Беглец
Огонь прекратился.
– Вызываю корабли Ларгитаса! Говорит Тиберий Септимус Салестерна, консуляр-трибун ВКС Великой Помпилии. Вас приветствуют Первый Октуберанский, а также Второй и Третий Квинтилианские флоты, объединённые под моим командованием. Мы прибыли во исполнение Договора о военном сотрудничестве между Ларгитасом и Великой Помпилией. Готовы вступить в бой. Вызываю корабли брамайнов! В случае продолжения агрессивных действий по отношению к нашим союзникам мы откроем огонь без предупреждения…
Корвет-капитан Ластбадер вытер со лба холодный пот. Уверен, подумал он. Уверен целиком и полностью. Еще никто из нас, никто и никогда не был так рад боевым галерам Великой Помпилии в своём секторе пространства!
Виват, рабовладельцы!
IV– …акт беспрецедентной агрессии со стороны Ларгитаса! Аннигиляционный взрыв уничтожил шлюпку линкора «Агни». Погибли семь человек, включая коммодора Вишванатана Крипалани, героя Пятидневной войны в секторе Ангхоги. Шлюпка следовала с линкора «Агни» на фрегат «Сканда» в нейтральном секторе пространства, когда коварные техноложцы нанесли подлый, ничем не спровоцированный удар!
Брамайн-диктор носил траур: белая сюртучная пара, белый тюрбан. Повинуясь чужой воле, он стремительно уменьшился, задвинут на задний план. Голосфера наполнилась черным бархатом, сверкнула искрами звёзд. Явился борт корабля, от него отделился серебристый цилиндр, похожий на пивной кег – шлюпка, подсказали зрителям титры. Секунда, другая, третья. Мелькнула искра, по бархату расплылась вспышка, погасив звёзды.
Ремастировали со сканеров, отметил вице-адмирал Ван Фрассен. Кое-что попросту дорисовали: по шлюпке никто не стрелял, зонд двигался под камуфляжем.
– Могли ли мы оставить безнаказанным вопиющий акт агрессии? Циничное попрание всех норм галактического права? Могли ли мы спокойно наблюдать гибель наших сорасцев? Нет!!! Лишь коварное вмешательство ВКС Помпилии, этой империи рабовладельцев, выступившей на стороне Ларгитаса, не позволило свершиться справедливому возмездию. В Совет Безопасности Лиги уже направлена нота протеста…
Вице-адмирал переключил канал.
– …официально заявляет: с момента появления кораблей брамайнских ВКС у границ ларгитасского сектора не было произведено ни единого выстрела из какого бы то ни было вида оружия по кораблям Чайтранского флота. Ларгитас готов представить все необходимые доказательства, включая записи волновых и гравитационных сканеров, а также аппаратуры оптического слежения. По всей видимости, произошёл несчастный случай при транспортировке аннигиляционного заряда с одного брамайнского корабля на другой. Однако всю ответственность за трагическую аварию, повлёкшую за собой человеческие жертвы, брамайны решили возложить на Ларгитас, задним числом подделав запись инцидента! Более того, брамайнские ВКС вторглись в ларгитасский сектор пространства, навязав бой нашим кораблям. Если бы не своевременное вмешательство наших помпилианских союзников…
В отличие от брамайнов, ларгитасский канал демонстрировал сражение полностью – ну, почти полностью, с минимальным монтажом. Смотрите, кричала трансляция. Смотрите, нам скрывать нечего! Они агрессоры! Мы защищались! Реальная битва в космосе, с пылу, с плазменного жару – зрителя от такого лакомства за уши не оттащишь. Ларгитас дал Ойкумене зрелище, и Ойкумена ела у Ларгитаса с ладони.
– …в Совет Безопасности Лиги направлена нота протеста…
Ван Фрассен выключил визор. Ларгитасская версия и впрямь выглядела убедительнее – к такому мнению склонялись независимые эксперты Китты, Элула и межрасового центра галактической аналитики на Хиззаце. То же подтверждали опросы общественного мнения на нейтральных планетах. Вряд ли брамайны в ближайшее время отважатся повторить попытку вторжения. Лига их не поддержит, а с учётом союзников-помпилианцев даже религиозные фанатики трижды подумают, прежде чем лезть на рожон.
Палка о двух концах, вздохнул вице-адмирал. Рабовладельцы явились вовремя, спасли наших людей и корабли. Но преимущество внезапности утеряно: о военном союзе теперь известно даже слабоумным. В выигрыше только Помпилия: поиграли мускулами, выступили в благородной роли миротворцев. А заодно намекнули нам: мы свою часть договора выполняем, так не пора ли поделиться информацией по Натху?
«Впрочем, это уже не моя головная боль…»
Вице-адмирал отвечал за военную часть сотрудничества. Всё остальное – дело правительства и научной разведки. Сейчас Ван Фрассена больше беспокоили зонды, оставшиеся на брамайнских кораблях. Двенадцать обычных, девять – с начинкой из антивещества. Если брамайны обнаружат зонды, если предъявят доказательства – чаша весов качнётся на их сторону. Подать зондам команду на возвращение? Оставить всё как есть?
Да, палка о двух концах.
Прозвенел зуммер входной двери. Из переговорного устройства донеслось:
– Капитан второго ранга Лофгрен. Разрешите войти, господин вице-адмирал?
Адъютант всегда докладывал строго по уставу.
– Входите, Рольф.
– Разрешите доложить?
– Докладывайте.
– Поступил запрос… Начальник отдела считает, что это в вашей компетенции.
Редкий случай: в голосе адъютанта звучало сомнение.
– Что за запрос?
– Разрешите, я скопирую его в ваш компьютер? Думаю, вам лучше самому прочесть, господин вице-адмирал.
– Да, конечно. Что-то ещё, Рольф?
– В пятнадцать тридцать совещание у начальника генштаба.
– Спасибо, я помню.
– Журналисты Первого Всепланетного канала просят о встрече.
– Отказать. У нас есть пресс-служба, пусть отдувается.
– Я переслал вам сводку по сектору за истёкшие сутки.
– Спасибо, Рольф. Можешь быть свободен.
Ван Фрассен открыл запрос:
«Командующему ВКС Ларгитаса адмиралу флота Хенрику Ван Дер Фальку.»
Однако! Запрашивающий мелочиться не стал. Понятное дело, Ван Дер Фальку никто этот запрос не передал. И начальнику генштаба Нюбергу – тоже. Запрос спустили к вице-адмиралу Ван Фрассену, заму Нюберга по оперативно-тактическому планированию, и это тоже говорило о многом.
«Настоящим сообщаем Вам, что нами, группой ларгитасских менталов, проведены успешные испытания резонансного ментального оружия (далее – РМО). В ходе испытаний было установлено: при достижении эффекта кси-резонанса мощность результирующего ментального импульса многократно превосходит простую сумму мощностей ментальных импульсов участников проекта…»
Умники, возмутился Ван Фрассен. Эффект кси-резонанса, сумма мощностей ментальных импульсов! Я, фаг побери, военный, а не эксперт по менталам! Не будь моя дочь телепатом… Кольнуло сердце. Столько лет прошло, и всё равно… Спокойно, адмирал. Ты ещё нужен своей планете. Быть может, больше, чем когда-либо. Вдох-выдох, вдох-выдох… Не будь моя дочь телепатом, я бы мало что понял в запросе. Я никогда не афишировал интерес к работе Регины, но начальство об этом прекрасно знает. Кто бы ни велел переслать запрос мне, он понимал, что делает.
«Этой мощности волне достаточно, чтобы РМО в составе команды из девяти-двенадцати менталов, войдя в кси-резонанс, полностью вывело из строя экипаж вражеского корабля класса корвета, как минимум.»
Вражеского! Цивилы! У армии нет врага!
У армии есть противник.
«Мы, менталы Ларгитаса, как патриоты нашей Родины, считаем своим долгом поставить Вас в известность о новом виде оружия (РМО), которого нет и не может быть у брамайнов по понятным причинам. Также у брамайнов нет никакой защиты от ментальных воздействий, что даёт Ларгитасу серьёзное преимущество. Мы считаем своим долгом принять участие в защите Отечества в качестве боевых расчётов (команд) РМО. На данный момент сформировано пять полностью укомплектованных расчётов РМО, ведутся регулярные тренировки. Все команды готовы принять участие в боевых действиях по первому Вашему приказу. В дальнейшем из менталов Ларгитаса могут быть сформированы дополнительные расчёты РМО.
Запрашиваем Вашего разрешения исполнить свой долг…
Дата.
С уважением….»Фамилии, подписи. Первой стояла подпись Седрика Норландера. Благодаря своей должности Ван Фрассен был в курсе операции «Отщепенец», позже переименованной в «Кольцо». Кто, спрашивается, предоставил научразам центр переподготовки, оборудование и модифицированный «Ведьмак» с экипажем? И, так уж случилось, вице-адмирал помнил фамилии менталов, принявших участие в проекте, включая Норландера. Разработали они, как же! Это эксперты Бреслау всё разработали, а вы, ребятки, были исполнителями. Отлично поработали, но идея принадлежала не вам. В одном вы молодцы. Подписку о неразглашении дали? Дали. Слово держите? Держите. Про Отщепенца – молчок. Что же до ментальных наработок – ладно, нашли лазейку.
«В качестве боевых расчётов (команд) РМО…»
Связаться с Бреслау? Нет, Бреслау с молодёжи три шкуры спустит. Запросить в консультанты эксперта-телепата? Вот, мол, молодые да ранние… Лишний труд. Итак, что мы имеем? Команда менталов, синхрон кси-волны, резонанс. Ментальный импульс, усиленный в десятки раз. Трах-тарах, и вражеский экипаж – медузы, кисель. С какого расстояния? На сколько импульсов хватит сил у команды? Два? Три? Вряд ли больше. И минимум сутки реабилитации – теплая койка, витаминный коктейль. Рисковать драгоценными менталами Ларгитаса, когда с той же задачей справится штурмовой фрегат? И никакой реабилитации?
Игра не стоит свеч.
Ван Фрассен переключил компьютер в режим голосового распознавания:
«В ответ на ваш запрос сообщаю:
1. Командование ВКС Ларгитаса высоко оценило ваше предложение по использованию РМО для защиты Родины, а также ваше желание и готовность принять участие в боевых действиях.
2. К сожалению, в настоящий момент утверждённые оперативно-тактические планы обороны Ларгитаса исключают возможность использования предложенного вами РМО. Подробные причины изложить не имею возможности из соображений секретности.
3. Тем не менее, ваша готовность исполнить гражданский долг принята во внимание. В случае прорыва сил противника к планете вы станете нашим секретным рубежом обороны. Продолжайте отрабатывать взаимодействие в составе расчётов РМО. Инструкции получите непосредственно перед тем, как вступить в бой.
С уважением и искренней благодарностью,
Вице-адмирал ВКС Ларгитаса, зам. начальника генштаба по оперативно-тактическому планированию -
Теодор Ван Фрассен.»Мальчики, подумал Ван Фрассен, подписывая документ. Девочки. Горячие, глупые, славные. Ни к чему вас обижать, правда? Надеюсь, я сумею вас заинтриговать. Подсластим пилюлю, хорошо? Ждите и надейтесь. А мы, взрослые черствые сухари, сделаем всё возможное, чтобы дело не дошло до высадки на планету. С таким союзником, как волки Помпилии…
Да хоть с самим дьяволом! Ради вас, мальчики и девочки?
Раз плюнуть, и подпись кровью.
Контрапункт
Двадцать лет спустя, или Долг без срока давности
Друзья дерутся страшнее всех –За бороду, пальцем в глаз.Стою в кровавой ночной росе,И вряд ли в последний раз.Сейчас ударят ножом в лицо,Забыв, что ножом нельзя…Друзья смыкают вокруг кольцо,Люблю вас, мои друзья.Вениамин Золотой, из сборника «Сирень»(издание дополненное и переработанное к тридцатипятилетию со дня первой публикации)– Ты псих? – спросил этот человек.
– Я идиот, – уточнил Тумидус. – Настоящий.
– Знаю, – сказал этот человек. Он сказал это так, что Тумидус возжаждал крови: здесь, сейчас, не откладывая в долгий ящик. – Кто и знает, если не я? Значит, тебе в коллант нужен невропаст. Маэстро Карл состарился, без него вам не взлететь. И ты не нашел ничего лучшего, как пригласить меня? Мне казалось, с возрастом мы умнеем. Выходит, я заблуждался? Может, мне ещё и в рабство к тебе записаться?! Вспомним старые добрые деньки…
– Ты лучший, – честно признал Тумидус. – Более того, ты единственный.
– Почему это я единственный?
– Ты тоже идиот. Хуже меня.
– Да, правда. Ещё есть причины?
– Никто больше не согласится. Никому больше я не доверяю. Никого больше Папа не пригласил на проводы. Вернее, никого больше из невропастов, ходивших с коллантами.
Этот человек, этот ядовитый гвоздь, забитый двадцать лет назад Тумидусу в пятку, нет, в задницу – нет, в голову! – хмыкнул самым наглым образом. Гай Октавиан Тумидус убивал людей за меньшее. Иногда он убивал людей просто так.
– Допустим, – согласился Лючано Борготта, завкафедрой инициирующей невропастии в антическом центре «Грядущее». В прошлом – директор театра «Вертеп», Борготта был известен широкому кругу обиженных им людей под прозвищем Тарталья. – Я лучший, единственный, я ангел во плотѝ. Но это не повод втягивать меня в безумную авантюру. Почему ты всегда втягиваешь меня в безумные авантюры?
– Я?
– Ты.
– Тебя?!
– Меня.
– Втягиваю?!!
– Обеими руками.
– Это ты меня втягиваешь!
– Ничего подобного. Ты меня втягиваешь, а я за тебя хватаюсь.
За перепалкой, выпучив и без того лягушачьи глаза, следил бармен. Диалог, достойный сцены Королевского театра музкомедии, происходил в скромном баре, расположенном на крыше отеля «Макумба», и бармен хорошо помнил недавнюю встречу двух офицеров, помпилианского военного трибуна и ларгитасского вице-адмирала. Офицеров он счел любовниками – и ошибся. Сейчас, сказать по правде, бармен готов был счесть любовниками и эту безумную пару – трибуна-помпилианца и хлыща из богемы, разряженного как попугай. Ну конечно же, любовники! Как хорошо, как славно они собачились за графинчиком тутовой водки! Но бармен помнил о своем позоре – и не спешил со скоропалительными выводами.
Вместо выводов он принес скандалистам второй графинчик – первый опустел.
– Ты знаешь, – спросил Тумидус, разливая водку по рюмкам, – как умирают антисы?
– Знаю.
– Я имею в виду, как они умирают по-настоящему?
– Знаю.
Тумидус в изумлении уставился на Борготту. И по голосу, взгляду, по лицу, ставшему мрачней обычного, понял: знает. Не врёт, нет.
– Откуда? Кто тебе сказал?!
– Ты забываешь, где я работаю. У нас говорят о многом. Но не все, о чем у нас говорят, выходит за пределы «Грядущего».
Бархатный сюртук цвета морской волны. Вставки розового атласа. Шитье золотом. Белоснежная сорочка. Красная бабочка в черный горох. Лосины жемчужного оттенка. Высокие кожаные ботинки на шнуровке. С годами, сменив театральные подмостки на кафедру инициирующей невропастии, пройдя путь от раба до коллантария, Лючано Борготта не изменил своим привычкам. Гардероб его хранил печать вызывающего шика, маскарада для привлечения внимания публики. Лицо тоже осталось прежним: хмурое, брюзгливое, без намека на улыбку. Костюм и лицо в сочетании производили на собеседника неизгладимое впечатление.
На кого угодно, только не на Тумидуса. Свои неизгладимые впечатления он уже получил.
– Ты хочешь проводить Папу туда? – Борготта ткнул пальцем вверх, намекая на космос. – Ты в курсе, что это опасно?
И Тумидус вздохнул с облегчением. Этот человек… Он уже согласился, этот человек, эта ходячая катастрофа, раз задаёт вопросы. Он готов рискнуть, провожая умирающего Папу на орбиту. Но это не значит, что он согласится снова, когда узнает, что задумал военный трибун на самом деле. Я бы тоже не согласился, отметил Тумидус. Предложи мне кто такой изысканный способ наложить на себя руки – нет, я бы и под угрозой расстрела не дал согласия!
– Покажи татуировку, – буркнул трибун.
– Зачем?
– Тебе что, жалко?
Вместо ответа Борготта снял сюртук, повесив его на спинку кресла. Затем расстегнул сорочку и спустил ее с плеча. Татуировка была на месте, там, где помнил Тумидус. Черно-красный орнамент из сплетающихся змей – лиан? шнуров? При длительном рассматривании узор начинал плыть перед глазами. Казалось, змеи шевелились, перетекая по кругу.
У бармена отвисла челюсть. Ниточка слюны стекла на подбородок. Неужели любовники, кричал весь вид бармена. Неужели всё-таки любовники?!
– Доволен? – Борготта напряг мышцы. Змеи ускорили движение, цепляясь хвостами. Судя по торсу, Борготта все эти годы не вылезал из тренажерки. Судя по змеям, они тоже. – Иногда она меняется. Цвет, форма… Но сейчас она такая же, как в первый раз. Наверное, почуяла тебя.
– Её тебе колол Папа, – напомнил Тумидус.
Борготта угрюмо кивнул.
– В тюрьме. Помнишь?
– Иди ты к чёрту! Думаешь, мне приятно вспоминать?!
Он соврал. Вспоминать было приятно.
…барабанщик жонглировал синкопами, форшлагами и триолями; с какого-то момента Лючано танцевал, сидя на скамейке, танцевал, не двигаясь, а карлик делал ему татуировку. Настоящую татуировку бывалых сидельцев, мастера которой наперечет по всей Галактике. Он так и сказал карлику, и его чудесно поняли, загудели с одобрением, а карлик кивнул, выставляя наборной рисунок из игл в деревянной матрице. Никаких лучевых «жгучек», безъигольных инжекторов – ручная работа!
Ну и хорошо, кивнул карлик, а меня зовут Папа Лусэро. Сморщилось обветренное личико, рука, похожая на руку ребенка, пригладила седые курчавые волосы. Глаза крошечного мастера прятались за очками с очень темными стеклами…[1]
– Знаешь, что он втёр тебе в наколку?
– Знаю, – тем же тоном, что и при разговоре о смерти антисов, отозвался Борготта. В углах его рта залегли глубокие складки. – Пепел. Когда мы возвращаемся из большого тела в малое, на нас остается пепел. Самая малость, помылся, и нет. Профессор Штильнер говорит, что это – погрешность при восстановлении исходника. Папа Лусэро утверждает, что это – пепел времени, горящего в звездах. Он оседает на нашей шкуре, въедается в неё. По-моему, они оба бредят.
– Ты ему должен, – сказал Тумидус. – Ты ему сильно должен.
– Иди ты к чёрту! – повторил Борготта.
Это значило что угодно, но только не призыв идти к чёрту.
– Ты и мне должен, – сказал Тумидус.
– Я? Тебе?!
– Посмотри на меня, – сказал Тумидус.
Борготта посмотрел. И увидел не военного трибуна, но штурмового легата. Казалось, он смотрит в перевернутый бинокль времени. Двадцать лет? День за днем, все они сгорели дотла, словно горсть минут, угодивших в огненное чрево звезды.
…гигантским поршнем башня ушла вниз. Когда она вновь поднялась, наверху стоял Гай Октавиан Тумидус в мантии с багряной каймой, наброшенной поверх мундира.
Зал затаил дыхание.
– Я рад приветствовать в этом зале надежду Отечества, его будущее! Могущество Помпилии, ее способность обеспечить своих граждан необходимым для процветания количеством рабов…
Борготта не сразу обратил внимание на пульсацию в висках. Проклятье! Знакомая боль подобралась незаметно, как наемный убийца. Теперь она уверенно распространялась от висков к темени и затылку, захватывая новые территории. Тараном ударила изнутри, смела выставленные преграды. Пламя вырвалось наружу, в нити, ведущие от невропаста к легату. Наполнило их, словно вода – резиновый шланг.
– …слава и гордость Империи – корабли ее военно-космического флота!
Помпилианец запнулся. Лицо его исказилось, но легат справился. Сам изнемогая от боли, рвущей голову на части, Борготта сумел оценить выдержку и силу воли Тумидуса. Да, кавалер ордена Цепи умел не только причинять, но и терпеть боль.
Кроме кукольника и куклы, никто ничего не заметил.
– Вы должны быть достойны славы ваших отцов и дедов…
Легат говорил ровно, слишком ровно. Борготта из последних сил старался удержать львиную долю боли в себе, отсекая жгучие щупальца от помпилианца. Лицо Тумидуса превратилось в ледяную маску. Легат по-своему боролся с транслируемой болью, заставляя мускулы не дергаться, а губы – выталкивать наружу необходимые слова.
Когда же кончится эта речь?!
– Я ему должен, – сказал Лючано Борготта. Щеки его стали белей мела. – В смысле, Папе. Я и тебе должен, да. Ойкумена маленькая, мы тут все друг другу должны. Давай, рассказывай, что ты там придумал. И имей в виду, я ещё не принял решения.
Он лгал, и знал, что лжёт, и знал, что трибун это знает.
Глава третья
Консультация по позитиву, или Я тоже параноик
I– Вы хотели меня видеть?
– Да.
Гюнтер тщательно смоделировал чувственный образ солнца. Детская мордашка, ямочки на щеках. Улыбка. Кучеряшки-протуберанцы – витая проволока. Когда солнышко оформилось, Гюнтер заштриховал его косыми струями дождя – и толкнул вперед, к доктору Йохансону.
Действие заняло ничтожные доли секунды. Просто сказать вслух «солнце» или ткнуть пальцем вверх, указав на светило, вышло бы гораздо дольше. Впрочем, для того, чтобы указать на солнце, Гюнтеру пришлось бы подняться на восемь этажей вверх, минуя тьму тьмущую охранных постов. Толчок, адресованный доктору, был слабый, осторожный: скорее приглашение, чем настойчивость. В ответ Йохансон дернул уголком рта, намекнув на ответную улыбку, ослабил периметр защиты рассудка и впустил солнышко внутрь.
– Удо, – представился он так, словно они никогда раньше не виделись. – Зовите меня по имени.
– Гюнтер.
– Очень приятно.
– Рад знакомству, Удо. Я много о вас слышал.
Это означало: на том, что было, ставим крест, и начинаем всё заново, с чистого листа. Для прямого общения менталов не имело значения, эмпат ты, телепат или синтетик-универсал, которому доступны любые варианты контакта разумов. Чувственный образ воспринимался телепатом так же, как информационный пакет – эмпатом. Мозг каждого трансформировал посылку в удобном для него ключе, выжимая этот, образно говоря, апельсин до последней капли сока. «Когда композитор без труда переводит мелодию из тональности в тональность, например, из фа-минор в си-минор, – объясняли ментально одаренным детям в специнтернате, – он делает примерно то же самое.» Контакт доктора Йохансона и кавалера Сандерсона не был затруднен спецификой их уникальных разумов, а к солнышку с дождевой штриховкой выпускники «Лебедя» привыкли с малых лет. Если требовалось обсудить какой-либо секрет, не предназначенный для посторонних ушей, а присутствие родителей, случайных прохожих или сверстников, не обладающих телепатическим даром, мешало воспользоваться устной речью, менталы слали друг другу «солнце за решеткой». Это значило: говорим о пустяках, о важном думаем. Ребенком, а позже юношей Гюнтер миллион раз пользовался «косым солнышком», но с возрастом необходимость в тайных переговорах исчезла. Наверняка Йохансон прошел аналогичную школу и давно уже не прибегал к особым знакам для посвящённых.
Что не помешало ему вспомнить и откликнуться.
– Присаживайтесь. Кофе?
– Сок, пожалуйста. Яблочный.
– Два сока, – сказал Гюнтер девушке, скучавшей за стойкой.
Встречу организовали в столовой минус восьмого этажа, на этаж выше детской. Гюнтер видел в этом некий знак судьбы – и надеялся, что благоприятный. В конце концов, его первая встреча с Миррой тоже произошла в столовой для сотрудников станции наблюдения за Саркофагом. На Шадруване за столиками сидело человек пятнадцать – при желании, восстановив давнюю энграмму, хранившуюся в памяти, Гюнтер мог бы выяснить точное количество посетителей. На Ларгитасе, в бункере, столовая пустовала, если не считать девушки, наливавшей сок, и Гюнтера с Йохансоном. Ну да, Тиран позаботился, чтобы разговор, о чём бы он ни зашёл, остался конфиденциальным, без свидетелей. Втайне Гюнтер боялся, что к ним присоединится комиссарша. Присутствие Линды Рюйсдалл, ментала высшей квалификации, сорвало бы возможность прямого контакта собеседников. В ее компании Гюнтер и не заикнулся бы о том, что волновало его больше всего. Нет, комиссарша честно охраняла Яна Бреслау, и кавалер Сандерсон был благодарен ей за это.
Пишут, подумал Гюнтер. Пишут разговор. Ладно, пускай. Аппаратуры, способной записать диалог двух менталов, не существовало даже на Ларгитасе, флагмане прогресса. Мысленные образы фиксировала разве что плесень куим-сё, но для такой записи собеседникам пришлось бы залезть в ванну с плесенью и полностью снять защитную блокировку разумов.
– Ваш сок.
– Спасибо.
– Всю дорогу хотел пить, – пригубив сок, Йохансон с наслаждением крякнул. – Так чем могу быть полезен?
– Позитив, – отозвался Гюнтер. – Дайте мне консультацию по позитиву.
Произнеся слово «позитив», он сформировал в мозгу чувственный образ толпы, символизирующей расу энергетов – без конкретного указания, гематры это, брамайны или вехдены – и подбросил над толпой маленького человечка. Человечек взмахнул ручками, как крыльями, засиял радугой и взмыл в черные небеса, затерявшись среди звезд.
«Антис, – пришло от Йохансона, – человек, от рождения наделенный способностью к переходу в измененное, расширенное состояние…» Доктор цитировал Малую Галактическую Энциклопедию.