Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга вторая. Мальчик-убийца
– И что?
– И то. Никуда пацан не побежал, понимаешь. Да и не добежал бы – Медведь сразу за ним пошел, догнал бы.
– Не факт.
– Ну, может, и не догнал бы… Но пацан хладнокровно – подчеркиваю – хладнокровно притаился за дверью, подождал, когда этот кабан пропихнется через те дурацкие двери, и, когда тот только-только нарисовался, въе…л ему со всей дури по яйцам. А потом – тоже, кстати, ногой – заехал в челюсть. Точно вот сюда, – Красножен показал пальцем себе под левой ухо.
– На себе не показывай!
– Тю, так я ж не ножевое и не пулевое показываю, от удара можно.
– И что дальше?
– А дальше ты уже знаешь – уложил пионер кабана этого и спокойно – я снова подчеркиваю – спокойно покатился в сберкассу. Заметь – он имел полное право и возможность побежать в ближайший опорный пункт, или забежать в гастроном, в парикмахерскую, позвонить, позвать взрослых…
– Тогда бы Мистер Фикс этот сбежал… Кстати, а почему Мистер Фикс?
– Ну, да, тогда бы сбежал… Кликуха эта у Фикса появилась, когда не стальную, как все порядочные воры, а золотую фиксу поставил. Под барыгу закосил. Ну и когда стал вместо папирос сигары курить. Тима, Мистер-Твистер, бывший министр – помнишь, стихи такие были? И башка у этого мистера работал – будь здоров, каждый день придумывал всякие штуки. Столько планов он нам попортил своими планами.
– А, вспомнил, это тот, который инкассаторов семь лет назад взял…
– Он самый. Как раз только-только откинулся, вот и зависал в ресторане…. На свою голову…
Шарапа остановился, снова прошел на свое рабочее место, сел за стол.
– Так, в общих чертах понятно. Точнее, ни хрена не понятно. То, что этот мальчишка Медведя завалил – можно списать на случай. Тот не ожидал, получил сильный удар в пах, потом в челюсть… Если парнишка боксер, то мог попасть…
– Ногой?
– Да хоть головой. Кстати, может он головой как раз его и боднул – экспертизу ведь еще не делали?
– Да, эксперт и врач сказали – по предварительным данным. Рукой этот пацаненок явно так ударить не мог, вот и сказали – ногой. Может, и головой, ты прав.
– Вот. Головой запросто мог уделать. Этот подлый приемчик – Одесса, кстати, называется – мне пару раз довелось прочувствовать. – Шарапа потер сломанный когда-то в драке нос.
– Ну, да, я знаю, сам неоднократно применял… – Красножон улыбнулся.
– Понятно… Советский милиционер-уркаган… – Шарапа тоже улыбнулся.
– Так вот, а про то, что было дальше, как-то туманно… Этот маленький Джеймс Бонд хладнокровно одним ударом выбил у Фиксы пистолет и сразу же врезал ему по шее. Вернее, по горлу. Там след остался. И снова – ты знаешь, этот боксер бил не кулаком, а ребром ладони.
– Каратист?
– Хер его знает. Судя по сбивчивым рассказам женщин, они толком не видели, как именно этот боксер упокоил Фиксу. Эксперт сказал, что гематома на шее характерна от удара ребром ладони или кастета. И еще – гематома в височной области. Именно этот удар стал смертельным. Хотя и удар по горлу был, скажем так, неслабым. В общем, пока нет выводов, какой именно удар отправил этого рецидивиста на тот свет, ясно только одно – это был не удар деда горшком по голове.
– Ну, тогда давай так – ты сейчас допрашивай этих двоих героев… Ты не ухмыляйся, не ухмыляйся, они тебе подарили самое короткое в твоей жизни милицейской раскрытие опасного резонансного преступления, помогли задержать преступников и нам показатели по раскрываемости подняли… – начальник Красногвардейского районного отделения милиции нахмурился.
– Ага, герои… я тебе позже кое-что скажу – не обрадуешься…
– Ну, что ты за говнистый мужик такой, Красножон? Всегда на самый на конец какую-то гадость оставляешь!
– Смотря на чей конец… Все-все, молчу…
– Так вот, допроси героев и посмотри их писанину. Пошли своих орлов в школу к этому мальцу, в секцию, где он тренируется этим боксом, будь он неладен…
– Не было бы бокса – не было бы раскрытия и всего этого, – не преминул вставить «шпильку» начальник угро.
– Да я так, к слову. Ну и, конечно, надо было послать за родителями – по закону ты не имеешь права допрашивать несовершеннолетнего. И, кстати, не допрашивать, а опрашивать – он же не преступник какой!
– А, ну, да, конечно, мягкий, интеллигентный, маленький мальчик, гуляя, нечаянно убил одного бандита и покалечил другого. Убийство и тяжкие телесные – это не преступление, это детские шалости…
– Красножон, не будь гавном, а! – Шарапа тяжело вздохнул.
– Все, больше не буду!
– Так вот, даже если бы он намеренно убил кого – по УК он не отвечает. Это тебе не сталинские времена, когда сажали и десятилетних. У нас с 14 лет наступает уголовная ответственность. А парню всего-то двенадцать. В худшем случае должны отвечать его родители. Здесь же классика – самооборона и даже нет превышения, малец с голыми руками попер на пистолет. А у кабана, кстати, что было?
– У Медведя? Нож был, финка здоровенная. Если бы этот вьюноша промедлил бы несколько секунд – Медведь бы его покрошил, как капусту – он ножом мастерски владеет. И борец в прошлом. Так что повезло мальчишке…
– Да, нет, сдается мне, повезло как раз Медведю… – начальник райотдела побарабанил пальцами по крышке стола, задумавшись.
– Ничего себе повезло – этот пацан Медведю все яйца вроде отбил.
– А Фиксе – башку. Что лучше – яйца сберечь или башку? Без яиц прожить можно…
– Не думаю, что этот пионер смог бы с этим бугаем справится… Эффект внезапности… Не больше. Два удара… А дальше бы, если бы не попал… – Красножон пожал плечами.
– Если бы да кабы во рту росли бы грибы – так был бы не рот, был бы огород. Иди, опрашивай, допрашивай, читай показания. Только сдается мне, не простой это мальчик, ой не простой. Судя по твоим рассказам, он вовсе не переживает, что двоих урок уделал. И не боится, что тоже странно… Я бы на его месте обоссался бы…
– Ну, ты бы не обоссался. Ты пацаном начинал еще в войну…
– Так то война была, фашисты… А тут – бац – и на тебе! С пистолетом ни с того, ни с сего… Вон, мой пацан в школе боится местную босоту, говорит, папа, они меня побьют… Кстати, узнай, как он там в школе – говоришь, только пришел, значит, явно терки должны быть с местными… в общем, иди, работай. Да, что ты там за говно напоследок приготовил?
– Да как тебе сказать… Есть две новости, и обе плохие. Правда, одна может быть хорошей, – майор Красножон хитро улыбнулся.
– Давай, не тяни кота за яйца, майор.
– Так вот – дело это у нас скоро заберут.
– Откуда такие сведения?
– Звонили наши «старшие братья»5. Дело на контроле у них.
– С чего бы это?
– Каждый день у нас одиннадцатилетние мальчики взрослых бандитов убивают?
– А, вон оно что… да, это таки ЧП. Но как они так быстро… впрочем, да, сводку они смотрят… Молодцы, ничего не скажешь, оперативно отреагировали.
– Вот-вот. Поэтому к нам комиссия едет из главка.
– Твою мать! Я так и знал! – папка с оперативными сводками снова с силой хряпнулась об стол!
Майор Красножон с максимальной скоростью вылетел из кабинета начальника Красногвардейского РОВД.
Глава третья. Без прошлого нет будущего. И наоборот
Максим Зверев мог бы очень быстро написал объяснительную – моторика его давно была в полном порядке и с правописанием он давно не мучился. Но он прекрасно понимал – что написано пером, то не вырубишь и топором. Все, что он сейчас напишет, потом будет использовано против него. Неважно, что он – мальчик, которому только недавно исполнилось 12 лет, неважно, что он не подлежит уголовной ответственности, тем более, что и уголовного ничего в том, что он совершил, по большому счету нет – тот же уголовный кодекс гласит, что каждый гражданин обязан предотвратить преступление и все такое. А он, хоть и не имел пока паспорт, но все же – он ведь гражданин? Ну, так получилось, убил он преступника – так это же в пределах необходимой обороны! Тем более – преступник ведь вон какой громила, а он – подросток, хрупкий и хилый…
Но то-то и оно!
Хилый четвероклассник голыми руками убивает одного вооруженного преступника и калечит другого. Кто в это поверит? Вернее, кто поверит в то, что он, Максим Зверев – обыкновенный мальчик? Ну, ладно, в милиции можно наплести с три короба про «испугался» и про «состояние аффекта». Ну, про дедушку порассказать, мол, показал приемы смертельные и заставил выучить. В принципе, на первый раз такое должно прокатить. Любого, даже самого здорового амбала можно внезапно вырубить, если ударить в горло. Тем более, когда он не ожидает, а удар нанести сильный. Например, ногой. И по яйцам тоже если со всего размаха – даже чемпион мира по боксу упадет. Так что, если не попадется в ментовке опытный и битый следак или опер – Максова «залепуха» спокойно ляжет на стол или в папку с докладами по делу и все.
Нет, ну, конечно, присматривать за ним будут, а как же – такой резонанс. Но и мер никаких принимать не станут, еще спасибо скажут. Вспомним того же Владислава Крапивина и его книгу «Мальчик со шпагой». Там, правда, семиклассник был, Сережа Каховский, который преступника с ножом обезоружил. И хотя тот мальчик вместо шпаги в руке имел какой-то дрын, короче говоря, палкой дал подвыпившему рецидивисту по ногам, все равно – прецедент был.
Вот только сравнивать книжного героя и реального умный следак не станет. И там один был урка, какой-то пьяненький вор, а здесь – два матерых бандита, которые пошли на дело. И не ножичек был у главаря, а пистолет. Из которого, кстати, он стрелял. По нему стрелял, по Максиму. То есть, любой мальчишка должен был обосраться на месте и не то, чтобы нападать – улепетывал бы из той сберкассы. А он, Максим, не обосрался, не сбежал, а вначале хладнокровно вырубил одного «джентльмена удачи», а потом пошел на ствол и упокоил второго. Да не случайным ударом, а тремя хорошо поставленными. Опытный опер это сразу поймет. И не отцепится…
Но проблема даже не в этом.
Хуже всего то, что наверняка на это дело обратят внимание в Комитете. Не могут не обратить. Случай вообще неординарный – двух матерых бандюганов со стажем простые граждане завалили прямо на месте преступления. И какие граждане? Старый дед да сопливый пацан-школьник!
В СССР в 70-е годы каждое такое смертоубийство – хоть бандитов, хоть граждан, тем более, работников правоохранительных органов – ставилось на учет! И по каждому работала комиссия из МВД-шного главка. А если вот такое… Тут сразу вмешаются «старшие братья» милиции, как пить дать, вмешаются. И вот они-то начнут потрошить Максима всерьез. И сказками про дедушку-чекиста здесь не отделаешься – все проверят. И про бокс его все расспросят, и тренера притащат, и маму с папой на запчасти разберут. А уж мама все расскажет – и как его постоянно в школах разных лупили, и как на Амуре от местных хулиганов бегал… И вдруг – бац – в новой школе всех хулиганов на место поставил, на соревнованиях по боксу выделывался… Чем это все объяснить?
Рассказать всю правду? Кто поверит? В психушку ведь отправят! Или в их какой-то институт – исследовать феномен советского школьника…
Короче, надо думать, как все это объяснить!
«Вот ведь, дернул меня черт!» – подумал Макс. – «Нет, понятно, что выхода не было, но можно было на рывок дернуть до ближайшего телефона, вызвать милицию. Хотя нет, могли эти бандюки и пострелять там кого… В общем, ладно, что сделано – то сделано. Надо прорабатывать версию «отмазки»…
Максим начал писать, потихоньку вживаясь в роль советского школьника, пионера-героя, который в трудную минуту собрал все свое мужество и вступил в неравный бой с врагом. Как там пионеры в Великую Отечественную поступали? Леня Голиков, Марат Казей, а Зина Портнова вообще, кажется, стреляла в фашистов. Вроде ей потом звание Героя Советского Союза присвоили… посмертно… Так то ж на войне…
И тут Макс вспомнил, как он, взрослый мужик, приспосабливался к войне. Настоящей, не киношной войне – грязной, тяжелой, кровавой… И как ему было очень тяжело…
* * *Донецк. Год 2015
… Это только в фильмах на войне не страшно. В фильмах, даже если героя убивают, в финале он все равно оживает – типа, только ранили. И совсем не тяжело. Царапина, мол. Также, когда в фильмах героям попадают пули, скажем, в руку, или в ногу, короче, если они получают рану – то все равно и бегают, и стреляют, и вообще, героически сражаются. За Родину, за Сталина. Или за любимую женщину. Или за бабло. Потому что с воцарением в мировом кинематографе голливудских шаблонов понятие Родины и прочих важных тем отодвинулось, и чаще всего киношные герои стали сражаться за деньги.
Но не важно, все равно, за что, только в кино люди, получая ранения, продолжали воевать и все такое. Ну, морщились, орали, даже ругались – но шли вперед, ура и так далее, и тому подобное.
Вы когда-нибудь пробовали ходить после того, как ушибли или, не дай Бог, сломали нечаянно ногу? Смогли бы выполнять какую-то работу по дому, если серьезно резанули палец или, не дай Боже, всю руку? Когда кровь стекать никак не перестанет, а порезанные палец или рука болят? Когда раненной рукой нельзя плотно схватиться даже за ручку сковородки, а раненная нога распухает и не влезает в сандалию. Так это – Бог ты мой –обычный порез. Или ушиб. Или, даже, перелом. А если вдруг пуля задела нерв? А если осколком перебиты нервы связки или сухожилия? А если…
Максим как-то в детстве наступил всей подошвой на гвоздь. Точнее, наступил всей пяткой. И неделю после этого не мог опереться на раненную ногу – ходил как бы на носочке. Нога быстро уставала. Сами попробуйте хотя бы полчаса походить на цыпочках. Судорога вам обеспечена уже через десять минут.
У Макса были и другие травмы. И не только в детстве. Поэтому он прекрасно знал, каково на самом деле бывает, когда человек получает пулевое или ножевое ранение. Сам он имел несчастье получить в свое время и то, и другое. Но если нож, который шел ему в почку сзади, наткнулся на позвоночник и нанес только поверхностное ранение, то вот пулю он получил в грудь справа и чудом только не было задето легкое. Зато было сломано ребро! И целый месяц Макс не то что нормально дышать – в туалет не мог сходить нормально по-большому. Потому что любая попытка тужиться вызывала дикую боль. Как говорится, ни вздохнуть, ни пукнуть. А уж сразу после ранения он вообще даже двинуться с места не мог – боль была дикая. И выносили его на носилках…
Поэтому смотреть фильмы, где раненные в бою бойцы, как ни в чем ни бывало, бегут, орут и сражаются с врагами, он категорически не мог. По той же причине не мог он смотреть киношные драки – где герои раздают удары направо и налево, а их противники, получив ногой в челюсть, вскакивают и продолжают драться. Хотя в реальности один из десяти таких ударов отправляет в глубокий нокаут любого человека, если он, конечно, не робот.
Сама же драка в таком темпе, как в кино – с прыжками, ударами ног, кувырками и бросками – в реальности продлилась бы максимум минуту. Потому что даже серьезно подготовленный спортсмен через минуту после всех этих цирковых трюков реально бы сдох. Физически. Просто бы выдохся. А если еще в драке крутить всякие сальто, делать фляки и прочие акробатические чудеса, то бой закончится еще раньше. В общем, кино – это для идиотов. В реальности все выглядит по-другому…
Реальная война тоже выглядела совсем не так, как в кино…
Когда Макса обменяли, кстати, совершенно для него неожиданно, он еще даже не залечил до конца свои травмы. Ребра и челюсть зажили очень быстро, буквально через месяц, рука почти не болела – сломана была лучевая кость, а так как руки у Макса были давно набиты, то срослась быстро, а вот ноги… Ноги заживали медленно, потому что у него были повреждены коленные суставы. И он еле двигался на костылях.
Из тюремного госпиталя следственного изолятора СБУ он попал в обыкновенное СИЗО на Лукьяновке, в обыкновенную «хату» – общую камеру, где просидел три месяца. В камере его уважали за то, что был политическим. Тогда еще националисты не были так популярны в местах не столь отдаленных – их было мало, сажали их очень редко, причем, даже за убийства отпускали на подписку, поэтому сидельцы в основном были из уголовников. Вот и относились к политическим достаточно неплохо. К тому же Макс, как журналист, был очень контактным, умел выслушать любого, а что еще людям надо в тюрьме? Чтобы их выслушал хоть кто-нибудь. А если еще и поможет…
Макс помогал, по мере возможности. Все же кое-какой опыт расследований у него был, было образование, знания, а главное – он умел мыслить логически, знал правоохранительную систему и давал многим сокамерникам ценные советы. Кроме того, он придумал, как разнообразить скучный тюремный быт – устроил в камере настоящее ток-шоу – типа шоу Савика Шустера6, где были две стороны, были эксперты, а главное – были зрители! Даже охранники приходили смотреть на эти найт-шоу – так как шло оно в основном по ночам. Старший по коридору не был против, старший по корпусу – тем более, мало того – даже начальник караула и дежурный помощник начальника следственного изолятора (ДПНСИ) посещали эти «эфиры». Весело там было, чего уж там!
Темы были разные, чаще всего обсуждали реальные дела – тех, кто хотел, потому что говорить о своих делах на тюрьме не принято. Поэтому дела брались реальные, а герои были вымышленными. Причем, даже «паханы» свои дела давали в разработку – Макс писал на их основе сценарии, готовил «актеров», а потом разворачивалось шоу, которое с интересом смотрели и «авторы» уголовных дел, и все остальные. Особенно интересно было наблюдать, как простые зэки выступали в роли адвокатов или следователей. В общем, пока Зверь сидел в «крытке»7, тюрьма просто гудела. А его даже перебрасывали из камеры в камеру, чтобы он и там мог готовить свое шоу.
Одного только Макс не допускал – политических тем! Потому что прекрасно понимал, чем все может закончится. Нет, были попытки, особенно старались так называемые «украинские патриоты», но он сразу сказал «нет». И объяснил и «смотрящему», и тюремному начальству, чем все может закончится. Маленького, в буквальном смысле, камерного такого Майдана никто не хотел, поэтому в ход шли темы больше бытового плана – измена жены, предатель-подельник, незаконное задержание и так далее. Слава тюремного «Шустера» – а Макс не только писал сценарии, но и выступал в роли ведущего своих «ток-шоу» – росла в геометрической прогрессии. И когда внезапно он попал в списки на обмен, все Лукьяновское СИЗО провожало его буквально со слезами на глазах.
После того, как Макса обменяли, и он попал в Донецк, его долечивали в местном госпитале СБУ, вернее, теперь МГБ – Министерства госбезопасности ДНР. Он быстро встал на ноги и вскоре смог даже делать по утрам пробежки. И вот однажды один из местных МГБ-шников пришел к нему в палату.
– Ну, что, Зверев. Не буду ходить вокруг да около. Справки о Вас мы навели полные, журналист, спортсмен, в общем, боец. А нам бойцы сейчас нужны, тем более, такие.
– В каком смысле? – Зверь не совсем понял смысл слова «боец».
– В прямом. Вы же не будете отсиживаться в тылу, когда идет война. Сами же писали. Я читал Ваши статьи у Вас на сайте…
– Я отсиживаться и не собирался, вообще-то. Правда, я еще не решил, где я буду полезнее… Журналистов у вас, я смотрю, хватает, военкоров, репортеров, вон, российских полно… Вряд ли я здесь смогу что-то новое кому-то открыть.
– Да, Вы правы. В этом плане пока все более-менее. Мы хотели бы предложить Вам должность в разведгруппе. Вы ведь в армии служили в спецназе, так? То есть, навыки диверсионной работы имеются. Плюс, опыт рукопашника, который однозначно пригодится нашим разведчикам. Впрочем, у нас уже воюют мастера Вашего профиля, есть даже один чемпион Европы по кикбоксингу…
– В реальном бою саперная лопатка значит куда больше, нежели поставленный удар рукой или ногой. И быстрее, и эффективнее, и меньше трата энергии, что, опять-таки, очень важно в бою. Это же не ринг, свисток или гонг не прозвучит, а очки не начисляют – только пулю могут выписать.
– Вот я и говорю, вы в прошлом служили в спецназе МВД СССР, краповые береты, одни из первых, кстати, были у вас… И тем более, Вы в сержантской школе проходили ТСП – тактико-специальную подготовку. То есть, знаете основы следопытства, диверсионные методы знакомы, охрана важных объектов… Со взрывчаткой обращаться умеете?
– Вот это – нет. Разминирование изучали, в принципе, то есть, сам принцип поиска взрывчатых веществ, их характеристики изучал, но не более. Остальное да, что-то помню. Но это было давно…
– Ничего, все вспомнится. Надо только Вас на фронте обкатать, да и авторитет не мешает заработать, а потом начнем готовить Вас и Вашу группу уже к работе в тылу противника… Ваше знание украинских реалий, свободное владение украинским очень будут кстати. Есть у нас кое-какие планы…
О планах «особист» так и не рассказал. Видимо, так было надо. Возможно. Имелись виды на журналиста Зверева в качестве пропагандистского удара – мол, известный украинский журналист, воюет на фронте и все такое… Только, видать, не суждено было этим планам сбыться…
«Обкатывали» Максима сурово. Только-только встал на ноги, только, как говорится, мясо наросло на ранах, как понеслась душа в рай. Точнее, в ад. Вначале – кроссы, да еще в полной боевой. И хотя бронежилет был америкосовский, современный, то есть, весил намного меньше, чем когда-то советский армейский, а бегал он не в «кирзачах»8, а в берцах, все равно – вначале выматывался он по полной. Немного подогнав «физуху», Макс стал тренировать стрелковую подготовку. И хотя когда-то в армейке он был лучшим стрелком в полку, сейчас время было другое, оружие другое и тактика стрельбы – тоже другая. Вроде и тот же автомат Калашникова, но более легкий, модернизированный, со всякими прибамбасами. Освоившись, Максим снова стал стрелять так же хорошо, как и раньше. Тем более, что были прекрасные приспособления типа коллиматорного прицела, позволявшие стрелять практически не целясь. Хоть и дорогая штука – а очень полезная, особенно для боев в городе.
И все же когда на полигоне он стал выполнять упражнения по тактической подготовке со стрельбой боевыми, он понял, что это уже война, а не цацки-пецки. Потому что, когда он пробежал положенные сто метров и приготовился стрелять по мишени, прямо у него над головой инструктор стал фигачить из РПК. Причем, сам инструктор был в наушниках, а вот у Макса уши сразу свернулись. Но это было только начало. Понятное дело, что от неожиданности Зверь по мишени не попал ни разу. Только-только он привык к выстрелам над головой и стал более-менее осознанно попадать, как стрелять начали уже прямо в него. Точнее, рядом с ним – фонтанчики от пуль плескались буквально в полуметре от его головы. Это инструктор, видя, что просто звук выстрелов подопечного не пугает, стал прицельно палить уже возле головы и рук Зверева.
Точно также «обкатывали» и других новичков, чтобы, так сказать, из необстрелянных гражданских сделать обстрелянных рейнджеров. В принципе, хоть и жёстко, но действенно – уже через пару дней руки у Макса перестали дрожать, он уже не дергался от звуков выстрела и не старался увернуться – инстинктивно – от очередной очереди в упор. Он просто выполнял поставленную задачу. Поразить мишень? Поразил. Перебежка полста метров вправо? Перебежал, занял позицию. Прикрыть огнем напарника? Прикрыл. И так далее.
Кое-какие армейские навыки ему пригодились. И стрельба в поле быстро пошла – мишени он поражал уверенно и на расстоянии, и в упор, когда внезапно инструктор бросал справа и слева от него разные предметы – рюкзак, каску, камуфляж – и кричал: «Противник справа!» и «Противник слева!»
Но в первом же бою оказалось, что все эти навыки, которые действовали на полигоне, не имеют ничего общего с реальным боем. Потому что бои проходили обычно в населенных пунктах. Причем, даже не в городах, а в селах. Вся тактика наступления сводилась к продвижению двумя колоннами, точнее, цепочками из ополченцев вдоль дороги, за одним-единственным БМП или БТР. Причем, шли не по обочине, где могли быть мины, а именно по самой кромке дороги. И при первом же сообщении о появлении противника моментально все забегали в ближайший двор, после чего командиры отделений и взводов, как более опытные бойцы, сразу начинали лупить из подствольников ВОГами9 по вероятному противнику куда-то по направлению «в ту степь», изредка получая по рации какие-то ориентиры. Кто там корректировал их огонь, было не понятно.
Популяв в белый свет, как в копеечку, группа снова выползала на улицу и потихоньку шла дальше. Бронетехника медленно продвигалась вперед, иногда грозно поворачивая башню то вправо, то влево. Но ни разу Макс не видел, чтобы танкисты стреляли. Автоматные очереди трещали постоянно, подствольники хлопали, а вот чтобы «работала» бронетехника – этого ни разу не было. Ну, разве что пару раз он слышал, как «щелкали» КПВТ, вероятно, выбивали укров из укрепленных пунктов.