Судьба по наследству
Безудержное веселье покинуло эту компанию, решив, что тут и без него обойдутся, ибо есть над чем подумать.
Все четверо почувствовали, что один танец куда-то, причем совершенно непонятно куда, сдвинул вектор Судьбы.
Поэтому посидев еще немного, дамы вспомнили, что у них есть веская причина отправиться домой. У Анны – нарушенный постельный режим, а Варваре с утра предстоит дальняя дорога. А мужчины с сожалением вынуждены были согласиться с этим.
Вопрос с тем, как добираться из ресторана (находился он в отдалении от города, на территории довольно приличного санатория), даже не возникал. Колосков не употреблял спиртное, поэтому его скромная, но бодренькая лошадка с готовностью предоставила себя к услугам.
Антон, переполненный чувством ответственности, галантно открыл задние двери дамам. Причем сделал это так быстро, что Звягин, расслабленный коньяком и раздумьями, не успел за ним.
Дорога, занявшая около получаса, прошла в совершенно нейтральной беседе. Прекрасно выбранное место для санатория, красивый интерьер ресторана, хорошо приготовленные блюда, приятное обслуживание – список тем позволял каждому формально участвовать в диалоге, не отвлекаясь от своих внутренних переживаний.
Сначала завезли Анну домой. Здесь уже Звягин был начеку и вышел одновременно с Антоном, чтобы попрощаться с ней.
Анна уже подставила ладошку, чтобы Антон шлепнул по ней своей с традиционным: «Пока!», однако молодой человек разорвал шаблон. Он взял ее руку и поцеловал. Подсмотренный у Звягина великосветский ритуал ему очень понравился, так как позволял перейти на другой уровень общения с женщинами.
Затем со словами: «Благодарю за прекрасный вечер!» последовал его примеру и Ярослав Платоныч.
Возле гостиницы Звягин уже не претендовал на ухаживание за дамой, полностью предоставив Антону право побыть кавалером.
Открыв дверцу машины, молодой человек подал руку Варваре, помог ей выбраться и, не выпуская ее ладонь из своей, поцеловал. И не считая зазорным, снова скопировал манеру Звягина.
Набравшись храбрости, он посмотрел Варваре в глаза и церемонно произнес:
– Благодарю за прекрасный вечер!
Глава 10
Переступив порог номера, Звягин чуть не споткнулся о Пудика, который давно заслышал шаги хозяина и теперь, радостно стуча хвостом по полу, ждал его прямо под дверью.
– Пудинг! Чуть не убился из-за тебя! Гулять пойдешь? – задал он дежурный вопрос, потому что независимо от времени прихода хозяина гулять он хотел всегда. Даже если незадолго до этого его специально выгуливали. – Только недолго, спать пора.
И пес, понимая, что от него зависит драгоценный сон Хозяина, действительно, отсутствовал недолго. Яр только успел снять пиджак, жилет и развязать галстук. Одна мысль не давала ему покоя. Как ни старался, он не мог отвлечься.
Расстегнув ворот рубахи, он помедлил и достал коньяк. Спиртное какого-то сокрушительного действия на него никогда не оказывало, но всегда помогало снять усталость и скрасить его волчье одиночество.
Сегодня на этот благородный напиток возлагалась более ответственная миссия. Ему предстояло снизить градус остроты ощущений, попросту помочь стереть из памяти те волшебные минуты, которые он провел рядом с этой девочкой. С Аней. С Анечкой.
Выпить вторую рюмку не дал Пудинг, громким тявканьем известивший о своем приходе. Спаниель сморщил нос, демонстративно отвернулся, давая понять, что не одобряет такой способ релаксации. Однако долго морализировать он не мог, поскольку переживал за Яра Платоныча. Всегда выдержанный, железобетонно спокойный, сейчас он был сам не свой. Пудинг поставил передние лапы на колени хозяина, лизнул ему руку и вопросительно посмотрел.
Далеко не щедрый на ласки Звягин погладил пса и сказал:
– Все хорошо…
Интересно, а что именно хорошо? То, что пришел поздно, уже с запахом спиртного и вместо того, чтобы идти в душ и спать, сидит тут с отсутствующим видом, наливается коньяком и, кажется, никак не может на что-то решиться?!
Пудинг озабоченно тявкнул, стараясь вернуть Хозяина к действительности.
А тот, выпив коньяк, по-мальчишески усмехнулся и решительно закатал рукава любимой белой рубахи. Соединив предплечья и кисти, он уставился на оба запястья. Левая рука украшена была каким-то нечитаемым иероглифом, а на правой, начинаясь от кольца, очерчивающего запястье, расходились из одной точки две линии, через пару сантиметров перекрещенные еще одной голубой жилкой. Случайно или нет, но буква «А» читалась однозначно.
«Ну есть у вас буквы на запястьях? Что из этого?» – прагматичный Разум не видел ничего особенного в совпадениях. Он считал это особенностями анатомии. На что Душа, получившая право голоса благодаря коньяку и воспоминаниям Тела, активно возразила. Она напомнила, что без сердечных привязанностей человек просто универсальная машина, что жизнь состоит из тех моментов, которые окрашены эмоционально. И собственно, если нет в памяти ничего яркого, то окажется в конце концов, что и не жил вовсе. А так, тлел, как головешка.
Безупречно рассудительный Разум возразил, что жизнь наполняется смыслом от работы, от общения друзьями, с книгами. «А кого ты согрел, кто без тебя жить не может?»
Поняв, что снова внутри пошел какой-то раздрай, и чтобы прекратить его, Яр решил использовать проверенный способ. Он достал блокнот и попытался графически изобразить проблему. Расположив его горизонтально, он на одном конце странички нарисовал букву «А», затем поставив ряд точек, соответствующих пропущенным буквам, на другом вывел «Я». Удовлетворенно вздохнув, он показал сентиментальному оппоненту пропасть, полегшую между ними. Пропасть во все мироздание, все понятия от А до Я стояли между ними. Вырвав листок, он хотел его скомкать и выбросить, но затем, чтобы неповадно было кое-кому затевать смуту, аккуратно подогнул по всей длине лист выше и ниже буквенного ряда, так, что можно было поставить на стол в виде напоминания.
До сих пор молча исполнявшие хозяйскую волю руки, воспользовавшись тем, что торжествующий Разум упивался победой, загладили лист в одну полосочку. А затем свернули ее в кольцо. И буквы, между которыми находилась вся Вселенная, стали рядышком. «А» и «Я». оказались такими близкими, что между ними уже не было ничего. Никаких препятствий, никаких запретов.
Звягин озадаченно посмотрел на свою оригами, отказываясь размышлять на эту тему дальше. Неподвластная логике его часть «легким движением» превратила все напыщенные умозаключения в лопнувший мыльный пузырь.
Ну раз доводы Разума оказались временно неактуальными, то почему бы и дальше не делать то, чего просит Душа?
И воплощенный эталон рассудительности и сдержанности весело посмотрел на верного пса и спросил:
– Хочешь гулять?
Пудинг удивленно глянул на него и заподозрил неладное. Вернее, ладное, то, что давно нужно было сделать.
– Давай пройдемся к дому Ани и оставим что-нибудь на память!
Пес подскочил – в заначке у него давно лежала косточка! Звягин улыбнулся. Косточка даже лучше букета цветов, который он собрался идти искать в круглосуточных магазинах. Анне будет приятно, и можно будет (мысленно он показал язык своим оппонентам) остаться инкогнито.
* * *В этой же гостинице Варвара, удивляясь сама себе, не могла уснуть. Что было с ней чуть ли не впервые в жизни. Что ее мучило?
Увлеченная работой, карьерой, она не замечала быстрого полета времени. Ей скоро тридцать, а мужа и детей нет. Многие современные барышни и не задумываются над этим. Но она выросла в традиционной семье и хотела бы иметь такую же. Хотя с другой стороны, если родится дочь и пойдет в нее… то количество бессонных ночей будет напрямую зависеть от уровня шкодливости чада. Ну ладно. Пусть не семья. Но и любимого человека у нее не было. Она вспомнила сегодняшний вечер и этого трогательного, неиспорченного юношу. Вот кто может быть верным и преданным. Не то что ее последний Валерик, которого привлекает ее внешняя оболочка, ее статус, отдельная квартира. Но если коснется чего-то важного – на него рассчитывать нельзя.
Жаль, что Антон такой молодой. Жаль, что он влюблен в Анну. Некое подобие обиды или даже зависти зашевелилось в ее душе. Почему два достойных мужчины влюблены не в нее? Потому что на каждый котелок находится своя крышка. Значит, она такой нестандартный котелок, крышку к которому нужно делать на заказ.
* * *Зайдя в дом, Анна, переполненная эмоциями, некоторое время не могла сдвинуться с места. Она словно до сих пор чувствовала на своей талии горячую, сильную руку лучшего из мужчин. Ее ладошку, как маленький живой огонек, до сих пор согревал его поцелуй. А губы, прильнувшие к ее запястью, оставили незримую метку. Ага. Незримую метку «Здесь был Яр» – разозлилась она на себя. Хватит мечтать, Золушка. Этот мужчина занят. И добравшись до кровати, она приняла положенную порцию пилюлек и уснула, предоставив жизни идти своим чередом.
* * *Антон, развезя всех по домам, тихонько, чтоб никого не потревожить, пробрался в свою комнату. Намотавшись за день, думал, что заснет «без задних ног». Однако только голова коснулась подушки, как Морфей, уже начавший кружить вокруг него, помахал ручкой и упорхнул в форточку. оставив взамен образ Варвары. Ему было ужасно неловко, когда эта потрясающая девушка заметила его взгляд, направленный на грудь, от вида которой до сих пор перехватывает дыхание. Какая у нее талия! Гибкая, и это гибкость тигрицы, сильной, страстной, готовой в любой момент к броску и к …чему?
Тут у Антона закружилась голова. Ни о чем таком мечтать он не имеет права. У него есть Дама Сердца, которую он поклялся любить вечно. Но.. а что было в его мечтах об Анне? Тихие объятия. Разговоры, совместный досуг. Семья. Дети. Но вот о процессе, предшествующем появлению детей он не думал. Да, было от чего Морфею упорхнуть…
Глава 11
Таблетки, конечно, вещь хорошая. Выпил, и боль проходит, и сон приходит. Однако над сновидениями они не властны. И те мысли, которые днем можно отогнать усилием воли, вытеснить каким-нибудь важным делом, ночью исподтишка вылезают во всей красе и показывают, кто в доме, точнее в голове, настоящий хозяин.
Вот и Анне после дня рождения всю ночь снился Ярослав Платоныч, с которым они кружились в танце посреди странного пустого зала. Складывалось впечатление, что они туда попали уже после какого-то бала или приема без приглашения и находиться им там непозволительно.
Ощущение незаконности ее не покидало, она со страхом осматривалась по сторонам, боясь, что кто-то войдет и начнет их стыдить.
Но даже это беспокойство не могло нарушить состояние счастья, переполнявшее ее. Сильная, уверенная рука Яра лежала у нее на талии, давая иллюзию защиты, в которой Анна так отчаянно нуждалась.
Музыка закончилась. Она вздохнула – блаженство не может длиться вечно. Но Ярослав Платоныч не отпускал ее. Его ладонь, будто прожигая страстью персиковый шелк платья, жарко погладила спину, пройдясь по гибкому позвоночнику, и остановилась между лопатками. Затем мужчина мягко, но уверенно притянул ее к себе, второй рукой захватив затылок. Пальцы его блуждали в распущенных волосах, словно пылко разговаривая с ними.
Анна замерла от никогда ранее не испытанного наслаждения. От переполнявшего ее счастья закрыла глаза. Губы пересохли, и она неосознанно облизнула их, вся подаваясь навстречу мужчине, влекомая магнитом его страсти.
Еще секунда и их губы сольются, познавая и упиваясь счастьем. Вдруг стукнула дверь, и Анна вздрогнула.
– Ярослав Платоныч! Что мы наделали! Ведь нас увидят! – испуганно воскликнула она.
– Анна Викторовна! Какое же вы еще дитя! Вот это точно вас должно беспокоить меньше всего, – грустно и нежно успокоил он и, как и тогда в больнице, прижал ее голову к своей груди. И поцелуй, готовый уже слететь с его губ, опустился на ее волосы.
Проснувшись утром, она чувствовала себя совершенно растерянной. Сон, такой четкий и предельно ясный, взбудоражил ее и так мятущуюся душу. Вчерашний танец в ресторане и танец во сне словно сплелись, и она не могла сделать различия –какой из них больше взволновал ее душу и разжег огонь в теле. И ей стало казаться, что они оба были реальны.
Вздохнув, она пообещала себе больше не думать об этом мужчине и пошла умываться и готовить завтрак. Она обожала сидеть в беседке, сделанной еще при жизни родителей, пить чай, иногда кофе с бутербродами и в мечтах уноситься куда-то далеко.
Чмокнув в щечку бабулю, нечленораздельно из-за запихнутого в рот куска колбасы пробормотав что-то похожее на утреннее приветствие, она поставила завтрак на поднос и, утрированно изображая гейшу, засеменила к двери.
– Вот егоза! – воскликнула Дарья Петровна, глядя вслед удаляющейся внучке. И уже про себя подумала, – Хоть бы дожить до того момента, когда она выйдет замуж. Неопытная ведь, доверчивая, без совета да пригляда попадет в беду. Окрутит какой-нибудь развратник, и что тогда? Она в красках представила Анну, брошенную, несчастную, и слезы невольно навернулись на глаза.
Старушка перекрестила спину своей любимицы и прошептала:
– Храни тебя Бог!
А Анна, выйдя за порог, залюбовалась утренним солнышком, цветущей зеленью и пришла к выводу, что жизнь прекрасна.
Потом взгляд ее упал на дорожку, и она замерла в восторге.
В конце разноцветной полоски из плиток белел сюрприз, и она точно знала, кто его сделал. Поставив поднос на крыльцо, она подбежала к калитке и вообще потеряла дар речи.
Рядом с привычным презентом от Пудика лежал скромный красный цветок. Такой же, как на клумбе возле администрации. Сердце ее учащенно забилось от волнения. Ну этого не может быть! Пудик не мог бы сорвать цветок! Хотя даже если и предположить, что ему это бы удалось, то судя по предыдущим подношениям, такая ботва в его глазах не представляет никакой ценности.
Неужели…Анна даже про себя не решалась озвучить версию, настолько она была невероятной. Но! Цветок лежит рядом с косточкой. Вряд ли песик ночью приходил не со своим хозяином. В том, что подарки были принесены ночью, она не сомневалась, потому что четко помнила – вечером, когда она вернулась из ресторана, на дорожке ничего не было.
Конечно, коньяк – не самый надежный контролер благопристойности, скорей наоборот. Но вообразить, что человек, приехавший с прокурорской проверкой из Москвы, влезает на клумбу и срывает цветок?! Нет, это просто нереально. Но факт – вещь упрямая!
И девушка, забыв про возможные покушения соседских котов на бутерброды, про безнадежно остывающий чай, уселась на травку возле дорожки и залюбовалась этим неожиданным приветом. Не зная, что и думать, она списала этот джентльменский жест Ярослава Платоныча на воздействие коньяка. Очередной раз запретила себе мечтать о нем. И …бережно поднесла этот цветок к губам и поцеловала. Будто возвращая Яру тот поцелуй из сна.
Глава 12
Вернувшись с ночной прогулки, Яр чувствовал какой-то невероятный душевный подъем. Как хорошо, когда можешь делать то, что хочется! Когда не нужно наступать себе на горло, ставить во главу угла кем-то, а то и самим собой выдуманные запреты. Что он сделал, чего нельзя было делать?!
Увлекся молоденькой девочкой, замирая от счастья, сжимал ее в объятьях, когда она бросилась искать у него защиты от каких-то привидевшихся монстров, танцевал с ней, целовал ладошку и запястье. На прощание опять поцеловал руку. И вот сейчас (верх безумия!) понес косточку в качестве знака внимания.
Ярослав Платоныч! Вы в своем уме? Интересный вопрос! А что можно у кого –то занять и пользоваться чужим? Конечно, в своем, и счастлив, как никогда. Пусть никогда их пути больше не пересекутся, но воспоминания о том, что он был живым человеком, способным позволить себе слабости, всегда будут согревать его Душу. Да, вот в чем проблема. Он по определению не мог быть слабым.
Как бы ему хотелось стать опорой для Ани, такой внутри трепетной и нежной, прячущейся за обликом сорванца. Но есть как минимум три НО. Одно из них – клятва, данная самому. Клятва – не жениться никогда. Потому что…Он вспомнил события четырехлетней давности…
* * *Рогозин позвонил в три часа дня.
– Ярик, будь другом, заедь ко мне в отдел после работы. Надо кое-что под выпить обсудить, – вопреки своему обычному балагурству, он был предельно серьезен, даже скорей озабочен.
Яр никогда не задавал лишних вопросов, и поэтому в семь часов вечера уже переступил порог рогозинского кабинета. Там его ждал по-спартански, без излишеств, накрытый стол – бутылка коньяка, лимон, сыр.
– Ну, здорово, братишка! – радушно воскликнул здоровяк Рогозин и заключил друга в свои медвежьи объятия. Однако видно было, что он делает хорошую мину при плохой игре, потому как в глазах его читались растерянность, смущение и огорчение.
– Не юли, – знавший друга, как свои пять пальцев, Звягин понял, что разговор какой-то неприятный предстоит. – Что случилось?
– Давай сначала выпьем, а потом и поговорим. В конце концов, когда мы с тобой виделись?
Арийская выдержка Звягина начинала сдавать позиции.
– Саня, давай наливай и рассказывай, не тяни кота за все подробности, – глухо сказал Яр, даже не представляя, что могло выбить из колеи Рогозина, здоровому пофигизму которого можно только позавидовать.
– Наливаю, рассказываю. Только пообещай, что без глупостей.
– Клянусь подругой матери! Выкладывай, – Звягин взялся за бутылку, налил в две рюмки. – Ну! – с нетерпением начал подгонять он друга.
– Выпьем!
Они выпили.
– Короче. Что б ты знал, и не было потом сюрприза.
«Всё хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут и жизнь легка.
Ни одного, печального сюрприза,
За исключеньем пустяка»
Всплывшая в памяти песенка с явно черным юмором однозначно резонировала с тем, чем Рогозин никак не мог разродиться.
– Ярик, твои заслуги перед Отечеством заслуживают самых высоких похвал. Но капля дегтя добавилась благодаря твоей супружнице. Из достоверных источников стало известно, что Жанна хлопотала за тебя с переводом и… отблагодарила. Ну, сам понимаешь, как…
После этих слов у Яра внезапно перехватило дыхание, стало невозможно дышать, будто вдохнул раскрошенную стекловату. Он поверил ему сразу, не столько потому, что они друзья, сколько потому, что всегда чувствовал, что в душе Жанны есть места, которые ему так и не открылись…
Яр побледнел и с такой силой поставил рюмку на стол, что та, решив, что в чем-то виновата, откинула ноги, то есть ножку. Попросту разбилась. Отрешенно посмотрев на нее, Звягин понял, что только что испортил изящного посредника между янтарным содержимым бутылки и желудком.
На автопилоте взяв пластиковый стакан из упаковки возле кулера, он наполнил его до краев потенциальным антидепрессантом и залпом выпил. Понимая, что поступает не по этикету, извинился. Но Рогозин готов был отказаться от участия в коньячном марафоне, лишь бы только друг справился с этим потрясением.
В том, что с Жанной они не ладили, еще не было ничего страшного. Звягин стоически переносил ее истерики, капризы. Но это была его женщина, которую он выбрал своим идеально выстроенным логичным умом. Он не понимал, что значит Любовь, страсть и считал, что в семье главное – уважение и подходящий по основным критериям партнер.
И Жанну он выбрал по этим же критериям. Миниатюрная, стройная, привлекательная, умная, ироничная – она радовала глаз, доставляла радость телу и удовлетворяла интеллектуальным запросам.
Но, как иногда любит шутить компьютер, что – то пошло не так. Звягин вперил взгляд в неопределенное пространство. Кулаком, со сжатыми добела костяшками пальцев, стукнул по столу и, вопреки своим правилам, произнес несколько дословно не переводимых на другие языки речевых оборотов. Вся его идеально сконструированная, стабильная система ценностей рушилась, грозя погрести под собой и его личные достоинства, и мужскую честь, и самоуважение. То, что он услышал, невозможно было никак осмыслить. Жанна. Его жена. Его Женщина.
Как пресловутый страус, он все время прятал голову в песок, отказываясь понимать, что что-то в их семье не ладится. Жанна была страстной, как кошка, заводила его, будоражила кровь. Но в то же время она не была другом, не разделяла его ценностей.
Когда он принес израненного Пудика, она закатила грандиозный скандал.
– Или я, или эта псина, – визжала Жанна. – Как ты мог, не спросив меня, притащить в дом эту заразу?
Яр совершенно тогда растерялся. Как маленький ребенок, он не понимал, за что его ругают. Матерый сыщик, не боявшийся спорить с высоким начальством и безжалостно снимавший три шкуры с подчиненных, сейчас Звягин стоял, как провинившийся школьник, и огорченно смотрел на жену.
– Жанна, а как я мог его бросить? Ты посмотри в его глаза! – пытался он по-доброму решить вопрос.
– Обыкновенные собачьи глаза! Отвези его немедленно в приют, – Жанна непримиримо вскинула подбородок, давая понять, что ее позиция непоколебима.
– Он мне доверился, руку лизнул. Это будет предательством.
– А по отношению ко мне это будет не предательством?!
– Жанна, ну за ним ухаживать можно будет, гулять с ним, покупать ему что-то, – чуть ли не с мольбой посмотрел на нее Яр. – И тебе не скучно будет.
– Он что, мне ребенка заменит? – повисшая звенящая тишина однозначно дала понять бедному псу, что место его теперь на помойке. Затем Жанна безапелляционно резюмировала. – Ярослав, я уже сказала. Или я, или он.
Впервые Яр не смог ради семейного благополучия уступить разгневанной жене.
– Я выбираю тебя. И его. Буду с ним жить на даче, и приезжать к тебе. Он будет мне в работе помогать.
Работа была еще одним камнем преткновения. Зная, что он любит ее со всей грязью и опасностями, Жанна все равно продолжала пилить, постоянно напоминала о том, что она молодая и красивая женщина, которой катастрофически на хватает денег на достойную жизнь. Пробивая мужу дорогу в прокуратуру, она надеялась, что там ему будут давать взятки. Но в своих эгоистичных рассуждениях она совершенно забывала, что Яр на самом «теплом» местечке всегда будет неукоснительно следовать букве закона и никакой мзды ни при каких обстоятельствах брать не будет. Окруженный грязью, он, к удивлению окружающих, никогда в ней не пачкался.
И только потому, что ему надоели трения с руководством, вечная необходимость отстаивать свою позицию, он согласился говорить о переходе в прокуратуру. Там намного больше свободы. А упражнениями для мозга, как и опасностями его обеспечит Рогозин. И будет Яр своего рода Шерлоком Холмсом при Лейстреде. Такой расклад его устроил. Но какой ценой?!
Никогда не знавший, что такое головная боль, Звягин чувствовал, что какой-то раскаленный гвоздь вонзился в мозг и переворачивает, потрошит его, пытаясь выковырять оттуда ответы на вопросы. Вопросы, заданные классиками чуть ли не два века назад: «Кто виноват?» и «Что делать?»
Виноват, конечно, он сам. Самонадеянный, считавший себя адептом Логики и Рассудительности.
Со вторым вопросом было не все так просто.
Ничем, никаким поступком мужчину нельзя унизить, растоптать сильнее, чем изменой. Это как удар по дых, хотя нет, это скорей удар ниже пояса. Нет, все не то. Физическая боль не идет ни в какое сравнение с душевной, от которой не существует в мире таблетки. Он, живущий разумом и гордящийся этим, вдруг со всей остротой осознал, что не все подчиняется его строгим законам. Танго танцуют вдвоем. И как бы один ни старался, если партнер не чувствует его, они не станцуются.
Рогозин только сейчас заметил, что у друга белые кончики ресниц. Казалось, что проступающая на висках седина в этот момент переметнулась на них, притянувшись магнитом страдания, отраженным в глазах. Сан Саныч глубоко сопереживал другу, понимал, что сейчас произошла катастрофа.
Ведь для Звягина семья – это нерушимая крепость, это то, что должно быть обязательно. И если женился, то это навсегда. Пример его родителей наглядно показывал, что в семье все бывает: и ссоры, и примирения, поэтому Яр обычно со снисходительностью льва по отношению к лающей моське воспринимал истеричность жены, ее капризы. Он считал, что у любых супругов случаются размолвки, поэтому считал их побочным эффектом. И не понимал людей, которые разводились, искали себе какие-то нереальные отношения. Жена – это как визитная карточка – ухоженная, умная, а дома – с которой есть о чем поговорить, сексуальная. И теперь она была непоправимо испорчена. Ведь никому не покажешь визитку, на которой жирным фломастером написано матерное слово.
Чуть отойдя от шока, помолчав некоторое время, Яр, наконец, решил проверить, способен ли он еще связно выражать свои мысли, не используя язык строителей.
– Саня, что-то я не могу структурировать информацию. При решении любого вопроса главное – составить план, что за чем делать. А я не могу, – медленно, будто преодолевая себя, произнес он. – Представь, я три месяца работаю там, и мы…, – Звягин сглотнул предательский ком, от потрясения подступивший к горлу, – мы с Жанной все время были близки. Понимаешь, после чужого мужика она ласкала и целовала меня!