Венец безбрачия белого кролика
– Хочу с ней поговорить.
– На какую тему? – спросила женщина.
Я вынул визитку и протянул собеседнице.
– Владелец частного агентства, – прочитала она. – Иван Павлович, вы бывший полицейский?
– Нет, – ответил я, – у меня диплом Литературного института. Но среди моих друзей есть те, кто ловит преступников.
– Эк вас из одной стези в другую кинуло, – удивилась монахиня. – Ольга – свидетель? Или подозреваемая? Понимаю, вы не сообщите суть дела, но все же, она что-то натворила?
– Кроме сборки похоронного венка, который отправила на свадьбу невесте, ничего, – честно ответил я.
Глаза монахини расширились.
– Господи, помилуй.
Я поспешил прояснить ситуацию:
– Ярослава, то есть Ольга, не виновата. Думаю, она работала в какой-то фирме, выполняла приказ начальства. Мне просто надо выяснить название места, где она служила.
Женщина в черном схватила за руку пробегавшую мимо девушку в белом фартуке.
– Надя, кликни Ольгу.
– Сейчас, сестра Амвросия, – кивнула та.
Я воспрял духом. Ага! Вот как надо обращаться к монахине.
– Благочинная, звали? – спросил через некоторое время тихий голос.
Амвросия поманила меня рукой.
– Пошли, поговорите в зеленой гостиной.
Ярослава-Ольга прижала к груди ладони.
– Что случилось?
– Все хорошо, – произнесла Амвросия. – К тебе пришел Иван Павлович. Он детектив.
Ольга прикрыла рот ладонью.
– Ой! Я никого не обижала.
– Так ли? – прищурилась Амвросия, шагая по коридору. – Вспоминай.
– Вчера под исповедь пошла, пока еще нагрешить не успела, – прошептала Ольга.
– Не о теперешнем времени, – вздохнула Амвросия и открыла дверь, – о прошлом думай.
– Все о себе батюшке рассказала, – ответила Оля, – покаялась.
– Венок похоронный помнишь? – неожиданно спросила наша провожатая, когда мы очутились в небольшом холодном помещении.
– К-к-какой? – прозаикалась Ольга.
Амвросия искоса взглянула на меня, я пояснил:
– Из еловых ветвей и роз. Похоронный. Его прислали на свадьбу Артемоны Буратиновой.
– Ой, – прошептала Малыгина, – но я тогда была не воцерковленная. Сейчас ни за какие радости жизни такое не совершу. Нет, нет, нет!
Ольга повернулась лицом к иконе на стене и стала креститься и кланяться.
– Вот и хорошо, – ласково произнесла Амвросия, – честно расскажи Ивану Павловичу, что тогда натворила. Да не забывай: человек может ложь за правду принять. А Господь – нет.
Ольга закрыла лицо руками.
– Да.
– Посиди пять минут одна, – велела Амвросия и поманила меня.
Мы вышли в коридор.
– Ванечка, – неожиданно сказала Амвросия, – я тебе по возрасту в матери гожусь. Поэтому совет дам. Прежде чем кого-то опрашивать, надо понять, как разговор построить. Но для этого нужно хорошо изучить личность подозреваемого, знать его сильные и слабые стороны, а дальше играть, как на рояле. Плавно, спокойно, без нервотрепки, крика, угроз. Оля, в миру Ярослава, хороший человек, да дров в свое время наломала, глупостей несчетно сотворила. Не со зла. Она не мошенница, не аферистка, не воровка. Просто наивная, влюбилась в недостойного мужчину, а тот ее обманул. Старая как мир история: пообещал жениться, а потом… Начнешь на нее давить, она закроется. С Олей можно действовать только лаской, только спокойно. Понял?
– Вам бы в уголовном розыске работать, – улыбнулся я.
Амвросия поправила черный платок, который опускался ей на лоб.
– Двадцать лет стажа в районном отделении, я на земле пахала. В прошлой жизни, что осталась за монастырскими стенами, я была следователем.
– Что же вас сюда привело? – удивился я.
– Неисповедимы пути Господни, – улыбнулась Амвросия, – Бог позвал меня. Ну, ступай. Божией тебе помощи. Не ругай Олю. Она хорошая, просто выросла в семье, где на девочку внимания не обращали. Мать и отец – алкоголики.
– Сестра Амвросия, – закричал мужской голос, – это я, дворник Валера.
– Уж узнала, – ответила монахиня.
– Мне бы новый веник!
– И что ты с метелками делаешь? – забубнила Амвросия, идя к лестнице. – На завтрак их жаришь? Недели не прошло, как получил аж три штуки.
– Так одна куда-то делась, – начал оправдываться невидимый мне дворник, – вторую сестра Наталия унесла, а у третьей ручка треснула! Не на совесть нынче вещи делают.
– Охо-хоюшки, – протянула Амвросия и неожиданно резво побежала по ступенькам, а я вошел в комнату.
При виде меня Ольга вскочила.
– Все расскажу. Про венок. Простите меня.
Мне стало ее жаль.
– Да вы садитесь. Как к вам лучше обращаться: Ярослава или сестра Ольга?
– Инокиня я, – прошептала девушка, – Ярославы больше нет. Она ужасная. Грешная. Да и я не лучше, но все равно надеюсь на спасение.
Я решил сразу начать беседу на нужную тему.
– Вы вспомнили похоронный венок?
– Да.
– Кто вас попросил его сделать?
– Сама придумала.
– Чем вам не угодила Артемона?
Ольга опустила глаза и промолчала. Я решил заехать с другой стороны.
– Вы дружили с Буратиновой?
– Никогда! Я ни разу ее не видела. Имею в виду Артемону.
Я сказал:
– Фраза «имею в виду Артемону» дает понять, что вы общались не с ней, а с кем-то другим из семьи писателя-режиссера. И если не знаете Арти, почему отправили ей на свадьбу зловещий подарок?
– Хотела сделать ей больно.
– Она вас обидела?
– И да, и нет.
– Мне эта фраза непонятна. Очень вас прошу, давайте поговорим нормально, – попросил я. – У Арти есть сестра Марго. Слышали о ней?
Оля кивнула.
– Она Мальвина. Но ей это имя не нравится. Отец так назвал их с сестрой, потому что до того, как девочки родились, он написал пьесу про деревянного мальчика. Ее какой-то театр поставил, а на автора в суд подали, потому что все это до него другой человек придумал. Отцу Марго и Артемоны пришлось бы большой штраф заплатить. А он фамилию Буратинов взял, своих детей так назвал, чтобы внушить судье: будто о своих женщинах написал. Несколько лет тяжба тянулась, судья в конце концов ему поверил, Юрий ни копейки не потерял.
– Вы знаете больше меня, – восхитился я, – а говорите, что не встречались с Артемоной.
– Я начала семьей интересоваться, когда он от меня ушел, – сказала Оля. – Про историю с фамилией, именами в журнале прочитала. Ее адвокат рассказал, потому что Буратинов ему не все деньги заплатил.
– Кто? – быстро спросил я.
– Ну… он!
– Как его зовут?
– Филипп, – прошептала Оля, и по ее лицу покатились слезы.
Она начала вытирать их рукавом, я достал из портфеля пачку бумажных платков и протянул ей.
– Спасибо, – еле слышно сказала Ольга, – вы очень добры.
Я решил упорядочить услышанную информацию:
– У вас был роман с Филиппом Поповым, потом он бросил вас, женился на Артемоне, и вы решили испортить ей день свадьбы, прислали похоронный венок.
Ольга мигом стала пунцовой.
– Нет! Все не так было.
– А как?
– Я жена Фила! А он изменил мне! Наш ребенок умер!
– Оля, ни в одном документе не указано, что младший Попов ранее регистрировал брак, – возразил я, – и нет упоминаний, что он стал отцом.
Ольга засунула руку под фартук, вытащила записную книжечку и подала ее мне.
– Посмотрите. Я всегда ношу ее с собой. Это мое сокровище.
Глава 13
Я открыл книжку, передо мной был альбом фотографий. На первом фото было море или океан, много воды. Пляж, на нем установлена арка, увитая цветами. Около нее стоят двое. Ольга, тогда еще Ярослава, одетая в белое платье, на голове у нее венок из неизвестных мне цветов. Молодой мужчина в шортах, зато в рубашке с длинными рукавами и галстуком. Чуть поодаль застыл дюжий африканец в сюртуке, щедро расшитом золотом, и таких же брюках. Обуви ни на ком из присутствующих нет.
Я перевернул страницу. Теперь вместо снимка в прозрачном «кармане» оказался сложенный лист бумаги.
– Вынимайте, разворачивайте, – велела Оля, – читайте.
Я выполнил ее просьбу, развернул лист и вздохнул. В моем образовании есть пробел. В анкетах советских лет был вопрос: «Знание иностранного языка. Подчеркните нужное: Говорю, читаю, пишу свободно. Говорю, читаю. Говорю. Читаю со словарем». Вот я тот, кто читает со словарем. Даже не владея английским языком, будучи в Нью-Йорке, можно понять кое-какие вывески. Ну, например, «Pizza». Пицца она и в Африке пицца. Но документ, который я сейчас разглядывал, был написан арабской вязью. Внизу стояла красная печать и чья-то подпись.
– Мы поженились на острове Симикото, – вздохнула Оля. В отеле на ресепшен висело объявление, если кто-то хочет пожениться, то для них устроят незабываемую свадьбу.
Ольга прижала руки к груди.
– Это и правда было незабываемо. Берег океана! Цветы. Священник местный. Потом для нас накрыли в беседке стол, принесли невероятно вкусные морепродукты. Выступали артисты, танцевали, пели. И еще были дрессированные обезьянки. Такие милые, забавные! Одна у нас из вазы фрукты таскала.
На лице Ольги впервые появилась улыбка.
– В конце подали торт с фигурками жениха и невесты. Загремел салют. Мы стали законными мужем и женой!
Я молчал. Язык не поворачивался сказать Ольге правду. Многие отели устраивают для отдыхающих развлечения, свадьба – одно из них. Пары, которые много лет живут вместе, и те, кто недавно познакомился, с удовольствием принимают участие в таком веселье. Вот только юридической силы оно не имеет. Сомневаюсь, что процедуру проводит настоящий священник, скорее всего это актер. Но даже если он на самом деле духовное лицо, то обряд совершен не по канонам Русской православной церкви и не по законам России. Приехав в Москву, новобрачным надо расписаться в загсе, а потом, если им хочется, идти в храм. Но наивная Оля поверила красивому спектаклю.
– Долго вы прожили вместе? – осторожно уточнил я.
– Два года без одной недели, – ответила Ольга, – все так хорошо было. Я переехала к Филу.
– В родительский дом? – удивился я.
Ольга сделала отрицательный жест рукой.
– Нет, отец и мать Фила давно умерли!
– Знаете, кем работал отец… э… мужа? – уточнил я.
Ольга сообщила историю, которую вдохновенно сочинил младший Попов.
– Филипп рос в детдоме. Его предки попали в аварию и погибли. Государство выделило сироте однушку. Дом был на окраине, но экология хорошая, рядом лес, озеро. А что еще надо ребенку? Я сама жила в коммуналке в крохотной комнатенке, соседей толпа. Но когда переехала к Филиппу, то расстроилась. Никакого уюта. Грязно. Я быстро порядок навела, занавесочки сшила. В кухню красно-белые, клетчатые, в спальню гобеленовые, купила коврик в ванную, в туалет держатель для бумаги. И мои деньги закончились! Мы стали потихоньку обустраиваться. Фил с получки всегда что-то приносил: комплект белья, скатерть. Я мечтала поменять кухню и диван в комнате. Все было такое старое! Жуткое. Но мы счастливо жили, только командировки мужа меня напрягали, он дома максимум два вечера проводил, а на выходные, праздники его всегда посылали в другие города.
Чем дольше Оля говорила, тем меньше мне нравился Филипп Попов. Я-то знал, что у единственного наследника создателя финансовой пирамиды не было ни малейших проблем с деньгами. Он легко мог приобрести и кухню, и диван – все, о чем мечтала девушка. Но парень этого не сделал. С отцом любовницу не познакомил, снял квартиру подальше, врал про поездки. Почему? Ответ прост: он не собирался связывать свою жизнь с Малыгиной, она была лишь временной остановкой. А вот она, на беду, полюбила непорядочного парня, верила ему.
– Потом наш ребеночек умер, – печально сказала моя собеседница.
– Он болел? – сочувствующе спросил я.
– Нет, – после небольшой паузы ответила Ольга, – когда я обрадовала Филиппа известием о том, что жду ребенка, он сначала испугался, сказал, что еще молод, не собирается становиться отцом. А я возразила:
– Из тебя получится самый лучший папа на свете.
Через несколько дней Фил принес торт и предложил:
– Давай отпразднуем твою беременность. Извини, я просто испугался, побоялся не справиться с малышом. Это огромная ответственность!
Но я на мужа ни на секунду не рассердилась. Чудесный вечер получился. Торт был невероятно вкусный, я слопала три куска. Ночью мне стало плохо, тошнило, всю ломало, крутило. А Фил улетел в командировку. Еле-еле до утра дожила. Хотела пойти к врачу, встаю…
Оля закрыла лицо руками.
– Вы мужчина. Посторонний. Неловко подробности вам сообщать. Выкидыш у меня случился. Неделю я болела, еле двигалась, потом пошла к гинекологу, рассказала, что произошло. Очень приятная тетенька попалась. Я на торт грешила, думала, им отравилась. Она объяснила, что это возможно. У меня в кабинете лились слезы из глаз, а доктор сказала: «Не реви. Задержка по твоим словам месяц. Возможно, ты и не была беременной, просто цикл сбился». Но я знала, чувствовала, был у нас сыночек! И умер. И все испортилось. Филипп вообще дома ночевать перестал, жил на работе. Потом позвонил и быстро так сказал: «Открой шкаф в коридоре, загляни в синий чемоданчик. Я перезвоню». Конечно, я сделала, как муж просил. А там!..
Оля заломила руки.
– Доллары! Битком напиханы. И тут Фил опять звонит, я кричу:
– Любимый! Чьи деньги? Как они к нам попали?
Он в ответ:
– Твои. Забирай их себе. Делай с ними что хочешь. Прощай!
И гудки!
Оля затряслась.
– Я ничего не поняла. Откуда доллары? Неделю провела не помню как. Решила к нему на службу съездить, а… названия конторы не знаю. Один раз спросила у Фила: «Где ты служишь?» Он рукой махнул. «Скукотень. Езжу по стране, заключаю договора. Пошли лучше погуляем. Неохота о работе трепаться. Дома хочу только о тебе думать». И родственников у него нет. Как найти Фила? Я чуть с ума не сошла. Почему любимый ушел? Из-за того, что я сыночка ему не родила? Но я же не нарочно! Ну, что не так? Мы хорошо жили. Потом где-то через неделю вечером раздался звонок в дверь.
Оля запрокинула голову.
– О-о-о! Я решила: Фил вернулся! Бросилась в прихожую, открываю дверь, кричу:
– Любимый…
А на лестнице девушка стоит, модная такая, в шляпке с вуалью, темных очках, платье красивое, жакетик. Она выглядела как картинка из модного журнала, улыбалась.
– Ты Ярослава? Впустишь меня? Есть что про Фила рассказать.
Схватила я ее за руку, плачу:
– Почему он меня бросил? Жить без него не могу.
Она ладонь из моих рук выдернула.
– Дура!
Ольга поежилась.
– Я не ругаюсь сейчас. Просто повторила ее слова: «Дура». Затем она спросила:
– Что он тебе о себе говорил?
Я ей про детдом сказала, гостью от смеха согнуло.
– Филипп – сказочник! Ой, дура!
Как пошла говорить! Я только ахала. Отец у него богаче некуда! Денег мешки! И не жена я ему! Свадьба – фарс. Пользовался он мной, пока не нашел достойную невесту.
Ольга скомкала бумажный платок, потом разгладила его и трясущимися пальцами начала рвать на мелкие кусочки.
– Она мне предложила похоронный венок собрать, сзади бирку повесить. Помнится, я спросила: «Какую?» Она объяснила: «В цехе, где венки собирают, оплачивают работу сдельно, каждый сотрудник заполняет талон, ставит печать, расписывается. В день выдачи денег фитодизайнер идет в кассу, отдает свои бирки, ему их оплачивают. Но твою карточку повесят на венок так, чтобы в глаза бросалась. Венок потом отвезут в шикарный дом…»
Ольга всхлипнула, затем повторила:
– В шикарный дом, где новобрачные жить будут. Утром они начнут подарки разбирать, корзинами с розами любоваться. И тут! Похоронный венок с твоими данными. Филипп сразу сообразит, от кого презент, неприятно ему станет, гадко. Он задумается и к тебе вернется.
Так она меня своими словами убаюкала, что я повиновалась гостье, заполнила картонку, которую та дала, и вернула ей. Гостья к двери, я кричу ей в спину: «Куда мне ехать венок собирать?» Она на ходу бросила: «Ой, ну ты и кретинка. Сами его сделаем. Мне только твоя подпись на карте нужна. Ауфидерзейн».
Через десять дней ко мне старуха пришла с вопросом: «За квартиру платить собираешься?» Оказалось, Фил однушку снимал, ничего ему государство не выделило. Вот и вся история.
Глава 14
– Вы тоже меня глупой считаете? – жалобно произнесла Оля.
– Конечно, нет, – покривил я душой, – вы растерялись, не знали, как себя вести. Информация, прямо скажем, очень неприятная. Но вы, наверное, потом пришли в себя, стали размышлять о том, что незваная гостья рассказала.
– Да, да, да, – кивнула Ольга, – я всю ночь с боку на бок провертелась. И под утро меня как стукнет! Ой, нехорошо! Ой, подло! Ой, гадко! Пусть та девушка права, Фил со мной позабавился и бросил. Тяжело и горько это. Но я-то его люблю. А раз так, то надобно счастья ему желать.
Оля понизила голос.
– Дальше я решила так. Наверное, на свадьбе с Артемоной его родители настояли. А он меня любил, женился. Но как против отца с матерью идти? Ему подчиниться пришлось. Ой, как все плохо! Я ему развод-то не давала. Брак наш на острове заключен, начнут в загсе документы изучать, а в российском паспорте штампа нет. И в иностранном тоже. Я в отеле поинтересовалась: «Может, нам в вашу мэрию сходить за печатью?» На ресепшен ответили: «Нет. У нас никаких отметок в удостоверениях граждан других стран не делают». И что получается? Фил двоеженец! Ужас прямо. Что мне делать? Да еще бирку я по безумию заполнила, девушке отдала. Еле десяти утра дождалась, попросила бывшего одноклассника, он с компьютером ловко управлялся, посмотреть информацию на Филиппа Попова, сына богатого человека. Андрей покопался в Интернете и говорит:
– Его папашка сбежал, все деньги с собой за кордон упер, у сыночка в кармане вошь на аркане. Голый он, но очень скоро станет богатым. Женится на дочери писателя-режиссера, тот эротические фильмы как яблоки с дерева в Сеть стряхивает. Платишь деньжата, получаешь код-пароль и зыркай кинушку. Ух ты! Фила и его тетю травили психованные пенсионеры…
Я молчал, слушал уже известную мне историю про митингующих у дома младшего Попова. Я знал, что пенсионеров нанял Юрий Константинович. Да, у Буратинова много денег. Но приятель Оли-Ярославы ошибся, у Филиппа были где-то спрятанные миллиарды. От них-то и собирался отцапать солидную долю создатель порнографии.
– Андрюша мне показал фото, – говорила тем временем Малыгина. – Я закричала: «Стой, это она». Андрей удивился: «Кто?» А я уже опомнилась, рот захлопнула. Уставилась на снимок. Девушка в шляпке с вуалью, платье красивое, жакетик, все дорогое, стоит около машины. Рядом с ней мой муж. И подпись: «Новобрачные Филипп и Артемона отбывают в свадебное путешествие».
Я не поверил Ольге.
– Вас посетила Артемона?
– Да, да, да!
– Невеста Филиппа?
– Она!
– Попросила заполнить бирку на похоронный венок, чтобы жених о вас вспомнил? – окончательно ошалел я.
– Ага! – жалобно подтвердила Ольга.
– Просто театр абсурда, – пробормотал я, – пьесы Беккета, Ионеско и Гавела, вместе взятые.
– Не понимаю, – прошептала Оля. – Вы о чем?
– И как вы поступили, узнав, что венок для гроба себе заказала на праздник сама невеста? – задал я свой вопрос.
– Заплакала. Долго рыдала. Сколько времени, не знаю, – сказала Ольга, – может, неделю. Не ела. Не пила. На диване лежала. Хотела умереть. Потом Андрей, сосед, как-то умудрился в мою квартиру войти. Меня в больницу положили. Лечили там. Пациентов монахини посещали. Сестра Амвросия, она тогда еще не была благочинной…
– Простите мою безграмотность, – сказал я. – Что такое благочинная?
Ольга звонко рассмеялась.
– Ой! Это даже малыши из воскресной школы знают: правая рука матушки-настоятельницы. Кучей дел занимается, обязанности ее все не перечислить. Мне она наставница и мать родная. Все, что сестра Амвросия велит, я выполняю.
– Ясно, – пробормотал я, – вы знаете, какова судьба Фила?
Ольга быстро перекрестилась.
– Он погиб в авиакатастрофе. Упокой Господь его душу. Каждый день молюсь о нем.
Дверь комнаты открылась, появилась сестра Амвросия.
– Поговорили?
Я встал.
– Да. Огромное спасибо.
Монахиня окинула взглядом стол.
– Ольга! Собери обрывки, выброси и ступай, помоги сестре Надежде в трапезной.
Малыгина вскочила, перекрестилась, поклонилась и стала пятиться спиной к двери.
– Ольга! Прекрати, – остановила ее благочинная, – иди нормально. Не икона я, чтобы от меня так отходить.
– Вы, сестра Амвросия, мне дороже всех на свете, – произнесла Малыгина и исчезла в коридоре.
Монахиня вздохнула.
– Не сотвори себе кумира! Знаете эти слова?
– Если память меня не подводит, это цитата из Библии, – ответил я, – одна из заповедей Моисея, которые он услышал от Бога Саваофа на Синайской горе.
– Ольге просто нужно кого-то обожать, – вздохнула Амвросия, – она не способна жить без того, чтобы не влюбиться. Без разницы в кого. Ее в детстве недолюбили, недоласкали. И вот результат. Пошли, Ванечка, я провожу вас.
– Премного благодарен, не утруждайтесь, сам прекрасно уйду, – возразил я, – у вас работы много.
Амвросия улыбнулась.
– Тебя отвести – тоже дело.
Когда мы вышли во двор, я ускорил шаг.
– Куда бежишь-то? – удивилась моя спутница. – Несешься, словно за тобой осы гонятся.
– Задерживать вас не хочу, – честно ответил я.
Амвросия остановилась.
– Ваня, дело, которое совершаешь в спешке, не благословляется, пошли нормально. Или ты замерз?
– Одет тепло, – ответил я.
– Пальтишко коротенькое, ботиночки на тонкой подошве, ни шапки, ни шарфа, ни варежек, а мороз на улице, – укорила меня старушка. – И как тебя жена из дома выпустила?
– У меня нет спутницы жизни, – объяснил я и стал ждать от монахини слов о том, что мне давно надо найти себе супругу.
Амвросия же сказала:
– Не послал Господь жену. Значит, она тебе пока не нужна. Вопрос имею. Не токмо тебе, всем его задаю. У нас кошка есть, звать ее Киса. Занемогла она. Скучная ходит. Нет ли, часом, у тебя ветеринара знакомого? Абы к кому везти не хочется.
Я открыл машину.
– У меня есть собака. И ветеринар Павел. Прекрасный специалист. Прислать вам его телефон?
– Лучше на бумажке напиши, – попросила Амвросия.
Я выполнил ее просьбу.
– Скажите Павлу, что телефон дал Подушкин.
– Спаси тебя Господь, – заахала монахиня, – гора с плеч свалилась. Запишу тебя в помянник. Ты крещеный?
– Не знаю, – растерялся я.
– Тех, кто при коммунистах родился, боялись крестить, – вздохнула Амвросия, – и понятно почему. Но к Богу можно в любом возрасте прийти.
– Знаю притчу о работниках одиннадцатого часа, – улыбнулся я, – и про разбойника, которого рядом с Христом распяли, тоже и о его словах: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствие твое». Разбойник первый попал в рай. А в аду первым оказался ученик Христа Иуда, тот, кто учителя за тридцать сребреников предал. И я понимаю, почему народ кричал «распни его». Израиль в те годы находился под властью римлян, а они жестоко обращались с иудеями. Народ считал Христа царем, надеялся, что он устроит войну с Римом, вызволит евреев из-под их ига. А Иисус проповедовал любовь, не собирался занимать трон земного государя, вот люди и разозлились на него.
– Ваня, – остановила меня Амвросия, – про горе от ума слышал?
– Навряд ли найдется в России человек, который не знает пьесу Грибоедова, – засмеялся я, – ее в школе проходят.
– Вот и с тобой, Ванюша, пьеса сия приключилась, – мягко сказала старушка, – горе от ума. Ума-то у тебя три вагона. Охо-хо. Накось, держи.
– Что это? – удивился я, машинально взяв из рук женщины бумажный пакет.
– Пирожки с капустой, яблоками, ватрушки с творогом, – перечислила Амвросия, – из нашей трапезной.
– Спасибо, не надо, – отказался я.
– Не спорь! – строго сказала монахиня. – От меня еще никто голодным не ушел. Не отравлено! Пирожки и безбожникам нравятся. Езжай, Ванюша, по делам. Еще увидимся! Буду ждать тебя.
Амвросия развернулась и резво пошагала к воротам монастыря. Я сел в машину, хотел нажать на педаль газа, но неожиданно для себя вдруг вышел из автомобиля и посмотрел на обитель. Над величественным собором закатывалось большое красное солнце. Воздух звенел от мороза, деревья стояли, укутанные инеем. У железных ворот чернела фигура монахини, она помахала мне рукой и крикнула:
– Уезжай, Ванечка, не дрожи в своем пальтишке на рыбьем меху.
– Вы сами-то в одном… – начал я и остановился.
Не знаю, как правильно называется одежда монахинь. Ряса? Мантия?
Амвросия засмеялась.
– Экий заботник. Мне холод терпеть положено. Я привыкла. Ну все. Дел полно! Ванечка, наши двери всегда открыты. Приезжай в гости. Чайку попьем. С чабрецом. Ты хороший мальчик.
Я опять сел в машину и выехал на проспект. Меня никто никогда не называл «Ванечка», «Ванюша». Николетта обращалась ко мне – «Вава». Она меня так до сих пор называет. Для отца я всегда был – «Иван». И слов: «Ты хороший мальчик» я тоже не слышал. Николетта в основном ругалась и кричала. Папа же, если я совершал опрометчивый поступок, спокойно говорил: