. Было половина двенадцатого дня. Вот это так «ни свет ни заря»! Что он обо мне подумал? Да пошел он! Нужно было вставать. А Ви так и не позвонил.
Глава тринадцатая,
в которой меня имеют не только телефонные компании
«СМС-ками, факсами …»
(из старой поп-песни)
Наверное, вы думаете, сестры, что я отступила? Вы ошибаетесь. Я встала и снова набрала его квартирный номер. В трубке зазвучали длинные гудки, потом включился автоответчик: «Меня нет дома. Оставьте свое сообщение, после звукового сигнала». Вчера автоответчика не было. Были просто длинные гудки. Значит, он его подключил или вчера ночью, или сегодня утром. Я позвонила еще раз, и снова ответил автоответчик.
Очень удобное приспособление. Какой извращенец придумал автоответчики? Я положила трубку на место. Разговаривать с автоответчиком мне не хотелось. Но я захотела еще раз услышать голос Ви.
Я позвонила опять, дождалась автоответчика, прослушала и снова положила трубку. Потом еще раз. Потом еще и еще. К телефону никто не подходил. Сначала я просто слушала его голос и молила, чтобы он взял трубку. Потом сдалась и стала оставлять ему сообщения, в которых также молила взять трубку.
Я капитулировала. Я просила прощения. Просила о встрече. Унижалась. Потом я стала бросать трубку, как только слышала автоответчик. Мне он стал противен. Мне даже не хотелось, чтобы Ви узнал, что звоню я, хотя у него был и определитель номера, который каждый раз подсказывал ему о моей капитуляции. Какой поганец придумал определители номеров?!
Ну и пусть, ну и пусть, думала я. Словно сумасшедшая, одержимая какой-то идеей-фикс, я терроризировала телефон. Но никто мне ни разу не ответил. Создавалось впечатление, что я звонила в нежилую квартиру. Куда он провалился?!
Вы думаете, я остановилась на автоответчике? О, нет! Я была гораздо изощренней. С трудом пережив десять минут после прекращения разговора с автоответчиком, я хваталась за сотовый и набирала его номер. Если его нет в квартире, то уж на сотовом-то он должен быть. Но каждый раз либо абонент был «вне зоны досягаемости», либо просто никто не блат трубку.
Тогда я стала посылать ему СМС-ки. Вот уж их точно придумал извращенец. Скряжистый извращенец! Никогда в жизни я не тратила столько денег на СМС-ки. Чего я только ни писала. Я послала ему, кажется, тысячу СМС-сок! Сотни тысяч! Миллионы! Можно было роман составить по моим СМС-кам. Кстати, я даже думала подсказать Ирке эту идею: написать роман, ну, или повесть, или даже рассказ по СМС-кам. Было бы необычно.
Господи, сестры, чего я только ни писала Вию! Я полностью уничтожила саму себя. Я даже поклялась, что готова на все, лишь бы он вернулся ко мне. Ирке я решила не говорить об этой своей телефонной капитуляции. Мне просто было стыдно. Хотя сейчас я подозреваю, что она уже тогда знала обо всём.
И вот, в один прекрасный вечер, как пишут в романах, хотя, мне стоило бы написать: в один паршивый вечер, или: в один из самых паршивейших вечеров в моей жизни… в общем, в конце концов, я добилась того, что Ви ответил-таки на мою СМС-ку. Он написал, чтобы я отстала от него и оставила его в покое. Эта его последняя СМС-ка и сейчас хранится в моем мобильном. На память о пережитой смерти. Смерти любви. Всего три слова: «Все кончено. Отстань!»
Он убил меня. Тогда мне не хотелось верить, что СМС-ку послал именно он. Мне нужно было услышать эти страшные слова из его уст, увидеть его глаза. Может, это послание написала его новая подруга, воспользовавшись его мобильником? Чего только я ни напридумывала в то время, чтобы принять желаемое за действительность, иначе я умерла бы от горя. Гораздо чаще, чем мы думаем, сестры, мы спасаемся самообманом. Иногда он помогает нам выжить, иногда – губит нас.
Глава четырнадцатая
в которой я пытаюсь вернуть свою любовь любой ценой
«Я за ним одним,
я к нему одному…»
(из старой поп-песни)
И вот, я не выдержала. Я собралась и отправилась к его дому. Весь вечер я следила за его окнами и подъездом, прячась за деревьями сквера, словно шпион. К ночи в его окнах свет так и не зажегся. Значит, его не было дома. Но я и не думала уходить. Нет, я к тому времени дошла уже до той степени покорности, что могла, как собака, сутками сидеть на месте, ожидая своего хозяина.
Я зашла в подъезд и поднялась на одиннадцатый этаж. После минутных мучений я осмелилась нажать на звонок. Никто не ответил. Я нажала еще раз, потом еще. Потом я нажала и не отпускала звонок целую вечность. Я знала, что его нет дома, но у меня оставалась надежда на чудо, которого так и не произошло.
Я стояла против его двери и не знала, что мне делать. Домой идти не хотелось. Моя квартира казалась мне холодным карцером. Там царило только мертвое одиночество. Я села на ступеньку лестницы и стала ждать. Больше всего я боялась того, что кто-нибудь из соседей по лестничной площадке откроет дверь и прогонит меня. Я слышала, как на других лестничных площадках, с верхних и нижних этажей, ходят люди, как они опускаются и поднимаются в лифте. И каждый раз, когда лифт поднимался вверх, мое сердце начинало бешено биться, словно воробей в клетке. По мере того, как лифт поднимался все выше и выше, сердце мое билось все сильнее и сильнее. Когда лифт подходил к одиннадцатому этажу, мне казалось, что мое сердце сейчас просто выпрыгнет через рот, потому что даже дышать было трудно.
Но лифт ни разу не остановился на одиннадцатом этаже. И ни разу никто не вышел из соседних квартир, словно они сговорились и уехали за город все вместе.
Было уже около часа ночи. Я еще раз набрала его номер на мобильном, но результат был тот же. Похоже, что он просто заблокировал мой номер. Я не знала, что мне делать. Несколько раз я порывалась уйти, даже спускалась на улицу, торчала у подъезда и снова возвращалась. Я не могла уйти. Мне казалось, что если я уйду, то упущу его. Я даже боялась отойти в магазин, чтобы купить газировки, боялась, что в это время он пройдет, а я не узнаю.
На лестничной клетке я выглянула в открытое окно, которое было зарешечено декоративными стальными прутами. Внизу сияла огнями Москва. Праздничная, приветливая, сказочная. А мне не хотелось жить. Вот сигануть бы сейчас с этого этажа вниз, пусть бы он нашел меня утром возле подъезда, расплющенную в лепешку. Но мудрые строители все окна закрыли решетками. Иначе только ходи, да трупы собирай у подъездов.
Я опять стала названивать в дверь. Потом присела на корточки в углу возле лифта, где не очень было меня видно из соседних квартир, и заплакала. Я плакала тихо, почти не слышно. Мне было холодно. Мне хотелось пить и есть.
Когда я проснулась, мобильник показывал половину шестого утра. Пора в нору. Зомбированым мертвяком я поплелась к остановке.
Глава пятнадцатая,
в которой я стараюсь создать новый мир
«Мир без любимого –
Солнце без тепла…»
(из старой поп-песни)
Если бы счастье можно было купить, люди стали бы еще несчастнее.
Полководцы говорят, что лучший способ забыть о поражении – начать новую битву. Но что делать, если тебя разбили наголо, если нет сил даже встать на ноги, если все, что ты можешь, – только стонать и жалеть себя. Что делать, если весь твой мир полетел в тартарары?
Значит, пришло время остановиться и осознать, что бороться больше не за что; значит, пришло время смириться и начать новую жизнь. Пришло время зализывать раны.
Гибнут галактики и планеты, гибнут цивилизации и страны. Глупо плакать сегодня, что пала Киевская Русь, глупо жалеть, что нет больше царской России, глупо восстанавливать Россию советскую. Надо любить и улучшать то, что имеешь. Надо беречь то, что имеешь. Тогда, может быть, избежишь потери.
Я не уберегла. И теперь, чтобы забыть свое поражение, я должна начать новую битву. Как ни парадоксально, но для того, чтобы разлюбить, я должна снова полюбить. Полюбить другого. Только это сказать легко «полюбить другого», а как это сделать, если раны все еще кровоточат.
«Нужно время», – говорит Ирка, будто кто-то с ней спорит. Я и сама знаю, что нужно время. Только когда оно придет, это время? А? Я вас спрашиваю, сестры, когда оно придет?
Сколько надо времени, чтобы сердце перестало любить? И сколько надо времени, чтобы оно полюбило вновь? Хватит ли у меня жизни?
Я смотрю телевизор, а он мне показывает только Вия. Я слушаю радио, но оно говорит только о Вие, и каждая песня поет о нем. Я сажусь обедать и не могу есть, потому что он смотрит на меня из каждой ложки, поднесенной ко рту, из тарелки, из чашки. Он сидит рядом со мной, такой мачо, блин, и не дает спокойно пожрать! Да я и не хочу есть, нет аппетита.
А ночью! Господи, ночью можно просто с ума сойти! Он всегда рядом. Он спит вместе со мной. Он целует меня, едва я закрываю глаза. Я целую его. Мы занимаемся сексом, едва я начинаю дремать. Он буквально не дает мне спать! Это какой-то сексуальный маньяк. Это кошмар. Я вся измучалась. Я не могу спать, потому что он оккупировал мои сны. Целыми ночами я лежу дура дурой с закрытыми глазами без сна и думаю о нем. Но открывать глаза нельзя, потому что по ту сторону век его нет. И это мучительней вдвойне.
А ведь мне девятнадцать. Через пять-шесть лет я уже буду старухой. Кому я буду нужна? На лице появятся морщинки, на руках кожа станет дряблой. Фу-у, гадость! Лучше отравиться в двадцать лет и быть всегда молодой.
Я стремглав бросаюсь на каждый телефонный звонок, но это всегда оказывается кто-то другой, и я стараюсь быстрей отвязаться и повесить трубку.
– Вий! Вий! Ви! Прости меня, дуру! Вернись ко мне, Ви! Ви-и-и-и! – ною я.
Через неделю такой жизни Ирка нашла меня в ванной на полу в обеденное время. Я спала. Я была похожа на сумасшедшую алкоголичку с необитаемого острова. Ирка подвела меня к зеркалу, и я поняла, что новый мир я создать не смогла.
Глава шестнадцатая,
в которой Ирка вытаскивает меня из моего погибшего мира
«Все, что меня касается,
Все, что тебя касается –
Все, только начинается,
Начинается…»
(из старой поп-песни)
На меня смотрела какая-то наркоманка с сизыми мешками вместо подглазий, с растрепанными волосами и красными, воспаленными от слез, глазами. Лицо было настолько худым, что нос казался в два раза больше обычного. Я с отвращением отвернулась от зеркала.
– Это твое прошлое, – сказала Ирка. – А сейчас мы будем делать твое будущее. – Она взяла меня за руку и, словно маленькую девочку, снова потащила в ванную. – Сейчас ты у нас станешь той, кем и должна быть. Сейчас ты станешь хорошей девочкой, настоящей куколкой. Глупенькой улыбающейся дурочкой, – говорила она, умывая меня, как ребенка.