Труп-невидимка

Глава первая

Я почувствовала опасность, но не успела поднять голову. Что-то страшное, тяжелое слетело с темнеющих небес, плюхнулось передо мной, и я увидела глядящие на меня снизу вверх огромные горящие глаза, увидела оскаленную пасть, толстые белые клыки, и уже каким-то краем подсознания уловила, что это чудовище покрыто крупной зеленой чешуей, толстой и совершенно непробиваемой. Оно должно было зарычать, или завизжать, или поразить меня инфразвуком, но оно лишь плотоядно смотрело, и тут длинный лиловый язык, свисающий из пасти, качнулся и обвел ее края точным злобным движением…

Не в силах разогнуться, я откачнулась от чудовища и села на мокрый асфальт.

С самого раннего детства мне снится один и тот же кошмар. Стою на длинной, тесно застроенной домами улице. Мимо, торопясь, пробегают прохожие. И никто, решительно никто, на меня не смотрит! Вдруг один оборачивается – и я с ужасом вижу, что у него вместо лица – клыкастая морда, вместо бороды – мелкая и колючая чешуя стального цвета. В страхе я принимаюсь хватать других людей за руки, незнакомцы покорно тормозят, проезжая по асфальту длинными и не способными втягиваться когтями задних лап, и они все – как близнецы, с широкими лягушачьими ртами, острыми клыками и чешуйчатыми бородами. Бритых, кажется, не было ни одного.

Проснувшись, я первым делом хваталась за бумагу и карандаш. То есть, в раннем детстве это был цветной карандаш, потом появилась авторучка, потом с годами прибавились фломастеры, а вот теперь на случай кошмара рядом со мной всегда лежит раскрытый ноутбук. И тогда я принималась отчаянно рисовать, теперь же – писать, писать, писать, и всякий раз я, проснувшись в холодном поту, пишу, пишу, пишу, пока не успокоюсь. Иногда получается довольно много.

Я уже давно собираюсь сходить к психотерапевту и попытаться узнать, какие монстры в моей душе вызывают сей кошмар. Останавливает только воспоминание про одну мою подругу, которая отвела сына лечиться от энуреза. Дольше с этим тянуть было нельзя – парень уже вовсю страдал от несчастной любви, огрызался, отказывался от совместных с родителями выходов в кукольный театр и в зоопарк. Я всегда считала, что в зоопарк детей следует водить за ручку, пока они еще школьного возраста, а студент четвертого курса вполне может с этим справиться сам. Подруга нашла через знакомых именитого психоаналитика – звали его, кажется, Михаил Раймондюкас. Психоаналитик занимался с ребенком целый год, получил кучу денег и достиг, надо сказать, положительного эффекта. Петька продолжает мочиться в кровать по ночам, но теперь он этого не стесняется. Раймондюкас объяснил ему, что этой привычкой следует гордиться.

По счастью, ужасающий сон навещает меня всего два раза в месяц, Но я никогда не могла предположить, что увижу наяву страшное чудище с горящими глазами и торчащей чешуей. А как хорошо начинался день!

У моего свекра, Альфонса Альфонсовича, постоянно занятого просмотром всяких загадочных видеокассет человека, образовалось свободное время, и он согласился, чтобы я наконец отвезла его к окулисту – поменять очки. В последнее время я подозревала, что свои кассеты он смотрит исключительно наощупь. И даже забывает иногда включить видак. Причем свекор милостиво сел не в свой джип, а влез в мой «Вольво», с непривычки треснувшись лбом о косяк, после чего всю дорогу терпеливо молчал, ни разу не покритиковав мою манеру вести автомобиль.

И вообще он сегодня с утра вел себя крайне приветливо – спустившись в лифте и перепутав дверь столовой с дверью холла, он не разразился во дворе комментариями и не швырял в окно шлепанцем, чтобы его впустили, а кротко отирался на крыльце, пока мы не заметили его отсутствия. А ведь погода была прескверная – тот период, когда для осени уже слишком холодно, а для зимы еще слишком слякотно.

За столом, когда моя младшая свекровь Нинель Аристарховна, от третьего мужа Валерия Куропаткина, у которой периоды бесчеловечной диеты перемежались периодами щенячьего обжорства, слопала за завтраком шесть пирожков, половину кулебяки с бараниной, тарелку обязательной овсянки, йогурт, запила это кружкой портера и уехала к себе на четвертый этаж с коробкой мороженого в руках, добрый свекор не стал язвить, как всегда, поминая всуе грузоподъемность нашего пассажирского лифта, а только вздохнул. Когда мы убедились, что на сей раз лифт все же сработал и кабинка не застряла, он весьма ласково спросил:

– Яшенька, может, мы переведем Нинелечку в другое крыло особняка? Тогда ей будет удобнее пользоваться грузовым лифтом.

Яшей меня зовут не потому, что в младенчестве родители по странной ошибке окрестили меня Яковом. Просто мать во время беременности взахлеб читала детективы пани Иоанны Хмелевской. Естественно, она уговорила папу назвать меня Иоанной. Имя, возможно, стало роковым – до сих пор надо мной витает тень прославленной польской пани. А когда его стали сокращать применительно к розовощекой крошке, которую просто нелепо звать Иоанной, то и образовалась Яша.

Вообще свекор, когда с ним не случается склероза, бывает даже остроумен. Но каждый раз, когда он изрекает что-то этакое, приходится ломать голову: остроумие или все-таки склероз?

Сегодня за завтраком, когда моя старшая свекровь Авдотья Гавриловна соблаговолила наконец спуститься к общему столу и вынесла на всеобщее обозрение потрясающий вечерний макияж, Альфонс Альфонсович запахнул халат, изображая неумеренную стыдливость, приподнялся над стулом и очень светски произнес:

– Доброе утро, сударыня, разрешите представиться – Альфонс Альфонсович Сидоров!

Все мы оторвались от тарелок и уставились на старца, нависшего над столом в таком поклоне, что сделалось страшно за посуду.

– Папа, вы что? – зашипела я. – Это же вошла Авдотья Гавриловна!

Свекор выпрямился и стал ошарашенно озираться.

– Где Авдотья Гавриловна?!

– Да вот же! – тут мы все стали тыкать пальцами в старшую свекровь, застывшую на пороге, как мраморное изваяние на аристократическом кладбище.

– Кто? Это? – свекор помотал головой. – Ну, вы даете! Я вообще не понимаю, как эта особа сюда попала! Авдотья Гавриловна – солидная женщина, я ее прекрасно знаю, а это… Погодите, уважаемая, все-таки я вас где-то встречал… А! Вспомнил! Проезжал вчера мимо трех вокзалов, а вы там стояли на углу, выставив коленку, и нервно курили!

Мне стало страшно – Альфонс Альфонсович действительно брал недавно свой джип и куда-то ездил. Но не вчера! При мысли, что мой престарелый свекор околачивался на дорогущей машине в районе трех вокзалов и таращился на продажных девиц, мне сделалось дурно. И еще дурнее – при другой мысли: что Авдотья Гавриловна с таким макияжем действительно могла отправиться вечером на поиски приключений… Это в ее-то восемьдесят четыре!..

Но старшая свекровь, очевидно, не поняла пошлого намека и гордо проследовала на свое место. А мне осталось ломать голову, так юмор или все-таки склероз?

Завтрак закончился самым мирным образом. Потом я немного поработала – в издательстве ждали очередной том моих детективных приключений, и оставалось только дописать последние полтораста страниц. Работа пошла успешнее, чем я планировала, – на них ушло не четыре с половиной часа, а всего около трех. Потом мы с зоотехником Гошей занимались нашими животными – у него возникло законное подозрение, что Марик и Бобик отнюдь не однополы, а один из них все же девочка. Но кто именно – понять было сложно. Мы смотрели, как эта парочка увивается друг вокруг дружки, и молча чесали в затылках. Однополые так себя не ведут, это уж точно…

Но животные были бодры, здоровы, общительны, и мы отложили экспертизу до другого раза.

И вот, пожалуйста! Ну почему мне так отчаянно захотелось курить?! Ну, почему я решила взять десять блоков своих любимых сигарет «Голуаз» именно в этом киоске? Почему я припарковала свой «Вольво» именно здесь?

Сидя у заднего колеса и трясясь крупной дрожью, все-таки вокруг меня и подо мной было очень сыро, я таращилась на открытый багажник, куда только что выронила десять блоков «Голуаз». Головы чудовища я не видела, но оно было там, внутри, в багажнике! Оно затаилось, готовое напасть на меня, как только я покажусь в его поле зрения!

Свекор, не дождавшись меня, высунулся из машины.

– Люсенька, ты куда пропала?

Люсенькой зовут нашу гувернантку, которую я приставила к свекровям и к свекру. Кажется, именно ее он чаще всего путает с видеокассетой, когда ему приспичит посмотреть что-нибудь наощупь. Я успела подумать, что на сей раз, кажется, свекор демонстрирует не юмор, а склероз, и тут над краем багажника блеснули адским пламенем глаза чудовища. И раздался негромкий рев.

Это было уже слишком.

Последнее, что я помню, – это слова на неизвестном языке, пробившиеся сквозь рев. А потом были тишина и темнота.

Когда я очнулась, затылок ощутимо болел. Я потрогала голову, волосы были мокрые. Ну конечно, я не просто приложилась затылком об асфальт, но еще и угодила в лужу. Надо мной склонились незнакомые люди, среди озабоченных лиц я узнала костлявую физиономию Альфонса Альфонсовича.

– Эй, Мусенька, – донеслось до слуха. – Ты как? Жива?

Мусенька – это наша старшая горничная. Когда имеешь шестиэтажный особняк, да не где-нибудь, а в Вилкине, поневоле заведешь целый штат обслуги. Надо думать, и на сей раз был склероз, а вовсе не юмор.

Я села и прошептала:

– Можно кофейку?

– Сейчас, сейчас, – послышался тоненький голосок, и к моему рту приблизился стакан с тепловатой водой.

– Где я?

– Не знаю, – ответил свекор.

– Как?

– Так. Разве ты докладываешь, куда едешь? И когда ты за рулем, лучше ехать, закрыв глаза! Потому что…

И он разразился неожиданно гневной речью, припомнив все мои огрехи с того самого дня, когда я, окончив автолюбительские курсы, заплатила за права около трех тысяч долларов и впервые самостоятельно села за руль собственной машины.

Поняв, что от тепловатой водички мне сейчас станет дурно, я оттолкнула стакан. И тут же ощутила неловкость – маленькая дохленькая бабулька во фланелевом халате, наверно, нарочно домой за стаканом бегала, чтобы меня воскресить. Я с трудом нашла карман норкового полушубка, вынула кошелек и сунула бабульке стодолларовую банкноту. Наверно, можно было дать и меньше, но, как на грех, ни одной бумажки в пятьдесят долларов там не оказалось, а мелочи я не держу из принципа.

Затем мои глаза оглядели окрестности и осталовились на открытом багажнике. Никто от него не шарахался, никто не вопил от ужаса, и трудно было предположить, что эти люди не обратили внимания на страшное чудище с чешуей.

Или оно обладает гипнотическими способностями?!.

– Какой ужас! – воскликнула я. – Бегите, спасайтесь!

– От кого спасаться, Люсенька? – поинтересовался свекор.

Я ткнула пальцем в багажник.

– Да вы пейте водичку-то! – проскрипела бабулька. – Успокойтесь, а потом посмотрите, что там у вас в багажнике! Вот ведь сволочь! Так человека напугать! Виданное ли дело?! Правду говорят, что она совсем сумасшедшая! Жаль мужика, возится с ней, как с куриным яйцом!

Я не поняла, что означает это сравнение. По-моему, единственная возможность для мужика хоть сколько-то повозиться с куриным яйцом – это пожарить себе яичницу.

– На днях прохожу я мимо, в магазин иду за солью, а у них как раз дверь отворяется, а она – на пороге, в халате, босиком, глазищи бешеные, а он ее обратно внутрь запихивает, а она как запоет, как запоет!

– Что запоет? – тупо спросила я.

– А это! «Я сошла с ума-а-а-а!!!» – бабулька очень похоже передразнила известную лесбиянскую парочку «ТАТУ».

– А потом? – с неожиданным интересом спросил свекор.

– Потом он ее туда обратно запихал. А я скорее вниз, за солью!

– Кто запихал? – поинтересовалась я.

– Да кто ж его знает, кто он ей! – вмешалась еще одна женщина, та, что поддерживала мои плечи. – Брат, сват! Родня какая-то!

– И не родня вовсе! Он ее при мне по имени-отчеству звал! – перебила третья.

– По имени-отчеству, а в квартире бомжатник! Я заглянула – и ой, мама дорогая! Ни коврика на полу! Халат на старухе сто лет не стиран!

– А с чего ковры, когда он на «копейке» ездит, штаны с пузырями, кроссовки – как с помойки!

Они загалдели, а я опомнилась настолько, чтобы, упершись рукой в асфальт, заглянуть в багажник.

Чудовище подмигнуло мне, и я опять заорала.

Тут у кого-то хватило ума закрыть мне рот, а бабулька за лапу вытащила чудовище и плюхнула его передо мной в лужу.

Это оказалась огромная игрушка – дракон почти в натуральную величину, с гребнем по спине и прочими достоинствами. А глаза мигали и сверкали потому, что отражали свет ближайшего фонаря. И язык свешивался опять же потому, что был пришит к морде именно таким образом. И пищалка-ревелка, вмонтированная ему в брюхо, исправно действовала…

Понемногу выяснилось: в доме, возле которого я опрометчиво припарковалась, чтобы купить свои любимые сигареты «Голуаз», на седьмом этаже некий мужчина недавно приобрел двухкомнатную квартиру и вселил туда сумасшедшую старуху. Вместо со старухой он привез целый грузовик дорогих игрушек – дракон, который так меня перепугал, был еще не самой крупной зверюгой, соседи видели, как грузчики, чертыхаясь, пихали снизу вверх настоящего мохнатого мамонта с хоботом. Уж кем он этой старухе приходился, сыном, внуком, зятем или двоюродным племянником, никто из соседей не понял. То есть, не мамонт, а мужчина. Этот новоявленный хозяин квартиры сам там не ночевал, а только раз в два дня привозил на «копейке» продовольствие, ежедневно же приходила смотреть за безумной бабкой какая-то молодая женщина, и тогда из квартиры доносились отчаянные вопли. Соседи предположили, что женщина – всего-навсего медсестра и делает старухе уколы, после чего наступает тишина. Больше они ничего пронюхать не успели. Вот разве что слышали, как мужчина однажды назвал бабку то ли Марианной Васильевной, то ли еще как-то, но непременно с отчеством.

На окне спальни и гостиной он установил решетки, но кухонное окно почему-то осталось неохваченным. И старуха повадилась, когда ей удавалось удрать из спальни, выкидывать оттуда посуду. Поскольку оно было не настолько велико, чтобы она протиснулась наружу, то мужчина, очевидно, и медлил с установкой решетки. Но на сей раз в окно полетела игрушка – надо полагать, нелюбимая. А может, самая любимая – старуха решила выпустить животное на свободу. И надо же тому стучиться, чтобы проклятый дракончик рухнул прямо мне в багажник!

Разобравшись и немного придя в себя, я поблагодарила женщин, села в машину, рядом устроился свекор, и мы поехали туда, куда собирались, – к окулисту.

– На него можно подать в суд, – неожиданно сообщил свекор, когда я притормозила у дверей клиники.

– На кого?

– На мужчину, Яшенька.

– Какого мужчину?

– Хозяина квартиры.

Свекор принялся вычислять моральный ущерб, который я понесла в результате падения дракона.

– Перестаньте, Альфонс Альфонсович, – я даже поморщилась. – Мы не знаем, кто он, как его зовут, что у старухи за диагноз. И у нас нет никаких доказательств морального ущерба.

– У нас есть свидетели, – упрямо сказал он.

Во рту у меня сделалось нехорошо – я вспомнила тепленькую водичку из-под крана. Следовало бы поскорее вернуться к злополучному дому и купить для бабульки десять, а лучше двадцать больших бутылей с фирменной питьевой водой, а также холодильник, где бы можно было ее охладить. Обычно я именно так и делаю. Когда я распутываю очередную уголовную историю и мне попадается свидетельница – приличная бабушка с безупречной репутацией, я сразу еду в ближайший супермаркет и закупаю ей продовольствия тысячи этак на полторы долларов. Добродетель должна вознаграждаться сразу и практическим образом. Деньги же бабушкам в руки давать, как мне кажется, опасно. У них у всех есть дети и внуки, которые спят и видят, как бы сама знаменитая любительница частного сыска Яша Квасильева приехала, задала два-три вопроса и оставила на буфете две-три сотенно-долларовые бумажки.

– Ну и что скажут эти свидетели? Что я испугалась большой плюшевой игрушки?

– Ты разбила затылок, Люсенька, – ласково сообщил он.

Я только рукой махнула.

– Мало ли где я могла его разбить?

Свекор посмотрел на меня с обидой и даже несколько презрительно.

– Я сам доведу это дело до конца, – сказал он. – У меня есть доказательство, что ты пострадавшее лицо. Я этого так не оставлю!

– Хорошо, хорошо, не оставляйте, но только сейчас нас уже ждет окулист, – ответила я. И действительно – он нас ждал.

Я взяла свекра за руку и повела его в кабинет. Свекор сопротивлялся – он не любил, когда его учили жить. А окулист со своей таблицей вызывал у него комплекс неполноценности. Но и жить дальше со старыми очками Альфонс Альфонсович тоже больше не мог. То, что он путает меня с молоденькой и стройной Люсенькой, можно при желании счесть за подсознательный комплимент. То, что зовет Мусенькой, тоже еще простительно – Мусеньке еще нет тридцати, и она хороша собой. Но ведь настанет день, когда он обратится ко мне «Нинель Аристарховна»! И это будет последним днем наших хороших отношений – младшая моя свекровь весит около полутора центнеров и обожает огромные парики с начесом.

Так что новые очки я ему закажу, невзирая ни на какое сопротивление. Не хочу, чтобы наш уютный домашний мирок сотрясался еще и от этого скандала.

Глава вторая

Я размеренно кивала головой, изредка поглядывая на часы. Впрочем спешить мне, Иоанне Квасильевой, некуда. Честно говоря, я провожу дни в праздности, ожидая, пока мне под ноги подвернется очередной труп или рыдающий голос в телефонной трубке призовет меня искать и разоблачать банду убийц. Быть любительницей частного сыска – большая морока, и в промежутках между опасными делами праздность мне просто необходимо.

Только не подумайте, что так было всегда.

Долгие годы, устраивая свою личную жизнь и меняя мужей, я вдобавок преподавала русскую словесность и носилась задрав хвост по частным ученикам. Уходила из дому в восемь, возвращалась в десять, шатаясь от усталости. Все-таки поиски мужа – очень утомительное занятие. А они, мужья, расставаясь со мной, оставляли мне на память своих близких – как залог того, что они, мужья, когда-нибудь вернутся. Так ко мне попали старшая свекровь Авдотья Гавриловна, младшая свекровь Нинель Аристарховна и свекор Альфонс Альфонсович, причем если насчет свекровей я знала точно, чье это наследство, то со свекром возникали сложности – иногда мне казалось, что он и есть настоящий отец всех моих мужей, такие подробности сообщал о них старик…

Свекрови молодились, тратили свои пенсии на яркие наряды и макияж, мечтали в последний раз выйти замуж, свекор тоже не унимался. Он всегда любил одеться и с большой неохотой натягивал брючата, сшитые трудолюбивыми работниками фабрики «Смена». Примерно десять лет назад он не на шутку влюбился, но дама сердца с презрением отвергла его, предпочтя персонального пенсионера Изю Левинского, которому шестиюродная племянница Моника постоянно присылала шмотки из Америки. Свекор крепко запомнил эту беду – и теперь, когда Изя давно скончался, не упускает случая проехать на своем джипе мимо окон корыстолюбивой дамы. Окна выходят на пустырь, и обычно за свекром приходится посылать автокран. Он стоит у нас на заднем дворе, и зоотехник Гоша при необходимости, ругаясь и плюясь, садится за руль.

Так мы и жили в двухкомнатной квартирке – я, две свекрови, свекор, незамужняя дочка Нинели Аристарховны Светик, два внука Авдотьи Гавриловны, юные оболтусы, которых приходилось водить в школу под конвоем, и Алевтина Марковна, насчет которой я всегда сомневалась – вроде бы моей свекровью она быть не могла, я бы такое запомнила, но никто из старшего поколения ее за свою родственницу не признавал, а сама она всякий раз говорила иное. Еще с нами жили животные, к которым меня приохотил шестой супруг.

Но однажды кто-то из богов глянул на землю и решил, что нам не хватает приключений. И тут же произошел каскад невероятных событий.

Незамужняя Светик вела большую переписку по объявлениям. Отчаявшись найти себе белого жениха, она вышла замуж за пожилого негра и уехала с ним то ли в Камерун, то ли в Зимбабве. А там как раз произошел завершающий этап государственного переворота, перебили всех племенных вождей, и оказалось, что из всех претендентов на трон уцелел только Мвалабобе, благополучно пересидевший все тридцать четыре года гражданской войны в институте Дружбы народов имени Патриса Лумумбы.

Светик стала чем-то вроде королевы, мы поехали к ней в Африку… Словом, не буду пересказывать всех приключений, скажу только, что в результате мы стали обладателями огромного состояния. Теперь наша жизнь проходит между Африкой и Москвой, впрочем, Светик почти безвыездно живет в Африке, при ней – большая любительница жары Алевтина Марковна, мы же предпочитаем пригород Москвы, очень престижный поселок Вилкино, где построили себе скромный особняк, и…

Так что я собиралась написать?

Вспомнила. Я собиралась написать детектив, где было бы много убийств, я люблю писать такие детективы. Сперва все это случается со мной в жизни, а потом я сажусь и по свежим следам заношу все это в компьютер. Пока не забыла, что к чему, вернусь-ка я к сюжету.

Итак, мы вернулись в Вилкино, моя голова от соприкосновения с мокрым асфальтом совсем разболелась, и я, бросив раскрытую машину во дворе, сразу поплелась к себе на второй этаж, попросив старшую горничную Мусеньку приказать кому-нибудь из младших горничных забрать в багажнике десять блоков моих любимых сигарет «Голуаз».

– Ну так как? – выкрикивал, ковыляя следом за мной, свекор. – Ты это сделаешь?

– Что? Что надо сделать?

Свекор тяжело вздохнул.

– Подать в суд.

– На кого подать?

– На того мужика.

– Какого еще мужика?

– Чья матушка сбросила тебе в багажник дракона. Ты же моральный ущерб понесла! Вон, еле на ногах держишься!

– Никто не видел, как проклятый дракон свалился в багажник! – сердито воскликнула я. – Никто, кроме меня! А потом его вообще оттуда вытащили. Уже никому и ничего не докажешь.

– Кто вытащил?! – возмутился свекор. – Наоборот, я его еще глубже запихал! Я знал, что он нам понадобится! На драконе остались пальчики старухи – так что вызывай, Яшка, этого своего мента, и будет оформлять дело! Мусенька! Мусенька!

Когда нужно, старик перестает путать имена, я уже не раз в этом убедилась. И слух у него тоже подозрительно обостряется.

Появились старшая горничная Мусенька и младшая горничная Анечка с десятью блоками моих любимых сигарет «Голуаз».

– Положите сигареты на комод и спуститесь в гараж, – приказал свекор. – У Яшеньки в багажнике лежит дракон. Наденьте резиновые перчатки, достаньте его и принесите сюда.

Гараж у нас не маленький – у меня «вольво», у Альфонса Альфонсовича «джип»: у свекровей по «ауди», у внуков Авдотьи Гавриловны по крутому байку и по «ниссану», у Алевтины Марковны антикварная «победа», и еще несколько машин обслуги. Автокран, правда, уже не поместился.

Пока Мусенька ходила за драконом, я села за компьютер. Нужно было срочно настучать начало нового детектива.

Я иногда совершаю свои маленькие открытия. Например, такое. Начать нужно захватывающе. Вот, скажем, так:

"Я почувствовала опасность, но не успела поднять голову. Что-то страшное, тяжелое слетело с темнеющих небес, плюхнулось передо мной, и я увидела глядящие на меня снизу вверх огромные горящие глаза, увидела оскаленную пасть, толстые белые клыки, и уже каким-то краем подсознания уловила, что это чудовище покрыто крупной зеленой чешуей, толстой и совершенно непробиваемой. Оно должно было зарычать, или завизжать, или поразить меня инфразвуком, но оно лишь плотоядно смотрело, и тут длинный лиловый язык, свисающий из пасти, качнулся и обвел ее края точным злобным движением…

Не в силах разогнуться, я откачнулась от чудовища и села на мокрый асфальт."

А потом, когда мои читательницы заинтригованы, можно расслабиться и со вкусом рассказать историю моего семейства. Женщины любят, когда рассказываю про свое семейство и своих животных. Им тогда кажется, будто любая тетка, имеющая родственников и живность, может сидеть и писать детективы. А это далеко не так!

Пока я писала начало нового детектива, Альфонс Альфонсович исчез. Мы объявили розыск и обшарили весь особняк. Старик сильно разволновался из-за рухнувшего ко мне в багажник дракона. Чего доброго, лежит где-нибудь, держась за сердце, и даже застонать не может.

Его «джип» мирно стоял в гараже, а вот заглянуть на задний двор мы не догадались. Только на следующий день выяснилось, что свекор уперся на автокране. Я до сих пор понять не могу, что это с ним было: склероз или все-таки юмор.