Вождение за нос
Наступила моя очередь представиться. Затягивание с этим дальше могло быть расценено только как отсутствие у меня хороших манер.
– Татьяна Иванова, – сказала я, все еще поглощенная рассматриванием.
Ценников, как в «Лавке древностей», естественно, нигде не наблюдалось, и все же не спасало Гробовских – я автоматически начала прикидывать стоимость обстановки. Интересно, это все куплено на деньги, полученные Гробовским за продажу копий в качестве раритетов? Привычка видеть не столько приятные стороны жизни, скорее наоборот, не покидала меня.
– Судя по всему, ваш супруг поклонник не только раритетной мебели, – с некоторой иронией заметила я, показывая на китайский фарфор наверняка не нашего и даже не прошлого столетия, выставленный в резной горке.
– Семнадцатый век, одна из последних династий. Я вижу, вы знаток, но сама не разбираюсь во всем этом. Редкости – исключительно пристрастие мужа. Он скоро должен выйти.
Судя по отсутствию звука льющейся воды, квартира была больше, чем я предполагала. По коридору просматривалась еще одна комната. По царившему там полумраку я решила, что это спальня. Дверь, около которой я опустилась в кресло, вела, видимо, в кабинет. Оттуда чувствовался легкий, но все же ощутимый запах краски и лака. Однако мое любопытство не могло быть удовлетворено до тех пор, пока хозяин не закончит принимать ванну. Оставалось надеяться, что он не большой поклонник водных процедур, иначе неизвестно, сколько времени мне придется провести в этом филиале «Лавки древностей».
Я и не думала скрывать свое нетерпение в ожидании Гробовского, и хозяйка, терзаясь относительно причины моего визита, не находила себе места. Она невпопад рассказывала о мебели, о сложной профессии супруга, пытаясь заодно узнать, какие дела связывают меня с ним. В конце концов решив, что я, так же как и он, занимаюсь коллекционированием, предложила мне последний каталог фотографий.
Минуты тянулись мучительно медленно, возникало ощущение, что стрелки напольных часов, очевидно, из красного дерева, стоявших напротив меня, склеились. Утешало то, что антиквара я сумела найти в первый же день. Если сумею с ним договориться, возможно, все пройдет без осложнений, но червячок тревоги, засевший где-то глубоко внутри, не давал покоя.
– Может быть, кофе? – любезно предложила Элеонора Наумовна. Как ярый противник растворимого продукта, я всякий раз побаивалась положительно отвечать на этот вопрос, но подумала, что в таком доме уж точно отдают предпочтение всему натуральному. Так что я попросила черный, без сливок и сахара.
– Витольд Модестович тоже предпочитает черный. Особенно после того, как приобрел кофейную мельницу из чистого серебра. Он говорит, что не стоит губить вкус и аромат напитка добавками, как бы хороши они не были.
– Полностью с ним согласна.
Гробовская удалилась. Я слышала, как по пути на кухню она постучала в дверь ванной комнаты, но ей никто не ответил, потому что она несколько раз окликнула мужа, но совершенно безрезультатно.
Вернувшись через минут пять с подносом, на котором стоял кофейник, молочник, две чашки из тонкого, чуть розоватого фарфора, хозяйка установила его на невысоком столике. От кофейника по всей комнате распространялся упоительный аромат. «Да уж, – подумала я, – в таких домах не подают что попало».
– Простите за нескромность, но что привело вас к мужу? – наконец спросила Гробовская, не выдержав неопределенности.
Решив, что скрывать ничего не стоит, я сказала о статуэтке Мары, которую поручил мне забрать мой клиент. Говорить о своей профессии, когда о ней не спрашивают, не в моих привычках, поэтому уточнение, что я «частный детектив», пропустила. Не думаю, что это сообщение как-то подняло бы женщине настроение. Я, не торопясь, достаточно осторожно, чтобы не выдать истинных причин своего появления здесь, поведала о необычайно занятом заказчике, который, к сожалению, не может выбрать времени для встречи с Витольдом Модестовичем.
– Знаю-знаю. Мара стоит у него в кабинете. Он фотографировал ее для каталога, – подтвердила объяснение, которое дал мне Архипов еще в «Камелоте», когда рассказывал, почему Гробовский попросил дать ему статуэтку. – Но поймите меня, пожалуйста, вы очень симпатичный человек, и тем не менее я не могу впустить вас в кабинет мужа. Думаю, вы подождете еще немного, пока он не выйдет. Просто его работа такова, что…
– Я все прекрасно понимаю. Сама не люблю, когда без меня кто-то распоряжается моими вещами. Кроме того, мне хотелось бы не только забрать статуэтку, но и поговорить с Витольдом Модестовичем. Разумеется, я подожду еще немного.
Тем не менее меня смущал тот факт, что хозяйка дома так легко обо всем говорит. Либо она прекрасная актриса и наш театр много потерял, не имея такой в высшей степени талантливой дамы в основной труппе, либо Элеонора Наумовна ничего не подозревает о темных делишках супруга. В любом случае Гробовская тянет и на великолепное прикрытие, и на такую же великолепную соучастницу. И все же то, что она так сильно волновалась, когда я пришла, заставляло подозревать что-то дурное.
Вот и сейчас, несмотря на вежливость и настоящую изысканность манер, женщина казалась не просто взволнованной, как это было вначале, а заметно нервничающей. Она снова извинилась передо мной за столь длительное ожидание и сказала, что еще раз пойдет поторопить мужа. Я не стала протестовать, потому что три чашки великолепного кофе зарядили меня кофеином настолько, что сидеть на месте становилось невмоготу. Хотелось действий, хотелось сегодня же закончить это дело, получить свои суточные и обещанную премию за срочность выполнения.
Элеонора Наумовна появилась минуты через две в тот момент, когда я, забыв правила приличия, наливала себе еще одну чашечку кофе, не дожидаясь очередного предложения хозяйки. Я подняла на нее глаза и чуть не поперхнулась. Столь заметной и быстрой перемены в лице человека мне давно не приходилось видеть. Возникало ощущение, что женщину мучает какая-то нестерпимая боль, от которой никак не избавиться.
– Что с вами? – спросила я, понимая, что вот сейчас подтвердятся самые дурные из всех моих предположений.
– Он… он заперся в ванной… прошло уже столько времени, я стучала… Звала его, но все бесполезно. Он не открывает дверь! Что делать? Что мне делать?
– Прежде всего успокоиться. У вашего супруга здоровое сердце? – задала я самый очевидный в подобной ситуации вопрос. В нем была и практическая польза: Гробовская могла подготовиться к самому худшему, если такому суждено случиться.
Интуиция практически никогда не подводила меня. А может быть, это вовсе и не интуиция, а профессиональное чутье, помноженное на интеллектуальный коэффициент, который у меня значительно выше среднего.
– Где у вас ванная комната?
Элеонора Наумовна провела меня по коридору в сторону спальни, только налево. Аккуратная арочка была сделана специально, чтобы не акцентировать внимание на ванной и соседнем с ней туалете.
– Вот здесь, – указала на дверь Гробовская.
Теперь стал слышен шум льющейся воды. А то я уже подумала, что хозяйка только для отвода глаз сказала мне про водные процедуры супруга. На всякий случай я постучала. Мало ли что? Нехорошо начинать знакомство с человеком, врываясь к нему в ванную, даже если знаешь, что человек не очень хороший. Однако ответа не последовало: вода так и продолжала литься из крана – больше ничего.
– Я могу попробовать взломать дверь, если так открыть не получится, – сказала я Гробовской, обернувшись к ней. Других предложений на данный момент у меня не было. Придется Элеоноре Наумовне выбирать – стоять под дверью или взламывать ее.
Осматривая запор, находившийся в ручке, я вспомнила, что такой достаточно просто открыть, если чем-нибудь снять верхнюю закрывающуюся крышечку, а затем протолкнуть собачку ножом или шпилькой. Даже ломать не придется – дверь останется целой. Что же касается замка, это уже не мои проблемы.
Объяснив хозяйке, как можно открыть ванную, я попросила ее отвести меня в кухню, дабы найти там что-нибудь подходящее для предстоящей операции. Сейчас я уже была не столько частным детективом Татьяной Ивановой, а вся служба спасения в одном лице.
В одном из ящиков я обнаружила топорик для рубки мяса. Антиквариатом он не выглядел, и я решила, что не нанесу материальный ущерб семейству, если воспользуюсь им.
Расковырять защитный кружок на ручке двери оказалось минутным делом, так что Элеонора Наумовна смотрела на меня не как на коллекционера, понимающего толк в антиквариате различных эпох, а скорее как на вора-домушника, который несколько раз в сутки взламывает замки.
– Будьте так добры, нужен нож с длинным тонким лезвием, – попросила я. Замок оказался несколько сложнее, чем я ожидала. – А будет еще лучше, если вы отыщете спицу. Тогда можно будет считать, что дверь мы откроем без косметических потерь… Не считая моего сломанного ногтя, – добавила я, рассматривая испорченный маникюр, который утром был совершенно безупречным.
Покопавшись где-то в недрах антикварно обставленной квартиры, хозяйка, наконец, принесла мне то, что я просила. Просунув спицу в узкое отверстие, я надавила одновременно на нее и повернула ручку. Дверь в ванную открылась, словно по мановению волшебной палочки. Всплеснув руками, Элеонора Наумовна поспешила войти туда первой. Впрочем, лишать ее этого права я и не собиралась. Видимо, за все это время она порядком нанервничалась, решила я, уловив запах валерианки, исходивший от нее.
Дальше произошло именно то, чего я, признаться, подсознательно ожидала. Конечно, не с первого момента, как только переступила порог этой квартиры, но достаточно давно. С рвущимся из легких криком Гробовская попятилась. Еще немного, и она бы рухнула на пол, но я вовремя подхватила ее. Всхлипнув, она осела у меня в руках. Но я все-таки попыталась заглянуть в ванную, дабы воочию увидеть, что же там произошло.
Найти Витольда Модестовича живым я даже не надеялась, но вот для того, чтобы понять, отчего он умер, мне было совершенно необходимо как можно быстрее увидеть его. Вода, как правило, имеет свойство смывать многие улики.
Элеонора Наумовна была практически без чувств, поэтому я прислонила ее к стене, будто она была предметом мебели, а не живым человеком, позаботившись лишь о том, чтобы женщина не упала.
Гробовский лежал в ванне. Напора воды хватило бы для того, чтобы затопить не одну квартиру этажом ниже, если бы пробка была заткнутой. Никаких признаков насильственной смерти я не обнаружила. Возможно, все произошло иначе, заткни он сливное отверстие. Тогда через десять, максимум, пятнадцать минут примчались бы соседи. А так прошло два часа.
Ничего другого, как закрыть кран и вызвать «Скорую помощь», мне не оставалось. Но я еще раз, следуя профессиональной привычке, осмотрела ванную комнату до того, как сюда прибудут врачи и милиция.
Остроносые тапочки стояли на светлой плетеной циновке, короткий халат из плотного шелка висел на вешалке рядом с купальным, аккуратно сложенное полотенце – на корзине для белья. Все говорило о том, что жертва несчастного случая – или все же преднамеренного убийства – ни о чем не подозревала. Да и что могло вызвать подозрения человека, находящегося у себя дома в ванной комнате? Вроде бы ничего. Однако в моей памяти прочно сидел образ взволнованной супруги, когда она открыла мне дверь и сообщила, что супруг в ванной. И на всякий случай я решила заглянуть в карман домашнего халата.
Чутье частного детектива не подвело меня и на этот раз. Кроме очков в тонкой оправе, я увидела крохотный осколок ампулы и поторопилась вернуться в холл, где осталась моя сумочка. Хорошо, что пластиковые пакеты для улик у меня всегда с собой, независимо от того, куда и зачем я иду.
Только я успела поместить осколок в пакет и убрать его в сумку, как на пороге появилась Элеонора Наумовна. Судя по всему, ее состояние было опасно близким к истерике, что, в принципе, не удивительно. Не каждый день приходится обнаруживать мертвого супруга в ванной.
– Что случилось? – спросила она у меня, словно только сейчас появилась в квартире.
– Не знаю, но я вызвала «Скорую», через пару минут они должны быть здесь. Будем надеяться, люди в белых халатах разберутся, что к чему, – сказала я, внимательно глядя в глаза Гробовской. Мне хотелось проникнуть в ее мозг, прочитать мысли женщины, главным образом для того, чтобы узнать, причастна ли она к смерти мужа. Наверное, это профессия накладывает отпечаток, но я практически перестала верить в смерть, наступающую естественным образом.
Гробовская тяжело вздыхала, будто бы ей не хватало воздуха. Мне снова подумалось, что либо она гениальная актриса, либо женщина очень эмоциональная.
Звонок у входной двери возвестил о прибытии «Скорой». Надо же, на этот раз она среагировала весьма оперативно, ждать почти не пришлось. Видя, что хозяйка не в том состоянии, чтобы что-то делать, я пошла открывать дверь.
На пороге стояли два медика, один из которых держал в руке черный, видавший виды чемоданчик. На их немой вопрос я жестом показала пройти за мной и направилась в ванную комнату. Гробовский так и лежал, задрав голову верх. Бородка клинышком, которую он носил, делала его лицо еще более заострившимся. Мутные глаза Витольда Модестовича были прикрыты, и хорошо. По себе знаю – меньше всего хочется смотреть в глаза покойному, видеть взгляд умершего. Такое обычно надолго запоминается.
Пока Гробовская причитала и лила слезы, ребята быстренько извлекли тело ее мужа из ванной. Поставив предварительный диагноз – сердечный приступ, они выдали свидетельство о смерти и сообщили, что на следующий день можно будет забрать тело для последующего захоронения.
Неожиданно хлынувшие потоком воспоминания Элеоноры Наумовны о различных эпизодах из жизни усопшего супруга меня, надо признаться, ничуть не интересовали. Привычка вначале заниматься делом, а потом всем остальным никогда не отпускала меня, хотя особенной организованностью похвастать я не могу.
Пообещав вдове зайти завтра утром, когда прояснятся некоторые обстоятельства, предварительно узнав у Элеоноры Наумовны, есть ли у нее родственники, я с ней распрощалась.
* * *Уже сидя дома, попивая горячий кофе в кресле, я раздумывала о том, что дела, начатые в понедельник, ничем хорошим не заканчиваются. Может быть, стоит объявить понедельник официальным выходным днем частного детектива Ивановой? Идея неплохая, только вот кушать хочется и в выходные дни, так что придется трудиться и сегодня.
Самая большая неприятность на данный момент была в том, чтобы позвонить Архипову и сообщить, что Гробовский скончался в то время, пока я сидела в его квартире. Но делать нечего – надо так надо. Я достала из кармана визитку клиента и набрала номер мобильного телефона. Абонент, разумеется, оказался недоступен.
Ну да ладно, еще весь вечер впереди, плохую новость я всегда успею сообщить. Гораздо лучше подождать, чтобы смягчить ее каким-нибудь хорошим известием. Если таковые появятся.
Глава 2
С вечера пришлось завести будильник, и его трезвон испортил утро, которое продолжало отвратительную ночь. Вчера мне катастрофически не удавалось заснуть, несмотря на всех пересчитанных овец и прочие способы заманивания сна. Новое дело не выходило у меня из головы. В полудреме чудилось, что Гробовский убит сантехником, который купил у него газовый ключ, оказавшийся подделкой.
Встав с постели, я, как обычно, поплелась в ванную, надеясь бодрящими струями воды смыть всю негативную энергию и привести себя в рабочее состояние. После душа для полного восстановления сил просто необходимо было сварить кофе и тогда подумать над тем, что следует предпринимать далее.
Я засыпала три ложки арабики в турку, залила водой и поставила на слабый огонь. Несмотря на обилие предстоящих дел, торопиться не хотелось. Я зашла в комнату, и мой взгляд наткнулся на замшевый мешочек с магическими костями, лежавший на столе. Может быть, кто-то сочтет подобный оракул лишенным смысла, но мой опыт показывает совершенно противоположное.
Бережно вынув «косточки» из футляра, я отправилась на кухню, чтобы следить за кофе и одновременно решить свою судьбу. Кинув один за другим магические двенадцатигранники перед собой, я посмотрела на создавшуюся комбинацию: 13+30+8. Сие означало: «Внимание! Рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать». Что говорить, прогноз неутешительный. Но, как известно, кто предупрежден, тот вооружен.
Я выпила ароматного кофе, раздумывая, что объяснение с клиентом затягивать больше нельзя. Набирая номер, я лелеяла надежду вновь услышать такое частое «абонент недоступен». Очень уж не хотелось сообщать то, что я должна была сообщить, но…
– Слушаю, – раздался в трубке голос моего клиента.
– Валерий, здравствуйте, это Татьяна. Нужно многое обсудить. Подумайте, где удобно встретиться. Желательно сделать это как можно скорее.
– Понимаю. Через полтора часа в «Равиоли». Вас устроит? У меня как раз закончатся переговоры, и я пару часов буду свободен. Если вам хватит этого времени, то я с удовольствием посвящу его вам.
– Да, конечно. Еще было бы просто великолепно, если бы ваш друг, эксперт в области антиквариата, присоединился к нам. Мне кажется, что понадобится его помощь. Кроме того, захватите с собой бумаги, касающиеся оформления купли-продажи обеих статуэток Мары, – я старалась говорить ровным голосом, но все-таки нервно теребила телефонный провод. Все остальное предстояло сообщить во время приватной беседы.
Пообещав быть ровно в половине одиннадцатого в бистро «Равиоли», я начала собираться.
* * *Получилось так, что мы одновременно подъехали к месту встречи, и Валерий галантно пропустил меня вперед, предварительно наградив комплиментом. Несмотря на то что времени перед встречей у меня было не так много, выглядела я, скажу прямо, идеально. Это, наверное, входит в привычку – везде и всегда выглядеть так, словно ты минуту назад покинула косметический салон. Поэтому замечание Архипова, что я выгляжу ослепительно, ничуть не удивило меня. Это мое обычное состояние. Приняв комплимент как должное, я вошла в бистро.
Тут Валерию стоило бы сделать ответный комплимент – он умеет прекрасно выбирать места для встреч, что в настоящее время для мужчины является большой редкостью. Утром в «Равиоли» практически пусто, и это нам было только на руку. Молодежь выбирает места гораздо более шумные и разрекламированные. А Архипов скорее всего руководствовался при выборе заведения исключительно собственным опытом.
– Я подумал, здесь будет вполне уютно, но не настолько, чтобы забыть о цели нашей встречи. Основная публика собирается ко второму завтраку или на ланч. Так что у нас с вами около полутора часов. Как думаете, этого хватит?
– Да, вполне, – ответила я, устраиваясь около окна. Терпеть не могу смотреть на мельтешащих официантов и оголодавших посетителей.
– Артемий будет через несколько минут. Вообще-то, не в его привычках опаздывать, но дело в том, что я буквально вытащил его из постели, поэтому надеюсь на вашу благосклонность. Тарасов он, наверное, не очень хорошо помнит, но не думаю, что заблудится.
Я улыбнулась. Архипов, наверное, с облегчением вздохнул. Мужчины, как правило, привыкли к крайне болтливым дамам, и что делать с той, которая преимущественно молчит, а если и говорит, то исключительно по делу, понятия не имеют.
– Предлагаю сделать заказ, дабы не терять время. Могу посоветовать шоколадный десерт, он здесь всегда великолепен.
Просмотрев меню, я решила, что для такого трудного дня, как сегодня, сладкое будет очень кстати. Обилие фруктов, облитых ромовым кремом и темным шоколадом, аппетитно расположились на хрустящей вафле. Капуччино, судя по аромату, был превосходно приготовлен и на него не пожалели ни хорошего кофе, ни свежих сливок.
– Признаться, я не ожидал столь скорой встречи, – заметил Валерий. – Более того, первое время я сомневался, стоит ли поручать такое однозначно сложное дело с виду хрупкой и очень обаятельной девушке…
– Внешность обманчива, – добавила я ложку дегтя в его бочку с медом, то бишь в поток дифирамбов, распеваемых в мой адрес, и отправила в рот кусочек персика.
– Вы весьма оперативно работаете. Скажу откровенно: такого я не ожидал. – Валерий посмотрел на часы и шутливо добавил: – Судя по всему, Артема подадут вместе с вашим черным кофе.
Именно в этот момент раскрылись двери и в зал вошел молодой человек невероятно приятной наружности, который пробежал по залу глазами. Кроме нас с Архиповым, он смог увидеть только девицу, занятую перелистыванием глянцевого журнала, и нескольких официантов. Но, очевидно, в качестве дополнения к завтраку он предпочитал иметь более приятную компанию, чем они, поэтому и выбрал нас.
– Татьяна, позвольте представить вам Артемия Стрелецкого, моего друга и специалиста в области антиквариата.
– Доброе утро! Надеюсь, вы гораздо легче расстаетесь с подушкой, нежели я, – в качестве приветствия поинтересовался Стрелецкий, не разочаровав меня не только внешностью, но и голосом.
– Татьяна Иванова. Частный детектив, – ответила я строго и добавила, улыбнувшись: – Что же касается подушки, то мне не менее трудно с ней расстаться.
Когда Стрелецкий заказал себе завтрак, мы, наконец, смогли начать обсуждение дела. Я рассказала о том, как нашла антиквара, а также самое трудное – про его смерть. Весть о том, что статуэтка Мары находится в его кабинете, порадовала Валерия. Учитывая близящийся аукцион, я предложила клиенту вместе с его другом навестить вдову Гробовского и, показав ей все бумаги, забрать по праву принадлежащую собственность.
Проблема заключалась лишь в том, захочет ли Элеонора Наумовна сейчас разговаривать с нами или предпочтет дождаться милиции и только после этого раздавать из дома что-либо из вещей, с которыми работал ее супруг. Как мне показалось, она не посвящена в дела мужа.
Закончив с завтраком, мы решили, не теряя времени, нанести визит в дом Гробовского. Я прекрасно помнила его адрес – Лермонтова, 31, третий этаж, двадцать третья квартира. Мы с Архиповым приехали на своих автомобилях, Стрелецкий – на такси, и мы встали перед выбором, на чем ехать. Променять свою видавшую виды «девятку» даже на роскошную «Вольво» Архипова мне не хотелось, поэтому я предложила воспользоваться моими услугами в качестве водителя.
Час пик прошел, и улицы не были запружены транспортом, как это обычно бывает ранним утром, поэтому до места мы добрались достаточно быстро. К тому же три светофора я, экономя время, проехала почти на красный свет, словно «не заметив».
– А дом ничего, – заметил Артем. – Моя бабка жила в таком же, только в Кировском районе.
И снова я стояла перед дверью со смотровым оконцем, которое теперь даже не было закрыто. Такое положение вещей меня несколько насторожило – Гробовская вряд ли из тех людей, которые изменяют правилам. А открытое окошко равноценно распахнутой двери.
Нажав кнопку звонка, я стала ждать появления за стеклом заплаканных глаз хозяйки. Тут интуиция не обманула меня – лицо Элеоноры Наумовны на самом деле было опухшим из-за пролитых ночью слез. Женщина торопливо открыла нам дверь, даже не спросив о том, кто мои спутники.
– Здравствуйте, Элеонора Наумовна, – начала я, – эти мужчины вели дела с вашим мужем…
– Я помню, помню, Танечка, вы говорили. Проходите. Вы за статуэткой пришли?
Мы стояли, не зная, что ответить. Чужое горе имеет свойство не столь глубоко затрагивать, как собственное, но тем не менее вызывает в вас непонятное чувство вины и тягостное ощущение, которое остается надолго. Теперь меблировка дома не показалась какой-то особенной, хотя, безусловно, продолжала привлекать внимание. Артем и Валерий осматривались, не решаясь сделать и шага. Молчание затянулось.
– Вы заберете ее сейчас? – спросила наконец Гробовская, словно очнувшись от сна.
– Да, если это не доставит вам неудобств, – тихо ответил Архипов.
Мы прошли через холл в гостиную и остановились у двери в кабинет. Хозяйка повернула ручку двери, пропуская нас вперед. Кабинет поразил всех троих. Наверное, это было так заметно, что Элеонора Наумовна, ни к кому не обращаясь, произнесла:
– Мой муж был человеком необычным и привык везде и во всем создавать комфорт. И все же больше всего он заботился о красоте. Красота – великая сила…
Сомневаться в ее словах не приходилось. Кабинет был обставлен, пожалуй, лучше, чем вся квартира, к тому же располагался в самой большой комнате. Три стены от пола до потолка занимали стеллажи с потемневшими корешками старинных книг, картины, написанные маслом, а также исполненные в непонятной технике, произведения чеканки, множество мелочей, которые делали, казалось бы, несовместимые вещи единым целым. Лампа под зеленым абажуром напомнила мне фотографию читающего Черчилля в одном из вузовских учебников – там был очень похожий светильник. Рабочий стол с огромной столешницей был завален тюбиками с краской, иконами, камушками непонятного назначения и кистями. Возникало ощущение, что комната принадлежит художнику, только вот нигде не было видно холстов или листов с этюдами.