Лето у моря (сборник)

– Не будем больше о грустном, хорошо?

– Договорились. Дик, расскажи, пожалуйста, о себе и Тиме: мне известно только то, что раскопал о вас Дэвид, – она виновато посмотрела на меня. – Не сердись, но я же должна была знать, кого сбила!

Я погрозил ей пальцем:

– Ай-ай-ай, мисс Кэмпбелл! Нехорошо вмешиваться в частную жизнь простых граждан.

– Больше никогда не буду! – торжественно поклялась Брэн. Мы рассмеялись. Потом я рассказал ей о нашем цветочном бизнесе, и она нашла это очень романтичным занятием. Да-да, именно так и сказала: «Как романтично, Дик! Какая прелесть!» А когда я описывал цветение роз, гиацинтов, тюльпанов в наших оранжереях, она схватила меня за руку и воскликнула:

– Обещай мне! Обещай немедленно! Ты свозишь меня в Моссбридж и покажешь все это сам!

– Обещаю, – ответил я.

Это был чудный вечер: мы многое узнали друг о друге. Я убедился, что Брэнда совершенно нормальная девушка, не испорченная богатством своего отца, что она любит читать, прекрасно играет на рояле, предпочитает Шопена всем остальным композиторам, обожает море, лето и сирень.

– Почему именно сирень? – во мне проснулся профессиональный интерес: мы с Тимом сирень не выращивали.

– Не знаю, – сказала Брэнда. – В ее цветах есть нечто загадочное: нежное и вместе с тем грустное. А ты что можешь сказать о сирени?

О сирени я мог рассказать многое, не зря же столько лет занимаюсь цветами.

– С чего начать? – задумался я. – Знаешь ли ты, что родиной сирени называют то Персию, то Балканы. Именно из Персии она и попала в Европу в виде щедрого подарка императору Фердинанду I от турецкого султана Сулеймана Великого в середине XVI века. А первое ботаническое описание сирени сделал итальянец Маттиоли в 1565 году.

– Ого! – Брэнда смотрела на меня с уважением. – Ты просто ходячая энциклопедия.

– А то, – гордо ответил я, польщенный ее комплиментом, и продолжил. – Вскоре сирень попала в Англию и поселилась в парке Елизаветы. Но у нас сирень почему-то считается цветком печали и несчастья – это ты верно почувствовала. Старая английская пословица говорит, что тот, кто носит сирень, никогда не будет носить венчальное кольцо.

– Правда? – Брэнда совершенно по-детски испугалась. – Совсем-совсем никогда?

– Не бойся, глупышка! – успокоил я ее. – Это всего лишь пословица.

– Мне больше не нравится сирень, – Брэнда была очень расстроена. – Ну ее! Вместе с печалями и несчастиями.

Так мы и проговорили с ней почти до полуночи. Несмотря на разницу в возрасте – как-никак двенадцать лет! – мы с Брэндой понимали друг друга с полуслова, говорили на одном языке. Это было здорово. Это пугало. Я отдавал себе отчет в том, что влюбляюсь в девушку, которая вряд ли когда-нибудь будет моей. Именно эти нехорошие мысли обуревали меня, когда мы с Брэндой вышли из ее «Бентли» (за рулем был ожидавший нас у паба Дэвид) в Мэйфере – самом роскошном жилом районе Лондона, а как иначе? – и пошли пешком по Грин-стрит к ее дому. Дэвид медленно ехал за нами на почтительном расстоянии.

Шли мы молча, наслаждаясь тишиной и прохладой майской ночи. О чем думала Брэнда, я мог только догадываться. А я с нараставшим чувством злости думал, что Тим был полностью прав, хотя не знал на тот момент истины, что ничего путного из наших отношений не выйдет. Да, я полюбил Брэнду, и в этом уже не было ни малейших сомнений, но зачем я пообещал быть ей другом? Это же ложь, я никогда не смогу быть ей просто другом! А на большее, видимо, не стоит и рассчитывать: куда уж мне тягаться с ее отцом… Да он раздавит нас с Тимом как клопов, если я только заикнусь об отношениях с его дочерью.

Вероятно, все эти тревожные мысли отразились у меня на лице, потому что Брэнда вдруг спросила:

– Что с тобой? Что-нибудь случилось?

– Да, – довольно резко ответил я, – все совсем не так, как надо!

– Извини, – тихо и удивленно сказала Брэнда. – А что конкретно случилось?

– Ничего не случилось, успокойся, – так же резко сказал я.

Она замолчала, и мне тут же стало неловко за свою нелепую грубость. В это время мы подошли к роскошному трехэтажному особняку с чугунными резными воротами, увитыми виноградным плющом, и я еще острее ощутил, как далека от меня Брэн, моя принцесса!

Мы остановились у калитки. Дэвид открыл ворота, кивнул мне и въехал во двор.

Брэнда молчала, а я просто не мог посмотреть ей в глаза, стоял, уставившись в землю, не зная, что сказать, как объяснить свой внезапный припадок. И вдруг она рассмеялась. Звонко и весело. И шагнула ко мне.

– Боже мой! Какой же ты глупый! Такой взрослый и такой глупый! – прошептала она, и я ощутил вкус ее поцелуя на своих губах. Я остолбенел. А когда пришел в себя, ее уже не было.

Только тихонько скрипнула калитка…

На следующее утро я приехал в магазин в каком-то лихорадочном состоянии. Больше всего на свете мне хотелось побыть одному, запереться в кабинете и вспомнить до секунды вчерашний вечер, проведенный с Брэндой. Я осознавал, что произошло чудо, но не мог до конца в это поверить: неужели сказочная принцесса неравнодушна к простому цветоводу? Или мне все привиделось вчера, у ее калитки?..

В общем, мне необходимо было хорошенько пораскинуть мозгами, все продумать. И меньше всего на свете мне хотелось разговаривать с Тимом: я был уверен, что стоит ему взглянуть на меня, и тайное сразу станет явным; Тим знал меня, по-моему, гораздо лучше, чем я сам.

Увы, но разговора с Тимом мне избежать не удалось. Когда я приехал, он, естественно, уже сидел за своим столом в нашем общем кабинете.

– Доброе утро, мой самый лучший в мире друг! – широко улыбаясь, поприветствовал я его.

Тим подозрительно хмыкнул:

– Так. Выкладывай, что там у вас вчера произошло.

– Тим, можешь выслушать меня спокойно и дать вразумительный совет? Это важно.

– Если важно, то конечно могу. Рассказывай.

И я рассказал ему все. По мере того, как я говорил, лицо Тима все больше мрачнело. А когда я дошел до поцелуя, он нахмурил брови еще сильнее.

– Короче говоря, я люблю ее. А если и она испытывает ко мне хотя бы что-то подобное, то я самый счастливый на свете человек! А на ее папашу мне плевать. Что скажешь? Рад за меня?

Тим помолчал некоторое время. Потом встал, открыл жалюзи на окне кабинета и повернулся ко мне.

– Дик, ты мой друг, брат, мой единственный родной человек на земле, и тебе об этом известно. Не перебивай сейчас, послушай. Я рад, безусловно, что мой товарищ наконец-то познал любовь, я даже горд, что ты способен испытывать такие сильные чувства, пора бы! Но вот объект ты выбрал не совсем удачный. Да, твоя принцесса, безусловно, чертовски хороша, с этим не поспоришь. Но что вас ждет дальше? Допустим, что ее вчерашнее проявление эмоций в твою сторону – это начало чего-то серьезного, а не просто благодарность за вечер, проведенный в обществе умного взрослого мужчины.

– Еще скажи: красивого, – не удержался я.

– Помолчи. Дальше. Как я понимаю, Кэмпбелл почему-то, и мне пока неясно, почему, собственно говоря, старательно прячет от мира свою красавицу дочь, поэтому всякая огласка, связанная с ней, для него будет явно нежелательна. Особенно если эта огласка связана с наездом на пешехода. А если такое теплое расположение к тебе со стороны Брэнды – всего лишь грамотный ход в их общей с отцом игре? Она-то явно понимает, что ты увлекся ею серьезно и не сможешь отказать ей в просьбе не подавать на нее в суд. И вспомни тот незаполненный чек… Не думаешь ли ты, что тебя хотели купить?

– Да ты что, Тим! – возмутился я. – Я вообще не думал ни о каком суде, пока она сама мне об этом не сказала, и, разумеется, я не собирался и не собираюсь никуда обращаться!

– Вот именно. Тебе бы еще латы и доспехи – вылитый рыцарь. К сожалению, Дик, это уж очень явно бросается в глаза. Видимо, у тебя к ней и правда серьезно.

– Если хочешь знать, я счастлив, что она меня сбила. В противном случае мы с ней вообще могли не встретиться на этой Земле!

– И это было бы здорово. Не перебивай! Я хочу надеяться, что все-таки в столь юном возрасте твоя принцесса еще не может быть такой расчетливой и испорченной, невзирая на гены, поэтому давай допустим, что ты ей понравился, понравился как мужчина.

– А я что, не могу понравиться? – обиделся я.

– Да помолчи же! Можешь! Дело не в этом. Итак, исключаем поцелуй в знак благодарности за вечер, исключаем вариант задуривания твоих мозгов с целью отвлечения от судебных процессов… Что остается? Ты ей нравишься. Не знаю, насколько серьезно это у нее, но давай представим, что серьезно.

– Давай! – я закрыл глаза. – Уже представляю, я в полном восторге!

– Дурачок! – Тим смотрел на меня с жалостью. – Ты лучше подумай, что дальше с вами будет!

– Я понимаю, что будет нелегко, – медленно сказал я. – Но уверен, что вдвоем, если она действительно испытывает ко мне что-то, мы сможем противостоять трудностям. В конце концов, ее отец тоже человек и должен будет понять нас.

– Понять и принять – вещи разные, Дик. Я много слышал о мистере Кэмпбелле, и, к сожалению, мало приятного: это человек жесткий, даже жестокий. Всех, кто у него в немилости, он, не задумываясь, стирает с лица земли, уж не знаю, в буквальном смысле слова или нет. Именно поэтому мне все это так не нравится.

– Не будь таким пессимистом, Тим, все будет чудесно. Ты еще станешь моим шафером на нашей свадьбе!

На этом наш разговор и закончился, мы занялись рабочими делами. После обеда я набрался смелости и позвонил Брэнде – свой номер она оставила мне вчера. К телефону подошла она сама, а не седой дворецкий с бакенбардами, как мне представлялось.

– Алло! – ее голос был так близко, что я слышал ее дыхание и почему-то сильнее прижал трубку к уху.

– Привет, это я, Ричард. Помнишь меня?

– Тебя забудешь, – негромко рассмеялась она. – Привет!

– Как ты? Как папа?

– Папа в ярости, но это его обычное состояние, поэтому я пытаюсь не обращать на него внимания.

– Значит, мы сможем увидеться сегодня?

– Конечно! Где?

– Если ты не против, я заеду около семи, погуляем по парку.

– Хорошо, буду ждать тебя.

Мы перекинулись парой совершенно невинных фраз, и никто из нас так и не решился заговорить о вчерашнем. Что думала Брэнда, я не знал. И не хотел разрушить каким-нибудь нелепым вопросом то, что только-только зарождалось между нами. Договорившись о встрече, мы оба повесили трубки.

Этот вечер я буду помнить всегда. Попросил Дэна сотворить какой-нибудь шедевр, он, не задав ни единого вопроса, тут же собрал шикарный букет из гиацинтов и белых роз, я взял его и заехал за Брэндой. Она, как ребенок, обрадовалась моему букету и пришла в еще больший восторг, когда узнала, что это – наша продукция в чистом виде. Выглядела Брэнда прелестно: на ней была шелковая белая блузка, длинная ярко-красная юбка, на шее – нитка жемчуга. Только вот была моя любимая немного бледной, а под глазами залегли синие круги.

– Плохо спала, – объяснила она, – не обращай внимания.

И мы поехали на прогулку в Гайд-парк. Дэвид почему-то за нами не последовал, что меня удивило.

– Что ты с ним сделала? – спросил я. – Переехала автомобилем?

– Нет, – засмеялась Брэнда. – Просто попросила не мешать нам. Дэвид в общем-то неплохой – по сравнению с предыдущими моими надзирателями. Поэтому он сделал вид, что поехал за мной, а сам занялся своими делами. Правда, если папа узнает, не сносить ему головы, но я Дэвида не выдам.

Мы медленно шли по аллее. У меня в голове метались разные мысли, но я никак не мог ухватить ни одну из них, чтобы начать разговор о вчерашнем вечере.

– Дик, мне нужно сказать тебе что-то важное, – неожиданно начала Брэнда. – Но я не знаю, как ты к этому отнесешься… Давай присядем!

Мы сели на скамейку. Немного помолчав, Брэнда положила цветы рядом с собой и продолжила:

– Меньше всего на свете я хочу показаться тебе легкомысленной и избалованной папиной дочкой, у которой ветер в голове. Вчера я кое-что себе позволила по отношению к тебе, – она покраснела. – Не думай, что я так веду себя с каждым мужчиной. Наверное, я повела себя неприлично, но я не знаю, как это объяснить, тем более что мы знакомы не так давно. В общем, извини меня за вчерашнее.

– Как ты можешь извиняться за то, что сделала меня вчера очень счастливым? – тихо спросил я, глядя на нее. Она опустила глаза, зачем-то изучая свои туфельки.

– Я рад, что ты первой начала этот разговор, – медленно сказал я. – Хотя мужчина здесь вроде бы не ты, но, видишь ли, я впервые в жизни не знаю, как себя вести. Ты ведь еще совсем ребенок, и мне совсем не хочется обидеть или напугать тебя.

– Я не ребенок, – она пронзила меня взглядом своих зеленых глаз. – Можешь не щадить меня, давай! Скажи прямо, что я тебе не нравлюсь, и покончим с этим!

Она смотрела в упор, прожигая насквозь своими горящими глазами, нервно теребя кружевной манжет блузки. Меня захлестнула волна радости и нежности.

– Брэн, милая моя, ты не представляешь, как я счастлив!

– Ты не ответил, – упрямо сказала она. – Я тебе нравлюсь или нет?

– Я люблю тебя, – просто сказал я. – Люблю всем сердцем. И можешь не верить, но это со мной в первый раз.

Она всхлипнула и бросилась мне на шею:

– Ох, Дик! А я так боялась, что напугала тебя своим порывом. Но я тоже тебя люблю, правда! Поцелуй меня!

И мы целовались, целовались и целовались на той скамейке, не обращая внимания на окружающих. Я узнавал ее губы, мягкие, податливые и в то же время требовательные; ее волосы на ощупь оказались гладкими, как шелк, и я зарывался в них, вдыхал их аромат, целуя ее лицо, шею, бормоча ее имя. Потом вдруг она отстранилась от меня и испуганно огляделась вокруг.

– Дик, я боюсь!

Я постепенно пришел в себя.

– Не волнуйся, твоего отца здесь нет… Если хочешь, пойдем поужинаем где-нибудь?

– Пойдем, – согласилась она, поправляя волосы.

Не забыв о букете, мы встали со скамейки и, взявшись за руки, пошли к моей машине. Я привез Брэнду в уютный итальянский ресторанчик «Зафферано» в Белгравии. Сделав заказ, мы посмотрели друг на друга смеющимися глазами. Мы понимали все без слов, – и это было удивительно!

– Странно, да? – спросила моя любимая. – Я всегда думала, что люди, прежде чем полюбить, должны хорошо изучить друг друга, по крайней мере быть долгий срок знакомыми, чтобы знать все достоинства и недостатки, чтобы подойти к этому серьезно, рассудительно. А я… я просто потеряла голову! Разве так бывает, Дик?

– Как видишь, бывает, – ответил я. – Я понял, что люблю тебя, когда ты разбила бокал в «Синей птице», – и заметь, при этом я даже еще не видел твоего лица. А ты говоришь про годы знакомства! Наверное, это чувство от нас не зависит, оно просто приходит сразу, в один миг, и мы действительно теряем голову.

– А если бы я не наехала на тебя? – испуганно спросила Брэнда. – Мы что, никогда бы не познакомились?! Ведь в «Синей птице» я тебя вообще не видела!

– Не знаю, родная, может быть, и не познакомились: где бы мы еще встретились?

– И что бы мы тогда делали?

– Насчет тебя не знаю, а я просто жил бы, любя прекрасную девушку в белом платье, мечтая о ней и зная, что она никогда моей не станет.

– Ужасно, Дик! – воскликнула Брэнда. – А я бы тогда вообще не узнала тебя! Завтра же позвоню своему инструктору по вождению, а лучше выпишу ему солидный чек в знак благодарности за его уроки.

– Передавай ему от меня привет, – улыбнулся я. – Я его должник.

Мы ужинали, болтали, поражаясь, как легко нам вдвоем, как просто! Брэнда оказалась очень начитанной, отец все же дал ей прекрасное образование, несмотря на запрет обучения в университете. Каждый день к ним домой приходили педагоги, даже профессура Оксфорда была в их числе! Преподавали они совершенно разные дисциплины, среди которых были и история, и французский язык, и английская литература, а также экономическая теория, основы маркетинга и что-то из области юриспруденции. У меня даже голова пошла кругом от перечисления всего, чем занималась Брэнда на дому. И какой же диплом ей выдадут? Филолога? Юриста? Экономиста? Брэнда сказала, что не знает и ее это совершенно не волнует, пусть выдают хоть несколько сразу: вряд ли она когда-либо будет работать.