Мышеловка а-ля 90-е
– Ну чё встали, как неродные? Время тикает, падайте в салон. Вечеринка продолжается!
«Итс май лайф,
Итс май ла-айф май браза-а-а»
Наша дружная гурьба, весело гомоня, направляется к лимузину. Массивные двери распахиваются с обоих сторон, и мы забиваемся в просторный салон.
Здесь приятно пахнет кожей (пока!). Синие огоньки сверкают, словно новогодние гирлянды, создавая интимную атмосферу.
– Я вас полночи искал. Не можете вы без приключений! – Буратина развернулся на переднем сидении и щурится, разглядывая нас в мерцающем полумраке.
– А ты знаешь, по чьей вине мы встряли в эти приключения? – орёт в ответ Поночка. – Кто-то умотал с деньгами и не оставил нам ни копейки, чтобы расплатиться с хозяином кабака…
– А-а…ну извините, пацаны! Я же не знал, что он вас так рано выгонит.
– И куда ты пропал? – спрашивает Уксус.
– Появились кое-какие дела! – Буратина хлопает по кожаной спинке сидения. – Ну как видите, дела успешно закончены и вы на свободе, так что можно продолжать.
– Налива-ай! – рычит Геракл.
– Вова, бар справа от тебя. Угощайтесь, пацаны.
Геракл открывает дверцу, расположенного между сидениями ящика, внутренности которого тут же начинают сверкать и переливаться. В огромном вместилище обнаруживается куча бутылок шампанского.
Парни радостно бренча стеклом достают каждый по бутылке, я пока воздерживаюсь. Геракл недовольно морщась рассматривает этикетку.
– А покрепче ничего нет?
– Я бы тоже выпил чего-нибудь покрепче. – говорю я. – Я от этого шампанского уже мочиться стал пенными струями, как пожарный бранспойд.
– Там в баре всё есть! Сява, ты покопайся там всё…– Буратина замирает на полуслове.
– Сява, а ты как здесь? Ты же вроде в Москву упилил?
– Недопилил как видишь…– улыбаюсь я.
– Так значит вся контора в сборе? – радостно восклицает Буратина и поднимает вверх початую бутылку шампанского.
– Все да не все! Девчонок нет, Светки тоже… – грустно констатирует Геракл.
– Не волнуйтесь пацаны, щас всех соберём назад. Вы где своих баб потеряли?
После короткого рассказа Геракла мы решаем сначала ехать на вокзал за девчонками, а потом за Светкой. Буратина сказал, что гостиница где-то неподалёку.
– Ну что, Жекичан, по-олный вперёд! – кричу я, только сейчас осознавая, что мы даже не поприветствовали своего шкипера.
Но вместо Жекичана из-за спинки водительского кресла неожиданно для всех появляется кукольная блондинистая головка.
– Здравствуйте, мальчики, я Жанна! – поёт тонкий голосок.
– Стюардесса? – растерянно спрашиваю я.
– Как видишь, Жанночка занимает место пилота. – Буратина гладит глянцевую пластиковую щёчку. – Это Сява, креативный продюсер компании и автор наших имён.
Не знал, что у нас компания и я числюсь в её штате креативным продюсером. Я склоняю голову, приветствуя новую знакомую.
– Мастерство Сявы состоит в том, что он даёт новое имя человеку в считанные секунды. Боюсь, Жанночка, что теперь ты так и останешься стюардессой.
– «Стюардесса» звучит слишком длинно. – Я тереблю бороду и включаю профессиональный тон. – Вот «Стерва» само то, и коротко и обтекаемо.
– Ну-у это грубовато, друг мой…– говорит Буратина.
– Нет нет…мне вполне нравится. – смеётся блондинка. – Тем более я и есть стерва. – Она сверкает зелёными глазами и клацает зубками, по-волчьи выкидывая голову в моём направлении.
На мой вопрос, куда делся Жекичан, Буратина сказал, что наш шкипер очень устал за время круиза и попросил у капитана небольшой отпуск. Затем он продолжил знакомить Жанну, то есть Стерву с остальными членами конторы.
– Это Геракл, наш главный боец. Ещё Вова классно играет на гитаре и поёт как бог.
– А бухает безбожно, – вставляет Уксус.
– А вот это Уксус. Он…он Уксус. – Вздыхает Буратина, не найдя подходящих характеристик.
– Ага…а это Поночка. Просто Поночка….Впрочем и так ведь понятно, кто перед вами. – ёрничает обиженный Уксус, тыча в плечо соседа.
– А эт..то – Буратина вдруг замирает. Его сощуренные глаза разглядывают что-то за моей спиной.
– Михаил! – кроткий и звонкий голосок заставляет меня вздрогнуть и развернуться.
Наш недавний сосед этот зачуханный набожный мужичонка, какого-то хрена оказался на заднем сидении.
– Я коллега по несчастью…так-скать сокамерник.
«С» Для полной гармоний не хватает буквы «С». «Сокамерник-с» из уст Михаила прозвучало бы гораздо интеллигентней.
Буратина пожимает плечами и переводит растерянный взгляд на Стерву. Та в свою очередь складывает набитые силиконом губки в озадаченную дудочку.
– Серёж, а мы всех сокамерников отсюда забрали? Может быть в отделении ещё кто-то остался. Нужно было получше посмотреть.
Буратина кладёт обе руки на волосатую, торчащую из до пупа расстёгнутой рубахи грудь. – Я же не знал, что там ещё кто-то есть. Ты же сама своему этому генералу сказала, чтобы всех выпустил.
По кривой ухмылке Стервы понятно, что она осознаёт, какой совершила косяк и что последствия могли быть куда тяжелей, если бы к нам вместо блаженного старца Михаила примкнула парочка рецидивистов.
– Ничего, сейчас всё уладим. – Буратина гладит ламинированную коленку Стервы.
– Михаил, вы уж извините нас за это недоразумение. В принципе, если вы не хотите вернуться в апартаменты, мы можем вас куда-нибудь подвезти…
– Я, пожалуй, назад вернусь. – Михаил виновато улыбается. – Видите ли, поиздержался сильно, а в этом заведении, хотя бы кормят по расписанию…
– Он поедет с нами! – громко рявкает Геракл.
– Но мы его совсем не знаем! – разводит руками Буратина.
– Её мы тоже не знаем. – Геракл бесцеремонно тычет пальцем в Жанну. – Однако она едет с нами.
– Вообще-то она за рулём этой машины, и только она решает, куда и в каком составе мы поедем. – Непонятно откуда прорезавшимся мощным голосом провозглашает Стерва.
– Если Миша выходит, я выхожу вместе с ним.
Мы удивляемся этому внезапному ультиматуму Геракла и только и можем, что переглядываться. Я смотрю на растерянное лицо Поночки, тот переводит взгляд на Буратину, который в свою очередь переглядывается со Стервой. В конце концов, Буратина устремляет свой взор на меня, словно я должен поставить точку в зарождающемся конфликте. Вообще-то мне по барабану, поедет с нами Миша или нет, тем более я даже не знаю, куда мы таки едем.
– Я думаю, что для такой плотности грешников на один квадратный метр, батюшка уж точно не будет лишним. – Я улыбаюсь и развожу руками. Мне не хочется отбирать игрушку у нашего ребёночка в жёлтой бондане.
– Так это….– Буратина тычет пальцем в сторону Михаила.
– Он самый! – говорю я, попутно делая знак рукой, чтобы Миша заткнулся, если имеет что сказать.
– А-а…ну что же я…– улыбается Буратина. – Я же и забыл, где мы. Здесь ведь самое место для Батюшки. Поехали Жанночка подальше от этого монастыря, пока к нам ещё какой-нибудь архиепископ не подсел.
***К великому расстройству Уксуса, Поночки и Геракла, девчонок на вокзале и в его окрестностях не оказалось. Видимо они таки выбрались из города на попутке, или же нашли себе временное пристанище, а может даже новых друзей. Всем немного взгрустнулось. Даже мне стало не по себе. Я больше переживал за Геракла, который казалось бы только сейчас нашёл свою любовь.
– Ну ничего, дружище, ты же адрес её взял, так что по любому найдёшь! – Попытался я подбодрить товарища. Напрасно пытался, ведь сам он это сделал гораздо быстрее и эффективнее. Запрокинутая голова и булькающая льющаяся прямо в горло бурая жидкость быстро сделали свою работу. Геракл вытащил горлышко изо рта, когда в бутылке вискаря осталось меньше половины.
– А-а-а-р-р – он орёт как медведь перед спариванием и трясёт бородатой закутанной в бондану башкой. Реанимационные мероприятия прошли успешно. Геракл снова в форме.
Парни берут пример с Геракла и смывают тоску, опрокидывая в себя бутылки и давясь пеной.
***А мне повезло, хотя и пришлось здорово понервничать. Единственная в городе (если его так можно называть) гостишка, куда Буратина завёз Светку, представляла собой небольшое четырёхэтажное здание сталинского типа. Двери гостиницы оказались закрытыми и на отчаянный стук моего кулака в дерево никто по ту сторону не среагировал. Пришлось вспомнить молодость.
– Светка, выходи гулять! – ору я, в слепые потухшие окна. Мой крик отражается эхом в спящем дворике. По разным углам серого прямоугольника вспыхнуло несколько окошек. Разглядеть, кто за этими окнами не представляется возможности, так как они видимо смотрят из за шторки, стоя сбоку. Я б так же делал, если бы услышал в ночи дикий рёв пьяного идиота.
Поночка и Уксус соревнуются в художественном свисте. Разномастные трели, одна пронзительней другой вылетают из заткнутых пальцами ртов. Они и здесь меряются своими причендалами: у кого сильнее, у кого длиннее, у кого громче, у кого звонче.
Буратина предпочитает не терять время и прибегает к более современным технологиям. Он открывает все дверцы лимузина, ныряет в салон и возится с магнитолой, выискивая подходящий трек. В нашем речном круизе все убедились, что делает он это филигранно.
Пум-м-м-ц-ц-с-с-с! – Хлопок из сабвуфера заставляет все окна гостиницы задрожать.
Рёв хора труб, из проигрыша Здоб Ши Здуба, поднимается вверх и в мгновение заполняет всё пространство маленького дворика.
«Мы вышли из до-ома когда во всех о-окнах погасли огни-и, один за одним,
Мы видели как уезжает последний трамва-ай…»
Наши пьяные голоса сливаются с солистами группы и усиливают звучание и энергетику композиции.
«Ездят такси-и, но нам нечем платить и нам не-е-зачем ехать мы гуляем одни-и-и,
На нашем кассетнике кончилась плёнка, мотай!»
И понеслась!
«Видели ночь, гуляли всю ночь до утра-а-а-а…»
Разнузданная толпа вмиг превращается в цыганский табор.
«Видели но-очь гуляли всю но-очь до утра-а…ой дори дори дори дори…»
Буратина сгибает ноги и трясёт бёдрами вызывая вибрацию огромного волосатого брюха и отвисших титек под расстёгнутой красной рубахой. Танец груди и живота два в одном. Поночка переминается с ноги на ногу крутя раскрытыми, поднятыми вверх пятернями. Сверху девочка снежинка, снизу мальчик холодец.
Геракл, мелькая своей жёлтой бонданой, носится вокруг лимузина, согнувшись и растопырив руки. Японский лётчик, атакующий Пёрл Харбор гармонично вписывается в происходящий вокруг хаос.
Я ору как потерпевший, хлопаю в ладоши, разбивая их в дребезги, и вывожу кренделя ногами, перебирая кроссовками по потрескавшемуся асфальту. Уксус тоже изображает танец, размахивая плетьми своих длинных рук.
Весёлый табор кружится, извивается, орёт, грохочет, звенит бутылками. Красная рубаха, жёлтая бондана, белая шляпа и огромный лимузин. Нам не хватает только медведя.
Свет зажёгся почти во всех окнах и не только гостиницы, но и ближайших домов. Я бегаю глазами по этим окнам, пытаясь угадать, за которым из них может находиться Светка. В какой-то момент мне кажется, что её здесь нет, и она уже уехала. В этот самый момент она и появляется в дверях, в своём жёлтом укороченном сарафане, (побратиме бонданы Геракла), с забранными в хвостик волосами и с рюкзачком в руке.
– О-о-о! – орёт наш дружный хор. Это походит на церемонию выкупа невесты. Невеста вышла\. и радостный жених летит к ней на встречу, чтобы заключить в объятия. А вот где же выкуп?
– Ребята, что здесь происходит? – она прикрывает рукой расплывающиеся в улыбке губки. – Слава, ты же уехал!
– Я уже приехал! – кричу я, беру её за плечи и крепко прижимаю к себе.
– И что теперь? – В чёрных глазах другой вопрос. «Что опять? Может хватит уже приключений и романтики?»
– Поехали с нами!
– Куда? Я вообще-то домой собралась. – В её голосе нет уверенности, да и рюкзачок то вот он – в руке.
Тем временем Буратина уже завёл новую композицию, идя в духе с цыганским репертуаром.
«Спрячь за высо-оким забо-ором девчо-онку,
Вы-ыкраду вме-есте с забора-а-а-м,
Не-езачем ей остава-аться с тобо-ою,
Лучше оста-анется с во-ором…»
Наверное, мне пришлось бы долго уговаривать Светку. Может быть она бы и вовсе не согласилась снова окунуться в этот омут, но новые обстоятельства пришли мне на помощь.
Наша внезапно обрушившаяся на спящий двор гулянка, вызвала шквал возмущения, среди жителей окрестных домов, поднятых среди ночи с постелей. За громкой музыкой мы не могли слышать, мата и проклятий, которые сыпались на нас с балконов и из открытых окон. Но вот возмущение достигло своего пика, и мы увидели, как вокруг нас стягиваются возмущённые жители. Первыми появились две ворчащие бабки, какой-то мужик в триколях и серой вытянутой майке. Потом подтянулась растрепанная здоровая бабища, трясущая огромными руками и осыпающая нас проклятиями, которые тут же утопали в сладком голосе Мистера Кредо. На всё это можно было не обращать внимания и продолжать выкуп невесты, если бы не сразу три бычка, которые уверенно направлялись в нашу сторону. Это уже становилось опасным, и мы поняли, что нужно ретироваться. Один из бычков, лысый с наколотой на огромном плече летучей мышью уже пробивается через толпу. Несомненно, что первый из нас, кто попадётся ему под руку, будет тут же нокаутирован мощным ударом. Такие парни не любят длинных разговоров. Когда он идёт, он идёт, и вряд ли его что-то остановит. Но нет…остановило, вернее остановил, внезапно материализовавшийся перед ним старец Михаил. Он упер маленькие ладошки в каменный пресс, словно пытается руками за бампер удержать прущий на него джип.
– Молодой человек, я вижу, вы сильно возбуждены! Прошу вас успокойтесь, прежде чем совершить нечто непоправимое.
Бычок смотрит на упирающиеся в него ладони, словно ему приложили к животу грелку.
– Отошёл бы ты дед.
В этих словах не слышно ненависти. Она вдруг потухла, перетекла в эти лежащие на животе ладошки.
– Мы понимаем ваше негодование, но и вы нас поймите. Такое ведь не каждый день случается. Жених приехал за своей невестой. И вместо того, чтобы возрадоваться вы готовы разорвать всех здесь присутствующих. – Михаил говорит очень тихо, но его голос отчётливо слышен в наступившей тишине.
– Ага у них значит праздник, а мы выспаться не можем. А нам между прочим на работу с утра, не то что вашим баронам. – Зычно орёт бабища, а народ одобрительно гудит.
– Дорогие мои, поверьте, что всё что произошло, это только к лучшему, – говорит Михаил.
– Ага, зашибись…и что же здесь хорошего, если человеку спать не дают? – говорит один из бычков.
– Ну вы ведь каждую ночь спите и всё равно не высыпаетесь. Сколько бы вы не спали, утром проснётесь невыспанные и недовольные. Вспомните, когда вас последний раз радовал звон будильника?
– После бессонной ночи он будет радовать нас ещё меньше, – кричит огромная женщина.
– А вот и нет! Сегодня всё будет по другому, потому что, это необыкновенная ночь. Она не такая как все. Порадуйтесь за людей, порадуйтесь вместе с людьми, и вы запомните эту ночь на всю свою жизнь!
Буратина быстро рубит фишку и ныряет в салон, откуда появляется с двумя бутылками шампанского.
– Вот ребята угощайтесь! – Держа одну бутылку под мышкой, он свинчивает проволоку с другой. Хлопок, и лёгкий дымок курится над горлышком. – Вот.
Он протягивает бутылку бычку, который стоит во фронте.
Лицо парня краснеет и он пытается сдержать довольную улыбку.
– Давайте все за молодых. – Буратина вскрывает вторую бутылку и передаёт её в толпу. – Извините, стаканов нет, так что придётся из горла.
Народ заметно успокаивается. Женщины расходятся, мужики пригубляют из бутылок и желают здоровья молодым. Кстати, а молодые то где? Вот эти? Да какие ж они…Ну-у девушка то ого-го, а женишок…
***Герметичный салон лимузина не пропускает звуков извне, в подсвеченных неоном тонированных окнах отражаются разомлевшие от новой порции алкоголя лица. Интеллектуальная подвеска, скрадывает перепады, вызываемые бесконечными ямами на убитой дороге, и салон с его экипажем плавно покачивается. Мы в подводной лодке, которая не спеша ползёт на недосягаемой глубине. Никакие житейские проблемы не доберутся до нас, им не суждено пробиться сквозь толщу отрешённости, вызываемой громкой музыкой, алкоголем и волшебным дымком, запущенным Буратиной по кругу.
В подсвеченных неоном огромных глазах Светки отражается весь спектр эмоций. Радость от того, что мы снова рядом, сменяется тревогой и растерянностью.
– Куда мы едем! – Она пытается перекричать галдящих со всех сторон собутыльников и Кая Метова.
«Позишн намбар ван, отдыхаю устал…»
Я улыбаюсь, поджимаю плечи и развожу руками.
«Позишн намбар ту, тебя хочу…»
– Понятно! Опять никто ничего не знает! – вздыхает Светка. – Попробую догадаться сама. Машина в угоне и уже скоро нас ждёт захватывающая погоня с воем сирен и автоматными очередями.
– Не угадала! – кричу я в ответ. – Блондинка за рулём это хозяйка машины.
– Уверен? – Светка криво ухмыляется.
Я тоже криво улыбаюсь и снова пожимаю плечами.
Мы оба понимаем, что ничем хорошим это, скорее всего, не закончится и мы снова, как те мотыльки летим на свет бледных полушарий. Только вот мотылёк ничего не может с собой поделать, даже когда понимает, что идёт на смерть. Воля, сознание, разум, всё это пустые слова, когда ты подхвачен увлекающим тебя потоком уже забытых эмоций. Того чувства, когда ты балансируешь, идя по отточенному лезвию. В глазах Светки горят неоновые огоньки. Сейчас она готова поставить на кон всё, лишь бы ещё хоть чуть-чуть почувствовать этот кайф от скольжения по краю.
– Выруби ты эту херню! – ворчит Геракл. Ему не нравится Кай Метов. Как он ещё что то слышит? Его ещё не контузила бурая жижа, которая сиротливо плещется на дне квадратной бутылки.
– А чем тебе Кай не угодил? Заказывай, что хочешь! – орёт Буратина с первого сидения.
– Восьмиклассницу давай! – продолжает недовольно рычать желтоголовый схимник.
– Восьмиклассницу ты и сам можешь…
– Точно! Гитара при тебе, давай сбацай. – Поддерживает Поночка.
В Воване снова просыпается артист. Его надменный взгляд плавает поверх наших голов и надолго задерживается на Михаиле. Вот кому предстоит быть очарованным в первый раз. Округлая выемка корпуса гитары, словно бедро податливой женщины огибает тощую коленку, гриф ложится на левую руку.
Тинь-тинь – он пощипывает струны, подкручивая колки. Кажется всё, приготовления закончены. Пальцы правой руки начинают плавно брякать по струнам, левая бегает по грифу.
«Пустынной улицей вдвоём, с тобой куда-то мы идём,
Я курю, а ты конфетки ешь…»
Разморённая алкоголем публика тут же подхватывает хором.
И светят фонари давно, ты говоришь: пойдём в кино,
А я тебя зову в кабак, конечно.
У-у у-у-у восьмиклассница-а-а…
Поночка выводя припев, чему-то улыбается, глядя на меня.
– Помнишь на выпускном? – спрашивает он, перекрикивая поющих.
Я понимаю, о чём он спрашивает, и криво улыбаюсь. Ну почему, когда речь заходит о том выпускном, все вспоминают именно этот случай. Ведь тогда ещё много чего случилось. Но нет…Поночка уже подленько хихикает и отрывает от пения Уксуса, пихая его локтём в плечо.
– Помнишь на выпускном, в автобусе?
– Это когда у Сявы встал? Ха-ха -ха…
Началось! Сейчас вспомнят все, и не только вспомнят, а ещё начнут в красках рассказывать. Всё бы ничего, но здесь находится Светка, которой тогда не было с нами, и она похоже ни разу не слышала эту историю.
– Расскажи! – На меня смотрят глаза маленькой девочки, которая просит папу рассказать запретную историю.
Я вздыхаю и широко улыбаюсь. А почему бы и нет? Сейчас уже можно…
***М-м-м восьмиклассница-а-а
М-м-м…
Сейчас это песня очень кстати, и я самозабвенно вливаюсь в мычащий хор. Я мычу вместе с разномастным хором, мычу по настоящему, мычу от удовольствия, потому что моя рука плавно ползает по покрытой трикотажем мягкой коленке. Жадные дрожащие пальцы поднимаются от коленки всё выше и выше, они не торопятся достичь своей цели, потому что в этом длинном путешествии и заключается настоящий кайф.
М-м-м восьмиклассница-а-а-а…
Маргуше поначалу не понравилось, что мы начали петь именно эту песню, и она даже предприняла осторожную попытку остановить поющий хор.
– Ребята, ну что вы какую-то похабщину затянули. Давайте лучше что-нибудь из Окуджавы споём.
– Иди ты…со своей окуджавой, – отмахивается Геракл, и продолжает петь вместе со всеми.
Сегодня мы не будем слушать Маргушу, потому что её власть закончилась. Её правление уже нелегитимно, так как не далее чем вчера, все пассажиры этого автобуса получили аттестаты зрелости, и большая их часть уже не вернётся в школу. Остающаяся часть по большей степени молчит и затравленно смотрит в окно.
Наша классная как всегда решила соригинальничать. Вместо скучных ночных прогулок с распитием шампанского и встречанием рассвета, она придумала устроить прогулку дневную. Выезд на природу показался ей гораздо интересней, чем ночная пьянка. Маргуша не учла одного, что эта ночная пьянка состоится независимо от того, будет она на ней присутствовать или нет. Да и вообще, идейка вывести на природу кучу выбившихся из под контроля неуправляемых отморозков оказалась так себе, и Маргуша ещё не раз об этом пожалеет.
Сейчас основная масса сидящих в автобусе пребывает на старых дрожжах, да ещё и ночь не спамши. Разумеется, не все проявили такую вопиющую несознательность. Вот Женя Смирницкий, он же Ленин, вполне себе выспался этой ночью. Может он бы и не прочь погулять, но кто же его позвал?
Ленин сидит на переднем сидении напротив Маргуши. Он с отвращением оттопырил нижнюю губу, словно только что проглотил таракана.
Ты говоришь из-за тебя, там кто-то получил синяк,
Многозначительно молчу и дальше мы идём гулять…
М-м-м восьмиклассница-а-а…
М-м-м…Моя рука овладевает коленкой уже состоявшейся десятиклассницы. М-м-м, Аня Федотова. Симпатичная, чуть полноватая свежая и пахнущая, как сдобная булочка. Раньше она даже не смотрела в мою сторону, а в последнее время вдруг начала строить глазки. Это место рядом с собой она держала специально для меня. Я это сразу же понял, когда пробирался по узкому проходу назад, чтобы упасть там с братвой. Стоило мне зацепиться за этот взгляд, и решение было принято моментально. То есть никто не решал – там в моих штанах кто-то решил за меня. К удивлению Буратины и Геракла, я уселся рядом с Анькой. Поначалу, мы молча пересчитывали своими задницами кочки, так как от подвески у раздолбанного Пазика осталось одно лишь название. Подлетая на очередной кочке, я всё плотнее вжимался в Аньку. Моё бедро обжигал исходящий от Аньки жар, нос щекотал цветочный запах дезодоранта, которым она обильно побрызгалась.
У-у-у восьмиклассница-а-а
М-м-м восьмиклассница-а-а…
Находясь среди весёлого гомона, песен, летающих по салону термосов (якобы с чаем), Маргушиных замечаний, которые сегодня все пропускали мимо ушей, я потихонечку увеличивал силу и область нашего с Анькой контакта. Мои пальцы начали ползать по мягкому бедру, обтянутому синими спортивными штанами. Одновременно с силой нажатия на мягкую плоть и амплитудой движений внизу меня набухало, росло, ширилось что то такое, что становилось всё сложнее скрыть от посторонних глаз. Пока это были только жадные глаза Аньки, которая то и дело бросала взгляд под обрез моей футболки. Эмоции усиливала бесконечная тряска, и я начал чувствовать, что нужно совсем немного, чтобы внизу меня всё взорвалось. Я был как наполненный жидкостью шарик, готовый лопнуть от любого микроскопического движения. Если это случится, если шарик взорвётся и наполняющая его субстанция разлетится брызгами, заливая весь автобус, будет катастрофа.
Я начинаю понимать это слишком поздно, потому что автобус уже свернул на грунтовую лесную дорогу, и мы скоро приедем. Нужно будет выходить, а как выходить в таком виде? К расстройству раскрасневшейся и разомлевшей Аньки я внезапно прекращаю свои манипуляции и начинаю шарить глазами по салону. Мне нужно отвлечься, распылить своё внимание. Мне нужно сдуть этот чёртов шарик. В своём уме я перебираю все школьные знания от теоремы Пифагора, до таблицы умножения, надеясь, что хоть здесь-то они мне пригодятся. Нет, не пригодились и эффекта не дали.
Протяжный свист тормозов. Мы приехали. Автобус ещё не остановился толком, а все уже повскакивали со своих мест и ломятся к выходу. Все, кроме меня и Аньки. Предательски выпирающая из спортивных штанов плоть, не уменьшилась ни на миллиметр. Она всё такая же большая и твёрдая, словно сучок на дереве.
– Пойдём! – Анька толкает меня в бок. В автобусе остались только мы вдвоём.
– Молодые люди, выходите, конечная. – Водитель автобуса зачитывает смертельный приговор.
Надо идти. Я встаю, подтягиваю штаны вверх и скрючившись на полусогнутых ногах семеню вдоль прохода под раздающееся за спиной хихиканье Аньки. Вот это подстава. Там, снаружи стоит весь наш класс и какого-то хрена пялится на автобус, словно это космолёт из которого сейчас появится Гагарин.