Коля ещё раз примерился к «Парабеллуму». Похоже, то, что надо: не слишком тяжелый, рукоятка сидит в ладони, как влитая, механизм перезарядки прост и удобен. Всё, прочь сомнения! Он достал портмоне и выразил готовность немедленно расплатиться, велев включить в счёт два дополнительных магазина и четыре картонные пачки по пятьдесят патронов каждая. Потом, чуть помявшись, попросил добавить ещё две, с патронами, снаряжёнными пулями «дум-дум».
Коля знал, разумеется, что эти пули, оставляющие в теле ужасные раны, запрещены Гаагскими конвенциями, но постарался убедить себя, что приобретает их для других целей – скажем, для охоты на медведя, о которой давеча упоминал продавец. Почему бы и нет? Ведь может же он однажды отправиться на медвежью охоту?
Из магазина прапорщик вышел, обеднев на сто шестьдесят девять франков. Примерно в это сумму обошлась бы такая же покупка и в Петербурге, но там пришлось бы выписывать товар по каталогу из Германии, и не меньше месяца ждать, пока доставят заказ. Но Коля и думать не хотел, чтобы отложить приобретение: будь его воля, он бы прямо сейчас перекинул ремешок с кобурой через плечо, благо, за границей русскому офицеру, находящемуся в составе официальной делегации, предписывалось ходить в мундире.
Он шагал по тротуару, зажав под мышкой увесистый свёрток, перетянутый крест-накрест бечёвкой. Пора было переходить к следующему пункту программы. Порылся в памяти в поисках кратчайшего маршрута до рю де Бельвиль – перед завтраком он изучил план Парижа, висящий в комнате для совещаний воздухоплавательного парка. Но, видимо, продукция французских картографов уступала туристическим брошюрам британской фирмы «Томас Кук». Потерпев неудачу, Коля сокрушённо вздохнул, бросил взгляд на часы, подвешенные к столбу на углу площади, и принялся ловить фиакр.
* * *
Экипаж высадил его возле крошечного сквера: клумба, деревца? в каменных кадках да чугунная табличка, сообщающая, что сквер был разбит в 1872-м году. Букинистическая лавка примыкала к ограде сквера, отгородившись от мостовой крошечным палисадником.
Коля ожидал увидеть старца, чахнущего, подобно горбатому букинисту из стихотворения любимого им Николая Гумилёва, над рядами грузных, молчаливых фолиантов. Но перед ним предстал тридцатилетний господин, худощавый, с длинным лицом, заканчивающимся острым подбородком, схожий с заокеанским актёром Элмером Бутом – фильму с его участием прапорщик посетил незадолго до отъезда из России. Хотя, вряд ли у гордого аристократа (роль, сыгранная Бутом в фильме) мог быть такой потёртый жилет, такие пыльные башмаки, заискивающая улыбка и, в особенности – такая спина, ссутуленная угодливыми поклонами. Похоже, дела у букиниста шли не слишком бойко. Тем не менее, «Элмер Бут» оказался весьма словоохотлив:
«Да-да, мсье, конечно помню! Альбом приобрёл «l'invitй de Russie»[3 - (фр.) гость из России], такой важный, представительный… Нет, его никто не приносил, альбом нашли в сундуке, на чердаке этого самого дома. Да, и картинку с «voiture йtrange»[4 - (фр.) странная машина] тоже – правда, её, прежде чем выставить на продажу, пришлось вставить в рамку. Нет, недолго, мсье из России зашёл в лавку на следующий день. Почему записки остались незамеченными? Некогда было рассматривать грошовый альбом, да и переплёт был в скверном состоянии – удивительно, что русский мсье на него польстился…
Дом? Нет, отец приобрёл его сорок лет назад, а кому он принадлежал раньше – неизвестно. Пожалуй, можно навести справки в префектуре, там могли сохраниться документы. Хотя, время было ужасное: война, осада, потом беспорядки – бумаги могли и пропасть… Да, лавка тоже была, но не букинистическая, как сейчас, а бакалейная. Прежний владелец разорился – в Париже тогда свирепствовал голод, съели даже слона из Зоологического сада, какая уж тут торговля! А книжную лавку открыли после того, как разобрали руины фабрики.
Какая фабрика? Мсье, несомненно, заметил сквер рядом с домом – вот там она и стояла. Здание взорвали тогда же, в семьдесят первом, в мае, когда бои уже заканчивались. Нет, сам не видел. Нет, зачем взрывали неизвестно, а только и этот дом пострадал – потому и достался отцу так дёшево. Пришлось изрядно потратиться на ремонт…
Что? Было ли в сундуке что-нибудь необычное? Странно, что мсье спросил… да, была одна вещь. Собственно, она и сейчас есть. Нет, какие ещё тайны – если мсье желает, он, разумеется, может взглянуть…»
Коробочку из папье-маше до половины заполняли комки пакли, и в ней, словно в гнезде, покоился предмет, похожий на большое бронзовое яйцо. «Элмер Бут» двумя пальцами, взял его и поставил на конторку. «Яйцо» качнулось и замерло острым концом вверх. По-видимому, основание было утяжелено, как у игрушки «Ванька – встанька».
Букинист нажал на верхушку «яйца» и оно раскрылось с мелодичным звоном, наподобие лепестков тюльпана или створок экзотической раковины. Открывшиеся взору внутренности напоминали то ли сложный часовой механизм, то ли часть замысловатого оптического прибора – плотная масса крошечных шестерёнок, рычажков, непонятного назначения, загогулин и пластин из бронзы, слоновой кости, хрусталя и полированной стали. Точность изготовления частей поражала – ничего подобного Коле видеть не приходилось.
– Смотрите внимательно, мсье…
Букинист вытянул указательный палец и осторожно ткнул «яйцо». Оно закачалось на конторке, подтверждая сходство с неваляшкой – и вдруг ожило. Снова раздался мелодичный звон, и Коле показалось, что бесчисленные колёсики стали вращаться. Он попытался уловить детали этого движения, но не сумел: начинка неуловимо для глаз трансформировалась, текла, только вместо водяных струй, было механическое, не повторяющееся ни в одном из элементов, перемещение микроскопических зеркальных, золотых и хрустальных граней.
Коля вздрогнул и помотал головой. Иллюзия пропала – перед ним снова был замысловатая механическая игрушка.
– Занятная штучка…
– Она лежала в сундуке, на альбоме, о котором спрашивал мсье. Там больше не было ничего, кроме книг. В коробочку я её положил уже потом. Сундук нашли недавно: лестница, ведущая наверх, была скрыта за потайной дверцей. Когда делали ремонт – её заколотили и затянули шпалерами, а заново обнаружили только полгода назад.
– А вы не выясняли, для чего служит эта вещь?
– Я показывал её антикварам, часовщикам и даже знакомому инженеру с фабрики электрических моторов, но никто не смог сказать, для чего она предназначена.
– Может, просто забавная механическая безделушка? – предположил Коля. «Яйцо» завораживало – не хотелось отрывать от него взгляд.
– Мне не раз предлагали её продать, хорошие деньги давали! Да вот хоть мсье Перинья?к из «Монитьёр» – он собирает всякие редкости, даже в Египет ездил, где выкопали мумию фараона. Но я не согласился: вещица, видно по всему, ценная, боюсь продешевить.
И посмотрел на посетителя так, словно ожидал, что тот прямо сейчас выложит на прилавок толстую пачку кредитных билетов.
Тот, однако, не спешил демонстрировать чудеса щедрости. Когда загадочный предмет перестал раскачиваться, Коля смог рассмотреть его получше. По окружности «яйца» с равными интервалами шли отверстия, из которых торчали крошечные бронзовые шпеньки. Он пригляделся – возле каждого шпенька была выгравирована литера греческого алфавита.
– Любопытно: здесь дюжина букв, причём только нечётные. Первая – «альфа», потом третья – «гамма», пятая – «эпсилон», и так далее, до «пси».
Букинист посмотрел на «яйцо» с удивлением, будто впервые его увидел.
– И верно, мсье! Как это я не обратил внимания… Как вы полагаете, это что-нибудь значит?
– Понятия не имею. – Коля пожал плечами. – Скажите, а вы на них нажимали?
– Сколько раз! Но ничего не происходило. Скорее всего, это нечто вроде шифрового замка, такие стоят в банковских сейфах. Если не знать правильного сочетания, открыть такой замок невозможно.
– Вы не позволите мне попробовать?
– Как вам будет угодно, мсье! Только умоляю, осторожнее! Если вы что-нибудь сломаете, придётся заплатить за убыток, а я, – на физиономии «Элмера Бута» появилась хитренькая усмешка, – до сих пор не знаю, сколько оно стоит!
Коля нажал на шпенёк с буквой «омикрон», но тут под потолком что-то треснуло, сверкнуло, посыпались искры и свет погас. Лавка погрузилась во мрак. Коля замер в неловкой позе, боясь двинуться – а вдруг в темноте он споткнётся и разобьёт хрупкую безделушку? Рядом раздалось «Merde!»[5 - (фр.) Дерьмо] и завоняло серой – хозяин лавки почиркал спичками, зажигая свечи в извлечённом из-за конторки канделябре, и с недовольной миной уставился на потолок.
– Изволите видеть, мсье: за месяц уже третий раз! И твердят одно и то же: неполадки на электрической станции! А сами только и знают, как присылать счета! Будто мало нам того, что старина Кайо?[6 - Кайо, Жозеф – премьер-министр и министр финансов Франции в 1911–1912 годах.] собирается в очередной раз закручивать гайки…
Не переставая брюзжать, он приволок из задней комнаты лестницу-стремянку, вскарабкался на неё, снял абажур и вытащил из кармана складной нож.
– Вы там поосторожнее… – посоветовал Коля, с опаской глядя, как «Элмер Бут» ковыряется лезвием в патроне. – Неровён час, током приложит!
– Не впервой… – отмахнулся тот – У меня в кладовке целая коробка с лампочками, едва успеваю менять. А они, между прочим, тоже денег сто…
Договорить он не успел. Из патрона посыпались искры, букинист с воплем полетел со стремянки, опрокинул конторку и врезался спиной в стеллаж. Фолианты с грохотом обрушились на пол, «яйцо» в Колиных руках полыхнуло изнутри лиловым пламенем, раздалось оглушительное жужжание, сделавшее бы честь рассерженному пчелиному рою, и между «яйцом» и раскуроченным светильником полыхнула молния.
Пальцы, сжимающие «яйцо», свело жестокой судорогой. «Погибаю… убивает электричеством…» – успел подумать прапорщик. В глазах стремительно завертелись радужные сполохи. Мгновение, и они погасли, и всё вокруг – стены, книжные полки, опрокинутую конторку, владельца лавки, самого Колю – поглотила тьма.
Глава III
Комната изменилась. Можно сказать, она стала неузнаваемой: пока Коля валялся без чувств, владелец лавки, несомненно, впавший в помутнение рассудка от удара током, решил кардинально переустроить помещение. Он убрал стеллажи, вытащил прочь конторку, а вместо неё приволок и поставил поперёк комнаты дощатый, скверно обструганный прилавок. Но этого, видимо, показалось мало: шпалеры со стены кто-т о ободрал до последнего клочка, а на обшарпанную штукатурку приколотил длинные полки. А для полноты картины – свалил по углам пустые корзины, ящики и смятые рогожные мешки. Висящего под потолком электрического светильника, виновника всех неприятностей, тоже коснулся ветер перемен: вместо него торчал газовый рожок с латунным краником. Спятивший букинист не обошёл вниманием и окна: гардины исчезли без следа, оконные рамы скалились зубьями-осколками, стеклянное крошево усыпало пол. Выскобленный паркет заменили посеревшие от грязи доски, покрытые таким слоем пыли и мусора, что сразу становилось ясно: подёнщица, убирающая в лавке, зря получает жалованье.
Коля осмотрел себя – от пребывания на грязном полу ни китель, ни бриджи не пострадали. Он хотел отряхнуть колени и обнаружил, что сжимает в правой руке давешнее «яйцо». Прапорщик поставил механическую игрушку на прилавок и, припомнив, как это делал «Элмер Бут», нажал на острый конец. Безделушка отреагировала и на этот раз: бронзовая скорлупа с мелодичным звоном распалась надвое, открыв взору сверкающие внутренности. Прапорщик осторожно, двумя пальцами сдвинул половинки скорлупы – и те сомкнулись, оставив едва заметную щель.
Владельца лавки нигде не было видно. Коля решил было, что он спрятался в подсобке – но та была заколочена досками, криво, наспех, причём гвозди вгоняли прямо в филёнки. И было это не сегодня – шляпки успели покрыться ржавчиной, дерево вокруг них почернело. А ещё – в комнате больше не было книг! Они бесследно испарились вместе со стеллажами, гардинами и конторкой.
Одна книга всё же нашлась – на краю прилавка одиноко притулился потрёпанный гроссбух. Коля открыл его наугад: записи об отпущенных в долг продуктах, мука, соль, сахар, сушёный горох, спички. Покупатели: «тётушка Вальоми?» или «сын сапожника Трюбо?», «кухарка из особняка мадам д?Орви?лль». Видимо, жители ближайшего квартала, да и покупки грошовые… Он пролистал страницы в поисках последней записи. Вот: «11-е декабря 1870-го года».
И как прикажете это понимать? Раритет из собрания букиниста? Ерунда, кто, кроме старьёвщика, скупающего тряпье и старые газеты для бумагоделательных фабрик, польстится на подобный хлам? Осталась от прежнего домовладельца? Раньше здесь была бакалейная торговля – вот, кстати, и спички с горохом…
Через разбитые окна в комнату ворвался знакомый звук. Он очень не понравился прапорщику – так грохотали пушки в Москве, в тревожном январе пятого года. Тогда пятнадцатилетний Коля слушал канонаду, высунувшись из чердачного окна, и считал дымы, поднимающиеся над крышами далёкой Пресни.
Кстати, в этом доме тоже есть чердак – там букинист нашёл сундук с альбомом и «механическим яйцом».
С улицы докатился новый удар, куда ближе, отчётливее. Коля торопливо сунул «яйцо» в карман бриджей, отчего пола кителя уродливо встопорщилась, подхватил с пола свёрток с покупками и распахнул входную дверь.
* * *
Улица тоже изменилась. Место сквера, примыкавшего к дому букиниста, заняло огромное уродливое здание за кирпичным забором в полтора человеческих роста. Стена, выходящая на улицу, не имела окон, и это наводило мысль то ли о фабрике, то ли о железнодорожном пакгаузе.
«Позвольте, кажется, «Элмер Бут» упоминал о фабричном здании, которое, то ли снесли, то ли взорвали лет сорок назад? Бред какой-то, впору щипать себя за чувствительные места…»
