Мемуаризмы

– Не желаю больше объясняться с соседями и милицией! Не смей петь! Еще раз завоешь – выброшу патефон, понял? – сказала мать сыну.

Угроза серьёзная, мама была сторонницей быстрых и решительных действий.

– Ну, мусенька… – начал отец. – Он же еще ребенок…

– Я все сказала! – прервала его мать и ушла на кухню. Она, не желая продолжать дискуссию, так всегда поступала.

Отец и бабушка приуныли.

– Ему надо заплатить, – сказала на идиш бабушка, справедливо считавшая, что с помощью денег можно решить любую проблему. – Что ты хочешь, чтоб не петь? – спросила она внука.

И тут маленький паршивец заявил:

– Хочу велосипед!

– Ого! – воскликнул отец. – Ничего себе запросы! – Велосипеды в ту пору считались предметом роскоши даже для взрослых, а детям вообще полагался эрзац – склоченный из двух досок, куска кожи и четырех подшипников самокат.

– Велосипед! – твердо повторил паршивец. – И завопил во всю мочь: «Ты постой, постой, красавица моя. Дай мне наглядеться, радость, на тебя!..» – доказывая, что у него есть материнский ген упрямства.

Бабушка взглянула на отца. Отец кивнул.

– Ша, юнг! Ша! – велела бабушка. – Будет тебе велосипед, чтоб ты был нам здоров. – И добавила для отца: – Купи, я дам гроши.

Велосипед был получен. А Боря опытным путем понял, что недостатки в определенной ситуации становятся достоинствами, приносящими значительные выгоды. Значит, недостатки нужно беречь и развивать.

Диалог в очереди к врачу

– Недавно пошла в город и случайно купила себе пуховик. Красивый, длинный аж до пола.

– На здоровье.

– Я не об том. Пришла домой довольная, показываю своим. «Мама, – говорит сын. – Ты в нем похожа на джигита в бурке». «Нет, – говорит муж. – На бабу на чайник». Теперь понимаете, с кем я живу?

Сексуальное просвещение

Освободившись от домашних забот, бабушка отводила внука в Городской сад. В саду работал фонтан, и высилась веранда, на которой по воскресеньям играл духовой оркестр. По дороге в сад бабушка давала внуку советы.

– Никогда не ссорься с людями, – говорила она. – Запомни, даже муха может нагадить.

Только став взрослым, Боря разгадал суть этой странной параллели людей и гадящих мух.

В Городском саду он подружился с Гариком. Гарик был старше почти на год, то есть почти большим. Его приводила в сад мама. Пока его отец воевал, они с матерью метались в эвакуации по Сибири, и к своим пяти годам он много чего знал о жизни. Он знал даже, что существуют таинственные отношения между мужчиной и женщиной. Боря, выросший на территории военного штаба, где кроме матросов и уток никого не было, ни о чем таком не догадывался: утки, как вы понимаете, ясности в отношениях полов не вносили. Да и Гарик, пытаясь объяснить суть гендерных отношений, говорил невнятно и особой ясности в этот вопрос тоже не внес.

Тем не менее, эта загадка встревожила Борю. Он стал подсматривать за парами. И получилось, – он увидел ЭТО собственными глазами. Можно сказать, получил наглядный урок сексуального воспитания. Случилось это в восемь с половиной лет, летом, после окончания первого класса.

В те годы обучались раздельно: как говорится, девочки налево, мальчики направо. Борина мужская школа № 105 находилась в трех кварталах от дома, и собрала в своих стенах всех юных хулиганов района. Во время уроков вдруг вдребезги разлеталось стекло в классе, учительница, прежде чем сесть, ощупывала стул рукой, а во время перемены в коридоре могла вспыхнуть «дымучка» – подожженный пакет кинопленки, наполняющий всю школу жуткой вонью. И школа тогда закрывалась на пару дней, пока вонь естественным образом не выветривалась, что приносило ученикам дополнительные каникулы. Но «дымучка», увы, случалась не часто: кинопленка, в состав которой входило серебро, считалась стратегическим материалом и подлежала строгой отчетности.

В таких условиях окончание учебного года с нормальными оценками можно считать подвигом; Боря в первом классе еще терпимо относился к школе. В виде стимула на следующий учебный год, отец взял путевки в Дом отдыха.

Дом отдыха находился на 13-ой станции Большого Фонтана. Таких станций в Одессе шестнадцать. Для тех, кто не в курсе, Большой Фонтан – это райская дорога вдоль побережья Черного моря, на которой с незапамятных времен располагались дачи одесских богатеев. Одна из этих дач была перестроена и превращена властями в Дом отдыха работников советской торговли.

В день заезда директор Дома отдыха сказал прибывшим:

– Мы будет считать свою задачу не выполненной, если вы за две недели не поправитесь минимум на два килограмма.

Автор уверен, что при такой установке, сегодня здесь не нашлось бы ни одной отдыхающей женщины. А, возможно, и мужчины тоже. Но в те послевоенные годы бороться с весом не было необходимости, и без борьбы каждый второй походил на дистрофика.

Утро в Доме отдыха начиналось с взвешивания отдыхающих. Тех, кто не поправлялся, переводили на диету «три Ц» – «яйце, сальце и маслице», и названные продукты добавлялись в рацион нарушителей планов администрации.

Дни они с отцом проводили у моря, ловили бычков под скалками, после ужина отец играл с соседями в шахматы, а Боря болтался по улицам среди дач. Бездумное кружение привело его к даче, скрытой за высоким зеленым забором. За забором крутили патефон, раздавался женский визг и взрывы смеха. А с этой стороны забора стояли рядом мужчина и женщина. На женщине было коричневое платье в модный горошек. И вот тут-то Боре, наконец, повезло увидеть суть загадочных гендерных отношений.

Женщина стояла, прислонившись спиной к забору, с закрытыми глазами и пьяно хихикала. А на её плече повис, тесно прижавшись к ней всем телом, не менее пьяный мужчина. Они вели однообразный диалог.

– Ну, дай… – требовательно просил мужчина.

– Ну, на, – отвечала женщина, разводя в сторону руки.

– Ну, дай… – устало повторял мужчина.

– Ну, на…

Это продолжалось довольно долго. Затем мужчина отодвинулся от женщины. В его мутном взоре мелькнула какая-то мысль, и он сказал:

– Ты мне нравишься… Очень… – Он ткнулся губами в щеку женщины и снова привалился к её плечу, бормоча: – Ну, дай…

Из-за поцелуя Боре почему-то стало неловко, и он сбежал.

То, что видел, он при встрече рассказал Гарику. Гарик покровительственно ухмыльнулся.

– Это чепуха, они же пьяные, – сказал он. И объяснил, что могло произойти, если бы они были трезвыми. Когда он успел узнать детали – не понятно.

Боря слушал, раскрыв рот. После этого Гарик стал для него непререкаемым авторитетом.

Друг детства Гарик

«Нам бы по сухарику, Борику и Гарику» – это двустишье они сочинили вместе. Боре исполнилось четыре, Гарику – пять. Они дружили с ранних лет вплоть до ухода на срочную службу. Авторитет Гарика с каждым годом рос. И тому существовали причины. В четырнадцать лет Гарик потерял отца, скончавшегося от застарелых ранений, и стал кормильцем семьи, заодно получив полную свободу действий. Он сделался стилягой, устроив на голове кок и надев узкие брюки. Он обзавелся девчонкой. Он зарабатывал настоящие деньги, бегая по городу и выключая на ночь свет неоновых реклам над магазинами. И, наконец, он начал удачно фарцевать, благо в Одесский порт заходили иностранные суда.

Боря во всем старался подражать Гарику. Он бы с радостью стал его компаньоном по фарцовке, но боялся матери. Поэтому реальные действия он подменял чтением книг. Так продолжалось до тех пор, пока Гарик не поспросил совета, какую книгу ему прочесть.

– Понимаешь, Людка сказала, что я необразован. – Ему исполнилось шестнадцать, Люда была его девушкой уже второй месяц, и, судя по намекам, их связывала не только дружба.

Боря, понимая свое мужское несовершенство, всегда завидовал другу. А тут вдруг ощутил интеллектуальное превосходство.

– Почитай «Робинзона Крузо» – сказал он.

Автору теперь кажется, что Борей, рекомендовавшим для чтения самую скучную книгу на свете, двигало в ту минуту подсознательное чувство мести за точившую его зависть.

Вскоре Гарик сообщил, что уже дошел до двадцать четвертой страницы.

Спустя тридцать лет Борис провел отпуск в Одессе. Естественно, они с Гариком встретились. Советская власть кончилась, а капитализм еще не начался. Гарик по-прежнему торговал контрабандным импортом, но теперь оптом и не боясь обвинений в спекуляции, ибо этим занималась вся умирающая страна.

Гарик привез друга к себе на дачу в Аркадии. Дача была роскошной: двухэтажный деревянный дом, застекленная веранда, цветник у входа, фруктовый сад, кусты малины вдоль забора…

– Купил у одного профессора, тот свалил в штаты, – сказал Гарик.

– А сам ты не собираешься? – Бегство от нежных объятий советской власти заграницу стало модным еще в семидесятых.

– Зачем? – Гарик был искренне удивлен. – Сейчас здесь все только начинается.

Попивая коньяк и рассказывая о жизни на Дальнем востоке, Борис внезапно обратил внимание на книжную полку, висящую на стене гостиной. На полке стояли две антикварные фарфоровые статуэтки и несколько книжек, среди которых и его подарок – «Робинзон Крузо». Борис снял книжку с полки. Закладка лежала на двадцать четвертой странице.

Половое созревание. Поцелуй

В центре двора-колодца стояла водопроводная колонка. От стены к стене тянулись веревки, на которых постоянно сушилось чье-то белье. От тяжести белья веревки провисали, их подпирали шестами. Детей в доме проживало много. Всё свободное время они проводили во дворе. Играли. Игры были простыми, но веселыми. Играли на деньги в пристенок, спорили, кто съест сто грамм хлеба за сто шагов (тогда в булочной хлеб продавался на развес), играли в «замри» и лапту, в жаркий день обливали друг друга водой из колонки.

Во время игры в «замри» Боря внезапно обратил внимание на девочку, живущую на шестом этаже, вход с улицы. Её звали Галя Худякова. Она перешла во второй класс, и для третьеклассника Бори всегда казалась малявкой. А тут он вдруг обратил на неё внимание. Мы-то с вами, дорогой читатель, знаем, что так зачастую и бывает. Видишь человека много лет, работаешь рядом или встречаешься в одной компании, и вдруг она предстает перед тобой в каком-то незнакомом обличии. Но Боря этого еще не знал. Галя промчалась мимо, взметнулась её юбчонка…, и всё! Что-то сжалось внутри мальчишки, и ему страстно захотелось её поцеловать.

Поцелуй тогда считался делом интимным и почему-то стыдным. Но против природы не попрешь. Желание поцеловать Галю стало Бориным наваждением, он думал о нем постоянно.

Понятно, что для поцелуя требовались определенные условия: темнота, замкнутое пространство, чтобы она не сбежала, и отсутствие посторонних. Дворовые игры этим условиям не соответствовали, и Боря отважился пригласить Галю в кино на утренний сеанс.

Телевидения еще не существовало, на фильмы, где люди целуются, детей до 16-ти не пропускали, и поцелуй был для Бори terra incognito. Поэтому он собирался, пользуясь темнотой зала, применить поцелуй, подсмотренный им на 13-ой станции Большого Фонтана.

Галя, не подозревая о мужских коварных замыслах, пойти в кино на утренний сеанс согласилась.

Кинотеатр им. Горького утром демонстрировал детские фильмы. Билет стоил рубль (10 копеек после девальвации 1961-го года). Благодаря бабушкиным операциям на базаре два рубля у Бори были.

Летняя одежда мальчиков состояла исключительно из трусов. В особых случаях надевалась майка и сандалии. У Бори майка была, а сандалий не было. Вернее были, но с оторванными перепонками, что делало их непригодными для выхода в город. Поход с девушкой в кино считался случаем особым. Он надел майку, отправился к кинотеатру, купил два билета в ложу и стал ждать Галю. До её появления оставался час. А рядом с кинотеатром женщина продавала жареные пирожки. Коричневые пирожки блестели от жира и манили своим видом и запахом.

Чтобы как-то скрасить время ожидания, он купил пирожок с повидлом и ел, наслаждаясь. Жир тек по пальцам и стекал на майку, повидло вылезало из пирожка, липло к щекам и подбородку. Но кто обращает внимания на такие мелочи?

Теперь представьте себе кавалера в заляпанной жиром майке, с жирными руками, грязными по щиколотку ногами и замурзанной щекой. Признайтесь, зрелище для матери шокирующее. Она проходила мимо с коллегой по работе и, увидев свое чадо, задержалась.

– Что ты тут делаешь?

– Иду в кино с Галей, – гордясь собой, ответил сын.

– В таком виде?!.. – вскричала мать. Она повернулась к коллеге и, стыдясь, сказала: – Простите, это мой байстрюк. Всё руки не доходят заняться его воспитанием. – И покраснела.

В этот момент появилась Галя в новеньком платье. Два больших белых банта высились нимбом над её головой.       Мама из деликатности перенесла выяснение отношений с сыном на вечер и ушла. А Боря заскучал. У мамы была тяжелая рука, и он догадывался, во что выльются вечерние разборки. Даже нимб на голове барышни как-то потускнел в его глазах.

Вечером, как и предполагалось, он схлопотал от матери пару знаковых подзатыльников.

Подзатыльники в те времена считались действенным средством борьбы с подростковым пубертатом. Случалось, что трех – пяти родительских подзатыльников хватало, чтобы привести подростка в адекватное состояние и усадить за уроки.

Ах, да, поцелуй!.. Нет, не состоялся. Боря весь сеанс думал о том, что его ждет дома. А если иногда и целился губами в щеку девочки, то как-то нерешительно и без особой страсти.

Диалог в очереди к врачу

– Разве это куры? У нас в Никополе были куры, так куры. Индюки их боялись. Я из одной куры делала холодец, бульон, котлетки, шейку, ливерные пирожки и еще полкуры оставалось на завтра.

Одесситы

Одесситы – это общность людей со своим языком, удивительной интонацией, парадоксальным взглядом на жизнь и страстью к перемене мест. По-детски веря, что на планете есть уголок, где людям хорошо живется, они легко снимаются с места, увозя с собой Одессу, и вновь строя её там, куда их занесла судьба. Эту удивительную общность людей без преувеличения можно назвать особым народом или племенем. Ну, скажите, какой еще народ, нисколько не усомнившись, сочинит такую песню:

      Девушки, конечно, есть везде.

      Спору нет, красивы парижанки.

      Но красивей их во много раз,

      Сонька, что живет на Молдаванке.

А затем, гордясь красотой одесситок, будут распевать эту песню по всему миру. И хоть Сонька давно превратилась в Софью Марковну, шестипудовую жительницу Австралии, песня все летит и летит над материками.

И не мудрено, что здесь, под мягким одесским солнцем, вызревают бандиты, умеющие шутить, и писатели, смотрящие на мир сквозь призму иронии и сарказма. Ибо одесситы знают, что только эти два качества помогают выжить в броуновском хаосе жизни.

К юмору и сарказму детей в Одессе приучают с детства личным примером, параллельно их образовывая.

Вот представьте: Городской сад. Месяц май. Город плывет в солнечном мареве. На шелковичных деревьях вызревают сладкие ягоды. На газоне в тени шелковиц расположилась группа подростков. Они играют в буру. Выигрывает мальчишка лет десяти. Выигрывает постоянно, его линялая майка топорщится от бумажных рублей, сунутых за пазуху. За их игрой наблюдают двое мужчин, одетых в синие костюмы и белые нейлоновые рубашки, тогда входящие в моду. На пальцах мужчин сверкают золотые перстни.

Внезапно один мужчина встает, подходит к игрокам, берет мальчика за ухо и поднимает с травы.

– Зачем я ворую? – внятно спрашивает он подростка. – Чтобы ты играл в карты? Нет, сынок, я ворую, чтобы ты имел образование. Дай сюда деньги и бегом в школу!..

Все верят в животворную силу образования: и вор, и торговец, и пролетарий, и интеллигенция. Да-да, и интеллигенция тоже. Хотя на собственной шкуре и полунищенском образе жизни испытала эту животворную силу.

Вот перед вами семья одесских интеллигентов по фамилии Рерих: отец адвокат, мать – педиатр, сын готовится идти в школу. Первый раз в первый класс.

Семья хороша всем, особенно они ценят юмор. Юмор и ирония в этой семье являются базовым отношением к жизни. В противном случае они все, не выговаривающее букву «Р», не дали бы единственному наследнику королевское имя Артур.

На вопрос, как тебя зовут, шестилетний ребенок гордо отвечает:

– Агтуг Гегих.

Как принято в еврейских интеллигентных семьях, семья уже определила будущую профессию наследника.

А что он сам?

Он стоит у окна, смотрит на улицу, где падают крупные капли августовского ливня, и, картавя, тоскливым голосом произносит:

– Все, детство кончилось… ского в школу. – Умный ребенок подсознательно чувствует, что ничего хорошего в школе его не ждет.

– Зато в школе начнется дгугая жизнь, интегесная, – обещает сыну отец. – Не заметишь, как пголетит вгемя. Потом пойдешь в унивегситет. И наши книжки тогда пгочтешь.

Отца тут же дружно поддерживают бабушка и дедушка ребенка.

Семья Рерихов смотрит на наследника, немного стыдясь. Они еще не сказали ребенку, что школа плюс университет – это совсем не быстро, это долгие пятнадцать лет, которых, кстати, не хватит, чтобы прочесть их личные книги – гордость семьи, втиснутую в несколько книжных шкафов. Но ребенок, услышав, что ему нужно все эти фолианты прочесть, понимает, что будет трудно. И его маленькое сердечно сжимается от страха перед поставленной ему задачей.

– Агтугчик непгименно будет вгачем, – говорит бабушка.

– Ского в школу, – повторяет ребенок, и его глаза, скрытые очками-линзами, наполняются слезами.

Все верят в животворную силу образования. Только дети не верят. Вот и вырастают из них скептики и насмешники.

Дополнение по теме

      Школа – это «бесцельно прожитые годы», за которые стыдно. Только один поход в школу радостен – первый. Для этого торжественного дня мама сшила Боре новые штаны из своей старой клетчатой шали, предварительно ее заштопав. Шаль была маловата, на настоящие брюки её не хватило, и мама сшила короткие штаны, чуть ниже колен. Ремней тогда не было, если не считать солдатских, и чтобы штаны не сваливались, к ним приделывали помочи. Помочи носили крест накрест.

Первый раз Боря шел в школу гордый и веселый. Это состояние длилась до тех пор, пока он не освоился. На полное освоение он потратил четыре года. Затем школа стала навевать на него тоску. И чем дольше, тем тоскливее. Ботаника, зоология и география вызывали усмешку, математика и история – равнодушие. А три предмета – труд, где каждый год приходилось сколачивать табуретки, военное дело, на котором всегда пьяный отставник учил колоть врага палкой, изображающей штык, и пение вызывали стойкую неприязнь. А иностранный язык вызывал ненависть. Появление этого предмета в четвертом классе взорвало мозги учеников: как можно было учить язык врагов?!.. Понятие «враг» прочно сидело в головах послевоенного поколения. Педагоги тоже относились к этому предмету с подозрением; молодую училку английского, появившуюся в школе в модном платье с воланчиками на плечиках, они за глаза называли фифой, обсуждали и осуждали. В данном случае мнения школьников и учителей полностью совпадали.

Иностранный язык изучали всего один урок в неделю, и к концу года ученики, научившись называть на английском свое имя и домашний адрес, получали пятерки. Что впоследствии позволяло всем писать в анкетах о знании английского языка со словарем.

Ложка дегтя или «везде люди живут»

Все одесские мальчишки держали голубей, и Боря мечтал о голубятне. Отец пообещал её сделать. Но тут в газетах появилось известие о врачах-убийцах. По несчастью, врачи оказались евреями, вернее, безродным космополитами. Такое неприятное совпадение. Газетные полосы запестрели требованиями рабочих коллективов предать врачей-убийц смертной казни и изгнать из страны остальных космополитов. Тогда-то Боря впервые узнал, что он тоже космополит и враг народа, которого зря не добили немцы. И стало не до голубей. По Одессе поползли слухи о предстоящем переселении евреев на Дальний восток. Бабушка принесла эти слухи домой.

Мама возмутилась:

– Полная чушь! И прошу вас, Гитль Шмулевна, не распространять подобную гадость.

Отец был менее категоричен.

– Мусенька, наша пятая графа – это божье наказание, – сказал он. – Все может быть.

– Ты эти религиозные штучки брось! – воскликнула мать. – Я член партбюро, мы получаем последние установки партии, и я бы о переселении знала. И рассуждай логично, невозможно же переселить целый город.

– Конечно, если рассуждать логично, но не всем логика под силу, – кротко сказал отец. По всему было видно, что он спорить не собирается, но мать его не переубедила.

Бабушка покачала головой.

– Ой, вей, – сказал она на идиш. – Ты, Клара, конечно, большой человек, член какого-то бюро, чтоб их всех холера взяла, но если бы ты хоть раз постояла в очереди, ты бы так не говорила.

– Мама, – попросил отец, – не продолжай, и так тошно.

– Господи! Где были мои глаза, когда я выходила за тебя замуж?! – вскричала мама и ушла на кухню. Её партийное самолюбие было оскорблено убежденностью бабушки и сомнениями отца.

– Мама, ты не волнуйся, – сказал отец бабушке. – Переселят, так переселят, везде живут люди. Нужно подготовиться.       С тех пор он потихоньку приносил домой деревянные ящики и складывал их в подвале, где хранился уголь. Ящиков набралось уже больше двадцати, когда умер Вождь. Мама и Боря рыдали, отец ходил хмурый, бабушка на людях делала вид, что вытирает глаза, а дома улыбалась. Потом врачей вдруг освободили, и слухи о переселении евреев как-то сами собой утихли. А из ящиков отец сколотил для сына голубятню. Установили ее во дворе, поместили две пары рябых голубей, расцветкой похожих на далматинцев, и те мальчишки, кто еще недавно кричали вслед Боре «жидовская морда», вместе с ним увлеченно гоняли голубей. Боря не возражал. Евреи, они такие – не злопамятные. Просто у них очень хорошая память.

Диалог в очереди к врачу

– На Соборной площади памятник стоит. Воронцову. Графу. Красивый мужчина, очень представительный. И стихи Пушкина под памятником. Полумилорд, полукупец, полуневежда… Дальше не помню. Он его не любил.

– Кто кого?

– Оба два.

Образец для тинэйджера

В 50-х в Одессе еще оставались разрушенные войной дома. Одну из таких «развалок» на Дерибасовской расчистили и превратили в летний кинотеатр. Он назывался «Комсомолец». Сеанс был всего один. Он начинался вечером, когда стемнеет. Один и тот же фильм демонстрировался три недели подряд. Кинотеатр сразу полюбился одесситам, не избалованным вечерними развлечениями и рвущимися «на воздух» из шумных коммунальных квартир. Особенно по выходным. Перекупщики это поняли и облепили кассу, как старатели – золотоносную речку. В субботу и в воскресенье спекулянты продавали билеты на сеанс втрое дороже. Но в будни, в конце третьей недели демонстрации картины, зал пустовал.

В тот день показывали «Багдадского вора». Гарик был чем-то занят, и Боря пошел в кино один. Народу в зале набралось не много. Смеркалось. Высоко в небе носились ласточки. В окнах соседних домов, выходящих на кинотеатр, появились бесплатные зрители.

Боря сел с краю в последнем ряду и закурил. Летний кинотеатр тем и хорош, что здесь можно курить, никто не сделает замечание.       На другом конце ряда сидела пара лет двадцати пяти. Он обнимал её за плечи.

Наконец стемнело. На экране появились «Новости дня». И тут парень засунул свободную руку под лифчик девушке. Боря в определенных случаях обладал хорошей фантазией. Он увидел себя в такой ситуации, свою руку на женской груди… Это видение мучила его весь сеанс.

Пара так и просидела полтора часа – не шелохнувшись. Им было хорошо и комфортно. А в голове Бори пульсировала только одна мысль – скорей бы повзрослеть!..

Увы, время движется по своим законам, и на желание подростков ему плевать. А золотые рыбки в Черном море не водятся, и говорящие щуки тоже.

Сострадание

Городская молодежь увлеклась куренем анаши. Её называли планом. Тогда наркотики еще не попали в число запрещенных удовольствий. Как и положено, первым пристрастился к плану Гарик. И расхваливал его действие постоянно. Боря, всегда подражавший Гарику, не удержался, попросил папиросу.

– У меня планчик кончился. Пошли к Фиме Безлапому, – сказал Гарик.

Фима Безлапый – это дилер. Почему его называют Безлапым, никто не знал, возможно, у него отсутствовала рука. Но для его профессии и одной хватало. Лично его Боря и Гарик никогда не видели, видели только руку, берущую деньги и отдающую товар. Коробка из-под леденцов, наполненная анашой до краев, стоила 25 рублей – два с полтиной после девальвации. Деньги небольшие.