Приключение Шараха

Шарах и айфон

– Шарах! Шарах! О, Шарах! – звал Тадари своего друга.

– Шарах, встань! А то он так шумит, что внучку разбудит. Бедная девочка только вчера ночью приехала. Она сильно устала и ей необходим отдых, – жена обратилась к отдыхавшему на кровати мужу.

Мужчина лежал в спортивной одежде, на голове красовалась панама, а в зубах торчала травинка. Шарах несколько минут игнорировал крики с улицы, но супруге ответил сразу.

– Когда ему официальное приглашение нужно было, чтобы зайти в этот дом? Давай подождем, может он решит, что никого нет, и уйдет, – усмехнулся, даже не думающий отрываться от подушки хозяин.

– А ну быстро вставай! Ланочка с Москвы прилетела, весь день добиралась, не для того чтобы стать частью ваших не смешных шуток. И не стыдно, развалился тут. А сосед еще лучше, орет там, как будто в лесу. Может, для него специально звонок проведешь, раз он по-городскому мыслить начал.

– Все, все, встаю, – перебил ее Шарах. – Что за женщина, заведется, пулемет Томпсона отдыхает. Тыр- тыр- тыр, тыр-тыр-тыр.

Старичок подошел к окну и, покрутив пальцем у виска, постучал себе кулаком по лбу. На что его друг доходчиво улыбнулся и зашел во двор.

Шарах проживал со своей супругой в небольшом, но в весьма уютном двухэтажном доме из красного кирпича. У них было трое детей: два сына и дочь. Отучившись, они не захотели возвращаться в деревню и остались работать по специальности в городе. Позже младшему удалось поехать в Москву на повышение квалификации, где он в последующем и обосновался, создав семью. Дочка вышла замуж и уехала в Гудауту, где открыла свою парикмахерскую. А старший сын, которому летом исполнялось сорок пять, полностью посвятил себя науке и изучению космоса. Шарах всячески пытался уговорить его вернуться в родовое имение, следить за хозяйством, унаследовать его. Обещал купить телескоп, рассказывал о хорошей видимости звезд из окна, но все тщетно.

О родителях дети не забывали. Несмотря на отдаленное расположение села Аамта, они совершали частые визиты. Разумеется, кроме младшего, с российской столицы так просто не приедешь. Но он охотно посылал внуков, чтобы те могли ознакомиться со своими корнями и вкусить дух абхазской жизни. Они неоднократно просили дедушку и бабушку переехать к ним. Но Шарах об этом даже думать не желал, он говорил: «Наш очаг, мы с моим отцом своими руками строили. Здесь я родился, здесь и помру! И точка!». Главное, Шарах знал, что у потомков все хорошо, а скучать ему не приходилось. Сельский труд и веселые друзья тому подтверждение.

– Доброе утро, – Шарах выполнил реверанс, встретив названного брата у дверей.

– Чего это ты?

– Я в порядке! Это ты странный какой-то, зовешь меня возле моей калитки. Нет, как нормальный человек зайди домой, поздоровайся.

– Мало ли, внучка в доме одна находилась бы, пугать не хотел. Кстати, где она?

– Ночью приехала. Надеюсь, что спит! Если ты ее не разбудил.

– Ты теперь мне это постоянно напоминать будешь?

– Что ты, что ты. Вот сейчас выпьешь со мной за ее приезд, и я сразу все забуду, – Шарах пригласил друга к столу. А сам направился к шкафчику и достал пол-литровую бутылочку чачи.

– Пить так рано? – недоуменно спросил Тадари.

– Как рано?! Уже одиннадцать – тридцать! – указал Шарах на настенные часы. Тадари схватился за голову и начал крутить ее.

– Уже почти полдень. Я в шесть проснулся, все собирался пойти амбар убрать, так и не дошел. Вот время летит незаметно.

– Лодырь ты Тадари, лодырь. Вот я тоже ни свет ни заря встал, но в отличие от тебя много дел по огороду сделал. Ладно, пускай сегодня будет выходной. Хозяйка, поставь нам что-нибудь закусить! – обратился Шарах к супруге. – Посмотри, какие у меня накаченные руки. Это все труд! Видно, кто из нас настоящий мужик, правда? – усмехнувшись над другом, Шарах принялся разливать алкоголь в рюмки.

Споры и обоюдные издевки являлись неотъемлемой частью их бытия. За долгие годы дружбы они настолько привыкли друг к другу, что жизнь без них казалась им скучной.

– Ха! Толку с твоих мышц. Мускулы – это не показатель, вот показатель! – Тадари погладил средних размеров живот. В отличие от приятеля он был слегка полноват. Доводы насчет того, что работа сделала Шараха стройным, а безделье его толстым, парировал одной цитатой: «Просто моя хозяйка превосходно готовит». Супруги друзей не вмешивались в мужские дебаты, они знали, что в споре кто-то должен быть умнее. Шарах и Тадари не брали эту роль, поэтому она доставалась женам.

– Ты бросаешь мне вызов? – Шарах вначале посмотрел на брюхо собеседника, потом в глаза. – Ты хочешь сказать, что ты меня перепьешь? – громко рассмеялся хозяин. Гость (хотя какой гость, он чувствовал себя в доме друга как в своем) попадал в такую ситуацию сотни раз, и все равно, всегда как в первый раз начинал нервничать.

– А ты предусмотрительный, вытащил пол литра, уверен, их будет достаточно, чтобы увидеть, на что ты способен, – заикаясь от злости, пробубнил Тадари.

– Ну все!!! Ты попал! – Шарах достал трехлитровый графин и наполнил его той же семидесятиградусной чачей. Присев на стул, Шарах потянулся руками к потолку, вытянув тем самым спину, после чего выразительно хрустнул пальцами, показав сидячему напротив человеку свою полную боевую готовность.

– Ну что, да услышит нас Всевышний, чтобы у нас всегда была возможность так сидеть, отдыхать. А тебе немножко мозгов, а то не бережешь себя брат, ох не бережешь, нарываясь за столом на таких, как я!

– Всем счастья, радости, благополучия. Дай Бог, чтобы после этого застолья я, за тебя чокаясь, пил, – ударив своей рюмкой по рюмке товарища, ответил Тадари. Так пошло-поехало утро в этом доме.

Два часа спустя…

– Мой друг Тадари! Мы уже немало за что сказали: помянули ушедших, подняли за Абхазию – родину нашу, в лице твоего отца выпили за всех старших, в лице моих детей за всех младших, – Шарах выдержал паузу, вытерев подбородок. – Разминку ты прошел удачно, а теперь, – Шарах встал со стола и подошел к стене, на которой висели: ружье, шкура медведя, рога тура и оленя, убитого им на охоте, а также коллекция рогов, предназначенная для застолий, – за мою внучку! За ее приезд и здоровье, выпьем из него, – Шарах развязал привязанный к гвоздю сосуд. Так как они употребляли крепкий напиток, то он был небольших размеров, стакана три – четыре, не больше. Вернувшись на свое место, хозяин потер указательным пальцем усы и посмотрел на Тадари так, что во взгляде можно было прочесть: «Ну, берегись».

– У меня когда теленок родился, я с такого же рога пил, как сегодня помню. Один за него выпил, другой за его маму корову, третий за молоко: чтобы качественное было. А ты Шарах за прибытие целой внучки им пьешь, – конечно, Тадари шутил, но говорил это вполне серьезно. Он понимал, что выпить полный рог такой чачи невозможно и что хозяин дома блефует, пытаясь его напугать и услышать от него фразу: «Шарах, что ты, я столько не выпью». Началась игра слов. В их противостоянии это означало, кто первый уступит, тот проиграл. Но есть и другие правила: раз сказал, должен сделать.

Шарах, ехидно улыбаясь, заполнил рог до краев и протянул его собеседнику.

– Держи, друг. Это замечательно, что у тебя такой большой опыт. Значит, тебе не составит труда выпить его и сделать мне приятное. Только осуши его до дна и переверни, сколько капель останется, столько чтобы слез у моей внучки было.

– С чего это я первый должен пить? Твоя внучка, твой дом, ты и пей, – Тадари не спешил брать сосуд с чачей в руки.

– Ора, сколько ты сказал. Две минуты назад, ты героем был!!! За теленка такими пил, а сейчас сидишь, как моя старая повозка, ломаешься. Не можешь пить, скажи, не могу пить, ничего в этом такого нет.

– Кто, я не могу?! – обидчиво указав на себя пальцем, Тадари выхватил рог из рук друга. – Дай сюда. Я тебе покажу, кто не может пить, готовься, ты следующий.

Шарах улыбнулся, по его святящимся от счастья глазам Тадари осознал всю сложность ситуации. Он оказался в ловушке. Довольный хозяин прекрасно понимал, что ему не придется пить вторым, а гость за короткий срок должен был перебрать тысячи вариантов, как выкрутиться с положения.

– Уважаемый Шарах, – начал свой тост Тадари, – я знаю тебя столько, сколько знаю себя. Мы выросли вместе, учились вместе, службу несли вместе, мы с тобой всегда вместе! Хорошее, плохое, нужно, не нужно, – Тадари полчаса говорил о своих отношениях с Шарахом, пока тот в ожидании того, когда же он наконец начнет пить, не перебил его.

– Все помню, все знаю. Только ты не за нашу дружбу сейчас пьешь, а за мою внучку.

– Вот, – продолжил Тадари, – твой младший сын. Я не забыл, как он, будучи младенцем, бегал по этому дому. А нынче посмотри, специалист! Где-нигде, а в самой Москве человек работает. Дочку имеет выше нас ростом. Молодец он. Помню, когда он маленький в моем саду на грушу залез… – еще полчаса Тадари рассказывал, этот ничем не примечательный случай.

– Очень смешно, – насильно засмеялся Шарах, – пей, давай.

– Подожди, – Тадари показал ладонь Шараху. После чего спокойно продолжил. – А внученька твоя, я знаю, как ты ею гордишься, она же у тебя будущий врач, медицинский институт оканчивает. Я вижу, с какой гордостью ты о ней везде трезвонишь. Ты вообще всех детей любишь, даже чужих. Представляю, как у тебя душа горит за своих. Я с нетерпением жду, когда же она проснется, так интересно на нее взглянуть. Похожа ли она на тебя, каков ее характер, цвет волос и глаз, – чуть больше часа Тадари чередовал темы, отношения Шараха с детьми, с непосредственными комплиментами в адрес внучки. Время шло, один без умолка произносил речь, другой делал вид, что сосредоточенно слушает.

– Так вот, – продолжал Тадари, – дай Бог ей счастливой судьбы. Она – доктор, она дарит людям здоровье, а ей здоровье пусть Всевышний подарит. Вообще, святая профессия у нее, ответственная, там исключено быть неграмотным. Это тебе не поле копать, тут ошибаться нельзя. Хотя, знаешь, когда минное поле копаешь, ошибаться тоже нельзя. Но у нее другая ситуация, тут не своя жизнь, тут… – Тадари стал философствовать, углубляясь в различные аспекты врачебной деятельности. Голова Шараха в тот момент напоминала чайник, который постепенно нагревался и краснел. Казалось, что в скором времени, с его ушей и носа пойдет пар, настолько сильно его утомил тост друга. Он уже и сам пожалел об идее с рогом. Отдых превратился в рутину: алкогольное опьянение начало проходить, ноги устали стоять, а уши воспринимать информацию. Наверняка речь тамады оказалась бы бесконечной, если бы не раздавшийся на улице шум. Тадари впервые за последние два часа умолк и внимательно прислушался к доносящимся звукам.

– Ты это слышишь? Что это? – шепотом спросил Шарах.

– Не знаю. Такое впечатление, как будто первобытные люди орут, при этом бьют железом по железу. В средневековье так вызывали дождь.

– Хм. Надо пойти и успокоить их! А то у меня уже голова болит.

– Ты прав. Пойдем и покажем им, как надо петь! Споем им Рицу, вот они удивятся, когда поймут, до чего прогресс музыкальный дошел. Вот только проблема, Шарах, а с этим что делать? – Тадари приподнял вверх рог. – Просто я не договорил.

– Не переживай, не переживай, – улыбнулся хозяин. – Положи его пока. Придем, потом продолжим. А то, сам понимаешь, в таком шуме сидеть не возможно.

Выйдя во двор, друзья стали осматриваться, пытаясь уловить направление, с которого доносится это непонятная и страшная, по их мнению, музыка. Через мгновенье они оба смотрели на окно комнаты, где находилась внучка Шараха.

– Иди за двухстволкой, а я схожу на разведку, – Шарах на цыпочках поднялся по лестнице на второй этаж своего дома и аккуратно постучался. Не дождавшись ответа, он постучал сильнее. Убедившись, что его не слышат, он принялся колотить кулаками по двери с такой силой, что вышиб ее. Когда он зашел в спальню, его взору предстала такая картина: спиной к нему сидела Лана, на голове у нее были наушники, а руки бренчали по струнам гитары, подключенной к розетке, при этом она орала во все горло на неясном для Шараха языке, незнакомые для него слова. Старик застыл от удивления.

– Ого! Это кто? С ней все в порядке? – толкнул Шараха в бок Тадари. – Ружье взял. Если прилетят инопланетяне, я их всех перестреляю.

– С ума сошел?! Никаких выстрелов. Я сейчас все улажу, – Шарах сделал шаг вперед. – Ланочка, няню, как тебе спалось? – обратился дедушка к своей внучке, тихонько коснувшись ее волос.

– Дадука, – сняв наушники и отложив электрическую гитару, Лана бросилась в объятия деда. – Здравствуйте, Тадари. Все отлично, Дадука. Воздух такой свежий. Я очень крепко спала, только проснулась. Скучно немножко стало, решила поиграть. Мы в Москве создали рок-группу в стиле хеви–метал. Уверена, ты слышал о таком музыкальном направлении. Вот сижу, репетирую.

– Я? Метал? – выдержав паузу, старик рассмеялся. – Конечно, слышал. Вот мы с другом стоим, слушаем. Тадари говорит: «Какая хорошая музыка, так нравится, давай ближе подойдем, чтобы лучше услышать». И вот мы подходили-подходили, пока и вовсе сюда не пришли.

– А почему дедушка Тадари с оружием?

– Мы на охоте были, там услыхали. Вот как раз оттуда и подходим, – мгновенно ответил Тадари.

– Ланочка, ты давай вниз спускайся, пообедай. А то в конце ты как-то слабо кричать начала, видать, силы заканчиваются, подкрепиться тебе надо.

Разобравшись с происшествием на втором этаже, старики вернулись к трапезе, на которой Шарах, сделал другу предложение, с которым, тот с удовольствием согласился.

– Ора, сейчас никто не сомневается, что мы по три-четыре таких рога выпить сможем, но я предлагаю с места в карьер не гнать. Пока тихо, по-пехотински рюмками продолжим, а под занавес пару артиллерийских залпов со стаканов дадим.

– Вот сразу видно, что ты в минометных войсках служил. Вначале надо по чуть-чуть выяснить, что за напиток, а уж потом осваивать его в полных масштабах. Это я тебе как опытный разведчик докладываю!

      Только друзья принялись вспоминать дни своей былой службы в Советской армии и красноречиво желать всем солдатам здоровья, вкусной еды и сигарет с фильтром, как в комнату вошла Лана и неумышленно прервала их разговор.

– Дадука, я тебе привезла в подарок четвертый айфон. Правда тут у Вас сотовая связь не ловит, но ты можешь использовать его как фотоаппарат. Кстати, замечательная идея. Давайте сделаем селфи, – Лана подошла и обняла сидящего дедушку за шею. – Дорогой Тадари, идите к нам.

– Спасибо, не хочу, – сглотнув, не скрывая страха, ответил Тадари.

– Тадари, по-братски, не бросай меня, присядь рядом, – умоляя, попросил Шарах. От их веселого общения не осталось и следа. Оба друга сидели, как две статуи, лишний раз не моргали и не дышали. В деревне Аамта неотрадно реагировали на предметы современного мира. Они опасались, что если сегодня к ним попадут вещи, то завтра придут новые устои на смену старым обычаям. И все, что хранилось многие века, канет в лету. Шарах и Тадари, впрочем, как и все жители села не хотели этого допускать. Поэтому они максимально быстро избавлялись от этих безделушек, не вели беседы на темы мирового прогресса, да и вообще их не интересовало ничего, что происходит за пределами деревни. Таким образом сельчане чувствовали себя в безопасности.

– Дедушки, ну вы что как окаменевшие. Улыбнитесь, – Лана попыталась их расшевелить. – На фотографиях надо быть жизнерадостными, – но все ее попытки оказались безуспешными. На экране отображалась лишь одна женская улыбка, и два суровых, оцепеневших, ошарашенных мужских взгляда.

Лана, запечатлев несколько кадров, положила телефон на стол.

– Дадука, я пойду приму ванну. А потом присоединюсь к вам и пообедаю.

Шарах покачал головой вслед уходящей внучке, так и не промолвив ни слова. Но стоило ей выйти за порог, моментально началась паника. Пребывая в шоковом состоянии, Шарах и Тадари впервые за долгие годы своей жизни выпили рюмку, не сказав тост!

– Глаза бы мои этого не видели. Тадари, представляешь, она болеет вирусом глобализации. Вначале музыка, теперь эта мыльница со вспышкой, а что потом?

Только Тадари открыл рот, чтобы ответить другу, как с улицы донеся женский протяжной крик.

– Ух, это Лана, – Шарах схватил стоявшее возле Тадари ружье и побежал в ванную. Второй бросился вдогонку.

– Подожди, Шарах, не смей туда забегать!

– Ланочка, внученька, что там происходит? – кричал Шарах у дверей банной комнаты, не решаясь войти без разрешения.

Девушка выбежала обмотанная полотенцами. На лице ее отображался испуг, губы дрожали от страха, язык не мог вымолвить и слова. Разгневанный Шарах вбежал с угрозами: «Убью, кто бы ты ни был». Какого было его удивление, когда он никого не увидел. Старик вышел недоуменным, но успокоившимся.

– Ланочка, дорогая, чего ты так сильно испугалась?

Внучка, продолжая молчать, взяла дедушку за руку и вместе с ним зашла в душевую. Прикрываясь словно щитом его телом, она указала пальцем на ползающего на потолке паука. Безобидное насекомое на очень тонких ножках и с малюсенькой головкой вызвало у Шараха смех. В сельских домах такой паучок – частое явление, и к нему все привыкли, даже самые маленькие. Но вот для студентки из Российской столицы он стал неприятным сюрпризом, но еще больше ее раздразнило поведение деда, который не вошел в ее положение, а наоборот, обсмеял.

– Я потом приму душ, – обиженным голосом сказала Лана и поковыляла в сторону своей спальни.

– Нет, ты это видел? – шепотом обратился Шарах к Тадари. – Она б еще комара устрашилась бы. Надо срочно что-то делать. Помоги, ты же умный!

– Для начала надо спрятать ту белую штучку, которую она привезла, пока ее никто не обнаружил. А потом собрать ее вещи и отправить обратно в Москву, пока она тут всех не заразила своим поведением.

– Ты что, с ума сошел? Я тебе отправлю, это же родное мое!

– Да шучу я! Давай его под диван, ближе к стенке, от глаз подальше. И руками не трогай, оберни в платок, – указывал Тадари на айфон. – А мы с тобой пойдем до нашего старейшины Джарназа Мукба. Ситуация ведь сложная, кто как не он, может дать дельный совет.

Джарназ Мукба – самый взрослый, а значит и, по совместительству, самый авторитетный человек в селе. По приблизительным подсчетам ему шел сто девятнадцатый год. Точную дату рождения никто не помнит, помнят лишь то, что в тот год выпал большой снег. Такое явление для Абхазии редкость, вот почему оно запоминается надолго. Хотя Джарназ всем говорил, что он родился гораздо раньше и даже слепил в тот год снеговика.

– Здравствуй, дорогой Джарназ.

– И вам привет, – ответил им старец, разрубив напополам полено.

– Джарназ, не рано ты дрова колоть начал? Лето на дворе.

– Эх вы, молодежь, ничему вас пока жизнь не научила, – обратился старейшина к семидесятилетним мужикам. – Я совмещаю приятное с полезным. Как зарядка. Сегодня чуть-чуть, завтра чуть–чуть и кости размяты и запас пополнен. А вы, дилетанты, осенью спину свою напрягать будете, благо, пока молодые, здоровье позволяет.

– Джарназ, мы к тебе за советом. Дело у нас такое, внучка моя с России приехала.

– И в чем проблема? – отложив топор в сторону, старейшина присел на пенёк и, облокотившись на палку, принялся насторожено слушать односельчанина.

– Как тебе правильно сказать… Ведет она себя как то по-московски. Ума не приложу, что делать.

– Она абхазка?

– Да, чистокровная. В семи поколениях точно. Дальше уже не знаю.

Джарназ потер подбородок и погрузился в раздумье. Тишина длилась несколько минут, пока самый взрослый человек в селе не нарушил ее.

– Слушай меня Шарах, внимательно. Устрой ей чисто Абхазский вечер, чисто по-нашенски. Собери всех. Мясо, мамалыга, танцы, ну ты понимаешь. Когда она свое родное увидит во всей красе, остальное в ней на второй план отойдет.

От Джарназа Мукба друзья уходили довольными. Наставления старца всегда оказывались дельными. Уже по дороге Шарах размышлял о том, как накрыть стол на всю деревню. Он вел подсчеты, какое количество скота понадобится забить, порезать петухов, поставить котлов для мамалыги, сколько соседей приобщить к делу, какой длины построить палатку во дворе.

– Шарах, а может это все как сюрприз сделаем, чтобы она пришла и бах! Все готово.

– Это вообще идеально было бы. Но как такое провернуть? У меня нет большого подпольного подвала, чтобы мы могли там скрытно все организовать.

– Не переживай. Я решу этот вопрос, – довольный своей гениальной идей Тадари погладил свой лоб. В тот момент они как раз проходили мимо дома главной сплетницы села. Старушка сидела на стуле, в тени мушмулиного дерева, прямо возле своего забора. По ее грустному выражению лица было видно, что ей очень скучно. Ведь в селе свежие новости – не такое уж частое явление.

– Маруша, день добрый, – поприветствовали ее мужчины.

– Добрый, добрый, – слегка привстав, ответила бабушка.

– Слушай, ты знаешь, что вчера к Шараху приехала внучка из Москвы? Она доктор медицинских наук! И в благодарность жителям нашей деревни, так как она родом отсюда, предложила завтра провести приемный день. Будь добра, поделиться этой информацией с населением, – Маруша расцвела как весенний цветок: глазки засияли, губки растянулись, ушки заострились.

– Ой, я даже не знаю, а абхазы разве к врачам обращаются? Думаете, им это надо будет? Всю жизнь не ходили, а тут все бросят и пойдут?

– Маруша, ты свое дело выполни. Тут ведь не в принудительной форме, а по желанию.

– Все, все, я поняла, – Маруша даже не стала дожидаться пока Шарах и Тадари пропадут с поля зрения, и побежала к своим первым соседям.

Когда друзья вернулись домой, начинало темнеть. Лана сидела на стуле во дворе и дочитывала книгу. Оставалось всего несколько страниц, но с каждой последующей из-за света, занятие становилось сложнее. И уже минут через десять, прищурив глаза, она пыталась разобрать знакомые буквы.

– Ланочка зайди внутрь дома, там дочитаешь. Не порть зрение, – проявил беспокойство дедушка.

– Дочитаю завтра. На свежем воздухе и в тишине, – отложив книгу, ответила внучка.

– Нет, дочитай сегодня. Завтра, боюсь, у тебя дела будут. Представляешь, кто-то рассказал, что ты у меня доктор. И некоторые наши дорогие сельчане, решили прийти к тебе на консультацию. Человека два-три не больше, абхазы обычно к врачам не ходят. Но тем, кто захотел, я отказывать не стал.

– Конечно, Дадука. Помогу чем смогу. Главное, обещаю никому не навредить.

– Отлично, мы тебе кабинет у Тадари на втором этаже сделаем. Просто у него все условия там есть.

– Все условия?! Даже операционный стол? – засмеялась Лана. – Хорошо Дадука, договорились.

Внучка поднялась наверх к себе в комнату. Первый день в деревне получился долгим и не самым радостным. Акклиматизация проходила с большим трудом. Тихое, спокойное село показалось ей чем-то далеким. Потянуло к шумной и динамичной жизни в Москве. Лана взяла листик и нарисовала на нем палочки, обозначающие количество дней до отлета. После зачеркнула одну и закрыла глаза. Уснула не скоро. Если вчера ночью из-за усталости она не обратила никакого внимания на мошкару, то в этот раз ей пришлось в полной мере ощутить все прелести деревенского жития: укусы и жужжание насекомых, стрекотание кузнечиков, кваканье лягушек. Засыпала она, прокручивая мысли о завтрашнем дне, надеясь на веселое времяпрепровождение.

      Во дворе только начинало светать, как в комнате раздались стуки. Шарах приступил к подготовке мероприятия ни свет ни заря. Внучка ж проспав пару часов, вскочила с кровати и ринулась к двери, опасаясь, что произошло, что-то ужасное, например, кому-то стало очень плохо, ну или, в крайнем случае, пожар.

– Доброе утро, Ланочка. Как спалось? – Как ни в чем не бывало, полюбопытствовал дедушка. На часах было шесть часов, а Тадари уже стоял рядом с другом и синхронно с ним улыбался. Друзья выглядели бодрыми и полными энтузиазма, чего нельзя было сказать о Лане. Она едва подавила в себе негодование, убедившись, что ее разбудили, не имея на то серьезных причин.

– Все просто замечательно, – ответила студентка медицинского института, нарисовав на лице взаимную улыбку.

– Вот и славно. Тогда пойдем в дом к Тадари. Ты же помнишь, о чем мы вчера договаривались.

Отведя внучку и усадив ее в кресло в гостиной, друзья принялись за дело. Своим соседям Шарах поручил построить палатку на пятьсот человек, расставить столы и скамейки, разложить посуду, натянуть новый брезент. Приготовления мяса он возложил на Бения Ардашина. В таких случаях говорили: «Назначил и не беспокоишься». Он быстрее и лучше всех разделывал скотину. А вкус приготовленного им тающего во рту мяса был известен, даже маленьким детям, у которых еще не все зубки прорезались. Гудалия Анри, настоящий профессионал, отвечал за мамалыгу. За него шла молва, что он приготовил в своей жизни почти сто тысяч порций мамалыги, и ни в одной из них ни разу не было даже маленького комочка. На вопрос, как ему это удавалось, он шутил: «Вначале надо мешать шесть раз по часовой, потом двенадцать раз против, четыре по, семнадцать против и произносить: «крутись, крутись во вкуснотище превратись». Многие прислушивались к его словам, но результат повторить не удавалось никому. На этом Шарах не остановился. Тамадой он пригласил Харбедия Инала. Самого красноречивого крестьянина в селе. Жителям иногда казалось, что когда Инал поднимает за природу, в горах начинают расцветать цветы. А его коронный уход с застолья, опустошив за раз десятилитровое ведро мужского вина, навеки останется в истории деревни. На счет гостей переживать не стоило, это же абхазское село, придут все.