Долгая осень Жака

© Владимир Сметанин, 2019

ISBN 978-5-0050-0117-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Грабёж среди бела дня

Совещание всё никак не начиналось: уже прошло пять минут сверх назначенного срока; десять, пятнадцать. Антон Ведяев рылся в смартфоне и время от времени бросал взгляд на соседние ряды – они не так скоро, как вначале, но таки ещё пополнялись. Народ всё больше знакомый: энергетики, коллеги и, кроме того, земляки.

Поскольку совещание-то городское, узкое совещание. Не то, чтобы какие-то тут местные тайны обсуждались, а исключительно в рамках плана мероприятий второго квартала именно этой административно-территориальной единицы.

На свободное сиденье рядом рухнул запыхавшийся мужик в годах. Тоже знакомый; они обменялись рукопожатием.

– Делать нечего, – проворчал ветеран, кивая в сторону сцены, где был заготовлен стол для президиума. – А тут бежи, торопись, чтоб вас!..

– Истинно так, – согласился Антон. Но вы вовремя прибыли, не опоздали.

– Приходится. А что, медиаторов… модераторов – ещё не видно? Зам по экономике, наверное, прибудет.

– Наверное.

Зам по экономике городского главы не принадлежал ни к одной королевской фамилии, поэтому большой точностью не отличался и появился лишь спустя двадцать минут, в сопровождении представителя областной электросетевой компании. Последний собравшимся был также хорошо известен, благодаря своим постоянным претензиям о задолженности по оплате за потреблённую электроэнергию. Ни о чём ином, а как раз об упомянутом безобразии стал говорить он и на этот раз, напирая на то, что компания терпит лишения и выбивается из сил, чтобы только обеспечить местное население высококачественной электроэнергией. Да. Но встречает лишь иждивенческое настроение названного населения, которое в ряде случаев злостно уклоняется от уплаты. И компания при всей своей доброте больше не намерена терпеть такое бесчинство и кормить упомянутое население. Она и без того взвалила на себя тяжкое бремя социальной миссии, помогая детско-юношеской спортшколе, которой в этом году подарила два футбольных мяча, и дому престарелых, которому презентовала городки и 200-килограммовую штангу. Для продления активного долголетия. Одного железа в ней сколько!

В заключение представитель зачитал общую сумму задолженности города, а также в разрезе наиболее крупных организаций-неплательщиков. Затем он перешёл к зачитыванию списков самых нерадивых физических лиц, но этого уже собравшиеся выдержать не могли – отчасти из-за невыносимой нудности процесса, а равно потому, что частью и сами были внесены в эти амбарные книги.

– Горькая жизнь, – ни к кому не обращаясь, заметил Антон.

– Ага, бедняги, – проворчал вполголоса сосед и уже громко спросил:

– А у вас, простите, какая зарплата? Наверное, очень невысокая?

Вопрос был риторический и даже ритуальный, но привыкнуть к нему, видимо, оказалось не так-то просто: представитель поперхнулся, затем покраснел от негодования и бросил:

– При чём тут моя зарплата? Уверяю, она меньше, чем у игрока высшей лиги, но задолженности по оплате электроэнергии у меня нет.

– Это я к тому, – пояснил труженик местной энергетики, – что некоторым гражданам нашим при таких тарифах платить очень затруднительно. А платить надо много и долго – зима-то у нас суровая и долгая.

– Но при чём тут наша электросетевая компания? – неприязненно посмотрел на бутылку с минеральной водой представитель. – Если он не в состоянии платить за товар, пусть им не пользуется.

– А ведь среди неплательщика есть и ветераны отрасли, которые строили плотины, эти самые электросети. Или это вы их построили?

Тут представитель совсем побагровел, начал хватать ртом воздух, чтобы ответить хаму, но вмешался зам главы:

– Давайте ближе к делу. Факт остаётся фактом: задолженность имеется, и немалая. И её надо гасить. Следует решить, как и в какой срок выполнить эту задачу. Давайте обсудим. А насчёт тарифов: не станем же мы строить тут свою ГЭС – она съест половину нашего бюджета на двадцать лет вперёд.

Дальше ничего особенного уже не происходило, поскольку совещание вошло в русло конструктивного обсуждения проблемы, следствием которого стало твёрдое заверение, что долг в самое наиближайшее время будет закрыт. С тем, потратив на разрешение этого вопроса три с половиной часа, все разошлись – до следующего совещания с убедительными заверениями, что имеющаяся недоимка по оплате за электричество будет немедленно ликвидирована.

Антону предстояло добираться на край города, в непрезентабельный район, застроенный больше, чем наполовину, одноэтажными домами. Он почему-то носил неофициальное звание Нахаловки, хотя дома были построены едва ли не век назад, и, во всяком случае, гораздо раньше втиснувшихся сюда многоэтажек. Выводок которых, по справедливости, как раз и следовало бы так величать Нахаловкою. Официально территория именовалась Осиновой, хотя ни одной осины здесь уже не росло, только акации да сорные маньчжурские клёны, растущие дико и быстро, как крапива на заброшенной даче.

Антон с досадой отметил, что сентябрьское солнце уже валится за горизонт – долгое совещание к тому же началось поздно – и решил двинуться домой пешком, поскольку автобусы ходили в Сосновую с большими интервалами. Хорошо ещё, сегодня в его трудовом графике не значилось репетиций в ДК. Там он аккомпанировал хору ветеранов по четвергам, а по иным дням – группам танцоров или вокалистов, когда занимались эти артисты.. В основном перед праздниками или конкурсами и смотрами. За это ему платили полставки помощника музыкального руководителя, что выливалось в четыре тысячи рублей за месяц. Основная его работа была более доходной, хотя и временной: он замещал одного из четырех бойлерщиков, уволенного по причине низкой трудовой дисциплины, а именно – пьянства. Место береглось для племянника директорши ДК, который пока служил в амии. Тем временем Антон получал тут около 15 тысяч. Ещё случалось ему подрабатывать на устройстве электропроводки в новых домах. Хоть всяких допусков у Ведяева не имелось, но не зря же он окончил один курс института по специальности энергетика. И все, кому следовало, об этом знали.

– Нахватал должностей! – горько улыбаясь, жаловался с похмелья знакомым уволенный бойлерщик. – Он, Антон, в месяц имеет, поди, побольше двадцатки! А тут… – и просил для восстановления здоровья сто рублей. Столько стоил его любимый лосьон. Закуску он игнорировал напрочь, особенно, когда её не имелось.

С грустью вспомнив свою «Калдину», которой предстоял дорогой ремонт, Антон взял старт. Почти сейчас же рядом скрипнули тормоза и белый «РАВ» клюнул носом, остановленный неожиданно среди размеренного бега.

– Сосновая? – высунулся в окно владелец. – Садись, я тоже нахаловский.

– Все на колёсах, парой слов перекинуться некогда, – продолжал автомобилист, – и тебя больше за рулём вижу. А чего сегодня пешком?

– Машину помяли на парковке. Практикующиеся, надо быть. Я-то и не видел. Ремонтировать надо.

– А-а. Игнат, – протянул руку хозяин авто. – Я – Игнат.

– Антон. Я на Овражной, 25.

– Примерно знаю.

– И я тоже знаю примерно, – ты по Солнечной, в конце? – так же без церемоний перешёл на «ты» пассажир.

– Всё верно.

Следующие пять минут прошли в молчании.

– Ну вот, значит, ты и дома, – Игнат притормозил. – Пока!

Антон полез было в карман.

– Э, не надо, – остановил его новый знакомый. – В другой раз, может, я пешком буду. Мало ли… Практикующиеся не дремлют.

2. Повесть о Батистоне

Площадь была полна народу, что и неудивительно: после двух дней проливного дождя наступила передышка, и как же тут не воспользоваться ею и не выйти, наконец, из дому на солнце! Тем более, что предстояло нечасто теперь случающееся зрелище: сожжение колдуна. Но, конечно, не всё население города смогло собраться сегодня здесь: много мужчин занималось укреплением дамбы, подпирающей искусственное озеро, вода из которого приводила в движение две мельницы. Но на этот раз воды после ливней скопилось слишком много, того и гляди, поток хлынет через верх плотины и размоет её. Хотя затворы были полностью открыты, они не справлялись с пропуском лишней воды; кое-где сквозь дамбу уже сочились грязные ручейки и аварийный отряд трудился, не разгибая спины. Между тем ненадолго прояснившееся небо вновь стало заволакиваться тучами. Но напрасно приговорённый, привязанный к вкопанному столбу, устремлял к ним свой взор: не упало ни одной капли дождя.

Джакомо Жан-Луи Батистон, 35 лет, чернокнижник, колдун и злодей, приговаривается к сожжению на костре, – провозгласил председатель магистрата, старый инквизитор де Монпелье, и с высоты трибуны для почётных граждан сделал знак человеку с факелом. – Да заткни ему тряпкой пасть, Гастон, – пусть бес сгорит вместе с ним!

Вспыхнул и затрещал хворост, пламя взвилось и дым на секунду окутал чародея, но тут же источился, отброшенный жаром костра. Затрещали волосы на голове Батистона, что услышал только он сам. После первого натиска огонь слегка опал, словно готовясь к решающему броску. В вышине ударил гром и глухие, затихающие раскаты его стали отдаляться, как вдруг новый удар, сопровождаемый молнией, потряс округу и сейчас же к нему добавился треск и гул земной – то прорвало плотину. Бешеный поток рванулся на улицы города, швыряя из стороны в сторону доски и бревна от разнесённых мельниц и крепежа дамбы, попутно вздымая во дворах копны сена, загородки для скота, сметая заборы и нужники. В мгновение ока водяной вал снёс дощатое возвышение для именитых горожан, кого-то из них с бешеной силой ударил головой о столб с привязанным к нему колдуном, обдав грудь Батистона мозгами. Его тут же стошнило, может быть, ещё и оттого, что полуобгоревший, он тотчас же принял ледяную купель. Сознание покидало его.

«Зато ты никогда не будешь старым» – почудился ему голос Женевьевы. Потрясённый тараном инквизитора де Монпелье, под напором стремительного потока столб не устоял: он вместе с колдуном, несгоревшим хворостом и другим сором понесся по течению. Шум воды, крики, ругань и проклятья попавших в холодную грязную реку наполнили площадь Веселья. Батистон очнулся от того, что начал захлёбываться: привязанное бревно плыло сверху, утапливая его. Не имея возможности пошевелить руками, он огромным напряжением сил вытолкнул языком кляп и начал отгребать в одну сторону ступнями – ноги были привязаны лишь выше коленей. Эти усилия привели к тому, что на секунду столб повернулся вокруг своей оси и вынесенный из воды злодей успел глотнуть воздуха. Тотчас же древесный ствол начал обратное движение, погрузив своего партнёра в мутный поток. Батистон сообразил и стал активно помогать бревну, работая ногами. И через секунду бревно вытолкнуло его на поверхность с другой стороны, тут же начав вращаться в противоположном направлении. Преступник потерял счёт этим переворотам, которые он довёл до того, что даже возносился над столбом, хотя и ненадолго. Всё закончилось тем, что потерявшее начальную скорость бревно выплыло на мелководье, и его пленник проехался обожженным лицом по траве, отчего вскрикнул и стиснул зубы, чтобы снова не закричать. Зато теперь он мог свободно дышать, лёжа на отмели рядом с проклятой колодой. Но тут силы покинули его и он вновь потерял сознание.

Очнулся Батистон от того, что замёрз: стянутое намокшими веревками тело плохо согревалось из-за медленного тока крови. В то же время нестерпимо болело лицо и ноги, особенно колени. В довершение веревки отчего-то дёргались, причиняя лишнюю боль. Скосив глаза, он увидел Этьена – своего ученика, который, встав на колени, поддевал путы ножом и пилил их; нож оказался не очень-то острый.

– Тихо, учитель! – заметив, что Батистон очнулся, сказал Этьен, – я сейчас!

И точно: не прошло и двух минут, как пеньковые жгуты были разрезаны и освободившийся от них пленник вздохнул полной грудью.

– Однако, как ты здесь, друг мой?

– Я стоял с самого начала на краю площади и всё видел. Чуть не утонул – я не умею плавать. Но там несло много досок, целые заборы, много чего ещё. Я держался за доску и старался не потерять тебя из виду. Там плыл и Монпелье с размозжённой головой.

– Так это был он, он врезался в столб?

– Да.

– Теперь некем будет пугать непослушных детей. Какая потеря для родителей!

– Ты всё шутишь, учитель; другой на твоём месте уже умер бы от разрыва сердца!

– Правду сказать, мне сейчас не очень весело. Ах! – Батистон застонал, попытавшись встать на ноги. Это у него получилось со второй попытки. – Но хорошо уже то, что Монпелье не удалось меня спалить.

– Жаль, что не досталось бревном по голове тому, кто виноват во всём больше.

– Это кто же?

– Твой друг Шарль.

– Этьен, что ты говоришь? При чём здесь Шарль?

– Он пустил слух, что ты знаешься с нечистой силой, что картины твои злодейские и по ночам с них сходят чудовища и бесы, и ты с ними разговариваешь и колдуешь.

– Что за чепуха! Неужели Шарль… Зачем ему?

– Так говорит отец. Он же в магистрате. А зачем – так Шарль ведь тоже художник, но до тебя ему далеко. Вот и захотел убрать. А твой дом и мастерскую заполучить себе. Ты ничего не видел, не замечал?

– И подумать не мог. Но ведь ты сколько раз был у меня – видел ты, чтобы из картин выползала нечисть?

– Нет. Но нарисована-то иногда была. Да ты же и разговариваешь почти всё время с картиной, когда пишешь. Как с живой. Монпелье, – говорит отец – больше и не надо. Он, Монпелье, подсылал к тебе людей – якобы посмотреть картины, прицениться. А на деле – шпионить. Вот они и подтвердили – дескать, Батистон разговаривает с нарисованными.

– С ума сойти можно. Я и так-то еле живой. Хотя значительно живее Монпелье. – А тебе, Этьен, спасибо. Надеюсь, доведётся ещё тебя отблагодарить. Теперь же мне надо побыстрее куда-то убираться.

– Да, конечно, но пока, до темноты, надо спрятаться. Давай найдём место. Потом я схожу домой, принесу поесть – ты же не сможешь идти неизвестно сколько, не евши.

Они отыскали заросший чертополохом загон для овец и тут вымокший Батистон, морщась от боли, стянул с себя одежду и выжав её, повесил сушиться на изгородь там, где бурьян был выше. Сюда, на пригорок, вода не добралась, долина же внизу оставалась залитой водой. Город шумел, разбираясь с последствиями катастрофы. Разбираться предстояло долго.

Прошло порядочно времени, прежде, чем вернулся Этьен: солнце краем уже коснулось горизонта, стало прохладно. Но шея, лицо и ноги Батистона горели.

– Я принес сметаны, учитель, намажь ожоги, – Этьен достал из небольшого холщового мешка берестяную плошку, завязанную в кусок ткани. – Ещё принёс хлеб и яблок, только они не совсем доспели. И вот ещё немного денег – он вложил в обожженную руку несколько монет.

– Не знаю, как и благодарить тебя.

Есть Батистону совсем не хотелось, от пережитой казни его сотрясал озноб, горела обожженная кожа, и он торопливо начал смазывать её сметаной. Этьен, опустившись на колени рядом, с беспокойством оглядывался по сторонам.

– Учитель, теперь надо торопиться, – сказал он, дождавшись окончания лечебной процедуры, – горожане очень злы на тебя. Говорят, что это ты устроил потоп и смерть де Монпелье, и с ним ещё десятка человек, а перед тем – проливные дожди. Тебя собрались искать – никто не верит, что ты погиб. Когда найдут твой столб, тут совсем обезумеют. Шарль подливает масла. Беги, не теряя времени.

– Этьен, как ты понял – наше время ещё не пришло. Будь осторожней с кистями. И со словами.

– Я буду осторожен.

– И ещё одно: ты не видел Женевьеву?

– Её не выпускают из дому с тех пор, как забрали тебя. Торопись, учитель!

3. Переводчик из «Фолианта

Соседи Антона Ведяева, нормальные во всех отношениях люди, жили тоже в домах старой постройки, время от времени ремонтируя их и украшая то забор, то стены, которые обшивали сайдингом, то меняя старый, почерневший шифер на гладкий блестящий профлист или металлочерепицу. Практично и сравнительно дёшево. Лишь полезную площадь жилищ невозможно было привести в достойный времени вид: пристраивать к развалюхам что-то новое не представлялось возможным – они просто не выдержали бы строительных потрясений. Возможным представлялось лишь снести их и построить совершенно новые дома. Такая мысль грела обитателей многих из этих хаусов, иные же рассчитывали, подкопив средств, обзавестись квартирой в многоэтажке, или же переселиться в таковую, буде со временем и их участок потребуется для строительства нового многоквартирного дома, где найдется место для них. Так шли годы и десятилетия, и точно: случалось, кто-то заселялся в новенькую квартиру, а кто-то осиливал строительство дома, увязнув по маковку в кредит. Но в основном тут мало что менялось, и эта стабильность вполне устраивала жителей, по большей части пенсионеров.

Не предвиделось в ближайшей перспективе жилищных перемен и в жизни семейства Ведяевых. Хотя мысль об ипотеке посещала их, но пока Антон с Ольгой и маленькой Аделью достаточно свободно умещались в доме размером 6 на 8. У иных не имелось и такого. Ольга преподавала в школе историю и обществоведение, Адель же ходила во второй класс этой самой школы. Когда уроки у неё заканчивались раньше, чем у матери, она ждала Ольгу Ивановну, никому не докучая и полностью погрузившись в смартфон. Иногда, во время перемен, она отрывалась от гаджета и с недоумением смотрела на мельтешение и беготню в учительской. Но это не вызывало особого интереса, и Адель возвращалась к прежнему занятию.

– Привет, ещё раз! – объявил о своём прибытии Антон. – Что у меня есть? – Он достал пару мандаринов и пожонглировал ими.

– А ты сегодня отработался? – спросила Адель, сполоснув фрукт и счищая с него кожуру. – Больше не пойдёшь?

– Не пойду. Отработался.

– Тогда давай лепить лошадей.

– Деля, тебе же пора выполнять домашнее задание, – встряла в разговор Ольга. – А отцу надо отдохнуть и попить чаю – он, наверное, голодный.

– Я бы запросто выпил, – отозвался Антон, умываясь. – То есть чаю. А ты, Делька, грызи пока мандарин.

– Пешком? – Ольга за компанию тоже налила чаю.

– Подвезли. Игнат есть такой, на Солнечной живёт, в конце.

– А. Я тоже его знаю. Он, кажется, живёт один.

– Может, развёлся. Не старик же.

– А почему – Игнат? – озадачила вопросом Адель.

– Ну как – почему? У всех же имя есть, и у него тоже. Вот я, например, Антон, а он – Игнат.

– Что-то неправильно, – с сомнением покачала головой дочь, но не пояснила, что именно, и сунула в рот последнюю дольку мандарина.

– А теперь – делать уроки! – скомандовала Ольга. – А я пока буду готовить ужин. Отец пусть передохнёт.

Возражений не последовало. Антон сел в кресло и просматривал газеты, коих было всего две: ввиду серьёзной напряжённости семейного бюджета на больший объём печатных СМИ выделить средства было нецелесообразно. Есть ведь интернет. Несмотря на достаточно жёсткую экономию, финансовые накопления у Ведяевых пополнялись непозволительно медленно. Задача же стояла – скопить на двухкомнатную квартиру. Не до шику. И почти половина нужной суммы уже имелась, но дело только в том, что и цена жилья не стояла на месте и угнаться за ней оказалось куда как непросто. В конце концов Ольга, ненавидевшая и страшно боявшаяся кредитов, особенно больших и многолетних, согласилась, что придется-таки влезть в банковскую кабалу, лет на восемь, на десять. Иначе эта мечта обзавестись собственной благоустроенной так и останется фантастической мечтой. Они ведь не настолько полезные работники, чтобы выдавать им жилплощадь за казённый счёт. Попробуй, попроси-ка у своего начальства! Ещё чего! Чай, не старые времена, будь они неладны. Сами обеспечивайтесь!

Вынужденный простой автомобиля доставлял неудобства лишь самому Антону, поскольку Дом культуры находился далеко, школа же располагалась совсем рядом – пять минут ходу, а с Аделью – шесть. К тому же сейчас весна. Зимой – другой коленкор, зимой он первым делом доставлял в школу дам. Машину, конечно, надо делать – впереди лето, надо будет хоть иногда выезжать из Нахаловки и из города – на природу, на реку, в леса, на болота. Куда угодно, лишь бы из города. На Бали – уж как-нибудь потом, когда всё образуется с квартирой, или если выпадет счастливый лотерейный билет.

Он не заметил, как задремал.

Утром Антон ушёл на работу рано, когда домочадцы только ещё просыпались: в восемь утра происходила пересмена, он заступал на суточное дежурство в бойлерной. Отопительный сезон заканчивался, и следовало подыскать какое-то занятие на летнее время, тем более, что и разнообразная концертная деятельность в ДК летом почти прекращалась – пора отпусков. Несмотря на то, что шёл уже последний месяц весны, утро выдалось ветреное и холодное, того гляди, посыплет снег, как случалось часто. Антон поёжился и прибавил шагу. Сзади послышалось приглушённое урчание двигателя и пешеход отступил в сторону, продолжая свой энергичный марш.

– Да хватит уже: грустную землю не меряй шагами, – раздался знакомый голос и в приоткрытое окно автомобиля посунулся Игнат с Солнечной улицы. – Садись, я – до центра.

– Мне как раз. В ДК кочегарю, сегодня моя смена. А ты куда в такую рань?

– Тоже на службу. В «Фолианте» я, переводчик в издательстве. Не успеваю, тормозной, что ли, стал. Приходится прихватывать личное время.

– Ха, здорово! С английского переводишь?

– Когда как. Больше с английского и на английский, но бывает, и французский перевожу, немецкий, испанский, само собой – португальский, хинди тоже и норвежский – но эти уж совсем редко.

– Ничего себе! Наверное, со словарём?

– Иногда и со словарём, особенно когда какие-то старые тексты. Там такие словечки попадаются… Как, напрмер, у нас в Сибири кое-где: ехать сундулой – ты можешь сказать, что это такое?

– Сундулой? Ни разу не слышал. Может, сомнамбулой? Есть хоть какой-то смысл.

– Нет, именно сундулой. Это значит – вдвоём верхом на лошади.

– Потеха. Да, если такие пироги, то в нормативы уложиться трудно.

– Но чаще – как по маслу. Когда дело касается общечеловеческих ценностей, добропорядочности и вопросов безопасности. И мыслей-то тут новых нет, и слова практически одни и те же, перевода даже и не нужно. Такие особенно люблю, можно сделать много и быстро. И хорошо заработать. Но переводить эти пошлости скучно. Оборотная сторона медали.

– Ты, значит, лингвист?

– Да, нынче, хотя приходилось заниматься и другими делами. Ну, вот я и на месте. Вот мой «Фолиант». Тебя довезти?

– Спасибо, я дойду, тут всего-то сто метров.

– Ну, пока. Завтра – отсыпаться?

– Немного вздремну. Хотя отдыхать не от чего: не уголь же кидаю. Может быть, сбегаю до ближнего леса. Плохо, машина стоит, но есть велосипед. По городу такому дяде на нём ездить невместно – а по просёлкам – милое дело.

– Так в лесу ещё ничего не наросло. Или ты охотник ружейный?

– Нет. Поищу коряги.

– Коряги?

– Ну да. Коряги там, коренья. Из них некоторые поделки я изготовляю. Потому что если особо не пить – надо же чем-то заниматься на досуге. А сейчас самая пора – лес голый, снега уже нет – всё на виду.

– Это верно. Так давай на моей съездим. Я приобщусь. Интересно. Но только оторваться могу часов в пять, не раньше. Как?

– А что, нормально.

– Ну, тогда созвонимся.

Записав номера телефонов, они разошлись по местам службы.

4. Придворный художник

Утром, проснувшись по обыкновению, рано, Антон вспомнил, что на этот день в Сосновом назначена ярмарка: приглашались все желающие – предприятия торговли и сервиса, индивидуальные предприниматели, фермеры, кустари по разным видам изделий прикладного и иного пошиба. Устроителем ярмарки выступало ООО «Экобетон» и, в первую голову, его генеральный президент-директор Волин. Для каких надобностей ему потребовалась эта морока, большинству жителей микрорайона было безразлично, однако не избалованные массовыми представлениями, многие собирались посетить намеченное мероприятие. Благо, вход объявлялся совершенно даже бесплатный. Всё это расточительство со стороны ООО и конкретно Волина имело вполне уважительную причину: руководитель являлся депутатом областного парламента и срок полномочий его нынешней осенью истекал. А поскольку никаких свершений им за истекший период сделано не было, следовало напомнить электорату, что вот он есть по-прежнему, Пётр Петрович Волин и – с думой об этом самом электорате. Кто же ещё о нём (электорате), позаботится? Кроме того, не лишним казалось ещё раз напомнить народу, что и экобетон, производимый фирмой из цемента, золы и опилок – непревзойдённый строительный материал. Без всякой синтетики и вредных биодобавок.