Гуру – конструкт из пустот

Человек в осколках детства

Эпиграф:

Трикстер – ум без чувства ответственности.

(из Википедии)

=================

Мы как-то без подробностей пробежались по судьбе человека аж до третьего глаза. Но было же всё сложнее. Так вернёмся же и собрать подробности: как мальчик, который мечтал о велосипеде, масштабировался до осознания. что надо мечтать о своём бюсте в Центральном сквере. Ведь мечты это очень важно. Их мы выносим из детства и тратим на их воплощение всю свою сознательную жизнь. А потом в старости, оглядываясь на оставленную траекторию, пытаемся оценить: "Превзошли ли наши действия детскую мечту или дали слабину?"

Что вообще о детстве вспоминается? Свет и теплота ушедшего мира! Как мама любила, а папа хоть и был строг, но и разрешал, как он объяснял:

– Можно всё, но за любое действие последует расплата и всё чего-то, да и стоит.

Хотим ли мы, готовы ли принять эту расплату – вот в чём весь ржавый гвоздь вопроса.

Когда мы узнали, что Дед Мороз – не настоящий? Не помним! Но восхищённое ожидание чуда запомнилось навсегда. То есть в нашем подсознании Дед Мороз, он – есть! И хоть носки с лосьоном, да и подарит, ведь мы так и остались мальчиками и девочками, пусть и немного грузными, с одышкой, без скакалок, но если сравнивать наш возраст с Дедовским, то всё равно – шелбаны.

Гуру запомнились его стартовые мечты – куча конфет, гора солдатиков, и он – летящий на велике мимо соседских дворов.

С Дедом Морозом на пару запомнился и главный, сопровождающий Гуру всю жизнь страх – гололёд. Сколько он не убеждал себя: "Понимая, что у тебя есть эмоция страха, ты должен отделить себя от неё, шаг за шагом. Она -отдельно, твои действия – отдельно". Не помогало. Гуру стал мечтать избавиться от этого несколько комичного страха под гипнозом. Но ему объяснили – не поможет: "Под гипнозом бояться не будешь, но терапии не произойдёт- ведь когда проснёшься- ты этого не вспомнишь".

Уже будучи взрослым мужиком, он когда темно и пьяный, или лёд засыпан хоть миллиметровым слоем снега, то не боялся, ему было не скользко и не страшно, даже в машине ехать по чистому льду – не страшно, но как только он лёд видел, то всё – наступал полный ступор.

Ещё запало Гуру – как невкусно было в детстве лечиться. Ах, эти отвратительные таблетки из семидесятых прошлого века! Как только мамаши ни заталкивали их в своих деток: и заворачивая в промокашку, и расталкивая в порошок на ложечке с водой: "Быстро выпей", "Глотай!", "Не смей плевать".

Теперь-то всё культурно – любые лекарства пахнут – пожалуйста – на выбор: с лимоном, апельсином, клубникой. Да, добавили сахар, но это же не произошло в ущерб действующему веществу. Подсластить пилюльку, сделать её кругленькой и всё- дети её без проблем глотают, а есть ещё и жевательный антибиотик, жевательные витамины. Это прекрасно – эффект же действует. Разве сущность извращена? Форму -да, извратили, а сущность антибиотика осталась такой же. Раньше же этот запах доводил иногда до рвоты. Кто не содрогнётся при одном упоминании о том, как его – маленького тошнило от метациклина, а мама: "Потерпи. Вот простудился же, бедолажка ты мой. Зря тогда ноги промочил". Лучше было ноги не мочить, лучше было не заражаться.

Мама ещё в детстве заметила: Гуру -прирождённый врач, никогда не забывал принимать кругленькие жёлтенькие витаминки С, а в сезонные эпидемии его даже на самый интересный фильм невозможно было затянуть: "Это – потенциально опасное место, не стоит сейчас ходить в кино", – рассудительно назидал мальчик, вспоминая свои метациклиновые муки. И это при том, что надо понимать насколько Гуру обожал кино.

Запомнил Гуру и атмосферу своих детских дней рождения, их всегда праздновали несколько раз. Родители объяснили, что сводить разных людей в одну компанию не надо. Поэтому он собирался со своими бомжеватыми одноклассниками – в день рождения, с соседскими мажорами – на следующий день, а с родственниками всегда собирались в ближайшую субботу. Разношёрстые гости таким образом не пересекались.

Но никогда Гуру от гостей не отказывался, потому что налить всем по чашечке чаю и разрезать тортик – не сложно, а за то собирался урожай всевозможных подарков, потому как от подарков отказываться – оно тоже давит. И если кому-то отдать предпочтение, оставив за бортом других, то это остаться без части подарков. Нет, такого не хотелось.

Сохранил он эту традицию на всю жизнь. А когда гости уходили, то убрав со стола, вся семья друг друга чмокала, все друг с другом обнимались, и шли спать, как в детстве. Да, такой прекрасный вечерний ритуал: одели пижамки, выпили горячего молока, посмотрели совместный фильм, ушёл напряг, теперь ничего не мешает всем сладко спать.

Во дворе с соседскими пацанами у Гуру отношения складывались не очень. Эти ребята относились к одетому во всё тёплое неспортивному мальчику, появившемуся в их дворе уже школьником, со всей свойственной детям жестокостью, прилаживая клички, каждая из которых втыкалась остриём неоспоримой правды, начиная от "долговязый" или "сыпилявый".

Обзывали и дразнили его, впрочем, как и всех. Давно замечено, что самые обидные прозвища – это детские, ведь дети не имеют ни капли жалости. Они – сволочи дразнились самым болезненным образом. Прозвище, данные дворовой компанией всегда подчёркивало самый главный твой недостаток. Радовало только то, что были они у всех. Кого-то там называли занудой, кого-то толстым, скелетом, коротким, очкариком, кучерявым, косым, ботаном… Кого-то ещё как, но дразнили всех и, говорили этим неприкрытую правду, всегда чётко показывая самое больное место.

И Гуру эту свою детскую обиду, пронеся через жизнь, модернизировал в инструмент. На своих терапиях он всегда терпеливо разведывал детские травмы и прозвища своих клиентов- невротиков и начинал в эту больную точку тыкать, показывая пытающимся защититься от реальности невротикам, что как их дразнили – это и есть правда, мало того – это нормальная здоровая реакция. "Да,– считал он, – Пациент не должен говорить, что не в физической красоте дело":

– А почему же не в физической? – вопрошал Гуру, – Женская душа – после того, как оценили бюст, а мужская – после задницы, ширины плеч и всего остального.

В конце концов, улыбаясь он говорил клиентам:

– Хорошо – внешность не главное, но я заставлю такую душу иметь, что никто не потянет такого напряга.

То, что Гуру был сыночком "из интеллигентов", что его папа заведовал кафедрой в Институте, а соседские пацаны – сплошь люмпены пролетарского происхождения, а то и вовсе безотцовщина, остро чувствовалось в детском взаимоотношении. Как вздыхал папа: "Кругом одна шпана". И что от них можно было ожидать, от всех этих соседских детей?

Отец говорил: "Может у них и книг дома нет. Люди должны селиться раздельно, в зависимости от положения в обществе!" Поэтому Гуру особо во двор не высовывался, предпочитая беречься, тихо дома читая о приключениях.

Если папа на работе сочинял методички, то и дома он иногда разворачивал перед сыном общую картину мира, чтоб тот вырос с адекватным представлением о происходящем:

– В нашем обществе как сейчас принято? Все должны быть равны. Если мы не можем сделать всех богатыми, то по крайней мере – сделаем всех бедными и тогда преступности не будет. Почему? Если идёт расслоение, то идёт зависть. А если мы говорим, что не завидуем, то это ещё хуже – это вытеснение и начинается неконтролируемый процесс.

Даже брат брата будет ненавидеть за его успешность. Вспомни Авеля и Каина. Никогда не бывает того, чтобы более бедный и более неуспешный не ненавидел того, кто более богатый и успешный.

Отец с сыном вместе рассуждали:

– Смотрите что происходит: если семья чуть-чуть выше среднего живёт в обычном доме, то ребёнок лет в восемь начинает бояться темноты, вурдалаков. Разбираемся. Оказывается в этом возрасте он начинает гулять во дворе самостоятельно, и его без родительского ока соседские пацаны начинают плющить. Почему? Потому что все остальные детки донашивают его вещи. Потому что он три раза за лето был на море – с мамой, бабушкой и в лагере. Да, мальчики, которые дальше деревни не выезжали, плющат его изо всех сил.

Ничего не поможет. Ни доброе отношение его родителей к соседям, когда мама в такое не может поверить, возмущаясь: "Ну, не может быть! Я же всему этому дому без всяких денег- всегда всё что надо! Всегда, когда дети приходят- я им и пироги делаю!" Но это злит ещё больше: "Они могут эти траты себе позволить, а мы – нет"

Когда есть расслоение, то здесь иного не бывает ни при каких обстоятельствах – неравенство всегда порождает ненависть. Ненависть вытесняется и порождается преступление.

Это, разделённое с отцом понимание Гуру тоже пронёс через всю жизнь, и когда его богатые клиенты пытались корчить из себя демократов, в то время, как являли средний класс, то он им говорил:

– Если хотите себе на жопу приключений, то живите вместе с люмпенами. И не надо рассказывать про хорошие/ плохие. Да, правда – и соседи бывают нормальные, бывают. Бриллианты можно, конечно, найти на мусорке, но лучше – не искать.

И он однозначно проповедовал, что расслоение – должно быть: разные участки города, квартала, дома – должны быть. Никакого примирения не бывает. Всё то, что раздражает- всегда приведёт к конфликту. Детей ваших бить будут. Скромные? Дети всегда ориентируются по простейшим маркерам: смотрят друг на друга: как одет, сколько денег в кармане и на чём приехал.

Пусть ваш ребёнок не в цепях золотых ходит, но всегда расскажет что у него было на завтрак и это будет не "Мивина". Так что, для начала водите вашего ребёнка гулять хотя бы в другой двор, туда где среднего класса больше, чем люмпенов в вашем дворе.

– Но как же так, – вопрошали мамаши, – Бывает же и наоборот, богатые бьют бедных!

И приходилось им разъяснять очевидное:

– Крайне редко и это опять включается зависть. Бьют тех, кто показал себя умнее, сильнее, красивее, состоятельней: "Я такая богатая, а она такая красивая, а это хоть убейся изменить нельзя".

Книжки! Любовь к чтению Гуру тоже привил отец. Сколько он себя помнил, даже когда был совсем маленьким, папа, когда был не в командировке, то по вечерам читал ему. Это были лучшие часы детства. Гуру проникался литературными героями с одних отцовских интонаций. Вот папа читает про злого Бармалея, голос его полон уважения к страшной опасности, исходящей от того, вот про одноногого пирата Сильвера – опять понятно, что тот всех сможет "построить", хоть и на одной ноге, и с костылём. Да, сильные они, страшные, папе явно нравилось читать голосом одноногого пирата. Сколько потом сам Гуру ни перечитывал "Остров сокровищ", но каждое слово пирата Сильвера звучало у него голосом и интонациями папы.

Мальчик слушал не столько слова папы, сколько музыку его слов. Ведь важно не что говорят, а кто и зачем говорит. Он очень любил и уважал своего отца – педагога и учёного, а не слесаря в замазанной робе.

Одно было плохо – папа и дома был постоянно занят своей научной работой, у него всегда были целые стопки густо исписанных тетрадей, с которыми он занимался по вечерам, бережно раскладывая в зале на большом столе. Поэтому, когда маленькому Гуру требовалось помочь надуть шарик или снять залетевший на шкаф самолётик, то папа говорил: "Поиграй пока другими игрушками. Я сейчас не могу. Попозже", и грустный Гуру, покружив вокруг отца, отправлялся на кухню к маме. Нет, он не обижался на папу и не злился, а думал: "Папа действительно занят важными делами, а я его отвлекаю. Он не может мне помочь, ведь тогда запутаются его раскрытые тетрадки", или: "Наверное я плохо его попросил". И постепенно Гуру перестал отвлекать отца своими проблемами – он всегда и сам сможет справиться, а возможно, что и проблема ему только кажется, и всё со временем пройдёт само.

Когда отец наказывал своего будущего Гуру, то наказания от такого человека, такой авторитетной фигуры, как его папа, Гуру сносил почти с гордостью и без накопления обид, а делая жизненные выводы, в основном, конечно, это были папины выводы.

Из своего опыта Гуру осознал, что его становление произошло благодаря отцу, ведь в семьях где отца нет- воспитания не существует. Отец это тот, кто вставляет палку в пасть крокодила под названием "мать", иначе она сожрёт сына своей любовью. Она, полная любви к своему ребёнку, будет заботиться без всяких условий, разрешать всё.

Чтобы ребёнок мог воспитываться, нужно привносить функцию реальности: во первых – тебя не все любят, во вторых- не всё, что ты делаешь может понравиться, а в третьих, если ты всё-таки хочешь это делать, и ты понимаешь, что это кому-то не нравится, то ты можешь это делать, но только преодолев сопротивление.

Да, воспитание идёт со стороны отца, его функция – разрешающая и он ставит условия. Неправильная фраза "Чтоб в девять часов был дома". Надо объяснять, что будет когда ты это не сделаешь. Когда придёшь на час, два, три, четыре, пять позже, то что тебе ждать, и – можешь сам выбирать, когда тебе приходить.

И конечно же, важно кто тебя наказывает. Принять наказание от отца Гуру – это же не такое, как когда соседского парня наказывает его папаша – слесарь, алкаш и полное ничтожество, даже когда пацан выгребает за то, что ударил Гуру. Всё равно это два разных наказания: от папы-учёного и от неудачника.

"Если человека бьёт ничтожество – то любое наказание это унижение, но если насилие проявляет личность, имеющая авторитет, то тут совсем другое дело", – с детства решил Гуру. Поэтому даже малейшее замечание от уборщицы в школе, от дворника, от консьержа на входе, да от кого угодно, кто стоял ниже Гуру статусом, он воспринимал только как хамский шум. И по мере внутреннего роста его скрытого величия замечаниями остались только те, что делал отец, остальное – шум.

Как бы ни обставлялись причины отсутствия статуса у любой личности, пусть это будет и неправильный изначальный выбор, и давление внешней среды, плохие условия, плохое окружение, стечение обстоятельств – ничего не влияет на окончательный вердикт: "Ничтожество, которое ещё и что-то бубонит!"

Уж школу мало кто вспоминает с особой благодарностью, хоть тут вина обоюдная: преподавателей и природы. Мало того, что школьная программа не самое развлекательное чтиво, так ещё и переходный возраст с его проблемами как раз в аккурат приходится на последние классы, а как говорил Штирлиц:, "Запоминается последняя фраза". Вот мы и выбираемся из школы покрытые первыми неудачами, не очень понимая даже своё разросшееся тело и его потребности.

Так бывает практически со всеми, так было и с длинновязым и обильно прищавым Гуру – абсолютно не спортивным, заметно склонным к полноте, и слегка шепелявым парнем. А если добавить силу влияния на него властной мамы, которая в нём души не чаяла, то и вовсе понятны проблемы тонких материй его души.

Но однажды состоялся и триумф. Гуру всегда подозревал в себе скрытого неотразимого красавца, и наличие волшебных гипнотических чар. И вот однажды, насмотревшись фильма "Розыгрыш", он уговорил весь класс уйти с урока, всем вместе сорвать контрольную и пойти в кино. Это же круто!

Он провёл активную работу и – Ура! – всё получилось. Класс большой толпой вытек из здания школы и устремился в кинотеатр. И только сам Гуру соскользнул обратно, якобы на минутку – объяснить учителю куда все делись. Такой размах успешной провокации в столь юном возрасте! Отец Гапон нервно курит в аду.

Именно эту светлую историю Гуру с особым удовольствием рассказывал студентам, преподавая психоанализ на своих авторских курсах.

Из детской поры у Гуру на всю жизнь остался единственный друг – Юрик, который сразу после школы поступил в ВАУШ (Луганское авиационное штурманское училище), а после него отправился служить в КГБ.

Более правильного пацана, чем Юрик – мир не видел. Доскональность и полная честность делали его инородным членом любых компаний. Все его истории жизни стали у Гуру любимыми лекционными отступлениями, с которыми он, рассказывая их изо дня в день, из года в год, уже запутался: что происходило с Юрой, а что с ним самим.

Юра из "есть у меня один приятель детства- КГБшник" мигрировал в "никогда не забуду – когда к нам в подразделение прислали новенького…"

Сиамскому слиянию Гуру с образом героического персонажа его лекций будет посвящён отдельный раздел. А в следующей главе мы будем вместе с Гуру вспоминать, как он за час до свадьбы передумал жениться, и каково оно – учиться на педиатра ненавидя детей. Ну, и прочие мелочи его юношества. Короче – о медицинском студенчестве.

Адмиралъ

Как известно, сейчас в науке муссируется две основные теории о форме нашей планеты: 1.овальная, 2.плоская. Кроме того, постоянно вопрошают: имеет ли она форму чемодана. И что-то по аэродинамическим свойствам бумеранга. (Это была научная вводная часть к данной главе).

Помните, как мы всем своим гражданским обществом 7 января/февраля 2010 года по морозу топали ставить "галочки" возле фамилии своей надежды на светлое будущее? Там ещё Сергей Тигипко – в третьем вагоне с тринадцатью процентами приехал, которые как мог – слил Януковичу. А тот – рослый мужик- митинговый оратор в финале оторвался от Юлии Владимировны аж на восемьсот тысяч "галочек", приращенных в основном сторонниками Тигипки. Потом мы с этим Яныком- надёжей через четыре года оказались в том самом месте, которое особо описывать не требуется – оно и поныне нас окружает. (Это была историческая справка к данной главе).

Так вот, если бы в тот момент произошло некоторое лёгкое недоразумение, и Луганск чуток бы свои густо- проянуковичевские настроения сбавил, то те луганчане, что сейчас рассеялись по планете, может и не по общагам с погонялом "переселенец" ютились? Может бы женско- материнское сердце Юлии Владимировны не привело бы к таким крутым обрывистым берегам? Уверена, что подобного не случилось бы. (Это было общее философствование на вечную тему о безбрежности некоторых свойств человеческого интеллекта в массе своей.)

Нас в школе как учили? Основной рабочий карандаш – серый. Ручка, линейка и серый карандаш, который почему-то зовётся "простым" – главные инструменты учебного процесса. С тем и живём: прямыми линеем, серым – отчерчиваем. А может детям в процессе познания мир надо более живенько преподносить: более извилистым, цветастым? Вот троечники вечно линейку забывают и от руки что-то криво в мятых тетрадях чертят, а потом во взрослой жизни много успешней получаются (о чём это я сейчас? Простите, накатило).

Аналитики рассказывают о том, что по Гамбургскому счёту в Луганске все поражены Стокгольмским синдромом. Не перепутать: счёт – Гамбургский, синдром – Стокгольмский. Конечно, если ко мне во двор прикатят пушку и начнут из неё куда-то палить, а потом быстренько со двора свинтятся, то я забеспокоюсь, что мне в окно ответки налетят. Это точно синдром Стокгольмский?

Вот откуда взялось, что те луганчане, которые из города в 2014 в Украину выехали – хорошие, а которые остались – ужасно плохие? Может, у них обстоятельства такие, что им надлежит в городе оставаться? Может, у них родители старенькие, или вот бизнес с нуля тяжким трудом выстроен? Куда им ехать? Кто их где /зачем особенно ждёт? Может они в городе людей лечат, коммуникации починяют? Может они нужны этому городу, а не только он им?

Лично я знаю несколько эпических местных мерзавцев, которые как раз-то и быстро уехали/ смотались из погружённого в хаос безвластия города, понимая, что при их репутации и списке нежелательных в тёмном переулке контактов, резко повысилась возможность акций низкой мести со стороны представителей соседской общины.

Анекдот из журнала "Крокодил" запомнила с детства: "Давайте покончим со злом! Для этого всего лишь надо, чтобы все хорошие люди собрались вместе и поубивали всех плохих!"

Всё же мутная история с маркировкой и идентификацией "сепаратистов". Вот моя луганская подруга некоторое время в Киеве угол у бабульки снимала. Так она такой сепаратистки, как эта коренная киевлянка, и в Луганске не видывала. И что теперь? Уживались женщины, даже дружат и поныне, обходя нервирующие частности. В глобальном масштабе, если спектр цветов сложить, то они удивительно одинаково понимают добро и зло, радость и печаль. Но это мы уже вообще от темы отъехали. Вернёмся. Сегодня об Адмирале.

Я работаю над неавторизированной биографией одного уважаемого луганского персонажа, то есть без его согласия увековечиваю его имя, и последовательно пишу главы. Но сегодняшняя глава без очереди рвётся наружу. А музе отказывать нельзя! Выдаю эту безочередную главу: "Про то, как Гуру, будучи преподавателем кафедры Психологии Луганского Университета (Педагогического) в исторически поворотные для страны времена 2008-2009 занялся своей политической карьерой – стал Парторгом партячейки БЮТ (Блок ЮлииТимошенко)". Вряд ли его туда без его же инициативного желания и согласия выдвинули. Шансов за такой карьерный скачок – ноль.

Забегая вперёд сразу скажем – Гуру – он наш, он – хороший, теперь живёт в Киеве в общаге, преподаёт на лучшей в стране кафедре Психологии в Университете – полном тёзке Луганского, по совпадению – тоже имени Шевченко, научился на украинском разговаривать, чего за ним в Луганске не наблюдалось: на местом телевидении дикторы к нему на украинском обращались, а он им строго на русском отвечал, но теперь всё в ажуре,даже в своём фб пишет виключно на мове.

Так вот, в мае 2014 Гуру Луганск покинул, и в данных уже в киевской его жизни интервью рассказал, что интеллектуально луганская интеллигенция, даже по сравнению с донецкой – дно, из под которого уже не стучат. А он Гуру – не такой, он от них резко отличается, он – умный, и ни при каких дальнейших исторических обстоятельствах в этот город возможности вернуться для себя не видит по той же причине, по какой в фильме "Мимино" Кикабидзе в тюрьму попал.

Мы верим. Мы вообще всем людям верим. Читаем и слушаем, потом сравниваем. Не везде сильно совпадает, но и ладно. Мы верим, что на небе биллион звёзд, и "лавочка окрашена"– пальцем не проверяем. Мы тоже хорошие, и из Луганска в мае 2014 свинтились, потому что зачем нам там было бы оставаться? Как и Гуру, мы бизнеса не имеем, как и Гуру хоромы не нажили, он – впятером в хрущёвке трёхкомнатной, мы – наподобие. У него из производственных мощностей – шариковая ручка, восемь коронок на зубах и арендованный угловой кабинетик на девять квадратов в здании "за мостом налево. Помните, там ещё заводоуправление раньше было?", и мы такие же. Так что помахали кисточкой и уехали подальше от канонады. Но вот в БЮТ мы карьеры не делали, как и ни в какой другой из трёх сотен украинских партий. Мы пока выбираем, читаем программы и уставы, потому что тут надо не ошибиться. А то будет, как у Гуру было. А как у него было? А сейчас расскажем.