Лето у моря (сборник)
В шатре было темно и тихо: видимо, толстые стенки из какой-то плотной ткани не позволяли проникнуть сюда веселому шуму с площади. В полумраке разглядел он круглый стол с зажженной свечой, хрустальным шаром и гадальными картами, раскинутыми веером.
– О, вся атрибутика на месте! – смеясь, воскликнул он. – А где же колдунья? Мне уже страшно.
Из-за темно-красного занавеса в углу шатра появилась неопределенного возраста женщина в цыганской одежде: длинные пестрые юбки, надетые друг на друга, множество браслетов, колец, голова обмотана ярким платком, расшитым золотыми монетами, иссиня-черные волосы спадали из-под платка почти до пояса.
– Вы вместе?
Он не понял, спросила она или констатировала факт.
– Садитесь! – и взмахом руки указала на два стула, стоявшие у стола.
Давясь от смеха, он присел на один из них. Очень серьезная, кузина села на краешек второго стула.
– Что вы хотели бы узнать? – спросила гадалка.
– Я хочу знать, что нас ждет в будущем, – робко ответила кузина.
Гадалка взяла ее руку и, едва взглянув, отшвырнула обратно:
– Уходи!
– Что вы увидели? – со страхом спросила кузина.
– Эй, зачем вы ее пугаете? – разозлился он и встал со стула.
– Выйди! – приказала цыганка кузине. – А вот с ним я буду говорить!
– Пойдем отсюда, – он взял ее за руку. – Сплошной театр!
– Останься, молодой синьор! – гадалка буквально пригвоздила его взглядом к стулу. – Пусть выйдет только твоя сестра!
Он оторопел:
– Откуда ты знаешь?..
– Останься, пожалуйста, интересно же! – прошептала ему кузина. – Я подожду тебя снаружи! – и вышла.
Он пододвинул стул поближе:
– Говори, ясновидящая. С чего ты взяла, что эта синьорина – моя сестра? А вдруг она моя невеста? Или даже жена?
– Она твоя кузина, и тебе это известно, так что перестань валять дурака, – сказала гадалка, прожигая его взглядом черных глаз. Мороз прошел у него по коже.
– Кто тебе сказал?
– А мне не надо говорить: я сама все вижу. Твоя маленькая кузина до смерти влюблена в тебя. До смерти.
– Я тоже люблю ее, – сказал он, – и что же? Это так бросается в глаза?
– Не бросается, – сказала гадалка. – Потому что ты – не любишь, я вижу только ее любовь, ее страсть и ее горе.
– Слушай, мы вполне счастливы. Говори, что ты хотела, или я пойду, – внезапно он потерял интерес к происходящему. – Что ты там такое разглядела у нее на руке? Может, мою тоже посмотришь?
– Мне не нужна твоя рука, парень, – гадалка покачала головой. – Все уже предрешено, все так и будет: никто не может обмануть свою судьбу. И ты не сможешь. Скажи своей кузине, пусть уезжает домой, пока это лето не кончилось.
– Хватит загадок! – он встал со стула. – Я пошел. Не верю ни единому твоему слову.
– Мне жаль тебя, парень, – цыганка покачала головой. – Ох, настрадаешься ты еще, ох, намучаешься. Пока еще не поздно, оставь ее.
– Да почему? – не выдержал он. – Можешь толком сказать?
– Ты не любишь ее, твое сердце закрыто, ты должен прекратить все, что между вами есть. Я вижу ясно: на тебе ее судьба и сломается, уже сломалась. Пока не кончилось лето, пусть она уезжает домой.
– Да ну тебя! – в сердцах сказал он и пошел к выходу.
– Пока не кончилось это лето! – донесся ему вслед голос цыганки.
Кузина ждала его у шатра:
– Ну, что она сказала? – бросилась она к нему. Он обнял ее за плечи:
– Успокойся, она обычная шарлатанка, просто хотела выманить у меня денег.
– Но она сказала, что я твоя сестра, я слышала! Откуда она знает?
– Пальцем в небо, – уверенно ответил он. – Когда ты вышла, я сказал ей, что мы с тобой вообще-то женаты, придумал, что познакомились всего год назад, и она тут же призналась, что ошиблась, и стала расписывать нашу семейную жизнь во всех красках. Мошенница!
– А почему она не захотела говорить со мной?
– Сказала, что ты еще слишком молода, и вообще она якобы больше любит гадать мужчинам. Да какая разница! Все это чушь собачья!
– А ты правда сказал ей, что мы женаты? – ее глаза сверкнули каким-то необычным огнем.
– Ну да, просто пошутил, а она клюнула. Говорю же: мошенница! Выкинь из головы эту шарлатанку и пойдем поищем отца.
Глава десятая
Он сам не знал, зачем соврал ей тогда. Ну не мог же он, в самом деле, передать кузине то, что наговорила ему сумасшедшая цыганка? Он и сам не придал особого значения ее словам, хотя неприятный осадок остался. Совсем небольшой.
Но он почти улетучился, когда они подошли к столику, за которым их ждали отец и Бланш, оба веселые, разрумянившиеся то ли от выпитого вина, то ли от атмосферы всеобщего праздника, царившей вокруг.
– Хорошо провели время? – спросила Бланш.
– Садитесь скорее, дорогие мои! – громким голосом сказал отец. – Выпьем немного вина, скоро будут танцы! Приказываю всем: танцевать всю ночь, до утра!
Они присели за столик. Вечер был свеж, вино приятно охлаждало, все было абсолютно безмятежно, ее глаза светились таким счастьем! Он потихоньку гладил ее пальцы, взяв за руку под столом. Ах, эта цыганка! Ну истинная ведьма! Разве может он оставить ее сейчас? И почему он должен это делать? Им так хорошо вместе… А что будет дальше – никому неизвестно. Хватит об этом думать! Как же она смотрит на него… Как ему хочется ее поцеловать!..
– Родольфо! Ты ли это? – вдруг раздался веселый женский голос. К их столику подошла пожилая синьора в длинном черном платье с кружевным зонтиком в руке. – Глазам не верю!
– Боже мой, Моник! – ахнул отец и вскочил со стула. – Как ты здесь? Сколько лет мы не виделись?
– Ну, дорогой, ты бестактен, – смеясь, ответила синьора. – Не стоит напоминать женщине о ее возрасте!
– Да присаживайся уже к нам скорее! – отец пододвинул ей стул, и дама с достоинством присела рядом с кузиной. – Познакомьтесь, родные мои, это – синьора Моник, вернее, мадам Моник, она живет в Париже. Сын, она училась вместе с твоей матерью. Как же я рад тебя видеть!
– Ты неисправим! – воскликнула Бланш. – Дважды напомнить женщине о возрасте… Хотя вы, мадам, прекрасно выглядите. Меня зовут Бланш, и я тоже жила в Париже, ну, еще до замужества.
– Мне очень приятно с вами познакомиться, милая, я рада, что Родольфо встретил достойную женщину. А это кто? Родольфо, неужели это твой сын? – воскликнула она. – Боже мой! Я помню его вот таким крошкой! Какой взрослый! Уже совсем мужчина… А это его очаровательная супруга? Познакомьте же нас!
Кузина опрокинула бокал. За столом повисла неловкая пауза. Ее нарушил отец:
– Что ты, Моник! Это его двоюродная сестренка, мы все вместе отдыхаем здесь в коттедже. Кстати, ты обязательно должна нас навестить!
– Простите, милые, – обратилась к ним обоим Моник, – но вы так замечательно смотритесь вместе, правда! Такая красивая пара.
– Моник, перестань! – со смехом сказал отец. – Кровосмешение опасно для рода, и мой сын, как врач, знает это лучше нас с вами. Правда, сынок?
– Конечно, – с трудом произнес он, почему-то избегая взгляда кузины. А она смотрела, ох, как смотрела на него, и он чувствовал это.
– Ерунда, Родольфо, – возразила отцу Моник. – Я знаю только, что сейчас это уже немодно, но у нас, во Франции, многие до сих пор женятся на кузинах и ничего, живут себе, рожают чудесных деток!.. Надеюсь, я вас не очень смутила?
– Ничего страшного, – он выдавил из себя вежливую улыбку.
– Извините меня, – кузина резко встала из-за стола. – Я сейчас вернусь.
– Моник, где твой бокал? – отец налил всем вина. – Предлагаю выпить за встречу!
А он вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд Бланш. Она смотрела в упор, и ему совсем не понравилось то, что он увидел в ее глазах.
– Я сейчас, – он вышел из-за стола и пошел искать кузину. Уже почти стемнело: на площади зажглись фонари и разноцветные гирлянды, украшавшие деревья. Заиграл духовой оркестр, начались танцы. Он нашел ее у палатки со сладостями, на другом конце площади. Она неподвижно сидела на скамейке, невидящим взором глядя на танцующих.
– Что с тобой? – мягко спросил он и присел рядом. – Ты чем-то огорчена?
Она повернула голову:
– Не особенно. Устала просто.
С удивлением он заметил, что она еле сдерживает слезы.
– Эй, ты чего? – он обнял ее за плечи. – Кто тебя обидел? Скажи мне, и он умрет самой страшной смертью!
– Зачем она так сказала! – воскликнула кузина, сжав кулаки. – Ну зачем? А еще ты…
– Господи, да что такого она сказала? И что я-то натворил? Не понимаю!
– И не понимай, – внезапно успокоившись, она встала со скамейки, – так гораздо проще. Пойдем, а то неудобно как-то.
Когда они вернулись, отец рассказывал что-то забавное, и обе дамы за столом смеялись в голос. Кузина села на свое место, и он с облегчением заметил, что она сразу включилась в разговор, как ему показалось, довольно весело и легко. Оркестр заиграл танго, и отец вскочил со стула:
– А ну, племянница, вставай! Пойдем потанцуем со старым дядюшкой.
– Никакой ты не старый, – улыбнулась кузина, – и я с удовольствием потанцую с тобой!
Они смешались с другими парами.
– Какая красивая девочка, – заметила Моник.
– Очень славная, – поддержала ее Бланш. – Мне она сразу понравилась… Извините, я сейчас подойду, – и встала из-за стола.
Почему-то он почувствовал себя неловко, оставшись наедине с пожилой дамой.
– Как там Париж? – непринужденно спросил он.
– Париж, как всегда, полон очарования, – ответила Моник, пристально изучая его лицо. – Послушай, – она обратилась к нему по имени, – я ведь знала тебя еще ребенком, поэтому имею право сказать кое-что. Сдается мне, эта девочка, твоя кузина, очень любит тебя. И мне кажется, что тебе об этом известно.
– Что вы такое говорите! – произнес он чуть изменившимся голосом. – Мы с ней просто дружим, как брат и сестра, вместе проводим это лето.
– Да? – она вопросительно посмотрела на него и, не дождавшись ответа, мягко сказала: – Не обижайся на старую женщину, сынок, но такие вещи я сразу подмечаю. Ах, молодость, молодость! Удивительно, как только твой отец и его милая жена ничего не видят?
– А что они не видят? – его ладони вдруг стали влажными.
Моник тихонько рассмеялась:
– Да она ведь глаз с тебя не сводит, любому ясно: девочка влюблена. А вот ты…
Внезапно она замолчала: к столику вернулась Бланш, а вслед за ней – отец с кузиной.
– Дядя был великолепен! Сногсшибателен! – кузина не скрывала восторга. – Как он танцует!
– Да, сын, мы поразили всех! – гордо сказал отец.
– Это мы еще посмотрим, – сказал он, вставая из-за стола. – Потанцуем?
Взял кузину за руку, и они пошли на площадку, где как раз играла медленная музыка.
– Все хорошо? – он заглянул в ее глаза, крепко прижимая к себе. Взгляд ее был грустен. Совсем чуть-чуть.
– Замечательно! – она погладила его по спине. – Ты же рядом.
Он облегченно рассмеялся и закружил ее в танце.
Но что-то неуловимое уже витало в воздухе, какое-то необъяснимое для него напряжение; то гадалка, то старая синьора: поразительно, что обе эти женщины, не сговариваясь, сказали ему одно и то же. И почему он испугался? В принципе, ничего не произошло: одна – просто сумасшедшая, вторая лишь высказала свои предположения, якобы она все подмечает! Подумаешь! Он ведь ничего ей не ответил? Не подтвердил, напротив, все отрицал. Так что все в порядке: никто ничего не узнал, да и не узнает о них…
Сейчас, спустя долгое время, он прекрасно понимает, что в тот вечер он должен был и мог поступить иначе, тем более что выпала прекрасная возможность рассказать все отцу. Стоило только по-другому ответить тогда, возразить, что в союзе кузенов нет, в общем-то, ничего страшного, да еще и привести парочку убедительных примеров из медицинской практики, а потом объявить прямо за столом о том, что они любят друг друга, что уже три недели дружат совсем не как брат и сестра, – и всё! Всё! Тогда уж точно не произошло бы то, что так неумолимо и безжалостно приближалось к ним, пока они танцевали на праздничной площади…
Музыка стихла, они вернулись к столу. Тут же оркестр заиграл тарантеллу.
– Танцуем! – отец сорвался со стула, увлекая за собой Бланш, кузину и сопротивлявшуюся («Что ты, Родольфо, в моем-то возрасте!») Моник. Он остался за столиком, с улыбкой наблюдая за ними. Вдруг он заметил среди танцующих Тони Марино. Нахмурившись, увидел, как тот подошел к отцу, что-то сказал ему, отец закивал головой, после чего они стали танцевать уже все вместе, причем Марино весь танец старался держаться рядом с кузиной, беспрестанно хохоча и издавая веселые возгласы.
Когда танец, наконец, закончился, с ужасом увидел он, как Тони вместе со всеми идет к их столику.
– Смотри, сын, кого мы встретили! – радостно прокричал отец. – Присаживайся, Антонио! Ничего, что я так обращаюсь, по-свойски?
– Конечно, синьор, – сверкнул зубами Марино. – Добрый вечер!
Официант принес еще один стул, и Тони уселся рядом с кузиной, элегантно потеснив Моник:
– Вы не возражаете, синьора? Так мне будет удобнее ухаживать за обеими прекрасными дамами!
– Предлагаю выпить за наш «Сюрприз» и Тони, благодаря которому мы все стали настоящими морскими волками! – поднял бокал отец.
– Благодарю, синьор, – ответил Марино, поглядывая на кузину. – Жаль только, что не все!
– Простите, синьор Марино, но я поняла, что водить катер – это не совсем моя стихия, – с очаровательной улыбкой сказала ему кузина.
– Что вы, синьорина! Как я могу сердиться, когда вы столь прекрасны сегодня. И вообще, я могу открыто заявить, что синьорина – самая красивая девушка на свете!
– О, это достаточно смелое заявление, – сказала Бланш, – надеюсь, у вас серьезные намерения?
– Да, Тони, имей в виду: ее отца здесь нет, поэтому я и мой сын несем полную ответственность за это прекрасное создание – как ее дядя и старший брат! – весело сказал отец.
– Дядя, синьор Марино шутит! – смущенно сказала кузина.
– Мне кажется, ее брату это не очень нравится, – заметила Моник и внимательно посмотрела на него.
– Кому понравятся такие плоские шутки? – раздраженно выпалил он, с вызовом взглянув на ненавистного Марино.
– А если я не шучу? – Тони ответил тем же тоном, принимая вызов. Он сжал под столом кулаки.
– Перестаньте, – вмешалась кузина. – Давайте лучше поднимем бокалы за это чудесное лето! Жаль, что скоро оно закончится.
– Поддерживаю! – Тони вскочил с места. – За чудесное лето: оно подарило мне встречу с чудесной девушкой!
Снова заиграла музыка.
– Синьорина, окажите мне честь, прошу вас! – Марино подошел к кузине. – Один танец…
Он не верил своим ушам: да как это возможно?! Сейчас Марино возьмет ее за руку, уведет подальше от их столика (причем нарочно подальше!), будет обнимать ту, которая ему не принадлежит, касаться ее своими ручищами, прижимать к себе…
– Нет! – он крикнул так громко, что на них обернулись люди с соседних столов.
Отец изумленно посмотрел на него:
– Что с тобой? Ты сошел с ума?
– Просто… – он не знал, что ответить. Все смотрели на него выжидающе, но по-разному: отец – действительно не понимая, Бланш как-то странно (и ему опять это не понравилось), синьора Моник едва заметно качая головой, Марино с ухмылкой, а она… Сколько боли было в ее взгляде! Сколько надежды!.. Никогда еще он не видел таких зовущих, молящих глаз! Одна лишь фраза, одно простое предложение из его уст… Ее глаза просто кричали: «Скажи им! Скажи, кто я для тебя!»
– Просто… – он не мог выдавить из себя ни слова. Не мог. И все молчали.
– Может быть, ваш брат имеет на вас какие-то особые права, синьорина? – раздался вкрадчивый голос Марино. – Иначе почему он запрещает вам танцевать со мной?
Глава одиннадцатая
Отец расхохотался, сняв всеобщее напряжение:
– Ну и шутник же ты, Тони!
– А может, ты все-таки объяснишь, в чем дело? – настойчиво спросила Бланш. Кузина по-прежнему молча не сводила с него глаз.
– Просто… – начал он в третий раз, проклиная себя за несдержанность, – я сам… хотел потанцевать… мне так нравится эта музыка…
– Чушь! – махнул рукой отец, чуть не сбив со стола бутылку. – Пригласи Бланш или синьору Моник и танцуй себе на здоровье. И не мешай кузине строить личную жизнь!
Бланш толкнула его в бок.
– А что? – отец не понял ее намека. – Тони мне нравится, серьезный парень.
– Так что, синьор? – Марино обратился именно к нему. – Могу я потанцевать с вашей сестренкой?
Презирая себя, он кивнул. Кузина побледнела и так стремительно вскочила из-за стола, что опрокинула свой стул:
– Идемте же скорее, Тони! Я с удовольствием с вами потанцую, а может, и построю личную жизнь! – она схватила Марино за руку и увлекла за собой.
– Славный малый! – отец проводил их взглядом и повернулся к Бланш. – А чего ты толкаешься?
– Да так, милый, ты все равно не поймешь.
– Почему это? – удивился отец.
– Просто потому что ты – мужчина.
– Да, я мужчина! – согласился отец. – И мой сын – мужчина! Мы всегда поступаем по-мужски, то есть честно и по совести. Я горжусь нами и рад, что мы – мужчины!
– Так выпьем за настоящих мужчин! – Моник подняла бокал.
У него горело лицо, противно вспотели ладони. Отставив бокал, он встал:
– Я иду домой.
– Вот тебе и раз! – воскликнул отец. – Почему?
– Уже поздно. Завтра опять просплю до обеда, а мне надо заниматься. А вы оставайтесь, приятного вечера! До свидания, синьора Моник, надеюсь, мы еще увидимся.
– Молодец, сын! Хвалю за сознательность, – отец похлопал его по плечу. – Иди, конечно, ложись спать. Нас не жди: будем поздно… или рано? – и сам же посмеялся над собственной шуткой.
Он кивнул Бланш, опасаясь ее взгляда, и быстрым шагом пошел прочь. Этот уход был похож на бегство. От чего он бежал? От себя. От того испуга, который овладел им, когда все взгляды за столом были прикованы только к нему, от ее глаз, так моливших его сказать правду, показать, как она важна. И от ощущения своей полной беспомощности, потому что он не смог сказать всем.
Все кипело в нем, когда он чуть ли не вбежал в их темный коттедж. Вихрем ворвался к себе в мансарду и, не включая свет, рухнул прямо в одежде на постель. Кем он ощущал себя? Трусом, предателем с мокрыми от страха ладонями, прилипшим к нёбу языком и дрожащими коленями. Это было первое, что он почувствовал, и, видимо, самое верное, потому что, немного успокоившись, он сел на кровати и задумался уже о другом: а в чем, собственно говоря, дело? Неужели было бы лучше, если бы он открыл сегодня всем правду об их отношениях? Нет! Финал был бы непредсказуем! На миг он представил лица сидящих за столом людей в момент, когда он сказал бы, что они любят друг друга и почти месяц спят вместе. И, как наяву, услышал голос отца, кричащего: «Ты с ума сошел?! На свете что, мало девушек?! Да ты вообще соображаешь, что натворил?! А что скажут или сказали бы…» и тут пошло бы перечисление всех их совместных родственников, как живых, так и покойных… Он так живо представил себе это, что даже вздрогнул.
Нет, все правильно! Он вовсе не трус, он спас их отношения, пусть она ожидала от него иного. Потом сама же скажет спасибо за то, что он не выдал их тайну! Вот так! Практически полностью оправдав себя, он с недовольством подумал о том, что она вообще-то могла и отказать этому Тони в танце! Но нет, она пошла с ним, пошла специально, назло! Решила наказать его за «трусость»? Вызвать ревность? Так кто кого тогда предал? Он, значит, наступив на свою честь и совесть, спас их отношения от огласки, а она, вместо того чтобы понять и быть благодарной за это, уходит танцевать с этим противным инструктором! И еще этот ее взгляд… Ну и взгляд у нее был!
Он вскочил с кровати, походил по комнате, снова сел. Итак, он поступил правильно, а она нет. Зачем она пошла танцевать с Тони? Зачем? Ведь знает, что ему это не нравится, что он ревнует! Ревнует? Да, черт возьми! Ревнует! Как только представит, как этот мерзавец касается ее своими лапами… Он сжал кулаки. Где же они? Почему не возвращаются?
О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Он спустился вниз, взял из бара бутылку виски и поднялся наверх. Налил стакан, опрокинул в себя. Виски обожгло горло. Бросил взгляд на часы: десять вечера.
Что ж, подождем. Налил еще, выпил. Еще раз прокрутил в памяти сегодняшний вечер, еще раз убедил себя в том, что поступил абсолютно верно. И почему он вообще психанул и ушел с праздника? Дурак! Надо было по-мужски разобраться с этим Тони и веселиться дальше вместе с ней…
Стоп. Если бы он так поступил, все снова стали бы задавать ему массу ненужных вопросов: с чего бы это брату драться с ухажером сестры? А что, смотреть, как этот красавчик вьется вокруг нее, и улыбаться? В душу опять вкрались сомнения: а правильно ли он поступил? Он налил еще виски. Стрелки часов передвинулись к одиннадцати. Где она?
И в тот момент, когда он под действием алкоголя уже был полон решимости вернуться на площадь, врезать этому Марино и увести ее домой, послышался шум подъезжающей к коттеджу машины. Они? Отец вызвал такси? Или их кто-то подвез? Неужели Марино? Если так, то на ловца и зверь бежит! В темноте он ничего не смог разглядеть из окна мансарды. Первой мыслью было сбежать вниз и посмотреть, кто приехал. Он уже взялся за ручку своей двери, но резко остановился: если это они вернулись, то как объяснить им, почему он не спит до сих пор? Почему в одиночестве пьет виски? Опять слишком много вопросов! Чувствуя себя полным идиотом, стоял он в темноте, все еще держась за дверную ручку и не решаясь спуститься вниз. Потом услышал, как уехала машина, открылась входная дверь, чьи-то шаги внизу. Но голосов отца и Бланш слышно не было: кто-то тихо поднялся по лестнице на второй этаж, хлопнула дверь, и все окончательно смолкло. Только тогда он понял, что это вернулась кузина, причем одна, и сразу прошла в свою комнату. Но почему она не поднялась к нему?! Не думает ли она, что он на самом деле пошел домой спать?!
Он сбежал вниз, на второй этаж. Чтобы окончательно убедиться в том, что она вернулась одна, открыл спальню отца, заглянул: никого. Дернул за ручку двери ее комнаты: заперто! Она закрылась на ключ! Он постучал. Тихо. Постучал сильнее:
– Это я! Открой дверь.
– Уходи, – послышался из-за двери ее голос.
Он оторопел: как это – уходи? Он так ждал ее, так соскучился, так переживал, места себе не находил и вот награда за все: «уходи»?!
– Открой сейчас же! – крикнул он. – А не то я вынесу эту чертову дверь!
– Я прошу тебя по-человечески: уходи! – он услышал, что она плачет. – Убирайся!
– Этот… что, обидел тебя? – он пришел в ярость. – Что он сделал, говори немедленно! Приставал?!
– Это ты обидел меня! – закричала она. – Уходи! Уходи! Уходи!
Он ударил по двери ногой, потом навалился плечом:
– Я весь дом разнесу, если не откроешь! Мне уже все равно!
Ключ провернулся в замке, он рывком распахнул дверь и ворвался в комнату.
Она стояла у окна, утопая в кружевах длинного серебристого пеньюара, скрестив руки на груди. В приглушенном свете ночной лампы увидел он ее прекрасные волосы, ниспадающие на вздымающуюся грудь, и глаза, полные слез и гнева. Ах, как она была хороша! Позабыв обо всем, он шагнул вперед:
– Ты восхитительна! Иди сюда!
– Стой на месте! – вскричала кузина. – Совсем спятил? После того, как ты себя повел сегодня?!
– Ну перестань, я тебе сейчас все объясню, ты мне еще спасибо скажешь.
– Уходи отсюда! Дядя и Бланш вернутся с минуты на минуту.
– А мне все равно…
– Правда? – язвительно сказала она. – Пару часов назад тебе было ой как не все равно! Испугался, братец? Коленки сильно дрожали?
– Не говори так! Я спас наши отношения!
– А-а, так ты теперь герой? Здорово! Спасибо, любимый, как же я сразу не поняла, что ты нас спасаешь! А мне-то, дуре, показалось, что ты перепугался до смерти. Только вот интересно, чего? Неужели ты настолько меня стыдишься?! Я что, урод?
– Вот глупая, – пробормотал он и шагнул к ней ближе. – Какой же ты урод, если я с ума по тебе схожу.
Он попытался обнять ее, но она ловко увернулась и отбежала к кровати:
– Ты что, пьян?
– Ага, пьян, от тебя… – он подошел вплотную, она снова вырвалась.
– Уйди, пожалуйста!
– Слушай, ну прости меня, пусть будет по-твоему: я урод, я предатель, трус и вообще скотина. Иди сюда!
Она была уже у двери. Он схватил ее за рукав пеньюара, ткань затрещала. Она рванулась сильнее, пеньюар соскользнул с ее плеча. Запутавшись, она не удержалась на ногах и упала на пол; войдя в охотничий азарт, он набросился на нее, подмял под себя. Кузина отчаянно сопротивлялась. Одним рывком разорвал он пеньюар на две половинки, грубо сорвал бретельки атласной ночной рубашки, обнажив ей грудь.
– Господи… – хрипло сказал он, сбрасывая с себя рубашку, – Господи…