Словоточие
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Словоточие
«До встречи, брат. Ее не долго ждать…»
До встречи, брат. Ее не долго ждать,Когда стихи уже легли на шею.Встряхни рюкзак, заправь за ухо прядь.Я бы отпел, но ты и сам умеешь.Вот твой вокзал. Он слово, он пероВ заплечной схеме звездного покрова.И поезд ждет. Смотри, как он багровОт человечьей, смертной нашей крови.Ты обернись, мы жили прямо здесь,В любую хмарь орали под гитару.И было строк – вовек не перечесть.И был нам срок – до крайнего удара.До встречи, брат. Замолви пару словИ за меня. Скажи, что пел, как слышал.Что не ходил поверх чужих голов,Был рад всему. Ел хлеб, растил сынишку.Что целовался жадно, сгоряча,Ценил друзей, любил свою девчонку,А под конец зачем-то одичалИ вместо славы выбрал отчужденность.До встречи, брат. До новых мостовых.До скорых вех, до будущих бессилий.Но ты спроси там у своих святых,Спроси у них за что тебя убили.«Поэзия – это лестница…»
Поэзия – это лестницаК познанию мира нового.Смотри: жизнь скулит и крестится,Смотри: смерть склоняет головуНад чьим-то прожитым временем,Над чьим-то лицом измученным.В поэзии все – от севера,В поэзии все – озвучено:Расстрел на задворках памяти,Боль загнанная, височная,Любовь в восковом орнаменте,И даже твое одиночество.А дальше – лишь глубже, в пропасти.Себя – наизнанку, в окрики,До скрипа оси и совести,До новых страниц риторики.Но так – чтобы видеть пальцамиИ слышать осипшим голосом,Чтоб с душ отбивались панцири,И души росли до космоса.Чтоб стать в истерии песеннойАнафеме вдруг анафорой.Болит? И уже не весело?Но мы же с тобой – соавторы.Устанешь – пустой, покинутый,Раздай свои дни – всем поровну,И как между нами принято —Выстрели себе в голову.«Мне кажется, Вы станете старухой…»
Мне кажется, Вы станете старухойИ будете вязать для неба свитер,И часто спать, и мерить взглядом сухоСвой город из артрита и гранита.Мне кажется, Вы станете циничнейИ выключите врущий телевизор,А на балконе разобьете птичник,Как средство от тоски и ревматизма.Мне кажется, Вы будете петь внукам,Качая в люльке веру в продолженье,И шить для них красивых ярких кукол,Но как бы в долг, слегка, из одолженья.Мне кажется, Вы спрячетесь за книги,Чтобы молчать о времени ворчливо,И в трении финансов и религийСмотреть назад, где все до боли живо.И вспоминать себя – смешной девчонкой,Родителей, друзей уже ушедших,Дни боли, застелившие мир черным,Дни счастья – почему их было меньше?Мне кажется, Вы станете музеемОгромной жизни, взвешенной часами.Но все же… Это, видимо, важнее:Мне кажется, что я останусь с Вами.«Мир становится черным, мир оболган – и черт с ним…»
Мир становится черным, мир оболган – и черт с ним,Мир… Да что там, он старше всех нас.Скоро будет зима, скоро свет станет черствым,Скоро даже погода предаст.Не болей, не белей от опавшего снега,И считая минуты до ста,От ночлега и неги беги до ковчега,Ставь сугробие вместо креста.Ну а если прижмет – выплюнь горечь в бумагу,Вплачь в нее и погибших ребят,И прозрачность вранья, и удушливость тягот,Пусть слова поболят за тебя.Лишь сама не ослепни, от рая икая,Даже рай в этом мире чреват:Спекуляция сказкой про счастье без краяПревращается в плюшевый ад.Скоро будет зима, скоро вьюга залечитЭти крылья на рваных плечах.Мир становится вечным, мир смеркается в вечер.Вот и все. Мне пора. Не скучай.«Вот так и останусь – по белому…»
Вот так и останусь – по беломуПечатным, безличным почерком.Я, кажется, что-то делаю,Да только все мимо. Отче мой,Седая химера словесностиСклонила до срока к праздному,К пустому, досуже-местномуСтишку за промокшей пазухой.И все, что потом запомнится —Не песня, а в горле влага.Свободней остаться в бездомностиИ жизнь собирать на бумагу.Мудрее расшить тем бисеромСовсем облинявшие стены.Светлее допеть до истиныИ молча покинуть сцену.И в путь. До ума, до бледности,Да поступью прямо к осыпи,До светлого праздника бедности,В кружении новой осени.В конце ты поймешь по крестикам,На сотню, смотри, гектаров:Когда умирают ровесники —Наверное, это старость.«Пой, милый, пой. С тобою Бог…»
Пой, милый, пой. С тобою Бог.Беги босым по нотным струпьям,И не жалей ни слов, ни ног,Ни свою душу прописную.Я сам по ним ходил не разИ счастлив был дышать на строки.Да разбазарил все за час,Сгорел дотла, сгорел до срока.Теперь я тих. Теперь со мнойВсе бесы. Я им брат по крови.Стихи разбавлены водойПустопорожних послесловий.И пустота во всех руках,Снимающих с меня рубашку,И ночь, как выстрел, коротка,И, как плита могилы, тяжка.Теряюсь в липкой жиже глаз,Таких спокойных, равнодушных.Здесь каждый – купит и продаст.На завтрак – чай. Поэт – на ужин.И Бог не сильно бережет,И время безразлично душит.Здесь так темно, здесь так черноИ я здесь никому не нужен.«Приложил ей голову к груди…»
Приложил ей голову к груди.– Что ты слышишь?– Кажется, там море.Море там. Бесчинствует, гудит.И деревня там. Скрипят заборы.А еще трава. Она поетНебу, зацелованному ветром.Там дорога стелет поворотК церкви предрассветной, староверной.Птицы. Слышу птиц и их ни счесть,Бьют крылом по заспанному полю.И летит в народ благая вестьДетским смехом, а не зрелой болью.Голос твоей матери звучит,Хмыканью…Отца ли? Деда?Вторит.И стихов моих струится ритм,Только он один, я слышу, горек.Рассмеялась – так журчит родник,Фыркнула, но почему-то грустно,Приложила голову к груди.– Что ты слышишь?– Ничего. Там пусто.«Я не люблю писать стихи…»
Я не люблю писать стихи.Неблагодарное занятие,Бездомный крик в стране глухих,Где среди смеха так нескладен я.Они до слов разъели грудь,Они всю жизнь мою изранили,Они к душе проказой льнут.А я писал руками рваными,Не размышляя над ценой,Но оплатив сполна сединами.И Бог склонился надо мной,И целовал, и плакал зимами.И снег из глаз Его летел,Я в нем терялся, как на паперти,И засыпал, до мела бел,На этой стылой вьюжной скатерти.Я все шептал Ему про светГубами бледными, разбитыми.Свет гас в ободранной листвеИ осыпался в строки ритмами.Но даже боль – лишь тень любви,Добро всегда стоит за душами.Я не люблю писать стихи.Но Он их слушает.Он слушает.«Ветер такой холодный, вечер упал под ноги…»
Ветер такой холодный, вечер упал под ноги.Я обнимаю город – он подарил мне счастье.Этого мне хватило, этого было много.Только прошло внезапно. Кончилось в одночасье.Руки твои застыли, тонкие, злые руки,Где-то в другой вселенной, где-то с другим мужчиной.Ветер со мной остался. Город – звенящий, хрупкий.Вечер ко мне прижался, сердце сдавил в морщины.Жизнь распахнула тело – на тебе, мальчик, боли,Чтобы надрывней пелось, чтобы леталось выше.Милая, милая, верю, внемлю твоим гастролямНа заповедной сцене душ всех таких мальчишек.Твой, не скрипи снегами, не заползай на грудь мне.Жизнь, я люблю твой запах. Я его сделал словом.Хватит. Ты слышишь? Хватит этих смешных прелюдий.Я уже все запомнил. Я уже весь срифмован.Ветер. Молчит мой город. Я улыбаюсь в окна.Вечер. Мне мало места. Мало мне – небосвода.Тесно мне в этом мире – радостном, благотворном.Я разрезаю кожу. Я становлюсь свободным.«Он пишет о разбавленном вине…»
Он пишет о разбавленном вине,Разлитом в человеческие души,О том, что неоправданно труднейДышать, когда внутри лишь стаж да стужа.О том, что и ему бывает жаль,Когда увозят сердце в неотложке.Про улицы и сморщенный асфальт,Где спотыкаются об лужи даже кошки.О счастье всем. Но и о боли всей.О пьяных драках и о верной дружбе.О людях пишет. Любит он людей,Даже тогда, когда любить не нужно.Он пишет, поднимает мутный илСо дна стихов. Он весь уже списался.О женщине, которую любил,О женщинах, в которых ошибался.Он пишет, не разгаданный никем,Он с каждым словом – на ступеньку выше.Он пишет о себе, о старике,Но из груди его поет мальчишка.Вот потому под каждою строкойВорчливо размышляющей о вечном —Веселый свист, веселый и живой,И ранняя простая человечность.А время за окном бежит, кружит,Целует в лоб и волосы колышет.Проходит день. Проходит свет и жизнь.А он все пишет, пишет, пишет, пишет…«Я спросил у нее: Где граница зимы? Расскажи мне…»
Я спросил у нее: Где граница зимы? Расскажи мне,Расскажи, покажи тот момент, где рождается снег.Где метель обнажает родную страну до чужбины,Где течет горький иней из чьих-то сиреневых век.Посмотрела печально и мимо, укутала плечи:Там, где птицы молчат. Там, где больше не слышен их крик,Где назначена многим из нас нелюбовь и невстреча,Где баюкает мертвое сердце угрюмый старик.Где стеклянное небо скрипит и вот-вот разобьется,Где бездомные, Богом забытые, гибнут на вес,Десять там, двадцать здесь… А за ними бредут стихотворцы,Собирая еду для голодных поэмок и пьес.Там, где руки, холодные руки блуждают по коже,А она их не греет, она замерзает от ласк.Где горящая спичка всех слов твоих станет дороже,Там, где мало, так мало тепла остается от нас.Там, где все что-то ждут, и ютятся в простылой юдоли,Где на сотни замков запирается каждая дверь,Там, где птицы молчат, там, где птицы, ты слышишь, умолкли,Там, где птицы молчат, там и ты остаешься теперь.«Ты помнишь пушистое белое время…»
Ты помнишь пушистое белое время,Твой певческий мир был пока что не создан,Ты ранней душою тянулся за всеми,Ты помнишь, как мама баюкала звезды?Потом оклемался, споткнулся, разжился,Грустил виртуозно, до хрипа под сердцем,Пил жадно интриги и ложь закулисьяОгромного мира в малюсеньком тельце.Ты женщине клялся, что будешь с ней рядом,Потом превращал ее в слово, в синонимЗабытой на столике яркой помады.Она тебе верила. Верила, помнишь?Но что-то болело в груди. По живомуШли танки сомнений и мяли рассудок,Ты мир целовал, но нащупывал комуБессмысленных ссор и разбитой посуды.И было так тошно, и мир стал приземист,Все чаще ты молча шептал себе «поздно».Ты помнишь пушистое белое время,Ты помнишь, как мама баюкала звезды?«Там иконы стоят. Там иконы и дряхлые руки…»
Там иконы стоят. Там иконы и дряхлые руки,Что стирают с окладов почти невесомую пыль.Там читает неслышно молитвы седая старуха.За меня те молитвы. За жизнь мою, опыт и пыл.Там трава по плечо. Там не слышно ни лязга, ни крика,Там мое хулиганское детство до речки бежит,Чтобы в воду смотреть, чтобы с птицами петь и чирикать,Чтобы яблоки рвать в ожидании будущих битв.Там до солнца – рукой. Там деревья похожи на мачты —Был моим кораблем молчаливый, разросшийся вяз.Там стрекозы летят тонкой веточкой в крыльях прозрачных,И дворняга знакомая ловит их сонностью глаз.И там нет, представляешь, там нет тебя, нет твоих споров,Нет жестоко изогнутых губ, нет делений в ролях,Нет на сердце зимы, этих стылей бескровных, узорных,Но я счастлив. Я все же там счастлив в забытых краях.Там иконы стоят. Мягкий свет между ними лучится,Образуя какой-то замедленный, долгий покой.А с икон смотрят в душу простые и добрые лица,И мне снится, что эти иконы написаны мной.«В твоей голове абиссаль. Падение было долгим…»
В твоей голове абиссаль. Падение было долгим.Давление, шум в ушах и острых идей осколочность,Кружение всех стихий – намеки, слова, предлоги.А я все хотел туда, где тихо, светло и солнечно.В твоих рукавах сады заснеженной гиблой кожи,Жестокие когти ласк следы оставляют рваные,И каждый замах любви безжалостен и безбожен,А я так хотел туда, где жизнь не считают ранами.В квартире твоей тюрьма, забиты давно все окна,Голодный горячий рот впотьмах беспросветных мечется,И все в твоем доме – пыль, и все в твоем доме блёкло,А я так хотел туда, где в небо уходят лестницы.Ты тянешь меня к себе, навылет в лицо целуешь,Ревнуешь ко всем, как черт, и бьешь точно в цель, без промаха.А я все стремлюсь уйти, ни ног, ни души не чуя.В твоей голове абиссаль. Но мне не хватает воздуха.«Что там завтра? Заснеженный мир поцелует в улыбку…»
Что там завтра? Заснеженный мир поцелует в улыбку,И пойдешь по нему разбазаривать жизнь и судьбу,По могилам сугробов, по родине злой и великой,По зерну вековому просыпанных в прошлое букв.Ты полюбишь кого-то. И кто-то тебе не ответит.Ты сопьешься от боли, но чтобы воскреснуть к утру.А потом ты поймешь, что стоишь на огромной планете,Где так много заплаканных глаз и разомкнутых рук.Пожалеешь людей и начнешь их любить по-иному:Молча. Глядя в сердца. Гладя слабую птицу души.Разбивая стихами и криком застывшую кому —Одиночество женщин, усталость молчащих мужчин.Ты пройдешь сто дорог, и все станет до пошлости книжным,Проживешь эту зиму, мечтая проснуться весной.Что там завтра? Да как и всегда. Обновление жизни.Это все, что когда-либо было и будет с тобой.«Не пощадит нас время. Будет час…»
Не пощадит нас время. Будет часСойти с земли на тихий полустанок,Где встретит ключник, хмур и седовлас,И души ждущих, любящих предстанут.Не пощадит нас время. Но покаИдут мужчины сонно на работу,Им эта жизнь проста и велика,В них все поет, от детства и до пота.И женщин здесь, смотри, не сосчитать,Они несут свои большие душиТропой любви, и поступь их легка,И каждый взгляд – доверчив и воздушен.Мы все живем в обычных мелочах,Мы знаем мир по маленьким деталям:Письмо друзьям, у кассы толчея,То, что терпели, то, о чем мечтали,И пара книжек в письменном столе,И на лице морщинок первых складки,И близким вслед: «Живи! Живи сто лет!»И поцелуй до дна, до жара сладкий.Не пощадит нас время. Никого.Но посмотри: у речки, за оградойБосой мальчишка, глупый и живой.А значит надо жить. Ты слышишь? Надо.«Девочка… Слабая, тонкая, тихая…»
Девочка… Слабая, тонкая, тихая.Кардиограмма – неровный пунктир.И тишина. Зафиксируйте. Вскрытие.В это мгновение рушится мир.Мальчик на крыше. Влюбленный. Под прядямиБледные щеки, как мел, как кефир.Он улыбается. Медленно падает.В это мгновение рушится мир.Женщина грустная. Что же ты, милая?Сердце свое излюбила до дыр.Время прошло. Откачать не смогли ее.В это мгновение рушится мир.Дедушка, стойте. Куда Вы? Уходите?Жизнь на копейки, болезни и спирт.Незачем жить. Гулко тикают ходики.В это мгновение рушится мир.В каждой квартире по драме. Все улицыВ этих квартирах, как в буквах листок.В это мгновение рушится, рушится…Только об этом не знает никто.«Ну что, малыш? Мы живы, мы сильны…»
Ну что, малыш? Мы живы, мы сильны,И даже есть над чем еще смеятьсяНа сцене дней, в присутствии войны,Под стук судьбы промеж житейских станций.Не верь глазам, я вовсе не устал,А то, что вверх смотрю, так это придурь,И все слова… А что слова? Листва,Ее покров по прошлому раскидан.Ну что, малыш? Есть в жизни свет один,И этот свет не даст нам отсидеться.Ты прогрызаешь ход в моей груди,Чтобы потом согреться где-то в сердце.А мне не больно. Мне уже плевать,Сижу и пялюсь в сжеванное небо,Не жду добра и не ищу привал,И не считаю стоимость ущерба.Ну что, малыш? Смотри на грязь плевков,И верь в любовь, идя вперед вдоль тюрем.Вот наша жизнь. В ней тошно и легко.Бензином пахнет. Что ж… Давай закурим.«Эти дни не забыть, эти дни наших встреч…»
Эти дни не забыть, эти дни наших встреч,Когда ты была песней, звучащей на солнце,Когда всей красоты – не испить, не изречь,Когда все по плечу, когда все удается.Эти дни не прожить просто так, без чудес,Эти светлые дни понимания жизни,Эту радужность лиц, эту красочность мест,Этих звезд бесконечных тоску и недвижность.Эти дни не пройдут, они будут в тебе,Когда ты, улыбаясь, пойдешь со мной рядомВ те края, где весь мир первозданен и бел,В те края, что даются живым, как наградаЗа борьбу и за пыл, за любовь и за смех,За способность протягивать ближнему руку,За умение петь не себе, а для всех,И за силы сказать всем «прости» и «спасибо».Эти дни наших встреч, эти дни наших слов,Эти дни нам даны, чтобы в душу всмотреться.Эти дни пробегают неслышно, легко,Но какие следы оставляют на сердце.«Там туманы – по пояс, молочные…»
Там туманы – по пояс, молочные,Там трава пахнет скошенной жизнью.Там все строки кончаются точками,И не брат, а весь мир тебе – ближний.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиАвторизация