– Сейчас?
Кухонные часы показывали десять.
– Самое время для моей… профессии, – подтвердил робкие умозаключения черт. – Олеся, я вернусь завтра вечером… или позже. Так что обойдемся без рассветного кофе.
Я хотела ему напомнить, что в отсутствии кофемолки, турки и кофеварительных способностей у меня любимой, мы обойдемся вообще без кофе. Как рассветного, так и закатного. Но промолчала.
Уходит – и на том спасибо. Меньше народу – больше кислороду. В моем случае так точно: меньше буду задыхаться от ужаса. И почему вдруг «рассветного»? Еще один чертов бзик?
– Я пью кофе ранним утром, с восходом солнца. Вот уже тридцать лет. Каждый день.
Резкий кашель вырвался из груди. Сколько-сколько? Я не ослышалась? Или он подсел на кофе сразу с пеленок, решив пропустить грудное молоко? А может, в аду вообще нет молока и принято кофейное вскармливание? Тогда понятно, чего он такой нервный.
– Привычка. Рассвет и кофе. Там, где я жил раньше, нет ни того, ни другого. Мне нравится совмещать. Напоминать себе, что во всем есть плюсы, даже в… – он замялся и перевел взгляд в темнеющее окно. – Одна из твоих обязанностей, Олеся, – делать так, чтобы в нужное время передо мной стояла чашка с правильным кофе. Но завтра отдыхай. И…
– И?
– Составь список нужных тебе вещей. Продукты. Чай, какой ты пьешь. Шампунь. Мыло. Крем. Полотенце… Что там еще? – он выдохнул и наморщил загорелый лоб, показывая, как нелегко ему даются размышления о том, что может понадобиться девушке в чужой квартире. – Завтра днем зайдет мой человек, возьмет список и купит все необходимое. К вечеру привезет. За своей одеждой, тетрадями и ноутбуком заедешь в общежитие в понедельник.
Боги, он не шутил! Он и правда задумал глобальное переселение меня на целый месяц… вот сюда. К нему на коврик.
– Да, я не шутил, Олеся.
– Долго вы еще будете у меня в мозгах ковыряться? Говорили же, что к утру эффект рассосется.
– Ну, как видишь, не рассосался. Твое сознание так и осталось на одной волне с моим. Я и сам этому уже не рад.
– Ой ли!
– У тебя там жуткий кавардак. А я, знаешь ли, дорожу порядком. Во всем, – черт нахмурился. – В мыслях и чувствах в первую очередь.
– А то они у вас есть!
– Мысли? – Дрейк приподнял бровь.
– Чувства, – надменно фыркнула. – Если так раздражает мой «кавардак», купите себе шапочку из фольги.
Я окинула загорелую физиономию цепким взглядом и пришла к выводу, что ему пойдет. И даже отверстий для рожек проделывать не придется. А вот если в комплект прикупить брюки или, скажем, комбинезон… Да, там, пожалуй, без отверстий никак.
– Олеся-а-а… – удрученный выдох намекнул, что с шапочкой стоит поторопиться.
Глава 6
Я проснулась только к полудню. Оказывается, спать на коврике может быть вполне уютно, когда в квартире нет черта-«барабашки» с макбуком. Еще бы обтянутый хлопком кирпич, именующий себя «диванным валиком», заменить на что-то более удобоваримое – и можно жить.
Вспомнилось, как в моем детстве – еще до свалившихся на наше семейство неземных благ и сопровождающих их проблем – мама все время боялась, как бы начальник не вызвал ее на ковер. Босс ей достался строгий, из распространенной породы всезнающих самодуров. Пятилетняя я никак не могла понять, что такого страшного может быть в мягком напольном покрытии? Казалось бы, ну ковер и ковер. Чего так бояться?
Мой нынешний босс меня на ковер не просто вызвал, но там и оставил. А сам, гад безрогий, ушел. Интересно, возвращение вечером подразумевало веселую ночь? Хотя… Какое мне дело, как развлекаются черти в свободное от воровства чужих душ время?
Первый час я бесцельно слонялась по квартире любопытной кошкой – принюхивалась и присматривалась. В спальню заглянуть так и не решилась. Убийственно страшный темно-зеленый взгляд живо всплывал в памяти. А за неимением души жить почему-то хотелось особенно сильно.
Сунула нос в ванную, порылась в шкафчиках. Ни швабры, ни пылесоса не обнаружила – как черт и предупреждал. Но нашлось несколько запакованных микрофибр разного цвета и размера. Он не шутил: ползать мне придется на коленях все время. Чтобы не доставлять ему удовольствия лицезреть мой оттопыренный зад, для себя решила делать уборку в его отсутствие. То есть вот, к примеру, сейчас.
…Еще через пару часов я позволила себе выйти из квартиры. Ключа у меня не было, и я боялась покинуть ее надолго. Прошлась по устланному ковролином коридору влево. Затем – вправо. Как тигр на цирковой арене! Потыкала кнопку лифта. Дождалась заветного «Дзыннь», но входить не стала. Сомнительная иллюзия свободы. Будто можно сбежать от демона, у которого в кармашке завалялась твоя душа.
Снова и снова в голове всплывали слова миндальной тетки. «Вечность в подчинении у черта». Но нужно быть совсем самоубийцей, чтобы шпионить за демоном Ада, ведь так?
Едва я закрыла за спиной входную дверь и притулилась лопатками к полотну, лифт снова приветливо «дзыннькнул». И полминуты спустя в мой затылок впечаталось уверенное «Тук-тук».
На пороге стоял парень. Лет двадцати трех, с рыжими растрепанными кудрями и открытой белозубой улыбкой. Я опешила, хлопнула пару раз ресницами, ожидая какого-то приветствия или пояснения… Но гость просто протянул руку, будто ждал, что я в нее что-то положу. Немой что ли?
– Ааа… Вы от мистера Дрейка? За списком, да? – догадалась пару секунд спустя, и парень кивнул.
Я чуть отошла, впуская визитера внутрь, но он резко мотнул головой и остался стоять за порогом. Субординация? Деликатность? Или без приглашения хозяина он не смеет войти?
Смущенным парень, в отличие от меня, не выглядел. Наоборот, смотрел с легким ехидством. Почти так же, как недавно Витторио. Интересно, как Дрейк объяснил «коллеге» наличие девушки в собственной квартире? И необходимость обеспечить ее шампунем, персональным куском мыла и любимым чаем?
«Мой человек». Так я и поверила! Интересно, какую должность занимает рыжий чертик? Рожек из-под бронзовых вихров не пробивалось, но… Конечно, этот тоже был демоном. Обаятельным и, в отличие от Даррела, явно весельчаком. Мягкий прищур зеленоватых глаз и убегавшие к вискам дорожки мимических морщин покоряли с первого взгляда. Почему-то хотелось улыбаться ему в ответ.
– Вот. Там немного совсем… Я бы и сама могла, – замявшись, я протянула чертенку сложенный вдвое лист бумаги. Тот ухватил список, слегка мазнув по моей ладони пальцем. Тело прошибло током. Озорно подмигнув, парень развернулся на каблуках и размашистым шагом пошел к лифту.
«Дзыннь» – и я снова осталась в гордом одиночестве.
***
Через три часа Рыжик (так я про себя прозвала обаятельного чертяку) вернулся с четырьмя пакетами. Половину из этого я не заказывала, но, видимо, Дрейк велел ему исправить огрехи моей скромности. Иначе как объяснить, что вместо творога и бананов нашлись три пачки слабосоленого лосося? А еще баночка с утиным паштетом, пластиковый контейнер с икрой кеты, нарезка хамона, огромные испанские оливки, свежий хлеб и творожный сыр?
Это все выглядело отдаленно знакомым. Маленькую меня редко брали на «взрослые» посиделки. Но позже я застала несколько пышных банкетов – когда отец открывал филиал в Нижнем и когда «обмывали» новые апартаменты в центре Москвы. Ну и когда Валька «удачно» выходила замуж, само собой.
Я не тосковала по обеспеченной жизни. Даже в лучшие времена дома мы питались просто. Мать на Новый год запекала утку, отец сходил с ума от картошки, жареной с лесными грибами. Он быстро взлетел и так же стремительно упал. Ни я, ни папа не успели привыкнуть к роскоши. А вот мама с Валькой, кажется, да. Им банкротство «Ласков Групп» далось труднее. Сестра тут же спряталась за мощной спиной Джада, а мама… Она забаррикадировалась где-то внутри себя.
И все-таки мясо краба, прикупленное Валькой с моей стипендии, разбередило фантомные раны. Черт! Кажется, этот Черт задумал меня искусить. Совратить. Или чем там эти звери занимаются?
Сбить с пути истинного, вот.
В следующем пакете обнаружились какие-то пупырчатые щупальца неизвестного морского гада. Кусок жутко пахучего сыра – аромат пробивался даже через упаковку. Две палки заплесневелой колбасы, по запаху отдаленно напоминающей отцовские носки не первой свежести. Еще какая-то ерунда в банке, похожая на плавающие глаза. Нормальными казались только помидоры, но и те зачем-то были вялеными.
А что-то из еды для простых смертных тут есть? Я не готова кормиться деликатесами с руки демона Ада! Душа, все еще находившаяся во мне, бастовала против такого положения вещей.
Вот только желудок ворчливо урчал. Напоминал, что я на завтрак сварила себе два яйца и этим гордо ограничилась. Телефон пиликнул. Как не вовремя! Я тут борюсь с собой и низменными порывами, а он…
«Надеюсь, ты не додумаешься морить себя голодом из чувства протеста, Олеся».
Он и на расстоянии мысли читать умеет? Откуда у него вообще мой номер?
Вот вроде спрашивает, а знака вопроса нет… И между строк читается приказ: «Ешь». Или он, приказ этот, мне просто на голодный желудок примерещился?
Я покорно вскрыла одну из упаковок с красной рыбой. Чем черт не шутит? Мне тут целый месяц куковать. На одних яйцах долго не протяну.
Но плесневелую колбасу «с носками» пусть сам ест.
***
Адское чудище в квартире до сих пор не объявилось. Но завтрашний «рассветный» кофе никто не отменял. Так что я привычно растянулась на коврике, как приблудная дворняжка, сунула под голову диванную подушку и прикрылась пледом. Думала, что не засну, но через секунду меня поглотила вязкая дрема.
Проснулась я от мерного стука. Тук-тук-тук-тук… Похоже на шелест клавиш ноутбука, по которым кто-то шустро набирает текст.
Я приоткрыла один глаз. В кресле напротив дивана, по ту сторону ковра, сидел Дрейк. На его коленях действительно серебрился макбук, отсвечивая в меня надгрызенным яблоком.
– Вы чего… тут… – я приподнялась на локте, продирая заспанные глаза. Сейчас сколько? Часа три ночи?
– Работаю, Олеся. Спи.
– Почему тут?
Я имела в виду, почему рядом со мной, а не в кабинете или спальне. Он сидел в нескольких метрах от меня, и это странное соседство – при условии, что я валялась практически в его ногах, – очень смущало.
– У тебя приятная аура. Чистая, энергичная, звонкая, – не отрывая взгляд от экрана пробормотал Дрейк. – Рядом с ней легко и быстро работается. У меня много дел, надо разгрести до утра. Мне нужен «допинг».
«Допинг» – это, в смысле, я? Моя звонкая аура? Офонареть…
Значит, он собирается стучать по клавишам до утра. Стало быть, спать в квартире планирую только я. И нет, у него даже мысли не возникло предложить мне свою постель! Ведь так «вкусная» энергичная аура уйдет. Лежите, Олеся Владимировна, где лежали. Хам!
– Можешь взять сюда мою подушку, – буркнул еле слышно Дрейк, поглощенный каким-то новым «дзынь» на макбуке.
Спать на подушке, которой касалась голова этого черта? Даже не знаю… Он, конечно, рогов не носит. Не модный в Аду аксессуар, как я успела понять. Но…
Я все равно встала и пошла. Ай, к черту! То есть… ну да, к нему. В спальню. За подушкой. Потому что та ересь, что именовалась диванным валиком, по ощущениям больше напоминала черствую буханку хлеба.
– Завтра куплю тебе подушку, – все тем же монотонным голосом выдал демон. – А сейчас прекрати шастать по квартире и ляг обратно. Отвлекаешь.
Я устроилась на коврике, закуталась в плед по самый нос и прикрыла глаза. Но не была уверена, что смогу заснуть под его мерное «тук-тук-тук».
Дело вовсе не в шуме: клавишный перестук, наоборот, убаюкивал. Но одно дело – спать в общежитии рядом с соседкой или с Валькой. И совсем другое – в одной комнате с мужчиной. Малознакомым. Взрослым. (Сколько ему, кстати? Выглядит на тридцать, но ведь могут быть и все триста!) И с довольно необычной профессией.
Ладно, если притвориться спящей, есть шанс поверить в собственный обман. Я поглубже зарылась щекой в мягкую ткань с ненавязчивым запахом кондиционера и чего-то еще… терпкого, но, пожалуй, не противного.
Недавно мы с Лилькой смеялись над анекдотом в тему. Про слишком настойчивого консультанта известной сети, торгующей телефонами, умудрившегося продать дьяволу душу… и чехольчик. А я вот продешевила. Нет во мне коммерческой жилки.
Мысль о том, что мне завтра купят подушку, отдалась приятным теплом в районе поясницы. Будто мне пообещали хрустальные туфельки и ведерко бриллиантов в придачу. И это как минимум. Как мало мне все-таки надо.
– Все равно вы – зло… – пробубнила я, стряхивая с себя мечтательное настроение. Меня подушкой не купить!
Тяжелый вздох и мягкий хлопок крышки ноутбука заставил напрячься каждой клеточкой. Ой-ей!
Я приоткрыла глаз и устремила его на кресло напротив. Сейчас оно пустовало. Где Черт, черт его возьми?
Дрейк обнаружился сверху. То есть прямо надо мной. Сидящим на корточках у моего спального места и нависающим над моим «спящим» лицом. Ковер приглушил его шаги. Ну, или черти летать умеют. Телепортироваться, как вариант.
– Зло и добро – очень относительные вещи, Олеся, – тихо и ровно, в духе лекции, произнес заморский профессор, пока я отходила от пугающей близости изумрудных глаз. Хотелось зажмуриться и снова притвориться спящей. – Демоны и ангелы просто руководствуются разными мотивами. Я помог тебе с Джадом. Твоя сестра и племянник целы. Никто не пострадал. Хочешь сказать, что это не добро?
– Вы это сделали из корысти. Чтобы найти себе уборщицу.
– Помощницу. Это и есть мотивы. Но мне твоя душа нужна лишь на время. Потом ты станешь свободна. Свою же услугу я назад не заберу. Уборкой ты платишь мне за избавление своей семьи от большой беды. На мой взгляд, справедливо. А на твой?
Я замешкалась с ответом. В этом контексте я ситуацию рассматривала и раньше. Но уж точно не в том свете, что вашингтонский черт совершил хорошее дело!
– Или добро должно быть исключительно бескорыстным, не требующим оплаты? Но тогда его особо и не ценят. Воспринимают как должное. А так у нас с тобой прозрачные деловые отношения. Все довольны. У меня – чистая квартира. У тебя – невредимая сестра, оставшийся с любящей матерью племянник и целые нервы. Разве не этого ты хотела? Спи, Олеся. Спи…
***
Солнечный луч пощекотал нос, и я проснулась. Светило было достаточно высоко, раз его наглые лапы пробрались даже за диван. Я испуганно вскочила: рассвет прошел, меня никто не разбудил, кофе не потребовал… Вот черт!
Я выпуталась из пледа, готовая с головой броситься в бытовое рабство, чтобы поскорее отработать душу. Но… Дрейка нигде не нашлось. Ни во вчерашнем кресле, ни на кухне. Ни вообще в апартаментах на четырнадцатом этаже.
Он меня не разбудил. Это хороший знак или плохой?
Дрейк что-то говорил о том, что моя душа, подточенная этим чертом-короедом, сияет не так ярко. Что ей нужно время на восстановление. Может, он потому и дал мне проспать до… До девяти утра?! Часы на мобильном показывали 9:15. Слава богу, мне сегодня к третьей паре.
Два дня бытового рабства проскочили незаметно. Все закрутилось так быстро и странно, что утром понедельника я едва помнила, что мне, вообще-то, положено явиться в университет. Но запас времени еще был, так что я заварила себе жасминовый чай и с безликой белоснежной чашкой плюхнулась в кресло в гостиной.
Роскошные окна с лучших сторон демонстрировали мне комплекс «Москва-Сити», бесконечными башнями подпиравший седые облака. Квартира черта вообще очень походила на столицу. Дизайнер явно вдохновился «природными оттенками», о чем свидетельствовали светло-серые стены, местами уходящие в оттенки грозового неба и мокрого асфальта.
Но, в отличие от шумной, торопливой, толкающейся и гудящей Москвы, здесь было тихо. Пусто. Просторно. Солнце игриво бликовало на паркете и просвечивало насквозь светлый ворс ковра. Я поджала под себя ноги и не без труда призналась: сейчас мне хорошо. Приятно и спокойно.
Хотя отсутствие элементарного кофейного столика возмущало: вот как можно жить в столь голом пространстве, что даже чашку поставить некуда? Что за приступ аскетизма? Но роскошный вид из окна на столичную суету компенсировал лощеный минимализм. Наверное, в таких апартаментах жильцы чувствуют себя королями мира.
Я никогда не бывала в настоящих небоскребах. Не представляла, как себя ощущает человек, живущий, скажем, в пентхаусе. Но даже эти просторные хоромы выбивали меня из колеи – немудрено после комнатки в двенадцать квадратных метров. Никак не могла определиться: то ли воображать себя мышонком, случайно забредшем в гнездо орла, то ли все-таки временной орлицей.
Оглядев еще раз все комнаты, кроме спальни, словно преступница, я воровато протиснулась в ванную. Боже, душ. Один и весь для меня. И никто не подвывает в соседней кабинке! И никто не торопит, поколачивая дверь! Кажется, я провела в нем не меньше получаса. Если и был мой персональный Рай на земле, то он, кажется, располагался в квартире у черта.
Пора было признать: несмотря на соседство с адским созданием, его временами жуткий темнеющий взгляд, странные бзики и глупые правила, все было не настолько страшно, как показалось пятничным вечером.
На кухонном столе лежал запасной ключ, прижимавший к стеклу записку. Такую сухую, будто Дрейк за каждое слово лишался парочки выгодных контрактов или получал щелбан в загорелый лоб. Ни приветствия, ни прощания. Ни даже подписи «Черт». Или, на худой конец, «Твой нудный рабовладелец».
«Вечером будь не позже шести. Привези какие-то вещи. Ужин закажу сам. Заберешь у курьера»
Интересно, в Америке примерно такие записки оставляют женам мужья? Или все же добавляют: «Доброе утро, медовая»?
Я придирчиво оглядела квартиру. После вчерашней уборки она блестела, так что хвататься за тряпку было рано. Значит, я успевала забежать в общежитие за свежей одеждой и конспектами.
Деньги, оставшиеся от «аванса на колготки», я отдала Илоне Ралиевне – за то, что она закрывала глаза на проживание Вальки с сыном. Она молча приняла от меня пару расправленных купюр, даже не заикнувшись про эпизод с Джадом. К числу положительных качеств пожилой церберши можно было отнести немногословность и полное равнодушие к происходящему вокруг.
Дверь в мою комнатушку была аккуратно вставлена обратно, на месте выдранного с древесным мясом шпингалета сияла новенькая защелка. Вальки с Ваней не было, но ворох ее платьев неизменной пышной горкой укрывал мою кровать. Пообещав себе заглянуть к ним после занятий, я в спешке переоделась и побросала в сумку тетради.
Лильки в университете еще не было. Обычно ее подвозит Антон, а он и пунктуальность – вещи несовместимые. Так что я просто стояла в прохладном коридоре, обрисовывая носком туфли контур падавшей на пол тени.
– Ласкина! – вырвал меня из задумчивости деланно строгий голос Алексея Николаевича. – Проснулась? Молодец. У меня есть свежие правки по твоей дипломной работе. Загляни в свободный вечер ко мне в кабинет. Заодно покажешь новые наработки.
Рогозин важно сдвинул брови, и я прикусила губу. Че-е-ерт! Я на выходных ожидаемо не уделила проекту ни одной минуты. Плакало мое включение в «особую группу».
Свободный вечер, свободный вечер… Нет у меня теперь свободных вечеров.
– Что не так, Олеся? – вдруг участливо поинтересовался профессор, развернулся спиной к окну и присел на подоконник. – У тебя растерянный вид.
Скорее, душевно-потерянный. Ох… Знали бы вы только, как я вляпалась.
– Я не успела на выходных поработать над дипломным проектом, – пробормотала виновато. – Сестра из Лондона приехала погостить с сыном. Суматоха и… вот.
– Понял. Семья – это важно. Особенно в трудные времена, – добродушно кивнул Рогозин и потряс перед моим носом ладонью с крупным обручальным кольцом на пальце. Я знала, что он, несмотря на солидный возраст, недавно женился. Чем растоптал в пыль непристойные мечты десятков студенток.
Мы оба понимали, что он имеет в виду под «трудными временами». Алексей Николаевич знал больше других о моей непростой финансовой ситуации. Об арестованной квартире, о папином банкротстве, об их с матерью дрязгах и долгах.
Как-то давно, в один из таких «свободных вечеров», я вывалила ему все. Как приставы, не стесняясь стенаний матери, выдворили нас из столичных апартаментов в безликий хостел. «С вещами на выход!» – нервно хохотнул тогда отец, и мать еще месяц припоминала ему привычку юморить, пока в ее жизни происходит форменный конец света. А потом они вовсе перестали разговаривать.
Сейчас родители жили в Воронеже, в нашей старой двухкомнатной квартирке. Пытались склеить брак, больше напоминающий вазу династии Мин, разбитую на тысячу мелких бело-голубых осколков. Стертую едва ли не в пыль. Сердце снова болезненно кольнуло – неужели развод? Страшно об этом было даже думать.
Так хотелось хоть одно светлое пятнышко в этом беспросветном потоке гнетущих мыслей, что я решилась задать Рогозину тревоживший меня вопрос.
– Алексей Николаевич, а вы…
– Мм? Говори, Ласкина, не томи, – он недовольно дернул плечами и почесал седой висок.
– Всерьез тогда говорили про место в «Лингва Юниверс»?
Недавно он намекнул, что, если я не завалю итоговые тесты, возьмет меня в «семью Рогозина». В его команду лингвистов-международников, сопровождающих VIP-персон, звезд и даже президентов других стран! А это ли не мечта – путешествовать по миру в компании интересных, значимых людей?
– Нет, Ласкина, шутки шутил! Я ведь известный юморист! – фыркнул Рогозин, и у меня к ушам потянулась улыбка.
Шанс вырваться из удушающей петли бедности был так реален, что защипало в носу. Зарплаты у них отличные! Я ведь так и родительские долги смогу отдать.
– То есть с меня только красный диплом, да? – заискивающе посмотрела в серые глаза.
– Все ты сдашь. Я в списках тебя отметил, – Алексей Николаевич снова почесал седеющий висок и приподнял бровь, намекая, что это между нами. – Чтобы Дрейк не наседал. Он отличный специалист, но уж больно дотошный и принципиальный. Не умеет он по-свойски. Американец!
Вот, а я о чем? Нудный тип. И, ко всему прочему, черт. Крошечный такой недостаток (это без учета возможного хвоста, иначе недостаток был бы посущественнее). Но не говорить же об этом Рогозину? Мне еще рано в психушку. Я в «Лингва Юниверс» хочу.
***
День прошел на удивление ровно. Разве что Юра ожидаемо не вернул мою «Латынь», и пришлось конспектировать лекцию на листе, вырванном из Лилькиного блокнота. Солнце уже начало путь обратно к горизонту, когда мы с Аверьяновой покинули последнюю лекцию.
Пока я застегивала на все пуговицы пальто, подруга поправляла перед зеркалом макияж. Ее ухоженная броская красота с каждым годом проявляла себя все ярче. Удлиненное, искусно растрепанное каре смотрелось так, будто девушка час назад искупалась в море, и темные волосы не успели высохнуть. Густо обведенные подводкой глаза контрастно выделялись на бледном холеном личике.
– Одолжишь мне немного до следующего месяца? – Лиля отвернулась от зеркала и поерзала губой по губе, распределяя бледно-розовую помаду. – В пятницу в клуб иду, а наличности – кот наплакал. Предки озверели.
– Сколько? – выдохнула я с некоторой обреченностью, глядя в совершенно невинные глаза. Подруга неопределенно пожала плечом. – Лил, у меня нет лишних. Ты же знаешь, Валя с Ваней…
– Раньше всегда были, – удрученно фыркнула Аверьянова и резко дернула молнию вверх, застегивая отороченную мехом кожаную курточку. – Ладно, проехали. Когда уже твои беженцы от тебя съедут?
– Это моя семья! – тверже, чем хотела, отрезала я. Но, может, так даже правильнее. Иногда Лилю надо ставить на место и спускать с ее персонального Олимпа. – Они будут жить со мной столько, сколько захотят.
– Ладно, не пыли… О тебе, между прочим, думаю, Лесь. Я как-то неделю ночевала с племянником. Ему пять, но я на вторые сутки уже выла. Повсюду чертовы фантики от конфет. И этот гаденыш умудрился извалять в шоколаде мои любимые простыни с журавлями, – охнула девушка, резко притормозила, о чем-то задумалась и через секунду выдала: – Боги, я надеюсь, это действительно был шоколад!
Я хихикнула, просунув руку в перчатку. Лилькина брезгливость порой забавляла. В те редкие минуты, когда не бесила. Подруга деловито распахнула дверь, вынесла свое упакованное в модные, но непрактичные одежки тельце на январский мороз и поежилась.
– Да когда уже это кончится? Сил нет. Они будто издеваются!
– Что «это»? Кто «они»? – недоуменно спросила у подруги, протискиваясь следом.
– Это! – Лиля ткнула пальцем в потемневший от заиндевелого наста старый сугроб. Потом перевела палец вверх и пригрозила пролетавшему мимо облаку. – Они!
– Это просто снег. Так бывает зимой.
– Это гадость, – подруга удрученно протерла платком мысок замшевого сапога и потрусила вперед по дорожке.
Впереди нас вышагивал Юра, придерживая какую-то девушку за талию и не позволяя той скользить на обледенелой плитке. Я уже собиралась окликнуть парня и стребовать назад свой конспект, когда его спутница резко затормозила, о чем-то спохватившись. Она стала нервно рыться в сумочке, водрузив ту на приподнятое колено, а второй рукой бесцеремонно ухватив Юру за рукав. Издалека она напоминала изящную цаплю. За рыжими прядями, завесившими лицо, я узнала Милану.