После пробежки я завтракаю хлопьями с молоком, и к этому времени тело из моей комнаты просыпается, если только сегодня у него не выходной. Я одеваюсь и ухожу на занятия в университет. В университете мне встречаются разные телá, но есть несколько знакомых мне, с которыми провожу время на занятиях. Вместе с ними я всегда жду другое тело, которое будет нам что-то рассказывать. Мы так уже второй год проводим по одному и тому же сценарию. Нам что-то говорят, мы что-то слушаем. Телá называют это обучением, мол, так мы получаем высшее образование. Но за два года я выше не стал, образованности тоже не прибавилось. Наоборот, появилось ощущение, будто я не только ничего не получил, но и отдал своё. Время и силы.
В автобусе есть телá, которые платят, и тело, которому платят. Иногда мне получается обмануть последнего и прокатиться бесплатно. Но больше всего меня бесит, когда в автобусе много тел, тогда приходится толкаться, пропихиваться, при этом кто-то обязательно зацепится за мой рюкзак.
Телá бывают разных размеров и форм. В целом они похожи, но если присмотреться получше, можно найти много отличий, даже если производитель у тел был один и тот же. Когда тело приходит в негодность, его помещают в коробку и закапывают. Так у них принято. Хотя есть и другие способы избавиться от тéла, например, сжечь. Говорить о том, куда делось содержание тéла, у них не принято. Чаще всего тело закапывают, если у него закончился срок годности, но, бывает, что причиной негодности тéла является поломка.
Когда телá только-только появились, им никто не объяснил, что нужно делать. И им пришлось придумывать себе назначение самим. Как показало время, для тел это самое трудное – думать. Лучше бы, если кто-то придумал, а телá бы сделали. Поэтому многие телá верят в того, кто их создал и делают то, что он якобы им говорит. Правда это или нет, не важно, главное, что эти телá нашли себе функции и стараются их выполнять. Те телá, которые не верят в создателя, выкручиваются сами. Так у тел появилась традиция: придумывать самим себе правила, самим их исполнять и самим наказывать тех, кто эти правила нарушает.
Вот здесь и начался хаос. Кто вообще должен создавать правила? Почему одним можно придумывать, а другим нельзя? Почему я должен соблюдать правила, которые придумали другие телá? Почему одним можно нарушать безнаказанно правила, а другим нельзя? Эти и другие вопросы стали возникать. И тогда телá начали делиться на группы и уничтожать себя: сначала одна группа уничтожала другую, но и этого было мало, телá стали уничтожать друг друга и внутри групп. И до сих пор так происходит.
Возможно, когда-нибудь появится кто-то и расскажет телáм, что нужно делать и по каким правилам жить. Но, мне кажется, это не спасёт ситуации: во-первых, они уже потеряли надежду на это, во-вторых, некоторые из них уже привыкли намеренно идти против правил.
Сейчас многие телá считают, что правил вообще нет и каждый может делать всё, что хочет. Лишь бы другим не мешал.
Я каждый день живу среди тел. Или это телá живут среди меня, я пока ещё не понял. Некоторые телá я знаю по лицам, остальных даже не запоминаю. А ещё у тел есть названия, чтобы отличать одно от другого. Бывает такое, что у разных тел одинаковое название. Или, наоборот, у одинаковых на первый взгляд тел разные названия. Названия телá получают от других тел, которые их делают. Так принято.
Когда мы только познакомились, она была для меня таким же телом, как и многие другие, похожие на неё. Собственно, она мало чем от них отличалась. Но именно с ней почему-то я стал общаться. Обычно она рассказывала о том, как прошел её день, а я ей пересказывал свой. Спустя пару месяцев она стала для меня чем-то бóльшим, нежели просто телом. И я стал другим в её глазах. Нам уже не нужно было рассказывать, как проходили наши дни, потому что мы стали часто их проводить вместе.
Бывает такое у тел: одно тело находит себе другое, и им уже не так важны остальные телá. Они даже иногда называют себя половинками одного тéла, хотя на самом деле это не так. Телá могут потом разойтись, если понимают, что половинкой быть круче, чем единым целым. Тогда они оправдываются тем, что половинка оказалась не та. Бред. Ищут другую.
Я не считал нас половинками, но вместе мы чувствовали себя иначе. Раньше вокруг меня были только одни телá, а тут – человек. Свой человек. Как будто смотришь фильм, где все в чёрно-белом цвете, но тут находится единственный цветной персонаж. Причём цветной он только для тебя. Точнее не для тебя, а из-за тебя, ты сам его раскрасил в яркие цвета. И человек тебе ответил взаимностью.
Я посвящал большую часть времени человеку, потому что человек роднее, чем какие-то телá. Человек теплее тел. Человек важнее тел. Все вокруг меркло на фоне с ним. Словно посреди океана найти остров, на котором хотел бы остаться навсегда. Остров, на котором нет других тел.
Но через несколько месяцев что-то пошло не так. Трудно сказать что, но человек стал терять прежний, яркий цвет. И если раньше он выделялся в толпе, то теперь стал сливаться с другими телáми. Выцвел видимо. А я просто смотрел, как с каждым днём человек превращался в тело. Теперь у каждого из вас был свой день, как и раньше, только вы больше не делитесь ими друг с другом. Вы вообще перестали общаться.
И это тело ушло из моей жизни. Не сказать, чтобы было очень грустно, особенно когда в твоей жизни стали появляться новые телá. Некоторые даже пытались прикинуться человеком, но их выцветшую натуру было легко заметить со временем. Но каждое тело хотело быть ярче другим на этом темно-сером фоне реальности. Местами и я вел себя также.
Прошло уже несколько лет. И мир вокруг меня стал прежним. Наполненным одними телáми.
Недавно шёл себе в наушниках, слушал голоса. Я часто так делаю, чтобы не контактировать с телáми, когда они начинают надоедать. Голоса всегда поднимали мне настроение, даже если были грустные и говорили о плохом. Зато телá запросто могли испортить настроение. Мне кажется, у некоторых это главная задача.
Навстречу мне не спеша, сжимая в левой руке сумочку, а в правой телефон, приближалось тело. Её тело. Я притормозил, даже вытащил наушники. Посмотрел на неё и сказал:
– Привет.
Тело подняло взгляд на меня. Посмотрело в глаза.
– Привет.
Так мы и прошли мимо друг друга. Оно по своим делам, я по своим.
В чужих глазах на пару секунд я увидел тело.
Своё тело.
Разведчики
2016 год. Июль.
– Андрюх, а куда мы поедем?
– На разведку, Антоша.
Каждое лето в деревне запоминалось мне по самым ярким событиям. Каждый год мы придумывали все новые и новые способы хулиганства. И этим летом не обошлось без проказ.
Сидя на подоконнике в заброшенной давным-давно конторе, я глядел в окно (точнее в то, что от него осталось), прислушиваясь к реву мотора. Солнце уже смотрело десятый сон, как и бо́льшая часть населения деревни, та самая, что завтра, проснувшись рано утром, отправится с тяпками воевать с вредителями в огороде. Нам же было не до сна, потому что именно в эти часы мы могли делать все, чего пожелаем. А желали мы приключений.
– О, походу Колян едет, – сказал мой спутник Андрей.
***
С Андреем мы познакомились лет в пять, если не раньше. Так случилось, что наши бабушки живут напротив друг друга, и, приезжая к ним летом, мы часто коротали вместе дни. Мы лазили по крышам домов, прыгали по стогам сена, катались с горки. В детстве мы брали палки и отправлялись в небольшую рощу. По нашей прихоти сегодня палки играли роли мечей и сабель, а завтра это уже были пистолеты и автоматы. Еще мы любили в роще срывать кору с берез и писать на ней письма друг другу. И как у лучших друзей, у нас была традиция: каждый год мы ставили палатку, покупали еды и целую ночь болтали по душам, пока не засыпали. Каждое лето мы всегда проводили вдвоем у бабушек.
***
Помимо него мне составлял компанию толстый парень по имени Никита, который по комплекции тела напоминал хомяка или мышку, и Глеб, строчивший сообщения своей девушке.
Никита был самым младшим в нашей компании, ему всего-то было лет двенадцать. Одет он в эту ночь в черный спортивный костюм с белыми полосками вдоль рук и ног. Если вы услышите слово «гопник», то на экране вашего стереотипного мышления появится человек именно в таком костюме. Но Никита к гопникам не относился. В душе он был весьма добрым, честным (неиспорченным?) ребенком и одной ногой пока еще стоял в детстве, а вторую уже перекинул через забор, ступая на почву взрослой жизни. Он из разряда тех людей, к которым я тянулся с дружеской теплотой, словно Никита был моим младшим братом, за которого я нес ответственность всегда и везде. Он обладал лишним весом и постоянно заикался, из-за чего я в первые дни нашего знакомства не мог понять, о чем он говорит. Год назад, гуляя с ним по улице в один летний солнечный день, я, после долгих внутренних сомнений и споров с самим собой, все же решился задать ему интересующий меня вопрос.
***
– Слухай, Никитос, а почему у тебя такие дефекты речи?
– Ты про то, что я заи-и-и-каюсь?
– Да.
– Ко-о-о-о-гда я был мал-о-ой, меня бра-а-а-ат взял с собой на-а-а-а речку. Он ку-у-у-пался, а я на берегу си-и-идел. А потом он на-а-а-чал тонуть, а я тогда не умел еще пла-а-а-вать. И брат то-о-о-огда у меня на глазах у-у-у-тонул.
Честно говоря, история Никиты меня сильно шокировала. Сам я редко сталкивался с таким явлением, как потеря близкого человека. Конечно, и в моей семье люди умирали, но это было в таком возрасте, что никто из взрослых и не удивлялся их смерти. А тут… После этого разговора, я начал по-другому на него смотреть. Ведь вы даже представить не можете, сколько всего не знаете о людях, с которыми можете общаться годами.
– А сколько брату лет было?
– Семь.
***
Еще одна причина, по которой я относился к Никите, как к брату, – это сходство с моим родным братом. Его тоже зовут Никита, и он тоже страдает избыточным весом. Но, несмотря на теплое и дружеское отношение к обоим Никитам, я никогда не упускал возможности над ними пошутить. Мне все чаще кажется, что смех – единственная форма общения, которой я владею в совершенстве. Иногда даже ко мне приходит в голову мысль о том, что если бы в мире не существовало шуток, то я бы родился немым.
– Никитос, – обратился я, – у меня есть для тебя бизнес-план.
Осмотрев взглядом (хотя, что там в темноте увидишь!) обшарпанные стены, грязный стол с отпечатками подошв (приблизительно сорокового размера), разбитое окно, скрипучую дверь и пылившийся в углу деревянный сундук, я продолжил:
– Короче берешь, выгребаешь отсюда все дерьмо, отбеливаешь стены и обустраиваешь здесь пятизвездочный отель. Над входом повесишь табличку «В гостях у Никитоса». Комнаты эти переделываешь под номера, чтобы люди могли жить нормально, и начинаешь капусту рубить.
– А потом приходит Семеныч и все отбирает, – засмеялся Глеб. Семенычем у нас звали главу села, который и гонял нас постоянно из конторы.
– Ну да, – задумался я, – и меняет табличку. «В гостях у Семеныча».
***
Каждый год, видя Глеба, я спрашивал у него, сколько ему лет и в какой класс он пошел, и каждый раз удивлялся ответу. Пятнадцатилетний парень в вопросах сигарет и алкоголя был гораздо опытней меня. Я в этой теме полный ноль, ибо спирт и табак для меня являлись запретной территорией с табличкой «Terra Incognita», куда ходить не разрешало табу, наложенное племенем порядочных тараканов в голове. А Глеба всегда в деревне посещала матушка Кураж. Видимо, тараканы у него не те (но это не мешало нам дружить). Прошлым летом мы, сидя с ним на берегу реки, завели разговор:
– Слышь, Антоха, ты хоть раз напивался?
– Неа.
– И не курил?
– Тоже мимо.
– Тогда мне не о чем с тобой говорить.
Мы синхронно засмеялись.
– Я начал курить в пятом классе, – продолжил Глеб, – вот идешь со школы, получил, к примеру, двойку по контрольной. Перед тем, как зайти домой, закурил и все. Родители тебе что-то говорят, а ты не слышишь. Как будто вообще не здесь находишься. Помогает…
***
Рев мотора заглох. Коля приехал.
Выйдя из комнаты, мы прошли по длинному коридору, слева и справа от нас располагались двери в другие комнаты. Теперь там можно было найти лишь хаос, в виде разбросанных по полу бумаг, книг, отчетов и докладов. А еще там воняет мочой.
Сопровождаемые светом фонарика мы спустились на первый этаж и через коричневую дверь покинули здание. Внешний мир приветствовал нас свежим воздухом, ночным небом и стоявшим возле крыльца мотоблоком с прицепленной к нему тележкой. Возле данного вида транспорта (наше такси на ближайшую ночь) стоял его владелец – Колян, неподалеку от него терся Дима. Не раздумывая и не задавая лишних (и глупых) вопросов, я запрыгнул в прицеп и стал ожидать отправления. Меня не очень интересовало, куда мы поедим и зачем, я был за любой кипиш. Главное – получать от этого удовольствие.
– Давайте Дюса подождем и поедем.
– Да он пока свою кишку набьёт, уже утро наступит.
– А че, да давайте до него съездим, так быстрее будет!
Вся наша компания шустро запрыгнула в кузов. В центре него лежала доска, протянутая от правого края до левого, чтобы на ней можно было сидеть. Доска была вроде неудачной пародии на лавочку. Единственный ее минус был в том, что она вмещала лишь троих человек, а я в эту тройку не входил. Поэтому мне пришлось сидеть на борту кузова. За руль мотоблока сел Дима, ему светил фонариком, освещая путь, Коля, а Андрей, Глеб и Никита устроились на «лавочке». Развернувшись, наша бричка выехала на центральную дорогу села, пассажиров трясло и качало из стороны в сторону, но их веселье от этого не убавлялось.
– Слухай, Колян, – пытался перекрикнуть ветер Дима, – а как мы поедем до Андрея? Нам же придется проезжать мимо твоей бабушки.
Колян, поразмыслив мозгами, тут же дал команду стоп. Мы вернулись обратно.
Как я понял позже, мотоблок был угнан Колей посреди ночи без спроса. Причем угнан был у своей же родной бабушки. А спокойно проезжать мимо своего дома (да еще и с такой оравой в прицепе) было бы полнейшей наглостью. По этой причине нам пришлось вернуться и ждать Андрея возле конторы. А тем временем с каждой минутой близилась полночь. От скуки я начал строить догадки о том, куда мы поедем. Возможно, мы будем просто кататься, но мне почему-то казалось, что наш путь лежит в соседнюю деревню.
– Вон он, едет, – мои мысли прервались.
Таким образом, наша компания, состоящая из семи человек (Я, Глеб, Никита, Дима, Андрей, еще один Андрей (он же Дюс) и Коля), отправилась на поиски приключений за пятнадцать минут до полуночи. А ведь Глебу нужно быть дома ровно в полночь. Но главной проблемой (лично для меня) было то, что двигатель мотоблока рычал, словно тигр, оповещая всех жителей села о нашем местонахождении. Даже с другого конца деревни было слышно, куда мы едем.
– Разведка говоришь? – кричал я Андрею. – Мне кажется, разведчики должны вести себя тихо и не ходить толпой на задания. А мы, похоже, такой бандой едем на штурм. Захватывать соседнюю деревню.
Впереди показалась в свете фонарей фигура, мчащаяся нам навстречу на велосипеде. Глеб, увидев ее, тут же юркнул на дно прицепа, словно щука в воду. Вроде бы только что сидел на доске, а тут бац! и нет человека. Ничего не боясь, но поддавшись инстинкту, я последовал его примеру и расположился возле его ног. Дюс и Никита тоже следовали своим природным инстинктам. Ряды разведчиков стремительно редели на глазах у велосипедиста, активно крутящего педали. Дмитрию деваться было некуда, он за рулем все-таки; Колян тоже не покидал свой пост, освещая телефоном дорогу. Лишь один Андрей отнесся к велосипедисту равнодушно, оставаясь сидеть, как ни в чем не бывало. После того, как ночной велогонщик промчался мимо, я встал и поддал пинка все еще лежавшему Глебу:
– Чего разлегся? Вылазь, он проехал.
– Да это же мой батя был, – ответил мне Глеб, который уже как две минуты назад должен был быть у своей бабушки. Но не судьба.
Параллельно нашему мотоблоку то справа, то слева в домах загорались окна, что свидетельствовало о полном провале нашей разведдеятельности.
– Да тут каждый житель села знает, что мы выехали на разведку, – сказал я Андрею, – вы бы еще объявления расклеили повсюду, мол, в такой-то день, в такое-то время мы поедем на разведку. Большими буквами.
В чем именно заключалась разведка, я не знал, да это и неважно было. Свернув с дороги, мы вышли на какую-то мало протоптанную тропинку, спрятанную от лишних глаз между двумя домами, огражденными заборами. Остановились. Прибыв на место, наша банда разделилась на две группы. Вот тут я и получил ответы на все свои вопросы.
Задача первой группы заключалась в быстрой, молниеносной ликвидации натуральных продуктов с чужого огорода нелегальным способом. Арбузы воровали короче. В это время вторая группа охраняла нашу телегу от захватчиков. Я, Глеб и Никита занялись этим, пока остальные отправились в рейд.
Никитос тут же отошел в кусты, чтобы отлить. Глеб, не скрывая своих намерений, решил сделать то же самое, но даже не стал покидать прицеп. Он просто встал ногами на лавочку и наглядно показал миниатюру «Писающий мальчик».
– Ну что у меня за команда? Они только ушли, а вы уже от страха ссытесь.
К моей шутке парни отнеслись равнодушно: были увлечены своим делом. Покончив с этим, они оба решили посвятить свое свободное время телефонам. Я же свой смартфон оставил за ненадобностью дома. Чтобы хоть как-то себя развлечь, я решил нарушить наступившее молчание и спросил:
– Никита, ты в какой класс пойдешь?
– В се-е-едьмой. А-а-а ты?
– В двенадцатый, – буркнул Глеб, не отрываясь от экрана.
– Ага. На перевоспитание, – добавил я.
Запрыгнув в бричку, я подсел к Глебу. Он, взглянув на меня, спросил:
– Тебе во сколько домой?
– Да хз, у меня даже не спрашивали, во сколько я приду. Видимо, от того, что уже восемнадцать есть.
Раньше, год назад, мне ставили ограничения по времени, мол, в чтобы час ночи был дома (Правда, я не всегда соблюдал регламент). Но в этом году все было иначе. Поэтому я чувствовал себя не столько свободным, сколько брошенным на волю судьбы. Появляется ощущение, что ты никому не нужен, поэтому никто и не спрашивает, когда ты вернешься. И кстати, когда тебя не ограничивают комендантским часом, пропадает интерес гулять до утра. Тебе даже не надо придумывать отмазки, мол, где шлялся, с кем и почему так поздно вернулся. Но всем моим размышлениям мешали толпы комаров-людоедов. Шкала скуки давно превысила норму.
– Никитос, сходи, разведай местность, – я осмотрелся вокруг, – вон, может за тем забором огород, так ты еды надыбаешь. А то, пока их дождешься, уже с голоду помрешь.
– Не-е-е, не хо-о-очу.
– Блин, Никитос, ты какой-то непродуктивный.
Но уже спустя несколько минут моего терпения вдалеке появились наши добытчики. Четыре фигуры приближались к бричке.
– А че они с пустыми руками? – запаниковал Глеб.
– Да не, вон в руках у Дюса сумка.
Надо сказать, что сумку распирало от наворованного. В основном она была заполнена арбузами, компанию которым составили маленькие дыни. Семеро голодных парней решили не тянуть с трапезой и оценить качество арбуза прямо на месте. Дима достал нож и начал делить добычу на всех. Резал криво, от того и куски у всех были разными по размеру, но никто не жаловался. Арбуз был не самым сладким, но годным на то, чтобы утолить наш аппетит в начале ночи.
– Корки от арбуза выкидывайте вон туда, в кусты, чтоб днем не запалили, – сказал Дюс. Вот так вот. Мы не мелкие воришки, в нашей организации все было продумано до мелочей. Оушен со своими друзьями аплодирует стоя.
Закончив трапезу, мы собрались в обратный путь. Но так как в прошлый раз мы спускались по тропинке вниз, то теперь придется толкать кузов, чем мы и занялись, пока Дима сел за руль. Я встал сзади, справа от меня упирался руками в доску Никитос, а сбоку толкал Андрей. С нашей помощью бричка понемногу набирала скорость.
– Давайте! Запрыгиваем по одному, – скомандовал я.
Первым залетел в телегу Андрей, следом за ним, закинув ногу за борт и задев по спине сидевшего внутри Дюса, перевалился в кузов Никитос. Дюс, развернувшись, начал ругать его за неосторожность. Я запрыгивал последним, но и у меня все вышло не слишком гладко: я все же задел ногой Никитоса.
– Это карма! – крикнул я ему вместо того, чтобы извиниться. Вежливость у нас не в чести.
Но далеко уехать не удалось: через пару метров, мотоблок резко наклонился влево, в сопровождении крика Коляна: «Стой, лять!».
– Вылезайте, – сказал он нам, – приехали.
– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал? – спросил я.
Выбравшись на землю, мы окружили мотоблок. Колян осмотрел колеса со всех сторон, где-то что-то покрутил, сделал умный вид и сказал:
– Надо диски короче снимать.
Открутив спереди болт, наш механик начал снимать два больших металлических диска, которые служили противовесом, чтобы мотоблок не наклонялся назад. Судя по напряженному лицу Коляна, диски были довольно тяжелые. Но с их исчезновением мотоблок стал значительно легче, как и наша задача. Починив транспорт, мы отправились дальше. Только в этот раз уже Колян сел за руль, а Дима ему светил фонариком.
Со всех сторон на нас лаяли собаки, но вся наша компания не обращала на них внимания. Хотя жителям деревни лай собак, наверное, изрядно действовал на нервы, мешая спать. Особенно в столь позднее время. Обратно мы поехали по грунтовой дороге, расположенной параллельно центральной трассе.
– Никитос, ты домой? – спросил Глеб, когда мы подъезжали к сельскому клубу. В ночи это здание казалось мне еще больше, чем днем. За ним жили бабушка и дедушка Глеба и семья Никиты.
– Ну, – собеседник кивнул головой.
– Тогда сейчас вместе пойдем.
К слову, Глеб уже полчаса как должен быть дома. Проезжая мимо тропинки, ведущей к клубу, Никита и Глеб пожали всем на прощание руки и приготовились спрыгивать на ходу. Я провожал их словами:
– Высадка десанта! Обратный отсчет: три, два, один!
Две фигуры отделились от нашей экспедиции и скрыли за деревьями, посаженными по разным сторонам тропинки. Остальные мои попутчики не были ограничены комендантским часом. Наше путешествие не заканчивалось, а только набирало обороты.
После того, как мы избавились от толстого пассажира и его компаньона, ехать стало гораздо легче.
– Слушай, Димон, погнали со мной, здесь у забора яблочек нарвем, – предложил Дюс, – а потом их догоним.
Я сразу понял, о каких яблоках он говорит. Во дворе одного дома, мимо которого мы скоро будем проезжать, росло несколько яблонь, куда мы часто ходили, чтобы подкрепиться. Одна яблоня была расположена прямо возле забора, отчего и страдала больше остальных. Хотя самые дерзкие из нас, могли и во двор залезть, ради добычи.
Две фигуры, отличающиеся друг от друга лишь по росту (Дюс был ниже Димы) покинули нас в поисках чужих фруктов. Ехать стало еще легче. Я пересел на доску, где как раз освободилось место. Андрей достал свой телефон и начал снимать происходящее. Решил поработать репортером.
– Итак, сейчас мы ведем прямой репортаж с места событий. Наш долгий путь лежит к чужим огородам, хранящим вкусные арбузы. Вот это Коля, наш личный водитель, знает каждую кочку на местной трассе. Это Антоха. Антоха, помаши ручкой на память. А там, где-то вдалеке, еще два тела…
– Вон они бегут, – уточнил я.
Две фигуры росли по мере приближения к нам. Андрей решил запечатлеть спортсменов через объектив телефона. Коля при виде преследователей поддал газу, желая оторваться от фигур. Но парни бежали быстрее, чем мы ехали, поэтому спустя минуту мы были настигнуты. Догнав нас, они ловко запрыгнули в тележку. Делиться едой ни Дима, ни Дюс не стали, аргументируя это тем, что они почти ничего не нашли. Доказывая свою точку зрения, Дюс периодически что-то жевал. Мы продолжили свой путь, глядя на Большую медведицу.
Спать не хотелось никому из нас, ведь ночью у нас начиналась новая жизнь. Дневная по сравнению с ней ни на что не годилась: помогай в хозяйстве, работай в огороде. Конечно, ночью мы тоже проводили время в огородах, но с совершенно иной целью. Кстати, я заметил, что летом ночью не так уж темно. Лунный свет освещал все вокруг, благодаря чему мы могли рассматривать дома по обе стороны дороги, деревья вдалеке, спящих на поляне коней.
Мы будили сельских жителей гулом мотоблока и своим безудержным смехом, причиной которому могла стать любая вещь на свете. Но большинство шуток, произнесенных нами в пути, были посвящены нашему водителю, не упускавшему ни одной кочки и ни одного кизяка на дороге. После каждого толчка Коля принимался покрывать руганью Диму за то, что не заботится о сохранности транспорта. Мне стало холодно, может, действительно похолодало, а, может, это от того, что я уже минут двадцать ничего не делал, лишь сидел на доске, обдуваемый ветром. Надо было жилетку все-таки взять. Хотя и в этом равнодушно-холодном ветре был большой жирный плюс: он оберегал нас от назойливых (и таких же голодных, как и мы) комаров. Ночью этих мелких, невыносимых тварей было несметное множество. А выбор-то у них в плане жертв невелик: кроме нас никого из живых в это время не найдешь.