Будда и Моисей

Я уехал в Японию, а она попала на практику переводчицей в Интурист. Я послал несколько писем на её домашний адрес, но ответа не получил. Когда же я вернулся через два года в институт, то узнал, что вскоре после моего отъезда она познакомилась в Интуристе с американцем и вышла за него замуж. Это потрясение было для меня как удар кинжалом в сердце. После этого я её не видел, прошло уже более семи лет, как она жила в Америке. И вот в это утро я увидел её с преуспевающим американским парнем, который официально являлся её супругом. Я и раньше не мог представить, что она ещё с кем-то могла заниматься любовью, и кто-то мог обладать тем, что принадлежало только мне. Но вот жестокая реальность в то утро продемонстрировала мне весь ужас разрыва с моей единственной любовью в этом мире. Перед моим внутренним взором всплыл фрагмент нашего довольно жёсткого разговора перед расставаньем с ней. Она мне сказала в расстроенных чувствах:

– Как ты можешь оставлять меня одну на два года?

– А что, ты не можешь два года прожить без секса?

– Нет, не могу, – сказала она.

– А сколько можешь?

– Два месяца.

– И как нам быть?

– Не знаю, тебе решать.

– Но твоя мама не хочет, чтоб я женился на тебе.

– При чём здесь моя мама?

– Ну как же? Она же твоя мать?

– Но я не собираюсь с ней жить вечно.

– Да, ты такая симпатичная девушка, можешь найти себе очень хорошего парня на это время, – я сказал ей это как бы в шутку, испытывая её, ожидая, что она на это ответит.

– Ты этого хочешь? – гневно спросила она меня.

Я промолчал, удивляясь сам своим словам. Как я мог ей сказать такое, да ещё перед нашим долгим расставанием? Я прикусил язык. В жизни иногда случаются моменты непонимания между очень близкими людьми. Если сразу же не объясниться в такие моменты, то они могут обернуться бедой. Иногда вылетят такие слова, и за них не расплатишься всей своей жизнью. Так и случилось со мной. Она резко повернулась и ушла. Оставалось несколько дней до моего отъезда, я пытался её найти, но безуспешно. Дважды, приходя к ней домой, я натыкался на холодный взгляд её матери, её не оказывалось дома. Я уехал, так и не попрощавшись с ней. После этого я её потерял окончательно. И вот сейчас, возможно, что они с этим парнем лежат в одной постели и предаются любовному экстазу.

От этой мысли у меня потемнело в глазах.

Я встал и побрёл к своей хижине возле огромного дерева.

К моему удивлению я увидел на поляне Натали, которая прогуливалась одна, без своего мужа.

– Наконец-то, – сказала она, – ты появился. Я тебя уже около получаса жду. Мой муж лёг спать, мы вчера вечером прилетели в Токио и тут же поехали на западное побережье, так что не спали всю ночь. Муж лёг спать, а мне с тобой нужно поговорить. Пойдём куда-нибудь в укромное место.

В противоречивых чувствах я потащил её именно туда, где только что предавался отчаянью. Она нисколько не изменилась, стала разве что женственнее. Когда мы оказались возле плоского камня на уклоне горы, я неожиданно для себя обнял её, и моя рука заскользила, как обычно, туда, где были открыты для меня всегда двери. Она не отстранилась, покорная всем моим желаниям, как и раньше. Я расстегнул её джинсы и уложил её на камень. Мы опять соединились после семилетней разлуки.

– Почему ты меня предала? – спросил я, после того как мы, насладившись страстным единеньем, лежали, обнимая друг друга, на прохладном камне.

– Ты ещё спрашиваешь меня, после того, что я пережила?! – воскликнула она гневно. – Это ты меня предал, уехал на два года в самое трудное для меня время. Ты знаешь, что я воспитываю твою дочь?

– Как? – воскликнул я ошарашенно, сев на камне. – Какую дочь? Почему я ничего о ней не знаю?

– Ты вообще-то и тогда ничего не хотел знать. Ты уже забыл, как предложил мне найти хорошего парня на это время?

– Но я же пошутил тогда, решил просто проверить, что ты мне ответишь.

– Вот и проверил, я тогда и воспользовалась твоим советом, так как сразу после твоего отъезда обнаружила, что беременна.

– Но как же так! – воскликнул я.– Тебе нужно было тут же дать знать мне.

– Как я могла дать тебе знать, когда не знала, куда тебе писать.

– Но я дважды посылал письма на ваш адрес. И думал, что ты на меня сердишься.

– Мама, наверное, уничтожала эти письма, ты бы должен был это сообразить, и попытаться меня разыскать другим путём.

– Я этого не знал.

– Ты никогда ничего не знал, что касалось меня, – обиженно сказала она. –      Когда мы гуляли в лесах, ты никогда не брал завтраки и морил меня голодом.

– Но почему ты не говорила мне, что голодна.

– А ты не мог догадаться? Я тогда очень многого стеснялась, не могла тебе сказать открыто всё, так как любила тебя очень, и терпела.

– А сейчас ты меня любишь?

– Я воспитываю твою дочь, что тебе не понятно? Если бы не любила тебя, то сделала бы аборт. Но и родить без мужа тогда я не могла. Это такой стыд. К тому же я воспитана была очень строго. Когда ты уехал, я узнала, что беременна. Мне жить тогда не хотелось. Я не знала, что делать. Матери я признаться не могла. Я тогда работала в Интуристе, ходила как помешанная, не могла ни на чём сосредоточиться. А тут подвернулся он, вероятно, я ему понравилась. Он знал французский язык, и попросил заведующую отделом перевода закрепить меня за ним как переводчицу на всё его пребывание. Мы ездили по стране, он постоянно за мной ухаживал, а однажды случилось так, что я выпила немного лишнего, а утром проснулась с ним в одной постели. После этого он сделал мне предложение.

– И ты согласилась?! – воскликнул я, едва сдерживая свои эмоции.

– А что мне оставалось делать? Ведь я не собиралась делать аборт. Он и не знает, что дочь не его.

– Как ты её назвала?

Машей.

– Мэри Смит, моя дочь, ни разу не видевшая своего отца, и даже не знающая, что где-то в России живёт её папа, – мрачно сказал я.

– Ей шесть лет, скоро будет семь. Она очень похожа на тебя, такие же плечи, нос, губы. Даже цвет волос её не мой. Она светленькая, как ты. Я учила её русскому языку, так что она довольно хорошо говорит по-английски и по-русски.

– И как ты спишь с этим Смитом?

– Я закрываю глаза и представляю тебя, и это помогает мне привыкать ко всему.

– Я убью его.

– Лучше убей меня. Он не виноват. Впрочем, семь лет назад ты уже убил меня.

– Ну как же так, – воскликнул я в отчаянье, хватаясь за голову. – Как так всё произошло? Как случилось, что я потерял тебя?

– Ты уехал, бросив меня. Если бы ты перед отъездом сделал мне предложенье, ничего бы этого не случилось. Я бы дождалась тебя, если бы даже тебя не было десять лет.

– А как же наш разговор о сексе, когда я спросил у тебя, сколько времени ты можешь терпеть.

– Глупый ты, – сказала Натали, – был глупым, таким и остался. Я тебе это тогда и сказала, чтобы ты что-то предпринял. Если бы ты меня тогда любил, то нашёл бы выход.

– Но я люблю, всю жизнь любил, и сейчас люблю тебя ещё больше.

– И что?

– Оставайся со мной.

– Я тебя тоже очень люблю, но не могу потерять дочь, тем более, что она твоя. Сейчас всё это сложно. Я боюсь, что при разводе муж заберёт её себе, если даже узнает, что она не его дочь. Сделает это из принципа, как делают все американцы.

– Что же делать?

– Не знаю, раньше нужно было думать об этом.

– Я не хочу потерять тебя вторично.

– В нашем мире нет ничего безвозвратно потерянного. И ты не можешь меня потерять, потому что я люблю тебя. Ты был первым мужчиной в моей жизни, и останешься всегда моим единственным и любимым.

– Я бы убил твою мать за то, что она не дала нам соединиться.

– Причём здесь моя мать, тебе нужно только самого себя винить в том, то мы сейчас не вместе. Ладно, сейчас нам нужно думать, как дальше жить.

– Угораздило же тебя связаться с этим американцем. Кто он?

– Он здесь представляет НАСА. Довольно неплохой парень, умный, окончил Гарвардский университет. Работает на правительство, как говорят у них.

– Разведчик?

– Что-то в этом роде, но больше он – учёный. К России относится неплохо.

– Почему?

– Трудно назвать причину, может быть, из-за того, что я с ним.

От этих слов у меня опять перехватило горло.

– Когда я с ним познакомилась, ему было двадцать три года. Он немного младше тебя, и рано лишился родителей, они погибли в авиакатастрофе. Его воспитывал дядя, один из богатейших людей Америки. Я с ним несколько раз встречалась, довольно благородный человек. Я подозреваю, что его дядя из масонской ложи.

– Миша, я так его называю…

– Зови его лучше Майкл при мне, – нервно перебил я её.

– Хорошо. Майкл с детства тоже изучал языки. Когда он со мной встретился в Интуристе, то скрыл, что знает русский язык. Признался мне после того, как я вышла за него замуж. Дядя воспитывал его довольно строго, навязывая ему свои стандарты мышления, но Майкл рано проявил свою независимость мышления и часто спорил с дядей, что того бесило, но спорил так, что вещи, которые он предсказывал вскоре происходили на самом деле. Так что твой соперник очень умный и обладает аналитическим умом.

– А что он здесь делает?

– Я ещё до конца не понимаю всей сложности его работы, но он проводит исследовательскую работу в Японии, связанную с установкой электронных ловушек рядом с большими деревьями. Работа эта засекречена, многих вещей он даже мне не говорит.

– Не доверяет?

– Не знаю. Американцы на русский не похожи. Если что-то нельзя нарушать, то они, не при каких обстоятельствах, не нарушат. Это у нас в России часто мужья делятся с жёнами секретами, а потом удивляются, что секреты просачиваются на Запад. Но иногда он говорит мне такие вещи, которые, я думаю, должны храниться за семью печатями. И вообще, он имеет на многие вещи своё особое мнение, сравнивая Америку с Россией, высказывает очень интересные мысли о современном месте России в мире, такое не всем русским могут прийти в голову.

– К примеру?

– Как-то я была в гостях у его дяди, и он с ним заспорил об американо-российских отношениях, и высказал довольно оригинальные мысли. Так он говорил, что у Америки есть болезнь гигантомании и слабость к огромным масштабам. Что, якобы, многие американцы верят в то, что Соединённые Штаты захватили весь мир и стали мировым гегемоном, но, на самом деле, самой великой страной в мире можно считать только Россию. Потому что, во-первых, она географически имеет огромную цельную территорию, в несколько раз превышающую территорию Штатов, а не отдельные базы, разбросанные по всему миру. Так что завоевать эту территории не удастся ни одному агрессору. В России настоящая суровая масштабность, истинное тысячелетнее владение землями с развитием на них своей культуры в очень продолжительный период. А это значит, что эта территория составляет единое целое со многими народами, живущими на ней, которые никогда не станут врагами России, так как Россия всегда проводила очень умную межнациональную политику. Во-вторых, межнациональный состав Росси таков, что определяющая нация всегда будет объединять вокруг себя все народы, а не дробить их, как это делается в Штатах. Могут быть временные конфликты, но общая тенденция добросердечия и сотрудничества всегда являлась основным принципом отношения русских к другим народам. И если лозунг американцев, как у римлян, разделяй и властвуй, то у русских – объединяйся и совместно процветай. Каждый народ в России имеет свои земли, объединённые с российской родиной. И родину старшего брата все будут защищать так же, как и свою землю. Сейчас, во времена перемен, эти земли временно отделились, но уже сейчас все опять объединяются в единый уникум под эгидой той же России. Так что России является самой могущественной страной в мире. И в-третьих, с политической точки зрения, Россия выигрывает на мировой арене как лидер, и отыгрывает у Штатов с каждым днём и годом всё больше и больше союзников, потому что Штаты, постоянно создавая очаги напряжения в мире, теряют все свои позиции и обречены на поражение. Закон диалектики. Сила, достигая своих пределов, переходит в свою противоположность – слабость. Американцы стараются любым способом добиться цели. Могут даже ради этой цели положить свою жену в постель противника, я говорю фигурально и имею в виду честь страны, её имидж и отношение к ней мирового сообщества, и часто приходят к обратному результату. Добившись цели, сами себя уничтожают в глазах всего мира. Так что рано или поздно Штаты сойдут с мировой арены, и её место займёт Россия с новой более гуманной внешней политикой. Так что сейчас противостояние Штатов с Россией – не в пользу Штатов. Вот такие вещи он говорил своему дяде.

– Довольно оригинальные.

– Но ты не обольщайся, хоть он и принадлежит к новой когорте людей и старается как-то реабилитировать Штаты в глазах иностранцев, но всё равно он всегда останется американцем, и при всех конфликтах будет защищать интересы Штатов. Есть очень хорошая английская пословица, которая характеризует всю англосаксонскую нацию: «Если не можешь уничтожить противника, то задуши его в своих объятиях».

– А ты имеешь американский паспорт?

– Да, – ответила она, – но я имею также и российский. У меня двойное гражданство.

– И кем ты себя чувствуешь?

– Конечно же, русской, и всегда буду оставаться ею, защищая Россию. Гражданства могут меняться, а родина всегда остаётся Родиной.

– Значит, и я всегда остаюсь твоим единственным любимым мужчиной, раз я был у тебя первым? – спросил я без иронии, и даже с некой дрожью в голосе.

– Разумеется, – сказала она.

– Но как же ты после меня ляжешь опять к нему в постель?

– Я постараюсь в тот же день этого не делать. И вообще, не знаю, смогу ли я после этого иметь с ним какую-то близость.

Я обнял её и поцеловал в губы. Я понял, что вернул себе мою Натали.

Она посмотрела на часы и сказала:

– Нужно идти, а то нас потеряют, и заподозрят о нашей связи. Давай договоримся, пока я нашу дочь не перевезу в Россию, Майкл не должен знать, что мы любим друг друга.

– Хорошо, – я дал согласие.

Мы встали с камня и поодиночке вернулись к храму. Но прежде чем отправиться к отцу Гонгэ я её некоторое время побродил по лесу среди диких зарослей, приводя свои мысли в спокойное состояние.

Возле Храма на небольшой террасе был накрыт европейский стол, где сидело всё общество, пять человек, на стульях, чему я очень удивился. Раньше отец Гонгэ с монахами принимали пищу за маленькими столиками, сидя на дзабутонах – таких подушечках.

– Наконец-то, вы пришли, – радостно сказал отец Гонгэ, – извините, а то мы начали без вас.

– Это вы меня извините, – сказал я, – вот прогуливался с утра и забрёл в одну чащу, еле выбрался.

Я сел на стул рядом с американцем. Отец Гонгэ с Натали сидели по торцам стола, Мосэ и Хотокэ – напротив нас.

– Вы уже знакомы? – спросил меня отец Гонгэ.

Я пожал плечами.

– Мы видели господина Хризостома утром и поздоровались, – бойко вступил в разговор американец. – Поистине, как говорят у нас, где появится американец, там сразу же возникнет и русский.

– Но если вы не можете нас уничтожить или задушить, то хотя бы обнимите, – резко сказал я, не глядя в сторону американца.

Американец рассмеялся и сказал:

– Ценю вашу шутку. Извините, я не хотел вас обидеть, а сказал это потому, что нас везде преследует один ваш соотечественник по прозвищу Синий Дракон – легендарная личность. Он уже долгое время живёт в Японии, и обрел здесь такие способности, что любой даос бы ему позавидовал. Кстати, вы его знаете?

– Нет, – сухо ответил я.

– С такими способностями хорошо быть разведчиком. А вы, случайно, не разведчик.

– Нет, – ответил я резко, и тут же спросил его, – а вы?

– Ну, что вы! – воскликнул американец. – Я простой учёный, и стою далеко от политики. А вот Синий Дракон мог быть бы разведчиком. Он умеет переноситься на расстояние, внезапно появляется и внезапно исчезает. Как он умудрился такому здесь научиться, а главное – у кого. Я тоже очень часто бываю в Японии, и даже подолгу живу здесь, но мне так и не удалось обрести здесь какие-либо экстраординарные способности. Вообще-то, я всегда преклонялся перед русскими, перед их талантами и способностями. Никто не добивается такого, чего добиваются русские, может быть, в силу их особой удивительной духовности. Самую лучшую литературу и музыку миру дали русские, ну, я здесь не упоминаю французов и итальянцем. Но во Франции кто может сравниться с вашим писателем Львом Толстым, а в Италии – с Чайковским? Всё время я бьюсь над тем, чтобы разгадать секрет феномена русских, и мне это не удаётся. Я слышал сегодня от отца Гонгэ, что вы тоже знаете много иностранных языков, как и я, но вот чтоб по шелесту листьев научиться узнавать будущее – это для меня недостижимо и непостижимо. Вы тоже являетесь феноменом непостижимости русских. Читаете Библию на немецком языке.

– Моя мать была немкой, а эта её библия осталась мне после её смерти. Я с ней нигде не расстаюсь.

– Извините меня великодушно. Я не знал. А вы считаете себя русским или немцем.

– Мой прадед был русским дворянином, а значит, дед и отец тоже. Кем же я могу себя считать?

– Понимаю, – улыбнувшись, сказал американец, – значит, тягу к иностранным языкам вы приобрели от своего дворянства. Я очень сожалею, что в Штатах никогда не было дворян, графов, князей. В этом мы, американцы, перед вами, русскими, выглядим как недоростки, или, точнее, как нация, неизвестно откуда взявшаяся со своей куцей историей и искусственно созданными своими социальными устройствами. Я завидую вашей стране, и иногда жалею, что не родился русским. Я знаю, что вы создали совершенную церковь. Православие всегда стояло особняком от всех религий, а благодаря России, оно стало мировой религией. Религией будущего. Да-да, я в это искренне верю. И человечество никогда не сможет обойтись без Православия. Религия, вообще, необходима человеку, но религия разумная и совершенная. Ведь всё живое должно создавать свою матрицу, чтобы упорядочить хаос вокруг себя и создать некую оболочку для развития. Это должна быть, прежде всего, духовная оболочка, потому что именно дух формирует материю. Если дух не присутствует, то наступает разложение и загнивание. Религия, как проявление духа, не должна вмешиваться в политику, она должна стоять над человеком и над государством. И цель её – не направлять человека куда-то, а поправлять его, иными словами держать его в соответствующих рамках его развития. С этим лучше всего справлялось Православие, которое всегда являлось самой естественной религией. Её основные задачи и установления – соблюдения рамок, за которые человек не имеет права заходить, если не желает самоуничтожения. Католицизм всегда вёл религиозные войны, навязывал всем народам своё управление в мире, а сам внутри себя постепенно разлагался. Протестантизм в любых своих проявлениях старался разрушать установленные рамки, что, в конечном итоге, проводило к бездумной либерализации и достигло, в конечном итоги, своей кульминации в однополых браках, как результат попустительства и отхода от религиозных норм. И только одно Православие достойно держалось в продолженье всей двухтысячелетней истории, и приносило народам спокойствие и любовь. Ислам всегда прибегал к фанатизму и ни в грош не ставил человеческую жизнь, отличаясь крайней нетерпимостью к другим религиям. Я думаю, что, в конечном итоге, ислам приведёт всех мусульман к уничтожению другими народами, что уже и началось.

– Вы имеете в виду Штаты, – заметил я, – которые сейчас ведут свои основные военные действия в мусульманских странах?

Американец улыбнулся и сказал:

– Не будем говорить об этом. Поговорим лучше о терпимости, но не той, которая не признаёт никаких рамок, а той, которая способствует взаимопониманию. Вот вы изучаете иностранные языки, и как я понял, очень хорошо ими владеете. Что вы чувствуете, когда говорите на чужом языке?

– Я ничего не чувствую, – признался я, – когда я говорю на языке, я даже об этом не думаю, я всегда слежу за своей мыслью, и стараюсь яснее донести её до слушателя.

– Вот именно, – обрадованно воскликнул американец, – со мной происходит то же самое. Слова и выражения не важны, важны мысли человека. Это нас всех объединяет. Но когда мы говорим на иностранном языке, мы как бы становимся сами носителем этого языка с его внутренней системой мышления. Мы преображаемся и становимся гражданами этой нации. Когда вы говорите по-немецки, вы становитесь немцем, когда говорите по-французски, становитесь французом, по-английски – англичанином или американцем, а когда я говорю по-русски, то становлюсь русским, тем более у меня жена – русская, а значит, я – вдвойне русский, и, может быть, даже больше, чем американец.

Впервые, сидя за столом, я посмотрел в сторону Натали. Она побледнела. Мне хотелось схватить нож со стола и вонзить его в сердце этого нахального Майкла. Я даже представить не мог в своём воображении, как они лежат в одной постели, и он обладает ею.

– Поэтому, – продолжал он, – во всех нас заложены инструменты трансформации, когда мы понимаем суть чего-то, то сами становимся этой сутью. Все мы можем проникнуть в запредельное, я это понял здесь на Востоке, всё зависит только от нашего умения концентрироваться. Ведь всё живое обладает своей системой и своими рамками, в которых и функционирует эта система. Если мы научимся взламывать эти рамки, то сможем проникнуть в эту систему и обретем такие свойства, которые присущи этому живому и одухотворённому предмету, или вещи. Мы можем стать пчелой, муравьём, камней, птицей или деревом. Похоже, что вы уже взломали эти рамки и проникли в сознание и сущность дерева?

Вопрос предназначался мне. Я покачал головой и ответил:

– Не знаю, какие рамки я взломал, и в какую сущность я проник.

При этом я посмотрел на Натали, которая слегка покраснела.

– Я понимаю, – сказал американец, – многое мы не осознаём, особенно, когда проходим через что-то непонятное. Но если нам удаётся одолеть какой-то предел и приобрести какое-то удивительное свойство, то глупо им не воспользоваться и не поставить это приобретённое на службу человечеству. Я предлагаю вам войти в нашу исследовательскую группу и помочь нам в разгадке некоторых тайн природы, а, может быть, и не самой природы, а неких сущностей, с которыми мы хотим установить отношения. Такой специалист, как вы, нам бы очень помог в нашей работе.

– И что же это за работа? – спросил я с интересом у американца.

– Это – секретная информация, но если вы согласитесь с нами сотрудничать, то я вам расскажу всё, что происходит последнее время в мире, и чем очень озадачено моё агентство НАСА. Практически я уже добился у отца Гонгэ согласия на сотрудничество с нами, и уговорил его монахов Мосэ и Хотокэ, которые тоже обладают способностями медиумов-проводников, судя по их рассказам, войти в нашу группу. Дело осталось за вами.

– Но позвольте, – возразил отец Гонгэ, – я не давал вам согласия на установку ваших электронных ловушек возле моего дерева, также, как не даю согласия на участие моих подопечных в вашем эксперименте.

– Но этого пока и не нужно, – сказал американец, – важно, чтобы вы согласились отпустить ваших подопечных с нами.

В это время я смотрел на Натали, которая слегка кивнула мне головой.

– Тем более, – продолжал американец, – вы согласились стать сами нашим консультантом, как изучающий птичий язык. Для нас это может стать очень важным оружием, когда начнут развиваться события.

– Ну, сказать, что я владею птичьим языком, было вы неправильно, – скромно заметил отец Гонгэ, – просто долгое время я наблюдал за жизнью птичек, и особенно занимался своими попугайчиками Чарли и Риччи. Некоторые наблюдения за ними дали мне основание полагать, что птицы нисколько не глупее нас, а, может быть, и умнее. Я думаю, что все люди любят этих пернатых существ, потому что они напоминают нам об ангелах, спускающихся с неба. Святой Франциск тоже очень любил птиц, кормил их с рук и общался с ними. Он понимал их язык. А я так до конца и не освоил птичий язык. Смерть прервала жизнь Ричика. М-да, смерть – жестокая вещь. Она неминуема и приходит, когда мы её меньше всего ждём. А мы столько времени теряем попусту, растрачивая свою жизнь на всякую ерунду. А когда спохватываемся, то становится поздно. Что поделаешь, физическим бессмертием мы, простые смертные, увы, не обладаем. Это мы должны себе чётко уяснить, и никогда не забывать. Моменто мори! – как говорили древние римляне. И мы должны это помнить, и в каждую минуту нашей жизни сознавать, что сами творим свою судьбу. Я вот смотрю на своих учеников, и постоянно думаю об их земном существовании. Ведь оно может быть коротким, если они не будут беречься, а начнут ввязываться во всякие авантюры, желая оставить о себе яркую память не только в моём сердце, но и в истории человечества.