Книга К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена - читать онлайн бесплатно, автор Елена Княжина
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена
К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена

Елена Княжина

К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена

Пролог

– Вот, держи – мыло и веревка, – наглец в самом деле протягивает мне моток и скользкий огрызок.

– З-зачем? – делаю шаг назад, в сторону окна.

– Ну вот! Ты учишься мыслить в правильном направлении, – одобрительно кивает этот му-у-у…жчина. – Мой окно. Там что-то прилипло снаружи. Похоже на муху.

– Муху? Снаружи? Тут четырнадцать этажей!

– Карниз широкий.

– Я не удержу равновесие, – упираю руки в бока, надеясь выиграть этот раунд. – Пункт восемь дробь пять: «кроме случаев, угрожающих безопасности жизни».

– Внимательная какая… А веревка тебе на что?

– А на что она мне?

Он ласково обматывает меня тонким тросом, завязывает приличный такой узел и накрепко фиксирует свободный конец вокруг своего кулака.

– Я беру на себя ответственность за твою безопасность. Далеко не упадешь. Твоей жизни ничего не угрожает. Ненавижу грязь. Ненавижу мух. И неторопливых ассистенток тоже ненавижу.

Какой капризный мне попался рабовладелец! Про «торопливость» в контракте ничего не говорилось, так что я неспешно подхожу к окну. Робко выглядываю… Мда. Внизу снуют крошечные прохожие. Между мной и ими все еще четырнадцать этажей. Ничего с утра не изменилось.

Я что, правда собираюсь вылезти наружу и вымыть треклятое окно? Выдыхаю. Да, собираюсь. А что остается? Хватаюсь рукой за каблук туфли… И в последний момент слышу:

– Не снимай. В них твои ноги красивее.

Понимаю: пытаться ему объяснить, что красота ног никак не сказывается на эффективности мытья окон, – бессмысленно. Это полено пробьет разве что дедовский топор, и то – не факт.

Так что я просто приподнимаю над коленями юбку-карандаш (и какой черт меня дернул так вырядиться к зачету?) и влезаю на подоконник. Дрейк не стремится мне помочь. Позволяет все сделать самой. Лишь покачивает в воздухе связующим нас тросом, не отрывая зеленых глаз от зоны, где заканчивается ткань присборенной юбки.

Вооружившись влажной губкой, прилагавшейся к обмылку, и до белых костяшек вцепившись рукой в оконную раму, я делаю неуверенный шажок на карниз. Холода я не чувствую – тело стремительно разгоняет по венам адреналин.

– Смелее, мышонок, – прилетает хриплое вдогонку.

Главное, не смотреть вниз, так ведь? Разумеется, тут же смотрю.

Неужели эти крошечные пятна – живые люди? Все куда-то спешат, и ни у кого нет минуты, чтобы поднять голову и увидеть сумасшедшую девицу, попавшую в крайне шаткое положение. Равнодушная толпа, озабоченная своими проблемами.

Еще шаг в сторону, и карниз издает жалобный всхлип. Да, дорогой, мне тоже несладко. Терпи. Я тянусь губкой к черной точке, так смутившей требовательное начальство. Действительно, муха. И что она тут забыла среди зимы?

Окно утопает в мыльных разводах, муха плавно стекает вниз… Какой-нибудь тайский независимый кинорежиссер – тот, что получил золотую пальмочку в Каннах, – вполне мог бы снять про это артхаусную короткометражку. Непременно под классическую музыку…

Что-то идет не так.

Черт!

Каблуки разъезжаются на поверхности, вмиг ставшей скользкой. У меня нервно дергаются колени. Хочется заорать на весь проспект, чтобы эти крошечные пятна подняли свои головы, и хоть кто-то пришел меня спасти. Но голоса нет. Ужас забрал его, заморозив связки.

Дрейк резко дергает трос на себя, и я прилипаю к мокрому стеклу. Ноги дрожат, на языке одни ругательства. А он смотрит со скучающим любопытством в окно, к которому прилипла насквозь мокрая я. Как та самая муха, да. Прекрасно понимаю теперь ее ощущения.

Этот гад тем временем сосредоточенно прожигает две дырки в области декольте.

– Риэлтор прав – отсюда открывается прекрасный вид, – выдает, наконец, вызревшую мысль мой внезапный босс.

Да будь проклят тот день, когда я подписала чертов контракт! И восславься день сегодняшний, когда я заключила совсем иной договор, о котором этот му-у-у…жик и не подозревает.

Глава 1

Незадолго до событий, описанных в прологе

***

– Любишь стоять на коленях? Могу предложить тебе работу, – первое, что я услышала тем чертовым утром.

Произнесенное сухим, будничным, будто даже слегка раздраженным тоном, оно никак не вписывалось в мою картину мира. Уже хотя бы потому, что незнакомый тип, чей голос доносился сзади и свысока, обращался ко мне на ты.

Я медленно повернула голову, все еще опираясь на обе ладони. Колени ныли – падение на асфальт было болезненным. Сразу вспомнились детские годы, «казаки-разбойники» и мама, вооружившаяся ваткой с зеленкой. Каблуки при нынешнем состоянии обледенелых тротуаров – смертельное оружие, направленное против себя.

Но все неприятные ощущения вмиг заглушило приливом ярости. Мужик – изрядно небритый и лохматый – откровенно пялился на мои выпяченные «нижние девяносто».

– Мне не нужна работа, – прошипела в ответ и попыталась встать.

На помощь этого хама, упакованного в джинсы и серое пальто, рассчитывать не приходилось.

– Уверена? Уж очень вид у тебя занятный. А мне как раз нужна уборщица.

Вот тут я поперхнулась. Уборка? В смысле, полы мыть?

– А ты на какую вакансию рассчитывала? – угольная бровь графично выгнулась. – Квартира новая, пыли мало. Но уборщица нужна. Та, что меня устраивала на 80%, как сквозь землю провалилась. А я, как на зло, не выношу грязь.

Он, видимо, рассчитывал на мое сочувствие. Но меня хватило лишь на самодовольный хмык. Я бы на месте той уборщицы тоже куда-нибудь с радостью провалилась.

На колготках зияли две дыры, из которых выглядывали свежеприобретенные продольные ссадины. Я раздосадованно охнула, на минуту забыв о противном товарище. Надо покупать новые, а денег от стипендии и подработки почти не осталось. На себя-то мне обычно хватало, но последнюю неделю приходилось кормить целых три рта.

– Терпеть не могу новомодные штучки. Роботы-пылесосы, электро-швабры… – продолжал мужик, неодобрительно поглядывая на мои порванные колготки. – Люблю традиционную уборку. Колени, руки, тряпка. И немного усердия. Все, что нужно для чистоты.

– Безумно интересно, но… – вклинилась я в его высокомерные философствования. – Шли бы вы уже к черту, а?

И, не дожидаясь ответа, устремилась к зданию университета.

Носить в сумке запасную пару колготок – непозволительная роскошь для меня по нынешним временам. Поэтому как есть, с драными кровоточащими коленками, я проковыляла на третий этаж нашего корпуса. Рогозин грозился устроить устный тест на первом же занятии, а опаздывала я уже прилично.

«Последний курс, последний курс» – бормоча, словно мантру, я втиснулась в аудиторию. Каких-то несколько месяцев, и моим мучениям придет конец.

Нет сомнений, что наш профессор заметил мое наглое вторжение – с начала лекции прошло уже двадцать минут. Но, за что люблю Алексея Николаевича, так это за такт и деликатность. К тому же он не скрывал, что считает меня перспективной, и как-то даже звал в свою «особую группу» по окончании университета. Кивнув не глядя, Рогозин отпустил меня с миром в дальний уголок и продолжил что-то рисовать на доске.

Милана красноречиво прокатилась глазами по моим ободранным коленям и фыркнула на всю аудиторию.

– Что, Ласкина, прогул у Веденеева отрабатывала? – прошипело несносное создание, скрывавшее за мелкими веснушками и рыжими локонами три литра желчи, лишь слегка разбавленной кровью.

И нет, судя по хихиканью двух ее ближайших подруг – Гареевой и Смолкиной – имела она в виду далеко не мытье полов. Гадство.

– Ты его попроси ковер, что ли, постелить… Тебе ведь в этих колготках до конца года бегать, – продолжила Милана изливать нечистоты.

«Последний курс, последний курс»… А впереди еще три пары.

– Ивлева, ты у меня к доске захотела, что такая шумная?

Милана мигом притихла, а я мысленно возблагодарила Алексея Николаевича. Да он просто чертово светлое пятнышко в этом отвратительном дне!

– Ласкина… – поднял он глаза выше по проходу, туда, где стояла я.

– Я… да?

– Иди в медпункт. Нечего мне аудиторию кровищей заливать.

И правда, с колен уже сочно капало. Блин.

– Так ведь тест сейчас, Алексей Николаевич, – попыталась я оправдать свое странное рвение.

На самом деле, университетский врач знает лишь один ответ на все травмы крупного и мелкого калибра. А ходить пол дня с коленями, залитыми зеленкой… Да я лучше сквозь землю провалюсь!

– Успеешь. Мы как раз ждем кое-кого. Иди! – приговором прозвучало из уст любимого преподавателя.

А кого «мы», собственно, ждем?

***

Клавдия Григорьевна все-таки щедро залила мои колени «бриллиантовой зеленью». Ковыляя на подгибающихся ногах, я снова покоряла лестницу в три этажа.

Когда я вошла в аудиторию – зеленая, словно Шрек, этакий «детский сад, штаны на лямках» – Алексей Николаевич был уже не один. Рядом с ним, вальяжно опираясь руками и, кхм, бедрами на профессорский стол, стоял мужчина. И да, к прискорбию, это был тип из переулка. Тот самый, предлагавший устроиться к нему уборщицей!

День официально переместился из категории «средней паршивости» в «кошмарнее некуда». Я его к черту послала, да? А сейчас окажется, что это друг моего любимого преподавателя и какая-нибудь важная шишка? Да, Ласкина, с твоим везением в казино была бы любимым клиентом.

Хотя… он ведь сам начал. Нечего было пялиться, как на забавный экспонат на выставке современного искусства.

Сейчас я мужчину лучше разглядела, потому что пока отсвечивала остолбенело на пороге, образ сам впечатывался в сознание. Растрепанные темные волосы, не длинные, но ухватить пальцами при желании можно. Стильная небритость. Лицо загорелое, но не слишком.

Фигура… Хорошая, черт его дери, фигура. Что надо фигура… Это подтверждала тонкая белая рубашка, как влитая прилипшая к телу и заправленная в джинсы. «Супер слим фит», так это, кажется, зовут. Темно-синий клубный пиджак валялся на столе.


– А… Ну вот, так-то лучше, – пробормотал наш добряк-профессор, разглядев меня за вопиюще зелеными пятнами. – Садись.

Милана громко хрюкнула. Кто-то из ее соседок тихонько пропел куплет про елочку, которая «зимой и летом стройная, зеленая была»…

Тип, что стоял возле нашего Алексея Николаевича, приподнял бровь, проскользил глазами от щиколоток вверх, задержался на двух огромных зеленых кругах, пошел выше… И где-то в области бедер кивнул в знак узнавания. Дальше он глаз не поднимал. Неинтересно.

Феноменально. Он поздоровался с моим задом. Это просто… Просто… Да я чуть не задохнулась от унижения.

– Как я уже сказал, профессор Даррел Дрейк прибыл к нам из Вашингтона с курсом лекций. Прошу отнестись с уважением к моему давнему знакомому, который согласился встряхнуть ваши подвысохшие умы. Сегодня он будет помогать мне на устном тесте, заодно познакомится со своими подопечными поближе. Прошу не удивляться, если он захочет расспросить вас о чем-то дополнительно, и отвечать по существу.

Я не могла себе этого объяснить, но присутствие странного «профессора Дрейка из Вашингтона» меня уникальным образом… бесило. Не Милана – к ней я привыкла и знала, как облупленную. Она никогда не строит пакостей, только говорит, пытаясь уколоть побольнее. И даже не зеленые колготки. А вот этот… вот этот. Хам – вот, пожалуй, верное слово.

Я тихонько присела рядом с Лил, закатившей глаза на мои гоблинские колени.

– Ты просто «тридцать три несчастья», Лесь, – фыркнула девушка, пряча лицо за смолисто-черными прядями.

Мы с первого курса дружим, но в последние пару лет ее вечно все не устраивает. Как я одеваюсь, где живу, чем занимаюсь… Есть такие люди, которые уверены, что лучше знают, как надо. Вот Лил из таких. Жутко настойчивых.

– Отменный экземпляр, – пробормотала в кулачок Лиля. – И улыбка ангельская.

Я невольно подняла глаза на хамоватого мужика. Слегка вздернув уголок губ, он оглядывал аудиторию и ровно в этот момент остановился на мне. Ухмылка стала кривее. Как так? Он опознал меня не по филейной части, а вполне себе по лицу? Прогресс.

– А мне он больше напоминает черта из табакерки, – я отвела взгляд, потому что волосы на затылке начали уже шевелиться от пристального внимания. – Такие, знаешь, с рожками, пятачками, хвостиками и копытами. Мерзкие, гадкие и выпрыгивают всегда, когда их не ждешь. Что он тут забыл? Будет подменять Рогозина?

– Неа… – лениво протянула Лил, бесстыдно поправляя свой пуш-ап так, чтобы ее единичка смотрелась хотя бы троечкой. – Будет вести отдельный курс. И нас всех добровольно-принудительно на него записали.

– Понятно… Тебя добровольно, меня принудительно.

– Ой-ей, какая цаца, – фыркнула Лиля. – Не нравится – не ешь.

Продолжить душещипательную беседу с Лилей не удалось – и слава богу. У нее был весьма странный вкус на мужчин. Это подтверждала челюсть подруги, отвалившаяся в тот момент, когда профессор Дрейк принялся засучивать рукава.

Нет, я тоже в состоянии оценить красоту мужского тела. Все эти вены, опутывающие загорелые руки. Мышцы плеч, обтянутые тонкой хрустящей тканью. Но это совершенно не спасает ситуацию, когда обладатель привлекательной фигуры – полный му-у-у… Словом, нехороший человек. «Редиска», как говорили в любимом фильме отца.

Вот наш Алексей Николаевич – глаза сами устремились к фигуре моего научного руководителя – тоже очень хорош собой. Я даже загордилась им издалека. Да, рубашка не такая модная, и вместо пиджака – джемпер невнятного оттенка. Но ростом и статью он этому заграничному профессору не уступал.

Короткостриженые виски Рогозина уже забелила седина, голова была вовсе лысой, а вокруг глаз скопились лучи морщин. Но в остальном он был еще хоть куда. Плотно сбитый, подтянутый, широкоплечий. Наш русский ответ их импортному товару!

Пока я мысленно нахваливала «свое, отечественное», аудиторию прорезала знакомая трель. Алексей Николаевич вынул из кармана джинсов телефон и, уже приняв вызов, одними губами сказал Дрейку: «Это надолго. Вызывай пока сам».

Я внутренне сжалась, предчувствуя, что разбитыми коленками мои сегодняшние неприятности не закончились. Интуиция пятой точки тут была не причем. Просто в меня с размаху врезались зеленые глаза, едва за Рогозиным закрылась дверь.

– Ласкина, – тихо и ровно, но так, что расслышали даже мыши, произнес хам.

И, что странно – он сначала посмотрел на меня, а потом уже фамилию выдал. И в список даже не глядел.

Лиля завистливо простонала, что на моем месте должна была быть она. Не зря же родители наградили ее фамилией Аверьянова. Исключительно с целью, чтобы во всех списках любимая дочь стояла на первом месте.

Черт, да я бы с превеликим с ней поменялась. Но все же поднялась со стула и принялась медленно спускаться по лестнице, чувствуя себя неуклюжим мультяшным пандой. Сколько же тут ступенек?

Коленки продолжали саднить, напоминая о том, что к профессорскому столу сейчас идет не хрупкая невысокая блондинка, а самый настоящий зеленый Шрек. Я поспешно присела на стул, отведенный под экзекуцию, и накрыла дырки в колготках ладонями.

Дрейк занял место напротив. Нас разделил широкий дубовый стол, но мне все равно захотелось отодвинуться еще немного назад. Я вжалась всем телом в спинку стула, и тот предательски скрипнул на всю притихшую аудиторию. Иноземный гость вскинул на меня глаза, наделенные необычной магической зеленцой, и криво улыбнулся. Хам.

Перед ним лежал список. Дрейк машинально поглаживал подушечкой пальца звездочку, стоявшую напротив моей фамилии. Каким-то образом я умудрилась ее разглядеть. Интересно, что решил отметить Алексей Николаевич? Что я молодец и меня нельзя заваливать? Хорошо бы, потому что на сегодняшнем тесте я откровенно поплыву – изучающий взгляд сбивал с умных мыслей.

– Кхм, Олеся Владимировна… Скажите, какие еще у вас есть бытовые навыки и скрытые таланты, кроме красочных приземлений? – негромко выдал профессор. – Варите кофе? Что насчет кулинарных способностей?

Это и есть дополнительный вопрос, на который я должна ответить «по существу»? Офонареть.

– Плету макраме, – фыркнула, глядя в яркие травянисто-зеленые глаза. Они удивительным образом гармонировали с моими коленями.

– Интересно. Хотелось бы на это посмотреть.

– Вот как? А больше вам ни на что посмотреть не хочется?! – разъяренно прохрипела я, и тут же об этом пожалела, потому что он скосил глаза на столешницу… куда-то в область напрягшихся от его внимания бедер.

– Хочется. Но я подожду, – совершенно спокойно выдал хам. – Я вас чем-то обидел? Вы трясетесь от гнева. Разве не слышали, что это один из семи смертных грехов?

– Пфф!

– И все же, чем? Я не давал вам повода для таких бурных эмоций.

– Не давали? Да вы мне предложили работу! – тихо, чтобы никто не слышал, прошипела ему в лицо.

– Пристойную и хорошо оплачиваемую. И вам определенно не помешают лишние деньги.

Он даже плечами пожал, настолько был уверен в своей непогрешимости.

– Вы не помогли мне встать, – припечатала я последним аргументом. – Просто продолжали бессовестно пялиться, пока я поднималась… А я ведь упала! Мне было больно!

Глаза напротив опасно сузились, взгляд потемнел. Скулы заострились, очертив поросшее щетиной лицо смелыми графитовыми штрихами. В свете тусклой университетской лампы вдруг показалось, что передо мной не профессор Дрейк, а его грубоватый и мрачноватый эскиз, в спешке нарисованный угольками.

– Разумеется, больно, Олеся Владимировна. В том и заключена истинная сила человека – самостоятельно подняться после падения. Что действительно бессовестно, так это не верить в него и предлагать свою помощь, когда он точно может сам встать с колен.

Наружность он сейчас имел истинно демоническую. И, казалось, мыслями был совсем не со мной. Может, даже не в этом мире или времени.

Я не знала, что ответить на его сентенцию о «гордом поднятии с колен». Может, в философском смысле Дрейк и был прав (но тогда он явно ошибся факультетом). Но в сухом остатке – по-мужски и с оглядкой на общечеловеческий этикет – считался полным му-у-у…хомором, вот.

Вместо того, чтобы забрасывать меня содержимым теста – терминами из узкоспециальных бизнес-тем, – вашингтонский засранец продолжал изучать мои криминально-бытовые способности. Среди важных дополнительных вопросов были:

«Вы жаворонок или сова, Олеся Владимировна?»

«Вы храпите во сне? В какой позе спите?

«Хорошо ли ориентируетесь в незнакомой местности и бегло ли набираете текст на клавиатуре?»

Ответила я только на последний – к этому моменту сумела взять себя в руки и перестать скрипеть зубной эмалью.

– Я печатаю быстро и почти без ошибок, но двумя пальцами, – машинально пробормотала, размазывая пальцем зелень по колену. Легкая саднящая боль отвлекала от желания придушить заморского хама. – Ориентируюсь плохо. Отец шутит, что у меня «топографический идиотизм». Но не понимаю, какое это отношение имеет к работе переводчика-международника?

– К чему? Ах, да… – спохватился Дрейк и помял указательным и большим пальцем щетину на подбородке. – Будет неловко, если вы заблудитесь по дороге в конференц-зал, Олеся Владимировна.

– Сюда я как-то дошла, – возмущенно бросила в холеное лицо, на котором даже лишняя растительность казалась уместной.

– Не без приключений, смею заметить.

Одним словом, к возвращению Рогозина этот черт меня достал. И едва запекшуюся рану на коленке я все-таки успела расковырять от волнения.

Алексей Николаевич нахмурился, увидев меня на стульчике для экзекуции, и я виновато улыбнулась. Мол, делаю, что могу. Стараюсь очаровать иноземного наглеца. Даже ресницами хлопнула: честно-честно.

Мне льстило расположение Рогозина, и не хотелось его подставлять перед иностранным коллегой. Про нашего профессора ходили легенды: многие из его «особых» учеников становились настоящими звездами и получали бешеные зарплаты даже по столичным меркам. Я не была уверена, что смогу достигнуть таких же невероятных успехов, но считать себя чьим-то любимчиком было приятно. Да и просто по-человечески – Рогозин был классным мужиком. Каждой порой на коже он излучал надежность, уверенность, силу. Раньше мне казалось, что они с отцом во многом похожи. Но… теперь сходств обнаруживалось все меньше.

И тем непонятнее было, как он может звать вашингтонского хама «старым знакомым» и так по-свойски похлопывать его по спине. Впрочем, сейчас преподаватель выглядел недовольным. Я бы решила, что Рогозин злится, если бы за ним такая эмоция вообще числилась. Но он даже «неуды» ставил с располагающей улыбкой.

Алексей Николаевич отпустил меня одним кивком и вызвал строго по списку:

– Аверьянова Лилия.

Подруга опять поправила пуш-ап и вспорхнула со скамьи певчей птичкой, пробудившейся по весне. Всем видом она показывала, что готова радовать своей трелью Дрейка снова и снова. И снова.

***

Сумка к концу занятий стала неподъемной, хотя конспектов в ней не прибавилось. Хотелось сгорбиться и спрятаться за отворотами короткого полупальто, но я не позволяла себе раскиснуть. Вышагивала к общежитию, как ни в чем не бывало. Будто каблуки не разъезжались на льду, а колени, лишившиеся щита в 80 дэн, – совсем не мерзли.

– Эй, Ласка! Постой… Где ты так грохнулась?

Нет, ну надо же! Именно в тот день, когда у меня ноги ободраны и залиты зеленкой, он решил вспомнить о моем существовании.

– Юра, привет… – промямлила, глядя в голубые глаза. Небесные, истинно ангельские.

– Ага, привет. Так что с коленками? Ты похожа на тролля.

– Спасибо, – не удержалась я от язвительной усмешки. – Асфальт и Клавдия Григорьевна были ко мне немилосердны. Ты чего-то хотел?

– А что, я уже так просто не могу к тебе подойти?

Нет, Юра. Так просто не можешь, и мы оба это знаем. Ты – о моей глупой трехрехлетней влюбленности, а я – о твоей привычке ей пользоваться. Говорила я это мысленно, а сама снова и снова запоем ныряла в глаза, ставшие моим наваждением со второго курса.

– Вот, думал в кино тебя позвать. И заодно конспект по латыни попросить. Я пропустил три последние лекции, а ты же всегда записываешь. И почерк красивый, читать приятно.

Я порылась в сумке и достала тетрадь.

– На, Юр. Только к понедельнику верни, ладно?

– Ааа… Хорошо, спасибо, – он неуверенно помялся с ноги на ногу и поправил длинную светло-русую челку, смешно выбившуюся из-под шапки бини. – Так что по поводу кино?

И ведь непонятно ни разу, это дань вежливости или «красавЕц Юрец», по которому сохнут даже младшие научные сотрудницы, правда хочет сводить меня на фильм. Как же сложно устроен мир!

– Я сегодня вечером занята. Ко мне сестра приехала с племянником, и вот…

– Понял. В другой раз, да? – парень очаровательно улыбнулся, не слишком расстроившись.

Значит, все-таки вежливость.

Глава 2

Общежитие встретило обшарпанными стенами и деланно незаинтересованной Илоной Ралиевной. Местной цербершей, властительницей убогих комнатушек и богиней горячей душевой воды.

– Ласкина, – она приподняла бровь, не отрываясь взглядом от маленького телевизора, встроенного в шкаф. – Мы на неделю договаривались. Завтра жду доплату.

Я поежилась от ее холодного тона. Непрошибаемая тетка. Никакая «сложная ситуация» ей не интересна.

– Можно в понедельник?

Я взволнованно сжала кулачки. Скажи: «Можно». Скажи же! До завтра у меня лишних денег точно не появится, все строго рассчитано. А в начале учебной недели можно попробовать у кого-то занять.

– Само собой. Жду в понедельник.

Я облегченно выдохнула и поплелась наверх по лестнице. По пути позволила себе заглянуть в уборную – плеснуть на лицо воды и хоть как-то отсрочить вторжение в комнату, которую своей я считать могла теперь с большой натяжкой.

Я уперлась глазами в пыльное, мутное зеркало, месяцами не видавшее мыльной губки. Выгоревшие на астраханском солнце светлые волосы свисают со лба неаккуратными мокрыми сосульками. Пухлая нижняя губа искусана от волнения в кровь. Щеки лихорадит, из-за чего серые глаза кажутся почти бесцветными. А ведь на первом курсе я считалась красавицей. Сколько воды утекло.

А впереди – встреча с сестрой. Номинально старшей, но… Ответственности в ней не было ни на грамм. Хотя Валька любила вспоминать, как в детстве присматривала за мной, пока мать с отцом ходили в ресторан. Были в нашей жизни и такие времена.

Но «сюрприз», который она мне устроила сегодня, я даже в страшном сне бы не представила. Жизнь решила под вечер пнуть меня еще разок. Точнее, не пнуть, а так – потыкать носком безжизненно валяющееся тельце.

– Это что? – я указала пальцем на бумажный эко-пакет из «ГурманМаркта». – Валь… Я не понимаю.

– Не удержалась, Лесенок! Ну не могу я вот так, в четырех стенах, даже без нормальной еды. Ваня любит бананы, хотела его порадовать.