– Скажи Эпифан, верно ли что расстояние от Рима до Остии тридцать пять миль?
– Ми-уу, – нараспев ответил кот чуть качнув головой, словно этим подчеркивая утвердительный ответ.
– А теперь скажи, верно ли что лишь при царе Нуме двери в храме Януса были закрыты?
– Ми-уу.
Мальчик улыбнулся, и бросив на меня короткий «ну, я же говорил» взгляд, снова перевёл глаза на Эпифана.
– А скажи, Эпифан, верно ли что пять плюс пять будет пятьдесят?
– Мирр-уау! – проголосил Эпифан недовольно.
Я улыбнулся. Я догадался, что кот надрессирован, и эти вопросы, возможно, задавал не только Тиций и другие тоже, подкармливая его за правильные ответы. Зная, что кошки на слух хорошо запоминают комбинацию звуков, это было неудивительно.
– Можно я его спрошу?
– Пожалуйста, – сказал Тиций.
Я наклонился к коту.
– Скажи-ка, правда ли что в храме Януса есть тайная кладезь?
Мы смотрели друг на друга. Кошачьи глаза с чёрным продольным зрачком внимательно изучали моё лицо.
Эпифан молчал. Я поднял спину в исходное положение.
– Он знает ответ. Просто он видит тебя в первый раз и стесняется, – сказал Тиций.
Кот поводил мордой и, уловив запах, вильнул хвостом и неторопливо направился в сторону кухни.
– Ты написал что-то для своей мамы?
– Да, славный Луций. Я мог бы тебе прочесть, но ты не знаешь нашего языка. Я могу рассказать, что я написал.
Он передал мне церы. Одна страница была исписана полностью.
– Не нужно мне рассказывать. Это должно быть между вами… о, я вижу здесь рисунок. – Я перевернул страницу. – Что это?
– Это я, мама, ты и Геллий.
– Постой, так мы…на корабле?
– Да, на большом корабле.
– А куда мы плывём?
– Не знаю. Мне просто хотелось, чтобы мы плыли куда-то.
V
Ветхий навет
Со времени моего визита в Педагогиум прошло две недели. За это время случилось то, что я никак не мог предвидеть и что, к несчастью, имело плохие последствия для меня. Как итог, теперь я находился на заседании комиссии, больше похожей на суд.
Претория Перегрина. Капитолий, Рим. 10 часов 00 минут.
– Данной мне властью я открываю заседание, – торжественно произнёс Лициний. – Мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело старшего советника Капитула. Пусть квестор Прокул объяснит цель нашего собрания.
Прокул поднялся с места.
– Я пришёл донести мнение комиссии сената о советнике Капитуле, прежде удостоенным быть твоим, почтенный Лициний, преемником на посту претора. Но недавние события изменили положение дел и заставили комиссию пересмотреть это решение. Сенаторы отозвали ходатайство и уполномочили меня лично расспросить советника Капитула, чтобы на месте принять окончательное решение.
Прокул, бросив беглый взгляд на меня, снова повернулся к претору.
– В ходе разбирательства раскрылись дополнительные подробности. Луцию Ветурию Капитулу… – он снова бросил взгляд на меня, – вменяются поступки порочащие звания тайного советника, а, именно: злоупотребление властью и неуважение к римским традициям. Началом разбирательств послужил конфликт в тюрьме Врата Цербера между ним и Гаем Фабрицием Скароном, в котором советник Капитул был определён виновным. Сразу после него префект, – он посмотрел на Полониана сидевшего рядом с претором, – назначил служебное расследование. К несчастью, подробности инцидента просочились наружу и стали обрастать слухами. Комиссия сената была вынуждена провести собственное расследование.
Претор удовлетворённо кивнул и, кашлянув, осведомился:
– Есть ли у тебя, советник Капитул, и у тебя, советник Скарон, какие-либо вопросы о полномочиях квестора?
Мы оба молчали.
– Есть ли возражения по факту расследования, назначенного комиссией?
Префект поднял руку.
– Позволь мне, достойный Лициний. Квестор Прокул упомянул, что советник Капитул был определён виновным. Кто и как определил это?
– Это было доказано из показаний советника Скарона, путём опроса сотрудников Врат Цербера и, в немалой степени, из выводов самой комиссии, – пояснил Прокул. – Также, накануне поступило письмо от человека, в котором говорилось о многочисленных случаях злоупотреблений Луция Капитула.
– Кто этот человек? – поинтересовался префект.
– Он подписался как «верный сын отечества».
– Так что, он аноним?
– Да, он аноним.
– Какие основания у комиссии доверять письму анонима?
– Кто бы он ни был, он изложил в подробностях факты из работы советника, правдивость которых не вызвала у комиссии сомнений. При этом он по своему усмотрению добавил личные наблюдения о советнике. В частности, о его нечестии и оскорбление римских нравов. Комиссия учла это, но будучи беспристрастной, назначила проверку изложенных фактов.
– И всё же, квестор, почему он открыто не назвал себя и не явился сюда, если у него есть такие факты? – опять спросил префект.
– Причина здесь только одна, и о ней он упомянул в письме, – ответил Прокул переведя глаза на свиток. – Это страх мести со стороны советника Капитула.
Я лишь усмехнулся после его фразы.
