Едва Померанцев положил трубку селектора в отведенное ей гнездо, в полуоткрытую дверь протиснулась голова Лены Гавриловой. Ее волосы выбивались из-под шапочки во все стороны, лицо раскраснелось.
– Елена Сергеевна, вы что, нормы ГТО по бегу сдаете? – Померанцев попытался шуткой приободрить Гаврилову.
– Что? – не поняла та. – Какое еще ГТО?
– Эх, молодо-зелено! – Главврач продолжал говорить в полушутливом тоне. – Комплекс был такой физкультурный в советское время. Все сдавали: от школьников и до пенсионеров.
– Иван Петрович, – Лена вошла в кабинет и присела на крайний к двери стул около стола для заседаний, – что делать-то будем? Он все какую-то Манюську просит. Да не просит, просто требует. Еще Сережку, кто это – не знаю. Сын, что ли, у него есть? Да, и мать с отцом постоянно вспоминает. Иван Петрович, что отвечать?
– Лена, Манюська – это Мария, его бывшая жена. Она развелась с Карпунцовым давно. Поняла, что прогноз на скорый выход из летаргии неутешительный, и ушла к другому вместе с сынишкой, с Сережкой. Он уже взрослый парень должен сейчас быть. Про мать с отцом ничего нового не скажу.
– А делать что будем? – продолжала настойчиво спрашивать Гаврилова. – Сестру надо вызывать. Она в последнее время одна ходила, хоть и нечасто.
– Сейчас Майя Одинцова мне принесет все координаты родственников, которые у нас есть. Начну звонить. В первую очередь сестре, согласен с вами. Брат еще есть.
– Брат? – удивленно переспросила Гаврилова. – Ах да, он упоминал про брата.
– Да, старший. Давно не был. Вы у нас сколько работаете?
– Четыре года скоро будет.
– Ну вот, а он, значит, дольше не приезжал, раз вы о нем не знаете.
На столе тревожно стал подавать звуки селектор. «И чего он подвывает словно волк? – раздосадовано подумал Померанцев. – Сейчас еще беду какую-нибудь накличет».
– Иван Петрович, дорогой, – снятая трубка задребезжала голосом Аннушки, – скорее сюда! Наш-то попробовал встать и свалился возле кровати. Ползает, а я поднять не могу. Одна нога у него под кровать попала, глубоко!
– Час от часу не легче! Санитаров вызывайте, если еще не вызвали! Я иду. – Иван Петрович рывком поднялся со своего кресла, на ходу отправив отточенным движением телефонную трубку в ее родное гнездо на панели селектора. – Пошли, Елена Сергеевна. А, нет, лучше вы тут пока побудьте, в то сейчас Майя координаты принесет.
– И что мне с ними делать?
– А ничего пока. Возьмите и меня дождитесь. Да, вот еще что. Составьте проект телефонограммы в Москву и в Питер о выходе из летаргии. Я вернусь – посмотрю.
Раздав Гавриловой распоряжения, главврач быстрым шагом устремился к лестнице. Уже за пару метров до двери сорок пятой палаты были слышны звуки возни и голос Анны Мефодьевны:
– Лешенька, мил человек, да ты на бок повернись, а то никак ногу твою не вытащу. И руками помогай мне! Ой, ручки какие у тебя слабые. Не напрягай их сильно – не дай Бог, сломаешь с непривычки.
Вбежав в палату, Иван Петрович мягко, но решительно отодвинул руки Аннушки в сторону, развернул ногу Кар-пунцова на девяносто градусов, ловко извлек ее из-под кровати и быстрым движением рук, будто штангист, поднял Алексея за плечи и усадил на кровать.
Лицо пациента показалось Ивану Петровичу бледнее, чем было, а посередине лба явственно обозначилась довольно заметная морщина. «Неужели он уже стареть начал? – с жалостью и болью подумал Померанцев, но сам себя одернул: – Да нет, не может быть, чтоб так быстро! Он же только проснулся».
Карпунцов обессиленно опрокинулся спиной на подушку. Из краешка глаза у него показалась слеза, которая, немного постояв будто на распутье, покатилась по неестественно бледной щеке.
– Что же я теперь… никогда ходить не буду? А, доктор? – Голос Карпунцова был тих и наполнен отчаянием.
– Встанете и ходить будете, даже бегать! – как можно более уверенно провозгласил Померанцев и повернулся к Аннушке: – Где санитары? Я же просил их вызвать.
– Иван Петрович, тут такое дело… Я звонила, но они чего-то не ответили, – заморгала глазами старшая медсестра, – может, вышли куда.
– Слушайте, так дело не пойдет. Куда вы им звонили? В дежурку? У них радиотелефоны должны постоянно быть с собой. А где ваш, кстати?
– Иван Петрович, вы только не серчайте. Я его у себя оставила. Неудобно с ним: здоровый такой, из кармана вываливается. Сколько раз уже падал, – оправдывалась Аннушка.
– Все, достаточно, – взмахом руки Померанцев дал понять, что дальнейшая дискуссия неуместна, – будем подтягивать дисциплину.
«А ведь я тоже хорош, – с раздражением подумал Иван Петрович, – от других требую, а сам радиотелефон не ношу. Правда, у меня сотовый. Но у других-то сотовых нет, они с непривычки мне и не звонят. Вон Голубничий, вроде современный молодой человек, ведь мог позвонить сам, так нет – через Иру принялся меня разыскивать. Никудышный из меня руководитель, не могу дисциплины добиться. Недаром Ира меня мягкотелым называет».
– Так что с санитарами? – вновь задал вопрос главврач, но уже в примирительном тоне.
– Сейчас придут, – поспешила его заверить Аннушка, – я до Маечки дозвонилась, до Одинцовой, и попросила их разыскать. Они ж по соседству там сидят. Она мне, правда, заявила, что вы срочное поручение дали, но я сказала, что это тоже от вас поручение и более срочное.
– Понятно. Придут санитары – надо сделать так, чтобы один из них здесь, в палате, был или рядом. График составьте для них. А вы завтрак уже закончили?
– Да нет, Иван Петрович, только я хотела начать, как все это произошло.
Померанцев кивнул Аннушке и обратился к Карпунцову:
– Вот что, Алексей Васильевич, насчет голодовки мы с вами не договаривались. А потому присядьте на кровати, Анна Мефодьевна сейчас подушки вам поправит, и приступайте к завтраку. Что и как делать – Анна Мефодьевна покажет. Ваша задача слушаться ее и выполнять.
– Доктор, я к своим хочу, домой! Когда мои придут? – Карпунцов попытался вытянуть руки над головой, но они мгновенно задрожали.
– Это вы хотите, чтобы ваши родные своими глазами наблюдали, как вы около кровати ползаете и ногу высвободить не можете? Хороша картинка, нечего сказать!
Бледные щеки Карпунцова порозовели. Померанцев с удовлетворением отметил факт прилива крови и продолжил, стараясь сохранять свой голос сердитым:
– Вот что, договариваемся следующим образом. Вы делаете только то, что мы вам разрешим. Постепенно будете тренироваться и вставать, и ходить по палате. А потом можно уже родственникам на глаза показываться. Договорились?
Пациент неопределенно замотал головой и прохрипел что-то нечленораздельное. «Связки голосовые, похоже, с непривычки не выдерживают. А с внутренними органами теперь что будет? Надо консилиум проводить. Откуда врачей приглашать? Из облбольницы? Хорошо бы из столицы. А на основании чего? Это же бюджетные средства. Чуть не так потратил, сразу из прокуратуры явятся. – Иван Петрович ощутил, как на него катится целый груз проблем, которые непонятно каким образом решать. – Надо сразу с утра в понедельник идти в облздрав, пусть с министерством связываются. Это же уникальный случай, на всю страну, тут федеральная помощь нужна».
На пороге появились запыхавшиеся санитары. Увидев главврача, который к тому же в настоящее время был и. о. директора, они начали топтаться на месте и рассматривать носки своих ботинок.
– Не прошло и получаса, как наши ударники появились, – не предвещающим ничего хорошего тоном начал раздраженный Померанцев. – Почему без радиотелефонов по территории центра разгуливаете? Ведь приказ еще Никитин издавал, а я его не отменял.
– Иван Петрович, мы… это… так получилось, – словно школьники младших классов, поставленные в угол, заговорили разом оба санитара, – простите, мы сейчас сходим за телефонами.
– Один! – не терпящим возражений тоном перебил главврач словоизлияния подчиненных. – Один идет за телефонами, второй остается здесь и начинает беспрекословно выполнять все указания Анны Мефодьевны. О дальнейшем она сама расскажет. Ясно?
– Ясно, – довольно закивали оба санитара головами и, только сейчас заметив открытые глава и двигающиеся по одеялу руки Карпунцова, аж присели от неожиданности. – Ой, а что это?!
Иван Петрович скользнул взглядом по их удивленным лицам, махнул рукой и отправился к себе в кабинет.
Там уже сидела Майя, с полуоткрытым ртом уставившаяся на Лену Гаврилову и перемежающая шепот последней отрывочными репликами: «Ой, да что ты говоришь!.. Надо же!.. А Сорок пятый что?.. А дальше-то как будет?..»
Обе собеседницы, увидев вошедшего Померанцева, замолкли на полуслове. Одинцова вскочила и начала расправлять складку на медицинском халате:
– Иван Петрович, я принесла вам из регистрационного дела Карпунцова данные о родственниках. Они у вас на столе.
– А я текст телефонограммы составила, – подхватила Гаврилова и протянула листочек с несколькими строчками. – Вот возьмите, пожалуйста.
Забрав на ходу из рук Елены проект телефонограммы, Померанцев прошел к своему столу, с шумом придвинул кресло и уселся. В течение нескольких минут он правил текст, потом поднялся и подошел к Одинцовой и Гаврило-вой, молча сидевшим с краешка стола для заседаний:
– Майя, телефонограмму надо отправить в Москву, в Институт психиатрии, и в Питер, в Бехтеревский центр. И давайте еще продублируем факсом. Перепечатайте, пожалуйста, на нашем бланке и принесите – я подпишу.
– Можно еще по электронной почте, – предложила Одинцова.
– По электронной? – с сомнением закусил губу Померанцев, предпочитавший более привычные ему виды коммуникаций. – Ладно, можно еще и по электронной почте, но только сначала телефонограмму и факс.
– Хорошо, – ответила Майя и вышла из кабинета.
– Иван Петрович, как там Сорок пятый… простите, Кар-пунцов? – после ухода Одинцовой спросила Елена. – Может, мне сейчас подняться?
– Пытался встать, а ноги не держат совсем, одна под кровать попала, да еще под углом, сразу и не вытащишь. И Анна Мефодьевна растерялась немножко: не каждый день у нас пациенты из летаргического сна выходят. Карпунцов сейчас на кровати лежит, санитары там теперь будут по очереди дежурить. Вы тоже подойдите, посмотрите, что и как.
Гаврилова кивнула головой, поднялась и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Иван Петрович вернулся за свой стол, придвинул подготовленный Майей список родственников и принялся его изучать: «У матери нет домашнего телефона. Брат… он же в Подмосковье где-то живет… да, точно, Московская область, город Подольск. Начинаем с сестры, как я и собирался».
Померанцев снял трубку городского телефона и, ощущая нервное покалывание в кончиках пальцев, начал набирать домашний номер Людмилы Васильевны Мелешкиной.
Глава 3
Людмила сидела за столом, без особого аппетита поедая бутерброд с докторской колбасой, и распекала мужа:
– Ты когда себе нормальную работу найдешь? Сколько лет прошло как из армии уволился. Пять уже, скоро шесть будет! А ты все как не пришей кобыле хвост! За комок продуктовый брался? Брался. Результат ноль и вообще убытки! Дальше что? Если собрался со мной в паре работать, то впрягайся не раз от разу, а по-серьезному начинай. Я понимаю, что не хочется быть риелтором. Думаешь, мне шибко хочется? Зато деньги более-менее приличные перепадают. Надо, чтобы Машка в институте доучилась. Это я свою жизнь без высшего образования прожила, так и черт с ним, на кладбище и без диплома примут.
– Типун тебе на язык, – еле смог вставить несколько слов сидящий напротив Людмилы коротко стриженный мужчина с обветренной, повидавшей за свою жизнь много солнца кожей.
– Вот только и знаешь: типун да типун. Больше и сказать нечего, – не унималась Людмила. – Не молоденькая уже, считай, полтинник за спиной, осталось всего ничего. Это ты все хорохоришься, на молоденьких на улице заглядываешься. Думаешь, я не вижу?
Переведя дух и шумно отхлебнув из большой чашки несколько глотков кофе, она продолжила извергать поток слов:
– Ладно, черт с тобой. Сейчас о Машке разговор. Я не выучилась, ты, считай, тоже. Подумаешь, военное училище закончил. Это и не образование вовсе – я так считаю!
– Раньше ты по-другому считала, – возразил выпускник военного училища.
– Раньше дура молодая была, когда за тебя замуж выскочила. Красивый, статный, в военной форме. А дальше-то что? По гарнизонам мыкались. Другие академии всякие по-заканчивали, а ты? Как был не способен нормальное место себе пробить, так и остался. Хорошо хоть в родные места вовремя удалось вернуться из этой Средней Азии. Сам видел по телику, как там теперь стали к русским относиться…
Звонок телефона прервал Людмилу на полуслове. Что-то тревожное почудилось ей в привычной трели аппарата. А от любых невзгод она привыкла прятаться за широкой и надежной спиной мужа, который, конечно, и мямля, когда надо что-то для семьи выбить, даром что до майора дослужился, но все-таки свой, родной, надежный, защитит и спасет от всего на свете.
– Артем, сходи, послушай, кто там, – уже мягким голосом попросила Людмила.
– Да наверняка клиентка твоя сегодняшняя. Небось опять ей неудобно квартиру показать. Что за люди такие? Я так считаю: раз договорились на определенное время, то нечего переносить. – Артем вышел из кухни в прихожую и снял трубку. – Алло, слушаю.
Не успела Людмила отхлебнуть еще один глоток кофе, как услышала звук опускаемой на тумбочку телефонной трубки и голос мужа:
– Иди, это тебя.
– Кто там? Клиентка? Чего она на домашний звонит? Я что, зазря сотовый завела?
– Нет, не клиентка, – пробурчал вернувшийся за стол муж. – Там этот, как его… ну, главный из клиники, где Алексей…
– Случилось что? Я же недавно туда ездила. Помнишь? Пару месяцев назад.
– Не знаю, мне ничего не сказал. Требует лично Людмилу Васильевну.
– Небось хочет, чтобы я снова исследование прошла. Вечно они боятся, что я или Витька тоже заснем.
– Типун тебе на язык, – снова повторил Артем.
– Достал ты меня сегодня со своим типуном. Талдычишь одно и то же. Толку от этих исследований что кот наплакал, лишь бы галочку поставить. Ну, заснул Лешка… сами же говорят, что случай уникальный. Почему мы с Витькой тоже должны засыпать? Витьке хорошо, не здесь живет, а меня уже затаскали по психиатрам этим. Сейчас хоть реже стали напоминать. – Людмила дошла до телефона, перевела дух и наигранно приветливым голосом заговорила в трубку: – У аппарата. Слушаю вас.
– Людмила Васильевна, это Померанцев Иван Петрович, – голос в телефоне был явно взволнованный, – извините, что в праздники беспокою. Кстати, со всеми прошедшими вас.
– И вас также, – любезно ответила Людмила и осторожно спросила: – Я же недавно в клинике была. Случилось что? С Лешей?
– Случилось, – скомканно произнес Померанцев.
Людмила не смогла в этом единственном слове уловить никаких оттенков в голосе врача, а потому, как водится, предположила самое страшное:
– Он… Лешка умер?
– Да что вы, Людмила Васильевна! Как вам такое в голову могло прийти! Алексей… он просто проснулся.
У Людмилы перед глазами поплыли цветные круги, и она почувствовала, как медленно на ставших ватными ногах оседает на пол. Где-то рядом с ухом прозвучал удар выпавшей из рук телефонной трубки о стену.
– Люда, что с тобой?! – Голос в мгновение ока оказавшегося рядом мужа был пронизан тревогой, а его сильные руки мягко и бережно подняли Людмилу с пола.
– Там… там это… Лешка проснулся, – тихо пролепетала она, глядя широко раскрытыми глазами в лицо мужу.
Артем под руки довел Людмилу до дивана, усадил ее, предложил воды, от которой она жестом отказалась, и вернулся в коридор, где из продолжающей раскачиваться и ударяться о стену телефонной трубки неслись звуки мужского голоса.
Людмила, у которой первый шок стал проходить, слышала, как Артем говорил своему собеседнику:
– Вы извините, но Людмила Васильевна не может сейчас говорить… Подействовало на нее очень… Нет, нет, не беспокойтесь, ничего страшного, ей уже лучше… У Анны Никаноровны нет телефона… У соседей? Там есть, но уж больно новость-то… Лучше ехать… Виктор, да, в Подольске живет, в Подмосковье… Да, да, у него такой телефон… Можем ли мы сами ему позвонить?.. Да, давайте мы Виктору сообщим… Людмиле сегодня на работу… Ну и что, что выходной. У нее определенных выходных не бывает, она же риелтором работает… Мы сейчас отдышимся немного и перезвоним вам, хорошо?.. Да, в течение дня.
Артем подошел к дивану:
– Людочка, как ты?
– Да я уже лучше. А так как обухом по голове. Знаешь, я с годами перестала верить, что Лешка проснется. Думала, прости меня, Господи, что навсегда это, до самой смерти. – Людмила перекрестилась.
– Делать-то что будем? Главврач этот, забыл, как его зовут…
– Иван Петрович.
– Вот-вот, Иван Петрович просит, чтобы ты приехала. Говорит, что Лешка как проснулся, так про всех начал спрашивать: про родителей, про Машу, про Сережку, про тебя с Виктором.
– И что, что они Лешке ответили?
– Ну, говорит, сказали, что день неприемный, ангина тяжелая была, потому ослаб очень, да и матери далеко ехать из Меженска, про отца решили вообще ничего пока не говорить, про Машу тем более. Ах да, еще этот Иван Петрович сказал, что Алексею они объяснили так: мол, сначала надо окрепнуть, ходить научиться, а потом уже родственникам показываться, чтоб никого не расстроить. Говорит – вроде это подействовало.
– Знаешь, Темочка, у меня в голове все набекрень. Сколько мы слез выплакали, ты же знаешь, мама в церковь ходила, земные поклоны клала годами, пока силы были. Наверное, там отметинка на полу от ее лба осталась, в церкви-то. К чему это я? Ах да, вот сейчас он проснулся. Радоваться надо бы, а мне страшно чего-то. Как жить он теперь будет? Батя умер, мама, считай, старушка, жену другой увел, сын тоже теперь не его.
– И жизни нашей он совсем не знает, – добавил Артем. – Он же при Союзе заснул. Каково ему теперь будет?
– Ой, и это тоже! – всплеснула руками Людмила. – Я и не подумала даже, а ведь верно. Лешка словно из другой жизни, не представляю, как он вообще тут сможет. И помнишь, мы же в журнале читали, да и врачи об этом говорили и Витьке, и мне… что вот он совсем молодой, не стареет, а как проснется, так свой возраст быстро нагонит. Каково это: сразу состариться, а жизнь не прожить, словно ее черти языком слизнули.
– Делать-то что будем? – Артем заглянул в глаза жене.
– Ты меня спрашиваешь? Не знаю я. Ну придумай, пожалуйста, Темочка, ты же умеешь, ты всегда выход находил. – Людмила продолжавшей дрожать ладонью нежно провела по щеке мужа.
– Может, мне одному для начала в больницу съездить? Но так тоже плохо. Лешка спросит, где ты. Как бы хуже не стало. Но ты ведь сегодня не в состоянии туда поехать?
– Не в состоянии, боюсь я страшно, – замахала головой Людмила. – Знаешь что, надо звонить этому Ивану Петровичу, может, он что подскажет. Сейчас вот посижу еще чуток и позвоню.
Людмила прислонилась к спинке дивана и прикрыла глаза. Но перевести дух ей не удалось. Откуда-то со стола требовательно и противно запищал сотовый телефон. Не хотелось ни вставать, ни идти куда-либо, ни тем более с кем-то разговаривать. Но звук телефона не стихал, напротив, увеличивал громкость. «А вдруг это из больницы? – подумала Мелешкина. – Хотя нет, они же на домашний звонили, у них, чай, и номера моего сотового нет. А вдруг есть?»
– Тёма, принеси мне телефон, – попросила она мужа.
– Слушай, это, наверное, клиентка твоя звонит, – сообщил Артем, поднося жене телефон и разглядывая высветившуюся на его небольшом экранчике надпись.
Людмила тоже посмотрела, едва сотовый оказался в ее руках. Надпись гласила: «Марианна покуп. 2-ка».
– О Господи, только ее мне сегодня не хватало! – в сердцах произнесла Мелешкина. – Тёма, ответь ей. Скажи, что я заболела, уехала куда-нибудь. Придумай.
Артем взял в руки упорно продолжавший пищать телефон и неуверенным движением протянул его назад жене:
– Люда, а может, ты сама? Или… знаешь что? Она же себе другого риелтора найдет и тебе ни черта не заплатит. Там ведь почти на мази дело, ты сама говорила.
– Ну что ты заталдычил? На мази да на мази! Взял бы да поехал с ней сегодня. – Людмила понимала, что по большому счету муж прав.
В конце концов, никакой трагедии не произошло. Наоборот, Лешка проснулся, радоваться надо. А поездка с Марианной даст время прийти в себя.
– Давай телефон сюда! – Людмила взяла из рук мужа сотовый, нажала на кнопочку и заговорила настолько приветливым голосом, на который сейчас только и была способна: – Марианна, это вы?.. Да, извините, телефон из косметички не вынула, а он там зацепился за что-то… Да, да, все по-прежнему, конечно, едем… Нас там ждут в двенадцать ровно… Давайте прямо у дома встретимся. Чкалова, 43а, во дворе немного… У подъезда… Хорошо, договорились.
– Сама поедешь? Или тебя отвезти? – Глаза мужа внимательно и ласково смотрели прямо на Людмилу, от чего ей стало теплее на душе.
– Отвезти, Тёма, отвезти. Я сама и не доеду. Посмотри, как у меня пальцы дрожат. – Людмила вытянула вперед руки.
– На Чкалова куда надо ехать? В район театра? – переспросил муж.
Людмила кивнула головой и прикрыла глаза. Хотелось погрузиться в сон. «Ой, что это я? – Чувство страха обожгло своим прикосновением, словно ядовитая медуза в море. – А вдруг я засну, как Лешка? Тьфу-тьфу, не сглазить бы! Как они без меня будут: Машка без матери и Артем в быту не приспособленный. Что он может? Картошку почистить? Так этому в военном училище научили. Гвоздь в стенку вбить? Тоже невелика заслуга. Пропадут они без меня».
Страх при погружении в сон раньше приходил часто. В первые годы после того, как это случилось с Лешкой, Людмила порой вскакивала с постели или рывком садилась, отбросив одеяло. Всякий раз приходил на помощь Артем: верный, надежный, родной. Людмила ощущала ласковые прикосновения его сильных рук и вопреки страху засыпала в надежных объятиях. А утром просыпалась, давая себе зарок больше не бояться.
Хуже бывало, когда мужа не оказывалось дома. А случалось такое частенько – служба есть служба. Тогда Людмила мерила шагами комнату из угла в угол, присаживалась около маленькой дочки и начинала бояться уже за нее, наблюдая, как та мирно посапывает и улыбается пришедшим ласковым детским снам. Страх за Машу, за то, что она не проснется, пересиливал все на свете. О себе уже и не думалось. Машу они с Тёмой так долго ждали, родила ее Людмила поздно, сначала не выходило с ребеночком. Знакомые говорили, что надо врачу хорошему вместе с мужем показаться. А где его возьмешь в дальнем гарнизоне? Но, видимо, внял кто-то там, наверху, Людмилиным мольбам, подарил им с Тёмой девочку. В конце концов Людмила засыпала просто от усталости, укрывавшей страх словно одеялом.
С годами боязнь начала уходить в сторонку. Липкий пронизывающий страх появлялся теперь редко, разве только когда перенервничаешь или заболеешь. Да и уверенность пришла к Людмиле. В конце концов, не зря говорят, что бомба дважды в одну воронку не падает.
– Люда, ты чего, дремлешь? – Голос мужа прервал воспоминания о страхе. – Когда ехать-то? Ты еще и колбасу не доела. Кофе холодный. Может, горячего налить?
– Да не хочется мне теперь. А вот кофе налей горяченького, встрепенуться надо.
– Сейчас принесу, – с готовностью ответил Артем. – А поедем когда?
– Сколько туда доехать? Полчаса? – Людмила увидела, как муж кивнул головой, и продолжила, посмотрев на часы: – Ну, тогда давай в четверть двенадцатого, чтобы не опаздывать. Короче, время еще есть.
Людмила прикрыла глаза. В памяти явственно возник пропитанный болью и отчаянием голос отца. Ноябрь. Но это не здешний ноябрь, а южный. Хорошее время: изнуряющая летняя жара отпустила, сбежав куда-то до следующей весны. Градусов 16 на улице, сухо. Разок, может, и покрапает дождик, не без этого, но все же вокруг пустыня. Едва только зазвонил телефон в их обставленной казенной мебелью с постоянно попадающимися на глаза инвентарными номерами комнате, Людмила почувствовала неладное. Внешне ничего не предвещало беду, а вот в душу страх непостижимым образом проник заранее.
За давностью лет Людмила сейчас и не помнила тембра телефонного звонка. Да и какой там тембр – звонил как и все другие аппараты в офицерском семейном общежитии. Он, собственно, и нужен был только для одной цели – вызывать мужей в часть по тревоге.
Тёмы дома не было, на службе находился. А она, покормив Машутку обедом, перепечатывала на пишущей машинке заказанный кем-то текст. Да и чем еще заняться офицерской жене: работы постоянной нет не то что по специальности, а вообще никакой. Хорошо, если изредка заказы на перепечатку появляются.
В тот раз текст был несложный, почерк разборчивый, работалось легко и даже с удовольствием. И тут этот звонок, тревожный, заставивший вздрогнуть. Подумалось: «Неужели беда с Тёмой?» Всякие кошмары пронеслись в голове: то Артем накрывает собой гранату с выдернутой чекой, то танк на него наезжает, а он заслоняет собой солдатика. Мало ли какие случаи бывают в армии. Людмила, как будто это было вчера, а не много лет назад, вновь ощутила переставший подчиняться язык во рту и с трудом выдавленные им слова: «Что с Артемом? Говорите же!» А в ответ дежурный будничным голосом сообщил, что, мол, Людмила Васильевна, у вашего мужа все в порядке, а вот хочет с вами пообщаться отец ваш, Карпунцов Василий Иванович. Аж из самого города Меженска, расположение которого дежурный, похоже, не знал, но вот название выговаривал с видимым удовольствием. И будет Василий Иванович Кар-пунцов на переговорном пункте через два часа, точнее, через час и пятьдесят минут, а потому ей, Людмиле Васильевне, надлежит прибыть на КПП, где уже заготовлен пропуск, и далее к нему, дежурному, для организации сеанса междугородней связи.