– Это тот, что без ног?
– Так на коне будет.
– А справа от нас кто встал? Чужие вроде?
– Да нет. Свои. Речные. Там с пяти деревень.
– Не видел никогда, – признался возница. – Нормальные мужики?
– Нормальные, – ответил раздатчик хлеба, и потащились они дальше. Я вытянулся, стараясь рассмотреть «нормальных мужиков». Так, суетливые, покрикивают часто чего-то, через одного вооружены короткими копьями. У двух-трех короткие луки, на детские похожи.
– Садитесь сюда, – сказал возница, устраиваясь поудобнее у колеса. – Сейчас есть будем. Панкратий, возьми из телеги флягу с водой. Где хлеб твой?
Рата беззаботно махнула рукой:
– Волку отдала. Он голодный!
– На то и волк! – хмыкнул дед. Покосился на свою краюху, но пока вздыхал, я его опередил. Поделил свою поровну, и Рата заулыбалась, принимая гостинец. Возница хмыкнул.
– Быть тебе битым, и господское имущество портишь, и дочку охмурил.
– Я – Панкратий!
– Да помню я, помню. Тоже мне «Панкратий»! Придумали же.
– Я думаю, ничего особенного в этой истории нет.
– В смысле? – опешил возница. – То есть ты считаешь нормальным, что девица на выданье, с косами по пояс, кричит на каждом углу, что она «Панкратий»? Я понимаю, у господ не все в порядке с головой, но ты-то в лесу рос!
– И вовсе не на каждом, – огрызнулась девушка, – может, я умереть с косами хочу! Желание у меня такое. Что, Панкратий не может быть с косами?!
Возница задумался, потом покачал головой и категорично заявил:
– Нет.
– Я не о том, – сказал я и поморщился – не любил, когда меня перебивают, – может она не девушка вовсе…
– Я – девушка! – вспыхнула в негодовании Рата.
Я снова поморщился и продолжил:
– Я к тому, что ты – девушка, но в душе ты – Панкратий. В теле Раты живет две сущности, – спутники слушали, открыв рты. Я немного помялся, видя такую реакцию. – Не сложно вам для понимания? Я думаю, в теле каждого из нас живет по две сущности, только мы об этом не подозреваем.
– Или по три, – подумав, сказал возница, – я вот, когда выпью, так во мне просыпается сущность разрушителя. Такого обо мне рассказывают на утро. Ну точно не про меня!
– Спасибо, – просто сказала Рата.
– А ты значит, малец, Егорка? Сказочником не хочешь стать? Хорошее дело, прибыльное: на каждом пире место найдется, всегда сытый и пьяный будешь. Подумай!
Я кивнул, медленно жуя хлеб, и прислушиваясь к гулу непонятному. Кажется, из всех людей звук беспокоил только меня одного. Волчонок, сидевший тоже с нами у колеса и чесавший задней ногой ухо, отвлекся от увлекательного занятия и тревожно заурчал, крутя головой. В угольках глаз светился неподдельный нарастающий ужас. Одно ухо встало торчком, другое, сколько он ни старался, так и осталось лежать лопухом. Щенок тявкнул и, закусив мою куртку, затряс головой, злобно заурчав. Я погладил черный нос и выпуклый лоб, стараясь успокоить зверя.
– Молчаливый какой, сказочник, – кивнул дед на меня, – серьезный. Скажи мне, на кой тебе топор? Что ты с ним делать будешь? Он же больше тебя!
– Уже нет, – отозвался я, показывая, как ладно по руке сидит топор. Жаль, лезвие большое и тяжелое, удержать трудно, а как бить – ума не приложу. – Слышите шум? Конница возвращается?
– Что?
– Земля гудит. Я такой звук навсегда запомнил. Конница, правда?
Дед прислушался, медленно жуя, шамкая беззубым ртом. Потом подавился хлебом, выплюнул и закричал фальцетом:
– Тревога! Тревога!
Вскочил. Сделал два шага вправо, три влево. Звездочка фыркнула. Мужики из рыбацкой деревни, перестали спорить, закивали в нашу сторону, заулыбались.
– Тревога! – суетливый дед, продолжал надрываться, а сам из телеги выдернул лук и колчан, кинул к ногам Раты, тут же надел на голову большой шлем и взял в руки тяжелый меч и круглый щит.
– Что ты кричишь, старый!
– Тревога! Из леса бегут! Разве не слышите?!
– Да кто? Наши, что ли? Там же дружина!
– За лесом поле! На нем дружина!
– Дружина! – замотал головой дед, так что шлем сполз на одну сторону и зацепился за ухо. – Кажись, уже там не дружина! Где Эрнаст? Пускай командует. Вот что, хлопчики, бежим. Нечего ждать Эрнаста. Бежим, я вам говорю!
Я судорожно сжал двумя руками древко, выставив грозное оружие пред собой. Блестящее лезвие завалилось, больно стукнув плашмя по лицу, кажется, приводя в сознание. Быстро посмотрел на Рату. Та поджала ноги к подбородку, скрючилась и смотрела прямо перед собой, не моргая. Волчонок уже прыгал рядом с дедом, уловив порыв, готовый бежать за компанию.
– Ну, как знаете, а я побежал. Прощай Звездочка, прощай.
Мужики с рыбацких деревень стали приходить в себя, стоило деду выбежать за обозы. Меч и щит он кинул, решив не тащить. Рата продолжала сидеть неподвижно, а волк устав прыгать, присел, и, склонив голову, серьезно посмотрел на меня.
– Я не могу, – замотал я головой, – Рата же… Пойдем, Рата. Дед куда-то делся, наверное, за подмогой побежал.
Волк зевнул, показывая длинный язык и устало подошел к колесу. Так и сидели мы втроем, каждый, думая о своем, с лицами испуганными и неподвижными, пока рыбники не стали явно беспокоиться. Один из них, старший, вскочил на подводу, потом резко спрыгнул на землю, и, не разгибаясь, хрипло закричал:
– Лучники занять оборону!
Его никто не слушал.
– Мать вашу, лучники есть?! Строиться в одну шеренгу! Готовиться к залпу!
Видно, в лагере не было лучников. Никто не стал строиться в шеренгу.
– Лучники! Ко мне! – надрывался рыбацкий старшина.
Я посмотрел на Рату. На ее лук и колчан. Подхватил с примятой травы оружие и кинулся к старшине. Волчонок с готовностью захотел последовать следом и поиграть, но я прикрикнул:
– Место! Охраняй Рату, – и зверь послушался, жалобно поскуливая, переминаясь с лапы на лапу, нехотя сел, подчиняясь команде.
Пока я добежал до старшины, к нему еще трое подтянулись. Пока натягивал тетиву на лук, сгибая концы, и втыкал стрелы перед собой, еще семеро. Когда старшина скомандовал:
– Приготовиться к залпу! – я за эти слова успел выпустить три стрелы одну за другой в сторону леса и виновато посмотрел на командира, натягивая снова тетиву. Тот укоризненно покачал головой.
– Залп!
Стреляли рыбаки необычно. Зажимали стрелы короткие, оттягивали луки. Суетились много. Когда снова залп скомандовали, я опять три раза успел выстрелить, ополовинив колчан. В лесу свирепо заревели. Ветер зашумел, принося в порыве листву жухлую, да большой шипастый камень. Сосед справа отлетел метра на три назад, да и не поднялся больше. Зря оглянулся посмотреть на него. Теперь руки дрожали, а лук в руках жил самостоятельной жизнью. Тетива же никак не хотела натягиваться.
Снова рев. Ближе намного.
– В кучу сбиваемся! Щиты вперед! Берем на копья. Все под защиту лучников!
Последняя фраза старшины подействовала на многих особенно хорошо. Хотя, какая защита? Я до сих пор не мог лук натянуть, а вон тот парень, настрелявшись, сел, лук бросив, голову обхватив. А на того, что улетел, поймав камень, и вовсе смотреть не хотелось.
– Залп! Лучники, залп!
В этот раз стреляли без меня. Впрочем, никто и не заметил. Слабый залп. Одно название. Впереди меня образовалась шеренга. Мужики стояли плотно, сбив, щиты и выставив копья. От напряженных потных спин поднимался пар, воздух искажался.
– Держать строй! Держать! – кричал старшина, багровея от натуги. Прилетел очередной каменный шар и сбил с ног сразу троих. Укатал мужиков в посеревшей от грязи осоке. Поиграл до хруста человеческих костей. Гулко стукнул в телеги за спиной. Ишь, как далеко укатился. Поднялись обратно в строй только двое. Помятые, виноватые, злые. На товарищей не смотрели. Рыбаки запереживали, загомонили, стали озираться.
Волчонок звонко тявкнул, привлекая внимание, в тот момент, когда время остановилось и наступила тишина. Я быстро посмотрел на него, а потом в направление той точки, куда он вытягивался. Руки машинально натянули лук. Стрела смотрела прямо поверх голов рыбаков, на подводу.
Сердце медленно стукнуло. Кровь в венах загустела, останавливаясь. Мир побагровел.
– Залп! – закричал старшина в другом мире. Обостренный слух услышал хлопанье тетивы. Одна за другой улетали стрелы. Свистели гусиные оперенья. Мужские голоса слились в тихий гул. Коротко взвизгнул щенок, восстанавливая ход времени. В прицеле повозка дернулась, и я выстрелил.
2.3
Моя цель, огромный человек с бычьей головой и крутыми рогами, запрыгнул на телегу. Посмотрел большими красными глазами на воткнувшуюся в панцирь предплечья стрелу, с негодованием отломал ее и шумно выдохнул, глядя на сразу засуетившихся в шеренге рыбаков. Мужики, сбившись плотнее, сделали шаг назад и ощетинились копьями. Гомон голосов спадал. Лица сосредоточены и серьезны.
– Держать строй, – закричал, надрываясь, старшина. Пот большими каплями катился по его лицу. Рыжая бороденка быстро намокала, темнея. – Он один!
Минотавр, раскинув руки с огромными топорами, утробно заревел, глядя в небо. Все струхнули. У меня сам собой выпал из мокрых ладоней лук, и я зашарил по телу, не понимая зачем. Губы мелко задрожали, в ухе зазвенело, а правое колено, дернувшись, подогнулось. Лошадь, запряженная в телегу, испуганно дернулась, и минотавр сильно качнулся, чуть не упав. Его рев оборвался. Шумно выдохнув, человек-бык, взмахнул двумя топорами, первым ударом отрубая лошади заднюю ногу, вторым – перешибая крестец. А чтоб больше не дергалась – понял я.
– Лучники, залп! – закричал побелевший старшина. Его голос привел меня в чувство. Я посмотрел на землю, куда упал лук, и увидел, как рыбаки, отшатнувшись еще назад, топчут оружие ногами. В минотавра полетели стрелы. Три попали и он, недовольно заворчав, снова посмотрел на шеренгу ополченцев, забыв о лошади. Ноздри свирепого воина шумно раздулись несколько раз. Большие губы причмокнули и растянулись в улыбке. С лезвия топора соскользнула в примятую зеленую траву густая капля крови. Я вспомнил о своем оружие и потянул из петли топор.
Минотавр оттолкнулся копытами от шатких досок дна телеги и завис в прыжке над шеренгой, пойманный остановившимся временем. Вечернее солнце блеснуло в отточенных лезвиях, отражаясь дважды яркими вспышками. То, что творилось со временем, играло мне на руку – я кубарем откатился из задних рядов, под дикий вопль рыбацкого старшины:
– Копьями бей! – минотавр упал, отмахнулся от полетевших в него палок и свирепо замахал своими топорами, с хрустом разрубая людей, их щиты и доспехи. Рыбаки, панически крича, стали разбегаться, но не у всех получалось далеко уйти. Меткие удары минотавра настигали людей, и он уже не суетился, работая молча и сноровисто, не тратя зря силу. Так, чтобы на всех хватило.
Лошади обезумев от запаха свежей крови, ржали и рвались из кольца телег, путаясь в вожжах и веревках, падая и дико взбрыкивая.
Я лежал на земле, прижимая топор к груди. Перед глазами мелькало синее копыто, оставляя во влажном грунте ровные следы. Оно то приближалось, то отдалялось, и, когда в очередной раз отвернуло от меня хозяина, я медленно поднялся и подло ударил со спины, целясь в открытый хребет воина.
– На! – отчаянно закричал я.
И надо же – не попал. Волосатая спина, острые столбы позвоночника были столь близки, и я все равно не сумел попасть. От отчаяния я заплакал.
Не учел тяжесть своего топора. Сделанный замах был силен. Лезвие скользнуло по ноге зверя и ударилось под колено, человек-бык, как раз согнул ногу для очередного толчка, собираясь прыгнуть, и железо глубоко зарылось в его тело. Минотавр утробно заревел. Чувствуя, как топор, уходит в икру врага, с силой выдернул оружие и, не удержавшись, кубарем откатился назад. Это спасло мне жизнь. Воин взмахнул своими топорами назад, имея твердое желание, уничтожить обидчика. Железо со свистом рассекло воздух. Минотавр упал на поврежденную согнутую ногу и снова свирепо заревел, пугая обезумевших лошадей.
Я медленно отползал, скользя по земле в луже темной крови. Руки беспомощно загребали осклизлую траву, гоняя густые волны, а ноги никак не могли как следует оттолкнуться. Я пропал. Я застрял во времени навсегда. Прощай, мама. Покойся с миром, Прохор. А ты, Олечка, не плачь – будет тебе счастье, посмотришь, обязательно будет. Но без меня. Егорка! Ползи! Ползи без остановки.
Налитые кровью глаза быка в упор принялись разглядывать меня. Голова наклонилась. Жесткая щетина между рогов стала дыбом, а верхняя губа поднялась, оскаливая клыки. Минотавр перехватил свой топор для смертельного броска и внезапно резко повел головой, вопрошающе вскрикивая.
Я тоже не сразу понял, что произошло – воин остервенело махал головой, а когда затих и, отпустив топор, потянулся к голове, то увидел, как с уха гиганта мохнатой серьгой свисает мой волчонок.
– Беги, – прошептал я одеревеневшими губами. Повторять не пришлось, волчонок, моментально перестав злобно рычать и рвать ухо врага, отпустил мохнатый мясистый хрящ и соскользнул за спину быка.
Если волки умеют бегать сломя голову, то это именно то именно на это походило отступление щенка.
Минотавр поймал себя за истерзанное ухо и утробно заревел в очередной раз. Его ненависть не знала границ.
– Лучники, залп! Копьями бей! – закричал неугомонный старшина и в одиночку, с копьем наперевес, побежал на поверженного быка-воина. Тот хитро взмахнул топорами, повторяя вращение лопастей мельницы, и старшина был перерублен на две части.
Не сумел добежать.
Минотавр противно хмыкнул, поворачиваясь к месту, где я барахтался, и самоуверенная улыбка сползла с его лица. Понимаю его разочарование. Конечно, меня там уже не было.
Секунды мне хватило, чтобы откатится к своей телеге, крепко схватить Рату за руку и проползти под высоким днищем. На второй секунде мы уже бежали к лесу, а вслед нам дико ревел минотавр. Рядом прыгал Волк, смешно поднимая зад. Белая морда перепачкана в крови.
– Старшину убили!
– Светлого Бромвеля убили!
– Смерть! Отомстим!
Минотавр снова заревел, но как-то уже по-другому. Я оглянулся. Надо же, думал, всех рыбаков перебили. Выходит, ошибся: минотавра забивало человек двадцать.
Волчонок громко взвизгнул и резко изменил траекторию бега, первым юркнув в глубокий овраг. Я моментально последовал за ним, на ходу успевая увидеть, как из леса медленно выходят минотавры. Успели заметить? Но что мы для них? Все, как один они смотрели в сторону разбитого лагеря, где рыбаки добивали их уже хрипевшего при смерти брата.
Глава 3
По дну оврага ручеек струился, чахлый совсем, практически невидимый, однако Рата бежала именно по нему, разбрызгивая вокруг искрящиеся капли воды. Я продолжал цепко держать ее за руку и уже не раз спасал девушку от падения. Волчонок, ловко прыгая через завалы веток и мусора, трусил впереди, часто оборачиваясь назад, взглядом подбадривая не снижать скорости бега. Алый язык вывалился набок, а белые бока совсем потемнели от грязи.
Иногда я поднимал голову вверх, пытаясь увидеть опасность, но ничего, кроме ползучего кустарника и длинных свисающих ветвей, не мог разглядеть. Насыщенная зелень скрадывала тень. Густая листва дарила прохладу и глушила звуки. В обрывке голубого неба вилась кругами лесная пичужка и каждый раз при очередном осмотре верха оврага, когда я видел ее снова и снова, создавалось ощущение повтора.
Рата стала дергаться, пытаясь освободить руку. Пальцы мои заскользили по гладкой коже.
– Что еще?
– Пусти! Я больше не могу! Я сейчас упаду!
Она сделала то, что обещала, шумно упав в воду, вырвав из моих тисков руку, как и хотела. Настырная. Гордая. Независимая. И к чему привело? Теперь стояла на четвереньках в ручейке, руки почти по плечо в воде, бедра до паха залиты – нашла же самое глубокое место. Плащ девушки быстро намокал, тяжелея на глазах. Капюшон съехал, коса медленно раскрутилась и упала в воду, словно девушка на нее порыбачить решила. Я вздохнул, половчее перехватывая в две руки огрызок топора, и беспокойно зашарил взглядом по верху оврага – как бы на нас самих не решил кто-нибудь порыбачить. Неслышно подошел Волк, стал у заводи, изумленно рассматривая раскорячившуюся Рату, полакал воду из ее лужи, оценивая качество, облизнулся и с сомнением посмотрел на меня. Я пожал плечом, сам мало что понимая, продолжая осматривать ближайшие кусты. Ноги же были готовы сорваться в бег.
– Надо бежать, – почему-то шепотом сказал я. Щенок тявкнул и с готовностью развернулся на месте, предлагая сторону, в которой надо спешно двигаться. Рата тоже разобрала неслышные слова. Поморщилась. Тяжело села, уперев руки в дно. Вытянула ноги. Беспомощно посмотрела на меня. Подняла правую ногу, из короткого сапога полилась вода. Мы посмотрели на это извержение, потом девушка снова опустила ногу в свою заводь. Наверное, решила повторить.
– Беги. Я не могу. Да и куда бежать? Они повсюду. Мы все равно умрем. Какая разница сейчас или часом позже?
– Разница есть, – упрямо зашептал я и махнул топором – тяжелый, сил нет держать, – надо дойти до дружины. Они же в поле. В тылу отряд минотавров. Надо предупредить.
– Там папа! – оживилась Рата. Я кивнул и предложил, пользуясь моментом:
– Бежим? Скажем папе?
– Я не могу! Я устала, как ты не понимаешь?! Давай ты один сбегаешь?
«Давай!» – чуть не сорвалось с губ, но я снова упрямо замотал головой.
– Вместе надо. Я твоего папку не помню в лицо. Забыл. Могу спутать, – соврал я, хотя такого мужественного и благородного человека, трудно было забыть – выглядел он явно лучше моего батяни. Хотя нет. Спорный вопрос. Батяня был больше и сильнее, и это факт. С ножом против минотавра. На такое не каждый отважится.
– Растяпа, – устало выдохнула Рата, – подвел в такой неподходящий момент.
– Ага, – легко согласился я. Она вытащила руку из воды и вытерла слезы на лице. Покривилась от результата.
– Бежим, – напомнил я. Волчонок заворчал, оскалился, прижал уши, припал к земле, смотря вверх. Я вытянул руку, призывая Рату замереть и перестать подниматься из воды и она, повинуясь, изогнулась в странной позе, выставив руку к небу. Тело задрожало. Надолго девушки не хватило, и, когда она уже была готова упасть назад в запруду, я успел схватить ее за руку, и сильно потянуть на себя.
– Бежим, – закричала Рата. – Бежим!
Она первой сорвалась с места и возглавила наш маленький отряд. Вода гулко хлюпала в ее коротких сапогах. Я машинально сделал пару шагов, ожидая камнепада сверху и свирепой атаки безжалостных монстров, и увидел рядом с собой медленно прыгающего волчонка. Щенок беззаботно клацал зубами, ловя мошку. Уловив мой взгляд, замер, склонил голову и оскалился в добродушной волчьей улыбке.
– Узнает – прибьет. Нельзя так над человеком издеваться.
Волчонок клацнул челюстями, поймал мошку, потом медленно разжал капкан, выпуская ее на волю, и снова оскалился в улыбке.
На его мохнатой морде виноватого выражения совсем не было.
3.1
Из леса мы так и не вышли. Услышали бой на поле: лязг железа, вопли людей, ржание лошадей, свирепые рыки гуманоидных быков и спрятались под елкой, укрываясь в ее колючих ветках. Тот еще схрон, но другого не было. Лежали ничком, тесно прижавшись, друг к другу, накрывшись мокрым плащом, и выли от страха и холода.
– Папенька! Папенька! – сквозь слезы вскрикивала Рата. Волк от страха семенил тогда лапами, больно царапая бок, порываясь бежать на розыски родственника, но, сдается мне, просто хотел убежать, оставив нас одних. Потому что и у меня желание такое же имелось: она же на ухо мне кричала, заставляя вздрагивать и ежиться, переживать вновь и вновь свою беспомощность.
Знал я точно – вот и Рата теперь сирота. Без отца так точно.
К вечеру, когда начало смеркаться, шум боя стал затихать. Редко лязгало оружие, зловеще тихо становилось. Людей не слышно, только быки иногда торжественно кричат. Чего уж тут непонятного. Проиграли, в общем.
Люди – они до последнего бились, потому что уйти им некуда было. Может, помощи ждали от обозников – на них же вся надежда всегда, но, скорее, нет. Я, когда в разведку пополз, благо Рата затихла, уснув наконец со щенком, – пригрелись оба, понял, что к чему. Наши – они правильно бились: дружиной с лобовой атакой, с маневрами конницы с флангов. Минотавры не такие оказались. Дрались без правил, прыгали, куда хотели, сеяли вокруг себя смерть. Сначала дружину на части разбили, на островки сопротивления, потом и коннице досталось – никто не ушел. В островках кто посильнее оказался – тот дольше продержался. Там и минотавров больше лежало.
Конец же у всех одинаковый был – бесславный и без победы, но умерли как герои. Быстро, правда. Полдня и нет дружины. Будто и не собирали ее всем миром. Я вздохнул, хотел обратно к елке уползти, но вздрогнул – рядом лежали Рата и Волк. У девушки губы беззвучно кривились, слез больше не было. Так и остались мы дальше лежать. Смотреть на побоище и на то, как минотавры с факелами ходят, рубят тела воинов да лошадей, куски мяса уносят, сваливают в большую кучу. Не понятно для чего. Холм рос, превращаясь в огромную гору. Рядом зажигались костры. Чадили трупы, горящие в них. Оранжевое пламя лизало черное небо. Быки пели мрачные песни, стучали в барабаны из свежих человеческих кож, водили хороводы, ели мясо. Праздновали победу как могли. Потом главный их появился. Очень большой и страшный. На поясе дюжина человеческих черепов. На спине, не поймешь, то ли плащ меховой развевается, то ли шерсть длинная. Долго забирался на кучу, вокруг себя разбрызгивал, разбрасывал нечто. Поднявшись, в вершину горы жезл воткнул. Таких внушительных размеров, что я думал, он дерево посадил. Так он и стоял, раскинув руки над полем, а потом рявкнул коротко и из дерева-жезла корни, искрящие да светящиеся ослепительно белым цветом, полезли. Сначала тонкие щупальца оплетали куски мяса, затем уже как канаты становились.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги