Пятая печать

– Нет! Натопчешь новые следы и испортишь всю картинку. Постой, пожалуйста, на  месте! И  потерпи пару минут. Я быстро!

Кристина поежилась и, глядя вверх, на опостылевший ей уже летящий с неба снег, обхватила плечи руками.

Чтобы она в самом деле не психанула и не ушла, ссылаясь на то, что простыла от холода или устала, Гарик просто-таки бегом сбегал до сумки с аппаратурой, распаковал, включил и запустил в воздух дрон с подвешенной к нему камерой.

– Все! Смотри вверх и делай вид, что любуешься снегом, – крикнул он Кристине.

Дрон поднялся в  воздух и  описал над плоскостью крыши петлю, передавая на  монитор в  руках Гарика отснятую картинку.

– Супер! Со  спецэффектами вообще будет бомба! Так и стой на месте, а я сниму тебя на удалении и приближении.

Размеренно жужжа, дрон под дистанционным управлением Гарика стал подниматься вверх, в белую заснеженную канитель. Фигура Кристины на мониторе стала уменьшаться и теряться за снегом, при этом площадь крыши на картинке разрасталась.

Это было красиво. Снежинки черкали на экране белые полоски, и при наложении впоследствии на картинку музыки вообще могла бы получиться очень даже неплохая работа.

– Что это? – в какой-то момент вдруг вперил глаза в экран Гарик. – Что за черт?! Что это?

Сначала он даже не  понял, что это, но  что этого здесь не  должно быть априори, он догадался сразу. Дрон к  тому времени поднялся уже на значительную высоту, на мониторе была видна уже значительная часть крыши.

Гарик с изумлением рассматривал то, что находилось всего лишь в десятке метров от него, с той стороны бетонной коробки выхода на крышу.

В поле зрения дрона на ровно заснеженной, без каких-либо следов, плоскости виднелась неподвижная фигура человека, причем располагалась фигура на плоскости ровной и правильной звездочкой.

– Мать моя женщина! – глядя на эту без каких-либо признаков жизни фигуру, ахнул Гарик.

***

Что-то определенно было не так!

Голова после вчерашнего болела, жутко хотелось пить, во рту пересохло.

Жанна проснулась, но глаза открыть не поспешила, лежала, делая вид, что спит, и даже не шевелилась, но при этом внимательно прислушиваясь к звукам в чужом помещении.

То, что она находится не дома, поняла сразу же по незнакомой, простоватой, с  немного грубым бельем, жидкой подушке и жесткому, совсем не такому, как у нее дома, матрацу.

Окно в  комнате, видимо, было слегка приоткрыто, и от него сквозило влажным, снежным холодом, и, если бы не этот свежий воздух, Жанне было бы не в пример отвратительнее и муторнее.

В голове что-то переклинило и  никак не  хотело двигаться дальше, в связи с чем Жанна совершенно не помнила, как попала в эту чужую постель. Впрочем, она и сама не хотела на этот счет как-то напрягать мозги, потому что любая мозговая деятельность сразу же отзывалась мучительной болью. В этой связи самым лучшим средством было просто лежать не двигаясь и вообще ни о чем не думать. Она хотела было даже снова уснуть, но и этого сделать не смогла.

Потом Жанна подумала, что долго так продолжаться не  может, и  нужно уже открывать глаза и  «просыпаться», но поняла, что в комнате есть кто-то еще, и этот кто-то, боясь пошевелиться, терпеливо ждет ее пробуждения.

По идее, надо было бы попросить Виктора принести попить (а это был, наверное, именно он), но видеть его, даже просто встречаться с  ним взглядом, Жанне после вчерашнего совсем не хотелось. Все, что произошло вчера сначала в машине, потом в офисе продюсерского центра, было неоправданно глупо и совершенно ни к чему. Теперь Жанна уже в полной мере глубоко сожалела, что вчера дала алкоголю возможность потерять контроль над ситуацией. И еще она переживала, что в ее взгляде Виктор сразу же прочитает крайнюю досаду. А если он еще и задаст при этом свой фирменный вопрос: «Что такая злая?», то ее просто порвет от негодования.

«Еще возомнит о себе невесть что!» – подумала она и тут же осознала, что на  самом деле ей совершенно не  важен этот чужой человек и его тупое мнение, а боится она в первую очередь саму себя и совестится прежде всего собственной негативной оценки своего вчерашнего легкомысленного поведения.

«Блин! Если бы была возможность вернуться во  вчера и все исправить!»

Если бы у нее в самом деле была возможность вернуться обратно, во вчерашний вечер, то никакого алкоголя в машине, конечно же, она пить бы не стала и поехала бы не в офис, а к себе домой, да и с Виктором у нее ничего не было бы, потому что все, что произошло, было совершенно неправильно. Никакой радости от  вчерашней близости с  ним она не  получила, из всего происходящего запомнила только какое-то муторное тревожное беспокойство вперемежку с  сильным головокружением.

«Что же было дальше?» – все-таки попыталась она вспомнить, как и при каких обстоятельствах покинула продюсерский центр и как в итоге попала в эту чужую постель, но никаких воспоминаний в голове так и не возникло.

От переживаний Жанна чуть было даже не  застонала, но в самый последний момент взяла себя в руки и сделала вид, что ей просто приснилось что-то страшное, и даже для полноты картины немного вздрогнула, как обычно вздрагивают во сне, хотя, судя по всему, вышло это как-то ненатурально и неестественно.

***

– Твою-то ты мать!

– Мне так и  стоять с задранной вверх головой?  – отозвалась со своей точки Кристина. – Где уже этот твой сраный дрон? Почему не летит ко мне? Что ты там говоришь? Я не слышу! Говори громче!

– Да подожди ты! – раздраженно крикнул ей Гарик.

Дистанционно управляя дроном, он опустил его немного ниже, и на мониторе стало отчетливо видно, что застывшая на плоскости крыши фигура принадлежит девушке.

Дрон опустился еще ниже, почти к самому ее лицу, и на рябящем изображении экрана Гарик разглядел глубокую рану на шее девушки и багровую лужу за ее спиной.

– Твою-то ты мать! – в очередной раз произнес он, после чего на какое-то время потерял дар речи.

Ко всему прочему, видимо, от напряжения, лицо его покраснело и взмокло.

Когда оцепенение немного прошло, Гарик, все еще держа пульт подвешенного в  воздухе дрона и  следя за  картинкой на экране, наскоро вытер лицо рукавом и медленно двинулся по направлению к тому месту, где находилось тело девушки.

Мысли его, конечно же, путались и наслаивались одна на другую, в связи с чем он тщетно силился понять, как тело девушки вообще могло оказаться на этой, без каких-либо следов, белой заснеженной плоскости, ведь не свалилась же она сюда, в самом деле, волшебным способом огненной звездой с неба. Это потом уже мозг его, что называется, включился и заработал, и стало ясно, что тело девушки попало на крышу еще до снегопада, и именно поэтому на снегу нет никаких следов (это же так элементарно!), в связи с чем он взял себя в руки и немного успокоился.

Гарик обогнул заслонявшую обзор бетонную коробку выхода на  крышу и  в нерешительности остановился. Подходить ближе к телу он не стал, побоялся оставить свои следы на снегу рядом с трупом – не хватало еще, чтобы его потом по  какой-нибудь ошибке обвинили в  этом убийстве. Гарик внимательно вглядывался то  в изображение на  мониторе, то на фигуру на плоскости крыши. Лицо девушки было мертвенно-бледным, тело в значительной мере уже остыло, в связи с чем снег не таял на ее ресницах и волосах.

Надо было, конечно же, срочно звонить в полицию, но от волнения Гарик даже позабыл, в  каком кармане у  него мобильник. Снег летел, время шло, а Гарик так и стоял, не решаясь тронуться с места и вглядываясь в изображение на мониторе, будто бы сверяя его с телом на плоскости в реале.

Странно, но  в какой-то момент, вглядываясь в  мертвенно-бледное лицо девушки, Гарик обратил внимание на  ее губы, будто застывшие в желании сказать что-то очень важное. И даже вздрогнул от этого.

– Почему ничего не отвечаешь-то? Я кричу, кричу… Что это? – неожиданно возникшая рядом с ним Кристина тут же в непонимании выпучила на труп глаза, после чего сразу же набросилась на Гарика с кулаками: – Ты это специально, да?! Специально так все подстроил, да?! Дебил!

– Э-э-э, полегче, – слегка оттолкнул ее от себя он. – Я не имею к этому никакого отношения! Сам только что, как и ты, это все увидел.

Кристина ему, конечно же ни капли не поверила, в нервной злости топнула ногой и с всхлипами кинулась прочь.

– Да подожди ты! – не отводя глаз от увиденного, попытался остановить ее словами Гарик. – Говорю же тебе, я тут вообще ни при чем.

Всхлипы Кристины прозвучали еще пару секунд и тут же растворились где-то внизу на лестнице.

– Знаешь, кто это? – так, будто Кристина все еще была рядом, обратился к ней Гарик. – Это же Мара Закирова! Певичка! Я ее знаю. Вернее, знал раньше… Мы с ней пересекались как-то пару раз в клубе…

***

Все еще ощущая на  себе чей-то внимательный взгляд, Жанна лежала и притворялась спящей, но продолжаться так бесконечно долго, конечно же, не могло. Пора было уже чтото менять, тем более что никакой новой информации, способной что-то объяснить или дать какую-то новую пищу для размышлений по  поводу исчезнувших из  памяти кирпичиков воспоминания о вчерашнем позднем вечере и ночи, в мозг не поступало, в связи с чем Жанна наконец-то решила «проснуться».

Не желая выказать своего плохого настроения или поселившегося в ее душе горького разочарования, а также не желая предстать в нехорошем свете (зачем кому-то вообще знать о  том, что творится в  ее душе), Жанна собралась с  силами, как спортсмен мысленно досчитала до десяти, потом блаженно потянулась, медленно выползая из-под одеяла, и  сладко зевнула, хотя зевок тоже получился на редкость фальшивым и каким-то, мягко говоря, недоделанным. Жанна села в кровати, блаженно сощурилась и растянула на губах счастливую, якобы радостную новому дню улыбку.

– Привет! Проснулась?! – услышала она почти что мальчишеский хрипловатый голос. – Доброе утро!

Это явно был не Виктор!

– Доброе!  – все еще сладко улыбаясь, но  от удивления съехав голосом чуть ли не до баса, протянула Жанна.

– Ты так забавно вздрагиваешь, когда спишь. И еще что-то бормочешь во сне. Я, правда, ничего не разобрала. Тебе что-то снилось?

– Не помню, – все тем же непонятно откуда взявшимся басом ответила Жанна и прокашлялась, а сама внутренне похолодела: неужели она во сне все еще думала про Мару?

– Бывает! Иногда до холодного пота что-то снится такое страшное, а потом наутро даже и не вспомнишь, что именно это было.

Жанна уставилась на  говорившего, и  поняла, что это совсем не парень, как ей показалось сначала по голосу, а девушка лет восемнадцати в черных плавках и белой облегающей майке-алкоголичке, безо всяких там намеков на  девчачью привлекательность, с  короткой стрижкой на  крашенных в  иссиня-черный цвет волосах. Смотрела девушка на  Жанну карими, безо всякого даже намека на косметику глазами вполне доброжелательно, но взгляд этот Жанне категорически не понравился.

Девушка сидела, скрестив ноги, прямо на полу, на небольшом спортивном коврике, так, как это делают люди, занимающиеся йогой.

Жанна окинула взглядом комнату и нашла интерьер убогим и унылым. Скорее всего, жилье это было съемным, без какого-либо даже намека на  уют: небольшая комната с  запыленным допотопным советским плафоном на  потолке. Большую часть комнаты занимала двуспальная кровать и допотопный лакированный шкаф «мейд ин совдепия». Также в комнате были пара гитар, комбик и пошарпанная колонка на высокой ноге у окна.

– Я хотела тебя разбудить, но не решилась это сделать, – сказала девушка. – Ты такая забавная, когда спишь.

«Этого мне еще не хватало!» – гневно подумала Жанна и кивнула в сторону окна:

– Твои гитары?

Девушка молча кивнула и как-то странно улыбнулась.

Говорить вроде больше было не  о чем, и  обе, глупо улыбаясь, смотрели друг на  друга и  молчали. Жанна при  этом улыбалась как-то глупо вымученно, а  девушка  – глупо доброжелательно.

Наконец, прикрываясь одеялом, Жанна неуверенно встала.

– Ты, наверное, одежду свою ищешь? – спросила девушка. – Блузка в ванной. Я ее застирала и погладила.

– А юбка? – предательски дрогнувшим голосом спросила Жанна.

– Юбка на спинке стула, – ответила та и, вставая с пола, спросила: – Сделать тебе кофе?

– Было бы неплохо! Где мой айфон?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – При тебе вроде бы ничего не было. Я вызывала такси по своему мобильнику.

– Он был в  сумке,  – с  упавшим сердцем произнесла Жанна.

– Сумки тоже не было. Там было что-то ценное? Деньги? – поинтересовалась девушка.

– Не особо много! Сумка, конечно, дорогая…  – Жанна вымученно растянула на  губах глупую улыбку.  – Видимо, оставила вчера вечером в офисе. Так наклюкалась вчера, что вообще ничего не помню.

Девушка понимающе улыбнулась в ответ.

Жанна втиснулась в юбку, застегнула молнию и поспешила в ванную, где сорвала с плечиков блузку и тут же напялила ее на себя, после чего только лишь взглянув в зеркало на свое отражение, принялась полоскать опухшее лицо холодной водой.

«В общем, больше никогда никакого алкоголя!» – решила она.

– Тебе с сахаром? – крикнула с кухни девушка.

– Лучше без, – отозвалась Жанна, промокнула лицо полотенцем, кое-как попыталась пригладить растрепанные волосы, после чего выскочила в коридор, втиснулась в туфли, накинула пальто и, царапая железо замка ногтями, стала судорожно и  неумело вертеть пипку. Замок был допотопный и  все никак не  хотел открываться. Жанна пыталась и  так, и этак открыть дверь, пока не почувствовала за спиной присутствие хозяйки квартиры.

– Извини, я спешу, – не оборачиваясь сообщила ей Жанна. – Кофе попьем как-нибудь в другой раз.

Даже не желая думать, вежливо это или невежливо – вот так вот второпях покидать чужое помещение, Жанна еще раз нервно дернула дверную ручку.

Не говоря ни слова, девушка с кружкой дымящегося кофе в руке подошла ближе, свободной рукой уверенным жестом повернула пипку замка в  нужную сторону, открыла дверь и таким образом выпустила Жанну на лестничную площадку.

Будто вырвавшись на  свободу, Жанна выскочила из квартиры.

Спускаясь по  лестнице, Жанна в  самый последний момент поймала взгляд девушки, которая безо всяких эмоций и  с кружкой дымящегося кофе в  руке смотрела вслед. Она понимала, что надо было бы сказать что-то на прощание или как-то по-другому себя повести, чуточку вежливее, что ли, но просто не догадалась, как это сделать и что вообще нужно сказать в такой ситуации. Самым правильным в этот момент ей показалось как можно скорее покинуть эту неприятную квартиру. Выбегая в  запорошенный снегом двор, она даже из простого человеческого любопытства не оглянулась назад, чтобы запомнить дверь, подъезд или дом, и, не оборачиваясь, пошагала к дороге.

Впрочем, даже покинув эту чужую квартиру, Жанна поняла, что нехорошее свербение в голове не прошло, а наоборот, только усилилось, а  память о  вчерашнем вечере, напротив, так ни капли и не восстановилась.

***

В какой-то момент Гарик уже даже пожалел, что вообще решил вызвать на  место происшествия полицию. Нет, сделать это, конечно же, было необходимо, и не он, так кто-нибудь другой всенепременно сообщил бы в  полицию. Или просто надо было уйти и отзвониться откуда-нибудь с другого места, к примеру, с парковки около дома, а уж никак не отсюда, да еще и не ждать потом приезда опергруппы. Пока сотрудники полиции ехали, пока потом искали по всем этажам понятых, пока фиксировали все и осматривали, он стоял недалеко от трупа и всерьез уже жалел, что не собрал манатки и не смылся с крыши вслед за Кристиной. Сотрудники полиции все делали не в пример долго и нудно, может, оттого, что очень кропотливо и тщательно. Но все равно долго. И даже не  спеша натягивавший на  пальцы медицинские перчатки криминалист-эксперт, по мнению Гарика, мог бы делать это чуточку быстрее.

Гарик уже успел проголодаться, замерзнуть от ветра и от снега (куртка и  кроссовки его промокли) и  жутко устать к  тому моменту, когда наконец-то дошла до  него очередь давать письменные объяснения о  том, как он сюда попал и с кем, а также во сколько и с какой целью, и как обнаружил труп, и по какому телефону звонил, и кому еще рассказывал об  этом. Записывал все это оперативник тоже не  очень-то спешно, ко всему прочему, протокол с объяснениями на ветру постоянно норовил оборваться с картонного планшета, а оставленные снежинками на листе мокрые пятна размазывали след шариковой ручки и превращали его в кляксы.

Впрочем, наверное, все в самом деле делалось очень тщательно, Гарик отметил для себя, что самозабвенно копошащийся вокруг трупа бородатый, интеллигентного вида эксперт, видимо, позабыв про то, какая от  снега на  крыше сделалась слякоть, не  жалея даже брюк и  не боясь простудиться, исследуя рану на шее погибшей, встал на колено в самую что ни на есть жижу и, не испытывая по этому поводу никакого дискомфорта, пребывал в таком положении весьма долгое время. Поверх сдвинутых на  кончик носа очков он рассматривал объект и так, и этак, делая для себя какие-то выводы, что-то записывая в тетрадь и почти не замечая никого вокруг.

После того как письменные объяснения у  Гарика, наконец-то, были, как выразился оперативник, «отобраны», Гарику пришлось еще объясняться с каким-то главным полицейским начальником в звании полковника, который ввиду важности происходящего соизволил прибыть на место преступления с  другими какими-то тоже очень важными персонами, вроде как даже начальником уголовного розыска, и с женщиной – начальником следственного отдела, а также еще с кем-то – с кем именно, Гарик так и не понял.

Гарик, конечно, понадеялся, что с приездом начальства дело пойдет быстрее, но не тут-то было. Ничего ровным счетом не изменилось, даже наоборот, все стало делаться еще более кропотливо, и  даже оперативники стали переговариваться с  белобрысым, достаточно молодым следователем чуточку тише, вежливее и совершенно уже без каких-либо матюгов.

– Да ёпэрэсэтэ! Что ни дежурство, так обязательно гемор какой-нибудь!  – обращаясь к  находившемуся поблизости Гарику, негромко пробурчал следователь и, сделав паузу в составлении протокола осмотра места происшествия, украдкой посмотрел в сторону начальства – не услышали ли.

– Товарищ капитан, а  что?! Были ранее подобные случаи?  – сидя уже от  усталости на  корточках немного в  стороне от него, спросил Гарик и многозначительно покосился на труп.

– В смысле? – не понял тот и, не дожидаясь пояснений, сказал: – Да всякое бывает! Бывает, труп из колодца поднимать приходится, или поножовщина какая-нибудь по  пьяной лавочке, особенно после праздников… Но  такого еще не  было,  – и  в раздражении подытожил:  – Короче, долго тут еще проколупаемся.

Он хотел сказать что-то еще, но тут на крыше произошло какое-то шевеление: один из оперов, находившийся у выхода с крыши, подбежал к полковнику и что-то коротко и негромко сообщил.

– Еще чего!  – буркнул начальник.  – Никаких средств массовой информации. Нечего им тут делать! Когда надо будет, я к ним сам лично выйду и все доложу. А пока скажите, пусть ждут, проводятся неотложные оперативные следственные действия и… Короче, никого постороннего сюда не пускать до тех пор, пока не будут выполнены все необходимые мероприятия!

После этих слов Гарик придвинул к себе ближе кофр с аппаратурой, которую собрал и зачехлил еще до приезда полиции. Не  хватало еще, чтобы они изъяли у  него, пусть даже и на время, достаточно дорогостоящую технику! На этот случай, боясь, что отнимут, он даже карту памяти с  отснятым материалом спрятал в нагрудный карман.

После того как, судя по всему, были розданы все необходимые наставления, команды и приказы, начальство во главе с  полицейским полковником двинулось к  выходу, но  покинуть крышу не успело.

– А это еще что такое? – негромко произнес гнусавым голосом делавший свою работу до этого исключительно молчком бородатый эксперт, чем незамедлительно привлек к себе всеобщее внимание.

– Что там такое? – в группе других важных начальников, видимо, в предчувствии чего-то не особо хорошего, неторопливо обернулся к нему полковник.

Поскольку эксперт не поторопился объяснить смысл своих слов, а  продолжил что-то исследовать и  высматривать на теле погибшей, все, следя за его манипуляциями, замерли в  томительном ожидании. Даже главный полицейский начальник в звании полковника не потребовал как-то и что-то объяснить, а  молча и  терпеливо стоял, ждал продолжения. Видимо, отвлекать эксперта в  такой важный момент никому и ни при каких обстоятельствах не следовало, в том числе и главному начальнику.

Эксперт неторопливо поправил на своем носу очки, после чего, придерживая одной рукой челюсть погибшей, другой рукой осторожно приоткрыл губы и  аккуратно извлек изо рта скомканную бумажку и, так и не вставая с промокшего колена, протянул находку полковнику.

– Послание с  того света,  – грубо и  все так же гнусаво схохмил он.

Полковник подошел к нему и, слегка наклонившись, стал рассматривать комок.

– В чистый полимерный пакет. И оформить как вещдок! – скомандовал полковник.

Все еще держа бумажный комок на  вытянутой, одетой в медицинскую перчатку руке, эксперт поинтересовался:

– А развернуть-то? Или как? – и Гарик, хотя вопрос был адресован вовсе не ему, как-то по-дурацки глупо и часто-часто закивал головой.

Полицейский начальник тоже разрешительно кивнул: разворачивай, мол.

– «И я видел, что агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и  смотри…»  – глядя на  развернутую записку поверх очков, гнусаво прочитал эксперт, после чего, переведя взгляд на полицейского начальника все так же поверх очков, сообщил: – Из Библии.

– Да уж ясно, что не из Уголовного Кодекса, – отозвался тот и в сердцах ругнулся: – Черт знает, что творится!

– Вот что-то подсказывает мне, что все это не  просто так! – тревожно улыбаясь, сообщил эксперт.

– Ну, так ясен пень! – сердито отозвался полковник.

***

Что-то странное и  в то  же время несказанно доброе и счастливое произошло вчера в жизни Жеки Гросмана, сразу же после чего в его судьбе все чудодейственным образом переменилось, в  душе загорелся волшебный фонарь, и  будто из пепла возродились какие-то угасшие надежды, а также вырисовались какие-то новые планы.

Он даже и не понял, в какой момент это все произошло, и посему с блаженством мысленно погружался в воспоминания вчерашнего дня, повторяя и смакуя их снова и снова.

А вчера, хмурый и  усталый, минут сорок он тусовался в  зале прилета, рассматривая выставленные на  продажу в украшенных уже искусственными еловыми ветками бутиках книги, кедровые орешки, сувениры, магниты и прочую лабуду.

Прибытие рейса давно уже объявили, однако ворота выхода в город все еще были пусты, прилетевшие, как водится, сначала ждали остановки самолета, потом подачи трапа, потом прибытия багажа.