Девять жизней Кота. Книга вторая: «Великое княжество Московское»
– А насчет клея…, – чуть усмехнулся Кот; рядом так же разулыбался майор, которого Высокоблагородием тоже обнесли, – давай, пробуй.
На лице сержанта впервые проявилась какая-то эмоция. Поначалу удивление – когда он дернул артефакт, и тот не поддался; потом какое-то ожесточение – мастер никак не мог признать поражения от куска железки. Олег вынул Ножик из рук сержанта, и показал на самый рукояти, что скрывала собой часть артефакта:
– Вот тут сточи. Хочу, чтобы нож мой сверху виден был.
И опять мастер не удивился. Может, привык уже к причудам господ в погонах. Впрочем, на камуфляже Олега сейчас никаких погон не было. Вместо них у него был майор Назаркин, который и подчеркивал своей персоной высокий статус Витязя на службе. Теперь звонко запел-завизжал точильный станок. Резать там было особо нечего – настолько тонкими оказались стенки обманки. Но Коту все равно хотелось, чтобы возможность прикоснуться к артефакту была постоянной. А вот теперь сержант изумился сильнее – когда станок сменил свое радостное пение на какое-то подобие обиды: скрежет, а потом и вовсе треск ломаемого камня.
– Чертова железяка, – процедил мастер сквозь зубы, явно имея в виду Ножик, за которым осталась безоговорочная победа в «битве» с наждаком.
– Вообще-то золото, – поправил себя в мыслях Кот, – и не простое. А это вот, мастер, за работу. Спасибо.
Он вынул из ладоней сержанта клинок, который тот доводил до полного глянца уже вручную, а взамен всунул сотенную бумажку; теперь Кот всегда носил с собой немного денег – на всякий случай.
Еще из интересного за эти дни было – три попытки поработать с золотой монетой, когда он изображал себя сидящим на Источнике. Теперь он всеми силами, чувствами, внушал золотой заготовке свои воспоминания о музыкальных инструментах. Конкретно для этой монеты – духовом оркестре. Кот не знал всех инструментов в этом сложном организме; разные там валторны, или тромбоны для него были чем-то эфемерным, переплетением блестящих медных труб. Но главным было – сама музыка; волнующая, режущая воздух партия труб; буханье огромного барабана; неистовый звон литавр; громадный ухающий бас-геликон… А в общем – настроение юного воина – курсанта, лейтенанта, а потом старшего лейтенанта Котова, который, можно сказать, большую часть сознательной жизни, передвигался под бравурные марши. Ничего нового Олег сочинить не мог, но даже однажды слышанное новый артефакт просто обязан был исполнить – по первому требованию шестилетнего дирижера.
Еще одной отдушиной, отвлекающей от ожидания грядущего события, от которого все вокруг, включая Ольгу, ходили с одухотворенными лицами, конечно же стали тренировки на полигоне. Их было две, по паре часов, и все эти часы Олег отдал испытанию Силы Жизни в себе. На своей полянке, садясь в привычную позу, он поморщился, и вытащил из-под ягодиц длинную и колючую еловую шишку. Не выбросил; зачем-то сунул в карман, в пару уже хранившейся там монете. А вспомнил о ней на полигоне – у того самого черного, мертвого пятна диаметром в пять метров, которое и создал когда-то, сам не желая того. Теперь он захотел вернуть этому пятачку жизнь.
– Ну, а заодно и следы замести – пока Матвей Григорьевич не нагрянул, – думал он, доставая из кармана монету, а потом и шишку, – приедет ведь дед. Как только сил наберется, сразу сюда и рванет.
Сначала он Воздухом смел подальше в лес и снег, и черную пыль под ним. Земля под ней тоже была черной. Не спекшейся, просто мертвой. Олег как-то это определил. Присел, положил ладонь на эту черноту и, не ощутив ровно никаких эмоций, подал наружу то самое чувство, которое испытывал, заряжая артефакт для Наталии Николаевны, а потом и «накладывая ладонь» на рану майора Назаркина. И так десять раз – каждый раз до полного истощения в Силе. Ножик работал без единой осечки. Только тогда Кот сковырнул с шишки несколько клейких чешуек, и высыпал себе на ладонь семечко. Единственное, светло-серое, с длинным прозрачным крылышком. Он сунул его в землю – так, что эта крылатка торчала сверху подобно парусу. От почвы теперь не несло смертью. Кот медленно, словно поливая росток, начал вливать Силу жизни в это крошечное семя. Долго «поливал», куда дольше, чем оживлял весь этот участок. Почему-то не считал, сколько же Силы вбухал в крошечный, меньше квадратного сантиметра, участок почвы. И ведь она куда-то девалась?!
В какой-то момент Олег едва не закричал от беспричинного, на первый взгляд, счастья. Ну что такого было в том, что серая скорлупка едва слышно треснула, и наверх потянулся тоненький, но живой, светло-зеленый росток. Кот в своем усердии остановился; для него главным было убедиться, что такая Сила в нем действительно есть.
– Сколько? – улыбнулся он темному, затянутому тучами небу, – а сколько есть, все мое.
3. Дважды кавалер Золотой Звезды
Князя Бельского встречали внушительной командой. Больше всех, кажется, волновался полковник Харитонов.
– Будь твоя воля, – улыбался Олег, ежась на холодном ветру, на широкой площадке у дверей – где он стоял в гордом одиночестве, – ты бы сюда весь полк вывел. Хорошо, Дамир Ефимович тебя ограничил.
В результате на площадке выстроились только новики во главе с самим Витязем, ну и один взвод егерей, которые ни ростом, ни статью не уступали воспитанникам Дамира Ефимовича. «Взводным» у них сегодня выступал комбат-два. Олег не погнушался, сбежал по ступеням, и поручкался с ним, в очередной раз удивившись размерам этого офицера, а особенно его ладони. Теперь же он оттянул рукав парадной шинели оливкового цвета. Под ним были те самые часы, без которых Олег не появлялся на полигоне, да и нигде еще. Минутная стрелка не добежала до нужной отметки всего на два деления.
А еще под шинелью у него был китель насыщенного зеленого оттенка, такие же бриджи без единой складки. Которых, впрочем, сейчас, под шинелью не было видно. Как и погон с золотыми львами Владимирского княжества на них вместо звездочек, и петлиц, по которым знающий человек мог определить принадлежность Витязя к Судогодскому егерскому полку. Были видны лишь сапожки, каких Кот не видел даже у самых отъявленных франтов в своей воинской юности. Там, кстати, голенища для придания лакового блеска буквально гладили утюгами. Каким образом добилась здесь идеального блеска Ольга, Коту никто не поведал. Но его озадачили – та же служанка, сообщив, что в чемоданчике под детскую руку, который Кот и держал сейчас в левой ладошке, кроме всего прочего находится и набор, с помощью которого необходимо будет поддерживать такое состояние обувки.
– Бархотка там еще, – сообщила она, – вы уж, Олег Георгиевич, не сочтите за труд, махните там ею по сапогам, перед тем, как к Великому князю нашему явиться… Ну, или кто поможет…
Никого из близких, хотя бы пару новиков, брать не было велено. Впрочем, Олег по этому поводу не переживал – знал, что в свите Владимирского князя людей хватит; и на него тоже. Главное – с ним был его верный Ножик, что висел по левую сторону, на ремне; в ножнах, естественно. Противовесом ему, с правой стороны, висела кобура с подаренным револьвером. А всю эту тяжесть поддерживала на нужном уровне портупея, протянутая через оба погона, и снимаемая без всякой помощи, вместе с шинелью. Ну, и без шапки, конечно, не обошлось, из неизвестного Коту меха, идентичного воротнику. В общем, наряд был поистине генеральским. Не хватало лишь парадного ремня, что был подогнан по размеру кителя. Но эта, самая пожалуй, интересная деталь полного парадного набора хранилась пока в том же саквояжике.
– Чем интересная? – в который раз задал себе вопрос Олег, – да тем, что это самый настоящий артефакт! Первый камень с плетением, что подарили мне. Витязь подарил, Дамир Ефимович. Спасибо ему за это.
Вчерашним вечером Котов, не особо любивший разглядывать себя в зеркале, провел перед ростовым необычно много времени. Все пытался разглядеть, за счет чего артефакт, прозрачный камушек, что крепился изнутри пряжки, позволяет ремню поддерживать идеально ровную линию на талии мальчика? Почему не отвешиваться с достаточно тяжелым Ножиком в ножнах, который и так достигал почти середины голени – до самого пола? В камне были видны какие-то линии, но что именно они обозначали; как работали? Единственное, что сумел понять для себя Олег за целый вечер, так это то, что кристалл действительно содержит в себе малую толику Силы. Ну, так об этом предупредил его и сам Дамир Ефимович. Пообещал еще посодействовать с зарядкой, в последующем. Но Олег не вытерпел – попробовал обойтись своими силами. Осторожно подал в кристалл свою Силу, выдавив из себя единственную «каплю». Результат? Линии в артефакте буквально засияли; стали контрастней и ярче. А позолоченный ремень, только что гибкий, приобрел жесткость и прочность стали.
– Наверное, приобрел, – поправил себя тогда Олег; проверять на разрыв и разлом подарок он не стал.
Автомобили появились в видимости, когда до шести часов утра осталось секунд тридцать. Очевидно, ритуал этот был отработан ранее. Ну, или так удачно получилось, что князь Николай Ефимович Бельский ступил на камни площадки, тщательно расчищенные еще с вечера, когда полковник Харитонов поднял ногу для первого, самого высокого, пожалуй, шага. Ну, и Кот не сплоховал – подал команду в монету, которую готовил целых два дня; в том числе для этого вот мгновения. Вообще-то таких монет, заряженных Силой дополна, было ровно столько, сколько в одежде было карманов. А именно, десять; по одной в каждом. Но сейчас Олег сжал в кулачке ту, что ждала своего часа в правом кармане шинели. И полковник опустил свой начищенный сапог на камни площадки уже под торжественные звуки «Встречного марша». Этот шедевр духового, «медного» искусства старший лейтенант Котов в своей жизни слышал больше, чем какую-то другую мелодию. Именно с него начинался рабочий день воинской части; с доклада заместителя командира по строевой части полковнику. И сейчас, кажется, никто не удивился, что пространство перед усадьбой, и за ее пределами; от камней площадки и до низких снеговых туч заполнили ритмичные, строгие и одновременно торжественные звуки, под которые Харитонову не пришлось подстраиваться – барабан гулко отмерял шаги, словно усиливая четкие удары подошв о камень.
И растворился марш без следа, в тех же тучах, наверное, как раз в то мгновение, когда командир Судогодского полка открыл рот для доклада:
– Ваше Высокопревосходительство! Вверенный мне Четвертый Судогодский горно-егерский полк гвардии…
Олег и сам не заметил, что выпустил чемодан на площадку, и стоит сейчас навытяжку, непроизвольно вскинув ладонь к шапке; сначала привычно, к правому виску, а потом сместив ее вперед и чуть вверх. Так свои ладони держали и полковник Харитонов, и князь Бельский, и комбат-два с майором Назаркиным. Рядовым, оказалось, полагалось просто стоять смирно, и пожирать глазами начальство. Только вот – в какой-то момент осознал Олег – большая часть гвардии и новиков почему-то смотрят именно на него, занявшего самую выигрышную позицию.
– Ну, да ладно, – мысленно махнул рукой мальчик, – может, князь не обидится. Если вообще принял такой казус во внимание. Ага – можно отмереть.
Князь, к некоторому удивлению Олега, шагнул вперед, и на краткий миг обнял полковника. А потом сказал вроде негромко, но Кот вполне расслышал его слова:
– Командуй «Вольно», Иван Ильич. Я не с инспекцией сюда приехал. Витязя от вас забрать на время – вон того. Как он, не замучил?
– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, – Харитонов сделал шаг в сторону, пропуская мимо себя князя, – за Витязя полк благодарствует. Ощутимая польза от его присутствия есть.
– Вот как?!
Князь, уже улыбнувшийся было кому-то в строю гвардейцев, резко повернулся к Харитонову:
– Не ожидал… Ну, позже расскажешь. Сейчас спешим, нельзя опаздывать.
Он все же прошел вдоль строя; даже остановился, поговорил с кем-то из гвардейцев постарше. Поздоровался за руку с двумя майорами, комбатом и адьютантом. Потом пошептался о чем-то с Дамиром Ефимовичем. И только потом повернулся к Котову, который уже стоял внизу, сменив теперь позицию на самую проигрышную, с учетом роста. Впрочем, вниманием он и теперь не был обделен – особенно когда пошел вперед, к князю, чеканя шаг не хуже полковника Харитонова. Вспомнился почему-то один старый фильм, «Офицеры». Тот его эпизод, когда вот так же, с чемоданом в руке шагал, волнуясь, к генералу другой мальчик в форме, суворовец. Аналогия была почти полной; если бы не смазал конец князь Бельский. Он один тут улыбался, и не дал Коту отрапортовать.
– Молодец, ценю, – махнул он рукой, превращаясь в один миг из подтянутого, хоть и не в форме, воина, в барина, хозяина обширных земель и миллионов человеческих судеб, – а сейчас давай в машину, Олег Георгиевич.
Олег, кстати, и сам опомнился: «Чего это я?». В некоторой растерянности повернулся к автомобилю, где кто-то из сопровождавших князя уже открыл дверцу салона. Ну никак он не ожидал, что так захватит его парадная эйфория воинского ритуала, от которой, думалось, избавился еще в училище.
Так что в салон – тот самый, в котором совершил свою первую поездку в новой жизни – он уже запрыгнул вполне расслабленным, готовым к новым открытиям в этом мире. Расслабленность, впрочем, прошла практически сразу, как только хлопнула дверца за князем, расположившимся напротив Олега, и поползло вверх звуконепроницаемое стекло, отделявшее салон от водителя и охранника рядом с ним.
Бельский дождался, когда автомобиль мягко качнулся, набирая ход, кивнул каким-то своим мыслям, и спросил; поначалу все же поздоровавшись:
– Ну, здравствуй… господин Витязь. Не расскажешь, чем это ты так гвардии приглянулся?
– Здравствуйте, Николай Ефимович, – Олег не выпрямился в кресле; напротив – заерзал в нем, пытаясь устроиться поудобнее, – прямо и не знаю, что сказать. Польщен, конечно, но…
– Что – «но»?
– Думаю, главным для полка, и его командира стало то, что я стараюсь не мешать. Ивана Ильича за этот месяц видел не больше пяти раз. Это считаю с сегодняшним.
– Да?! – изобразил удивление князь, – а вот мне докладывают, что гвардия моя тебя чуть ли не на руках тут носит.
– Было пару раз, – хитро улыбнулся Олег, – но это когда сил уже не оставалось ходить. Один раз, так даже без сознания валялся.
Мальчик с князем поулыбались друг другу, а потом Бельский вдруг резко нахмурился, построжел, и хлопнул ладонью по колену – словно проводя черту между двумя частями беседы.
– Вторая, надо полагать…, – подумал было Олег.
– А теперь о серьезном, – перебил его мысль Николай Ефимович, – о том, что ты, Олег, будешь говорить там, в Москве, когда спрашивать будут.
– Правду, и только правду, – с готовностью воскликнул Котов, представив на секунду мрачные тюремные казематы.
– Правда, Олег Георгиевич, – тяжело вздохнул князь, теперь разваливаясь крупным телом в кресле, – она разная бывает. Полезная или, к примеру, смертельно опасная. Вот я и хочу, чтобы ты не сказал последнего… опасного…
– Для кого, Николай Ефимович?
– Ну, ты парень умный, и сам понимаешь. Но если нужно, скажу – для себя, для меня, для всех Бельских, для княжества Владимирского…
– А для Московского, Великого?
– Обычно, Олег, польза эта и для Москвы, и для Владимира одна. Но, чтобы утвердиться в этом, я бы хотел послушать, что ты увидел в том склепе, у Черного из ковена. О чем он говорил, что с княжатами Рюриковыми делал?
Олег паузы на раздумывание брать не стал. К этому разговору он готовился. Не именно с Николаем Ефимовичем Бельским; скорее, в другим князем, Рюриковым, из Тайного Приказа.
– Мало там говорил Черный, – чуть приукрасил истину Олег (колдун как раз не замолкал на минуту), – да и не со мной а, скорее, с самим собой. И сказал немного понятного…
– И что же? – чуть подался к нему вперед князь.
– Главное, что говорил он по-британски.
– Вот, значит, как! – Бельский опять откинулся на спинку кресла; а потом опять вперед, уже резко, – а как понял… про британский?
– Так я же говорю на нем, – пожал плечами Кот, – с трех лет учить начали. Еще и германскому немного…
Бельский не стал славословить или, напротив, ругать тех, кто пичкал Олега знаниями и умениями с младенческих лет. Потребовал подробностей. Ну, Олег их ему и дал. В основном, про княжичей, про то, как Черный хвалился выпить их досуха, и тем самым вобрать в себя Силу малышей. Так и перечислил – с кого какую Силу выпьет.
– А что, так можно?
Князь его вопрос оставил без внимания, потребовал продолжения.
– Да это, пожалуй, и все, – опять пожал плечиками мальчик, – потом он рычал что-то и пел. Но этот язык я уже не понял. Если он вообще человеческим был. Жутко стало мне тогда. Особенно когда лицо вот тут напротив (он подвигал ладонями перед своими глазами) чернеть начало и усыхать. А потом боль в груди, и все – больше ничего не помню.
Для убедительности Кот еще и рукой потер – по шинели, напротив шрама. Бельский же словно очнулся от каких-то тяжелых мыслей. И только теперь обратил внимание на то, что оба они сидят в теплом салоне в верхней одежде.
– Ну, что ж, – завершил он эту, тяжкую для обоих, часть беседы, – на этом и стой, когда опрашивать в Москве будут.
– А будут? – Олег изобразил на лице легкое недоумение, – я думал, туда для другого пригласили.
– Обязательно будут, – кивнул князь, – да ты и сам понять должен – такой важный, единственный, можно сказать свидетель. Другой вопрос – в какой форме этот опрос проведут. Ты, быть может, и сам не заметишь, как тебя наизнанку вывернут. Это я насчет информации, конечно. А теперь давай раздеваться – взопрели уже. Может, ты поесть хочешь?
Олег было отказался – меньше получаса назад Ольга буквально закормила его; еще и в дорогу пыталась всучить сверток. Кот тогда отказался, а сейчас не стал. Почему-то недолгий разговор вымотал не хуже полноценной тренировки. Он не отказал себе в возможности позлорадствовать – крупному телом князю даже в таком просторном салоне было не так-то просто снять богатую меховую шубу. Николай Ефимович, очевидно, что-то из этих эмоций уловил. А может, просто пожаловаться решил:
– Не люблю такую тяжесть на плечах таскать. А не носить нельзя – положение обязывает.
Олег, который встал в полный рост, снял шинель привычными уже движениями и уложил его аккуратным свертком на сидение, посочувствовал:
– Так одели бы пока что полегче, а шубу эту, только когда в Кремль въезжать будем.
– Я же сказал – «Положение обязывает!», – пояснил несмышленышу Николай Ефимович, который все же стащил с себя меховую тяжесть, и небрежно бросил ее на другое сидение, к двери, – а оно больше не для других князей, пусть и Великих. Свое собственное величие мы демонстрировать должны простому люду. Гвардии, вот; дворне, что провожала меня в поездку. Там как раз целый полк набежал, нахлебников всяких. А ты что это?
Князь так отреагировал на действия Кота, который уже автоматически отцепил ножны от наружной сбруи, и положил клинок себе на колени. Доставать парадный ремень он не стал.
– Привык, наверное, Николай Ефимович, – ответил Олег, спокойно улыбаясь, – вот как достали из меня этот ножик, так стараюсь его из рук не выпускать. Как-то неуютно мне без него.
Олег сейчас не лгал ни на каплю. Действительно, с Ножиком в руках он чувствовал себя куда уверенней. Не держал его, конечно, постоянно; не спал с ним, а в последние дни и в ванную перестал его брать. Но вот теперь почему-то казалось – отпусти он рукоять, на которой могли свободно разместиться обе его ладони, и случится что-то страшное.
– Странно, – подумал он, пересиливая себя, и вынимая клинок, чтобы передать его в руки заинтересовавшегося без меры князя, – такое со мной впервые. К чему бы это? Или просто не хочется давать его в чужие руки? Осторожно, очень острый.
Это он уже вслух предостерег Бельского. Впрочем, тот явно умел обращаться с оружием.
– Наверное, даже любит его – вон с каким интересом разглядывает, – решил Олег, – чуть ли не обнюхал!
– С виду обычный нож, – теперь пожал широкими плечами князь, – разве что из золота. Острый, говоришь?
– Проверено, – кивнул Кот, принимая кинжал обеими руками.
Правой рукой он обхватил самый краешек рукояти – так, что большой палец лег на золотое навершие. Тело словно обдало теплым воздухом изнутри. Олег даже глаза прикрыл от удовольствия. И именно в этот момент автомобиль словно отправился в свободный полет; не плавно, а рывком, с приглушенным звуком взрыва снаружи. Кота подбросило на сидении, но обратно на него он уже не упал. Мальчика в полете поймал Бельский, рухнувший на свое кресло, и прижавший некрупное, но уже достаточно тренированное тело к груди – словно главное свое сокровище в жизни. Олегу было в его объятиях не комфортно; он предпочел бы сам оценивать события; и реагировать на них. А еще – мешали сразу две руки. Собственная, которую он вывернул так, чтобы не пронзить Ножиком князя, и вторая, мощная, княжеская, которой Николай Ефимович шарил на собственной груди. Он еще и шептал – страшно, с присвистом, костеря неведомых врагов, и обещая им немыслимые кары:
– Твари, пид..сы помойные! На моей собственной земле! Зарою, живьем сожгу!…
Он, наконец, нащупал что-то внутри своего парадного пиджака; произвел, очевидно, какое-то действие, и Олег почувствовал точно такую же щекотку, какой сопровождали его «глаза» видеокамер и какой, к примеру, обладала атмосфера «Диснейленда» во дворце Бельских. Догадаться было нетрудно – это действовал какой-то артефакт. И вовремя – еще один глухой удар, и у салона, который сейчас кренился (вместе со всей машиной, конечно) градусов на двадцать, не стало части крыши. Зато стали видны окрестности. Теперь Олег прочувствовал всю глубину ярости хозяина Владимирского края. Все происходило практически на виду у столицы. Еще на правом берегу Клязьмы, но с превосходным видом на город, на те самые купола собора, которые стали для Олега реперными сразу в двух мирах.
Бельский рывком посадил мальчика рядом с собой, и опять зарылся ладонью в пиджаке.
– Ищет еще один артефакт, – на удивление хладнокровно констатировал Олег, – а может и не один. И кто это нас так невзлюбил?
Неприятель, а выступали в этом качестве какие-то бойцы с белом, для зимы, камуфляже, перекрыл дорогу с обоих концов; в шесть утра она была достаточно пустынной. От моста двигался из Владимира единственный грузовичок, который сейчас шустро катил задним ходом, зачем-то не прекращая реветь клаксоном. Был ли кто с противоположной стороны дороги? Олег в этот момент остановился взглядом на бэтээрке, что катила до того впереди княжеского внедорожника. Теперь она лежала на боку, где-то внизу, под дорожным откосом, и густо чадила темным дымом. Собственно его, этот дым, и видел сейчас Олег. А еще он слышал выстрелы, которые редко, но перекрывали своим треском едва различимые очереди от врагов, подбиравшихся к эпицентру атаки – съехавшему на обочину передними колесами джипу. Вот эти выстрелы, точнее, пули, которыми щедро поливалось то, что осталось от роскошного внедорожника, он видел очень наглядно – яркими всполохами на защитной, не видимой обычным зрением, сфере, внутри которой только и хватило места, что самому князю, и его юному воспитаннику. Причем только так, сидя, и тесно прижавшись друг к другу. Водителю и охраннику впереди ее не хватило. Так что в том месте, где недавно сидели два молодых, пышущих здоровьем мужчины, сейчас было месиво металла, кожи и человеческой плоти.
Нападавшие, очевидно, знали о артефакте; ну, или предполагали, что без подобной защиты владетель княжества из дома не выходит. Как и без других артефактов – к примеру кристалла, который Бельский, наконец, вынул из недр своего костюма. Вынул, но никаких действий пока совершать им не стал.
– Скорее всего, – решил Олег, все такой же спокойный, – изнутри атаковать не получится – свою же защиту разрушишь.
Сам он тоже пока ничего не предпринимал. Да и что он мог, с его невеликими познаниями во владении Силой? Или воинскими навыками – против двух десятков явно опытных злодеев, которые уже образовали окружность вокруг пока еще не вспыхнувшего джипа, и продолжали поливать его из автоматов. Впрочем, недолго; опыта у врагов все же оказалось недостаточно. Мелкие посланцы смерти, касаясь сферы, стекали с нее каплями расплавленного металла; но кому-то не повезло – с противоположной стороны нашелся «снайпер», который пальнул мимо защиты. И попал в своего. Короткий крик, и громкая команда кого-то; очевидно из командиров. На вполне понятном русском языке, без акцента. Этот командир приказал прекратить огонь, и перегруппироваться. Команду выполнили быстро; теперь оба десятка целили свое оружие, собравшись в короткий, почти сплошной полукруг. Олег даже глянул в сторону, на свободное пространство, примеряясь к складкам местности, куда можно будет юркнуть – когда иссякнет Сила а защитном артефакте.
Кот, правда, подумал было поймать один из кончиков нитей, что тянулись к сфере от артефакта, и подпитать его – благо, что палец по прежнему прижимался к золотой нашлепке на рукояти. Не рискнул – тем более, что защита пока держалась.