– А давай-ка поставим маленький эксперимент. После ужина ты подойдёшь к её клетке, а я встану в сторонке и под ветром, так, чтобы она меня не видела и унюхать не могла. Если она опять станет тебя слушать, я через какое-то время подойду, и посмотрим, как она себя поведёт.
Когда Гошка подошёл к клетке, волчицы в ней не было. Гошка сел возле сетки, стал ждать. Минуты через две волчица появилась из своего дома, подошла к сетке и села напротив его.
– Добрый вечер, – поздоровался Гошка. – Хочешь, я расскажу, как мы с папой ходили в цирк. Там были дрессированные звери. Ой, они такое делали…
Гошка рассказывал, волчица слушала. Вдруг она отвела глаза, встала и пошла в свой дом. Гошка оглянулся – за его спиной стоял дед. Обычно прищуренные его глаза были широко открыты.
– Очень интересно, – сказал он. – Она почему-то сразу выбрала тебя. Ты ведь даже не кормил её. Еду в это время не приносят, значит, она вышла именно к тебе. Непонятно. Надо будет понаблюдать за ней, но осторожно, конечно. И в литературе поищу, может быть, найду что-нибудь полезное. А ты записывай свои впечатления от общения, они могут очень даже пригодиться для дела. Жаль, планшет твой из дома не захватили. Ну ничего, в блокнот будешь записывать, а то совсем разучитесь писать от руки, компьютерное поколение. И не радуйся. Это работа, и непростая. Но полезная. Ладно, пошли домой, скоро спать.
Прошло три дня. Гошка с утра приходил к волчице, она ждала его, лёжа у сетки. Он садился и рассказывал о своей жизни, что повидал, о чём подумал. Волчица, естественно, не отвечала, но Гошке это не мешало. Он даже советовался с ней, и ему казалось, что после этого у него в голове возникало правильное решение. Вместе с Василием он разносил зверям обед. Василий посоветовал, чтобы он всё же уходил, когда волчица ест: волки не любят, когда за ними наблюдают в это время. Гошка послушался, и ему даже показалось, что волчица и вправду оценила такую его деликатность.
Каждый вечер дома он записывал в выданном ему дедом блокноте, о чём говорил с Донной, что она делала в это время: лежала, сидела, настораживала уши, спала, уходила в дом и так далее. Одинаково или по-разному слушала, когда он говорил о событиях и людях, о знакомых ей и незнакомых… Дед внимательно перечитывал его записи: хмурился, улыбался, поднимал на него глаза. Гошка следил за его реакцией и волновался. Иногда дед что-то выписывал из Гошкиных заметок в свои тетради, и Гошка в таких случаях испытывал прилив гордости.
Гошка спросил у деда, нашёл ли он объяснение, почему волчица стала дружить с ним. Дед ответил, что да, такие случаи бывали, но ни разу не наблюдалось так быстро возникшей дружбы. Обычно дружба возникает, если волк попал к человеку раненым, больным или волчонком. И ещё дед посоветовал не проводить с ней так много времени: привыкнет, а когда Гошка уедет, станет переживать. Лучше ограничить их общение часом-двумя в день. И вообще, не может же он все свои каникулы просидеть возле клетки. Скоро приедут три семьи сотрудников с детьми, и у Гошки появятся другие дела и интересы. Гошка вздохнул: деду виднее. Он сказал волчице, что должен помогать деду в других его научных исследованиях, и поэтому видеться они будут реже. Волчица никак не отреагировала. Гошка решил, что она всё поняла.
В этот день Гошка, как обычно, разговаривал с волчицей, а она лежала, положив голову на лапы, и вдруг подняла её и посмотрела мимо Гошки. Он оглянулся: позади стояла девчонка в шортах и майке, с крестиком на тонкой цепочке на шее и с интересом смотрела на Гошку. Других украшений, даже серёжек в ушах, которые Гошка у девчонок не любил, у неё не было.
«Ничего такая из себя, – оценил Гошка. – Не хуже Наташки. Приехала с родителями из отпуска? Тоже будет кормить зверей, или родители дадут ей какую-нибудь другую работу? Научную. Смотреть в микроскоп на каких-нибудь блох или микробов…»
– Привет, – сказала девчонка. – Новенький? Ты кто? Ой! Да ты похож на директора, Павла Петровича! Ты его сын?
Гошка встал.
– Ты что, какой сын?! Я его внук.
– Ах, да. А как тебя зовут? Где живёшь? Как учишься? Кем хочешь стать? Звероводом, этологом, ветеринаром? Я хочу стать орнитологом. У меня дома два попугая, и ещё я кормлю из окна ворон, а на прогулке голубей. Голуби глупые, а вороны очень умные, с ними даже разговаривать можно… Во-он там, ближе к озеру, большие вольеры с птицами, самыми разными. Даже глухари есть, клесты, а ещё коршуны, совы и много-много других. А на озере есть безвольерные птицы – лебеди, журавли, гуси, утки самые разные… Они сами по себе, живут и улетают-прилетают, когда хотят. Их изучают, чтобы узнать, какие растения нужно будет разводить здесь, когда из-за потепления климата привычный им корм исчезнет. Вот клесты, например, семенами из шишек питаются. А если ёлки, сосны, кедры вымрут? Чем их здесь заменить? А ты в какой класс перешёл? Я в шестой, учусь хорошо…
У Гошки голова пошла кругом.
– Стой! – крикнул он.
Девчонка смолкла.
– Что такое этологи, орнитологи, кто такие клесты? И вообще, ты кто и как тебя зовут?
Девчонка помотала головой:
– Увлеклась. Ты ведь новенький, совсем неграмотный. Орнитологи – это те, которые изучают птиц. Мои родители орнитологи. Этологи изучают психологию животных, ну, как животные думают. Твой дед – этолог. Клёст – птица, он вылущивает семена из шишек. Сам ест и птенцов кормит. У него для этого даже клюв кривой на две стороны. Семена такие жирные и питательные, что его птенцы выводятся зимой в самые морозы и голые не мёрзнут. Вот. А зовут меня Татьяна. Можешь звать меня Таня. И никогда не называй меня Танюха или Тата, не надо.
– А я Георгий. Меня можно называть Егор. И пожалуйста, не называй меня Гогой, Жорой и даже Гошей. Ладно? А мои родители – геоботаники, они ищут разные, ещё неизвестные и полезные растения по всему свету и их исследуют. Этим летом они в Бразилии. Может быть, найдут и такие, которыми будут кормить наших зверей и птиц, если пропадёт привычный для них корм. Ты ведь так сказала?
– Да. Договорились. Имя Егор мне нравится. Ты что возле Донны делаешь?
– Я помогаю Василию кормить зверей, а Донну кормлю обязательно сам. Ну, и сижу возле неё, разговариваю с ней, чтобы ей скучно не было.
– И что, она ест при тебе и слушает, когда чего-нибудь говоришь?
Гошка покраснел:
– Да. А что, это смешно?
– Нет, конечно! Это здорово! А я здесь ухаживаю за совами и тоже разговариваю с ними, и они слушают. А Кешка и Венька говорят, что я сама становлюсь похожа на сову и скоро в неё совсем превращусь. Сами они ни за кем не ухаживают. Это дело, видите ли, не для них, у них в жизни другое назначение. Венька хочет стать банкиром, а Кешка – генералом. Они скоро приедут.
– Кешка? Ух ты. Это имя такое? Или прозвище? Никогда не слышал. Кеша – это от кэш? «Наличные деньги» на английском? Как в рекламе говорят: «Возврат кэшем».
– Нет. Кеша – это от Иннокентий. Был актёр с таким именем. Кешкина мамаша хотела, чтобы и он стал актёром, и так его назвала. Он говорит, что будет командовать людьми. А Венька говорит, что он будет управлять деньгами, а значит, и людьми. И военными тоже. Кешка кричит, что военные у любого банкира все деньги отберут, если захотят. Из-за этого они ругаются, руками размахивают. Как маленькие, честное слово. А в результате в их делах Кешка громко командует, а Венька тихо управляет. Всё равно всеми Бог правит, так бабушка говорила.
– Ты веришь в Бога? Вот и крестик носишь.
– Не очень. Я несколько раз просила у него, чтобы помог в важных делах. Не помог.
– В каких делах?
– Чтобы бабушка не умерла. Чтобы к доске в этот день не вызвали. Чтобы он показался мне, какой он есть, хоть на минуточку. Не-а. А Донна тебя слушает?
– Слушает. А где она? Эх, ушла к себе. Жаль…
– Она людей не любит.
– Я ей про тебя расскажу, она тебя тоже станет слушать. А сейчас давай пойдём к твоим совам. Они в меня когтями не вцепятся?
– Что ты, они добрые. И ты ведь не мышь.
Птицы оказались интересными. Особенно после Таниных рассказов о них. Гошка прямо заслушался. У них, оказывается, самый бесшумный полёт из всех птиц на свете. У них уши, правое и левое, на разной высоте, и поэтому они могут определить точное расстояние до мыши, которая шуршит под снегом. И видят они ночью просто замечательно!
– Вот бы стать ненадолго совой, тихо и мягко лететь над землёй и всё-всё видеть и слышать, как совы, – закончила свой рассказ Таня.
Совы, четыре штуки, были очень симпатичными. Когда Гошка с Таней вошли в вольер, они тут же к ним слетелись, а две даже сели Тане на плечи. А на Гошку не сели. Но общаться с птицами, как, например, с Донной, ему не хотелось, да и, наверное, это было невозможно.
Гошка сказал об этом Тане, но она не согласилась. С воронами, например, вполне можно разговаривать, они всё понимают. И благодарят за то, что их кормят: приносят иногда мелкие вещицы в подарок – яркие бумажки, пуговицы, даже монетки. А одна ворона даже принесла ей маленькую серебряную ложечку и положила на подоконник. Украла где-то. Гошка сказал, что Таня скупщица краденого. Она сначала засверкала глазами, но потом рассмеялась.
За разговорами они подошли к озеру. Оно было большое: дальний берег едва виден. Гошка с Таней спустились к воде. Недалеко от берега свободно плавали лебеди. А журавлей не было, и Таня сказала, что они сейчас кормятся на болотах в лесу, а на озеро вернутся к ночи.
Сзади хрипловато гавкнули. Гошка оглянулся и увидел Фагота, он стоял и смотрел на него. Гошка даже не заметил, что спросил у него, как у человека: «В чём дело?» Фагот гавкнул снова, повернулся и медленно пошёл, оглядываясь, к жилым домам. Явно звал Гошку идти за ним. Таня догадалась первая:
– Не иначе как тётя Тоня его послала тебя найти. Зовёт ужинать, или ты зачем-то понадобился.
– Ужин! – спохватился Гошка. – Дед, наверное, уже пришёл. Побегу. Спасибо тебе. Завтра увидимся?
– Ага. Я тоже домой, только загляну на минутку к своим совам.
На следующий день была уборка клеток. Гошка разговаривал с Донной, когда пришёл Василий. Он попросил Гошку уйти, и почти сразу Донна вернулась в свой дом. Василий зашёл сбоку от клетки и оттуда задвинул дверцу дома, так что волчица не могла выйти из него, потом снял замок, открыл сетчатую дверь, и они с Гошкой быстро вычистили и вымыли всю клетку.
– Молодец, – похвалил Василий. – Дома тоже помогаешь?
Гошка сделал вид, что не услышал вопроса. Дома он маме не помогал.
– А у неё в доме как убирают? – спросил он.
– Так же. Во время обеда, когда волчица выходит из домика в клетку, за ней закрывают выход, открывают наружную дверцу в домик позади клетки и всё внутри чистят. Она не любит нашу уборку: пол остаётся мокрый. Ну что, пойдёшь или её дождёшься, поговорить?
– Подожду.
Василий вытащил задвижку и ушёл, а Гошка стал ждать, когда волчица выйдет. День был жаркий, пол в клетке быстро высыхал. Наконец волчица вышла из своего дома-логова и, осторожно обходя мокрые пятна на полу, подошла к Гошке и села.
– Привет, – сказал Гошка. – Хочешь, ещё расскажу про Наташку? Как Федька хотел с ней дружить. И дарил ей всякие подарки, а она не брала, потому что дружила со мной.
Волчица легла, положила голову на лапы и стала слушать. Через некоторое время она вдруг подняла голову и стала глядеть мимо Гошки. Он оглянулся. Недалеко от клетки стояла Таня и смотрела на них с Донной, но не подходила ближе.
«Молодец, – подумал Гошка. – Всё понимает».
Он повернулся к волчице:
– Донна, а можно она тоже посидит с нами? Она правильная девчонка. Умная. Совы её любят. Можно? Таня, подходи, только медленно…
Таня сделала несколько шагов и села на траву. Донна снова опустила голову на лапы. Гошка перестал рассказывать про Наташку и стал описывать бассейн, в который отец его, ещё пятилетнего, отвёл учиться плавать.
– А я не умею плавать, – сказала Таня.
Донна подняла голову и снова опустила на лапы.
– Совсем не умеешь? – изумился Гошка.
– Я воды боюсь. Как до шеи дойдёт, я сразу выскакиваю. Меня папа здесь, на озере, на руках в воду вносил и со мной приседал, а я зажмуривалась и вся замирала. Как только вода мне до шеи доходила, я такой визг поднимала, что он сразу на берег со мной выбегал.
Гошка вскочил. Волчица тоже встала.
– Я тебя научу. В бассейне в нашей малышовой группе была одна такая девчонка. Тренер в фойе, ну, там, где нас родные ждали, которые в бассейн нас приводили, её бабушке объяснял, что надо делать дома, чтобы приучить к воде, а я услышал. Надо налить тёплой воды в таз, велеть ей опустить лицо в воду и выдувать воздух. И так много раз. И чтобы сначала держалась руками за края таза. А потом чтобы уже не держалась. И так три раза в день. Когда она через неделю пришла, сразу научилась в воде приседать с головой и не боялась.
– Но ведь я… – начала Таня.
– Да нет, – перебил её Гошка. – Всё равно получится…
Рассказывая, Гошка приседал, размахивал руками, вдыхал и выдыхал воздух. Волчица вскочила и вместе с Таней смотрела на него. И как-то незаметно получилось, что Таня и Гошка вместе оказались возле клетки, размахивали руками, спорили, а волчица с интересом наблюдала за ними.
Гошка опомнился первый.
– Танька, смотри. Донна с нами обоими. Не ушла. Ура!
Таня оглянулась.
Волчица уже лежала и смотрела на неё и не собиралась уходить.
– Ой! Она и меня признала. Как хорошо. А мои совы тебя сразу не боялись. Я сейчас дома попробую опускать лицо в таз, а после обеда пойдём на озеро?
– Пойдём.
– Только я купаться не буду. Боюсь. На озере дно хорошее, песчаное только там, где речка впадает. Река песок нанесла. А в остальных местах дно очень илистое, ноги сразу тонут по колено, вылезаешь такая черноногая. Дальше начинаются водоросли, густые, длинные… Можно запутаться. Зато где речка впадает, вода в озере очень холодная.
– Ты сама совсем не купаешься? Только у папы на руках?
– Ну что ты. В моём возрасте – и у папы на руках! Я захожу в воду по пояс и сразу выскакиваю. Но всё равно пойдём. Ты, если захочешь, поплаваешь, а я посмотрю. Но лучше не надо. Опасно, даже если ты хорошо плаваешь.
Гошка не поверил. За обедом он сказал деду, что хочет искупаться в озере.
– Можно мне взять какое-нибудь полотенце, чтобы вытереться? Таня сказала, что хорошее дно только, где речка впадает, но вода от неё очень холодная. Почему?
– Наверное, где-то поблизости в неё впадают донные родники. А почему они такие холодные, мы не знаем. Геологи сказали, что на глубине вечная мерзлота и родники оттуда. А купаться вам одним, без взрослых, не надо. Не разрешаю. В выходные вместе пойдём на озеро. Там вода тёплая, мостки сделаны. Идёшь по деревянной дорожке на сваях до глубины и там спускаешься по лесенке прямо в чистую воду. И водоросли тебя не достают. Там весь наш народ плавает. Специально сделали, чтобы в иле не пачкаться.
– А Таню возьмём с собой? Только она плавать не умеет.
– Наденем на неё надувной круг, и в нём поплывёт, если захочет. А сегодня не надо. Обещаешь? И возьми у Тони поролоновый коврик, на нём полежишь, позагораешь. Не перележи только. Солнце сильное, на прохладном ветерке от речки не заметишь, как обгоришь. Там кусты рядом, возле них и расположитесь в тени. И телефон свой возьми, так, на всякий случай. Сегодня связь хорошая.
Гошка и Таня лежали на просторном коврике и молчали. Было так спокойно, так хорошо, так лениво, что даже не хотелось говорить. Только жарко. Прохлада от речки, когда лежишь, почти не чувствовалась. Таня встала, сняла косынку, собрала волосы узлом и стала закалывать их на затылке.
«Красивая, – думал Гоша. – Не хуже Наташки… Но Наташка бы сейчас себя вовсю показывала и глазом на меня косила: восхищаюсь ли я ею. А Танька про такое даже и не думает. И про наряды ещё ни разу ничего не сказала. И сколько про зверей и птиц знает. Увлечённая. А почему с Наташкой неинтересно, когда она болтает, а с Таней интересно, даже когда она молчит?»
Ему вдруг очень захотелось сфотографировать Таню – прямую, тонкую, с поднятыми руками. Он достал телефон, щёлкнул и полюбовался снимком. Таня оглянулась, глаза у неё расширились и потемнели.
– Не надо, – сказала она тихо.
– Почему? – удивился Гошка.
Таня долго молчала. Гошка замер в ожидании.
– Бабушка говорила, это плохая примета, – сказала она наконец. – К скорому расставанию. Сотри, пожалуйста. И не снимай меня больше.
– Но ведь все друг друга фотографируют и не расстаются…
– Не надо, – повторила Таня, не отводя от него ставших почти чёрными глаз.
Гошка понял, что отказывать Тане в этой её просьбе нельзя. Он кивнул, ещё раз поглядел на снимок и вдруг почувствовал, что очень не хочет с ним расстаться. Он сделал вид, что стёр его, и спрятал телефон. Таня вздохнула, легла на коврик.
– Ты не хочешь, чтобы мы с тобой расстались? – спросил Гошка осторожно.
Таня улыбнулась:
– Не хочу, чтобы ты уехал. С тобой интересно разговаривать, и слушать ты умеешь. И дело себе сразу нашёл – вон, за Донной ухаживаешь… И не надуваешься, ничего из себя не изображаешь. А уедешь – опять всё лето придётся только с Кешкой и Венькой общаться. Дел у них нет, друг с другом скучно, вот они и пристают ко мне для развлечения. Мешают работать, глупости говорят, гогочут дурацкими голосами и смотрят: ну как? Противные они. Брр!
Гошка подумал, что хотел бы услышать немного другой ответ, удивился этому, опустил голову на руки и затих. И вдруг неожиданно для самого себя сказал:
– Дед говорил, что к Биостанции приходит ночами большой волчище. Он считает, что это муж Донны. Ведь волки женятся один раз на всю жизнь.
– И некоторые птицы тоже, – подхватила Таня. – Альбатросы например, лебеди. И люди так должны. Я когда выйду замуж, то на всю жизнь. А ты?
– Не знаю, – не сразу ответил Гошка. – Никогда не думал об этом.
С высокого берега посыпались мелкие камушки. Гошка поднял голову. К ним неторопливо спускался большой чёрный пёс.
– Ты Гобой или Фагот? – спросил Гошка.
Пёс хрипловато гавкнул и улёгся в тени недалеко от них, раскрыв пасть и часто дыша.
Таня подняла голову.
– Фагот, – сказала она со вздохом. – На него даже смотреть тяжело. Каково ему в такой шубе сейчас… А чего это он сюда пришёл? Он обычно возле тёти Тони находится, когда она на работе. Лежит где-нибудь в тени или где есть кондиционер. Егор, намочи мою косынку и выжми на него, может, ему станет чуть легче.
Гошка поднялся, взял косынку и пошёл к озеру. Пёс тут же пошёл за ним. Не успел Гошка наклониться к воде, как пёс оказался перед ним и стал оттеснять его обратно.
– Ты что! – изумился Гошка.
– Всё ясно, – услышал он Танин голос. – Он ведь из той породы, которая охраняет детей на пляжах, вытаскивает из воды, когда они плавают, и всё такое. Ой, Егор, а не тётя ли Тоня прислала его проследить, чтобы мы не стали тайком купаться? Ну-у, тогда нам к воде не подойти.
Гошка стоял с косынкой, не зная, что делать, и вдруг осенило. Он свернул косынку клубком и кинул в воду.
– Принеси, – скомандовал он псу.
Фагот послушно скакнул в воду и вернулся с мокрой косынкой. Шерсть на ногах и на брюхе была мокрой. Гошка взял из его пасти косынку даже не холодную, а просто ледяную, будто из холодильника, и вдруг ощутил, какое облегчение испытал пёс в воде. Гошка вернулся к Тане и приложил косынку к её спине. Таня взвизгнула, вскочила и засмеялась, взяла косынку и стала обтирать лицо, шею, руки, ноги… Выжала косынку на купальник. Гошка с трудом отвёл от неё взгляд.
Пёс уже опять стоял в воде и пил. Гошка снова кинул ему косынку, пёс принёс её ему, и Гошка с наслаждением обтёрся сам. Пёс подошёл к Гошке и отряхнулся, обдав его холодными брызгами, будто решил поделиться с ним прохладой. Гошка аж зажмурился от удовольствия, чуть постоял и упал на коврик рядом с Таней. Пёс улёгся с другой стороны. Таня медленно гладила его, запутываясь пальцами в мокрой прохладной шерсти. Было хорошо.
Вдруг пёс поднял голову и стал глядеть на высокий берег. Гошка проследил за его взглядом. Наверху стояли двое мальчишек, вроде бы его возраста. Посыпались камешки – мальчишки спускались к ним. Подняла голову и Таня.
– А вот и Кешка с Венькой приехали, Генерал и Банкир, – негромко сказала она. – Я тебе говорила. Ну, теперь покоя не будет.
– Почему? – удивился Гошка.
Таня не ответила. Мальчишки подошли к ним и уставились на Гошку. Он встал.
Один был чуть выше Гошки, худой, с торчащими волосами и недовольной бледной физиономией. На шее жёлтая цепь. Он сразу и сильно не понравился Гошке. Второй пониже, толстоватый, румяненький, с улыбочкой и быстрыми прищуренными глазками на круглой, как мяч, морде, тоже не вызывал большой симпатии.
«Тощий – Генерал, толстый – Банкир», – подумал Гошка. Мальчишки молча разглядывали его, молчал и Гошка.
Наконец Генерал подал голос:
– Ты кто такой? Чей? Откуда взялся? Здесь чего делаешь?
Голос был писклявый, резкий. Неприятный, как и сам мальчишка, и совсем не генеральский. Гошка даже усомнился, правильно ли он угадал, кто из них кто.
– А ты кто? – спросил он.
– Я первый спросил. Отвечай. Мы здесь живём, а ты приезжий.
Гошка молчал.
– Он внук Павла Петровича, приехал из Москвы, – ответила за него Таня.
– Я не тебя спросил. С тобой разговор ещё будет. Как увидела москвича, сразу старую дружбу забыла…
Таня стала медленно краснеть. Щёки, шея, лоб…
«Ух ты, – подумал Гошка. – Неужели так застыдилась?» Увидел её сузившиеся глаза и понял, что покраснела она от злости. Даже не от злости, а от гнева.
– У нас с тобой дружба, оказывается? Это ты ко мне перескочил, когда Сонька в другую школу перешла, и место возле меня освободилось, а Нинка Фигалина перестала давать тебе списывать. Надоело ей, что ты всё время шею свою длинную через её плечо тянешь и шипишь: «Убери руку, не видно… Подвинь тетрадку поближе…» Надо было и мне тебя прогнать, да мамаша твоя после родительского уж очень просила классную: «Он очень способный мальчик, но ему надо развивать внимание. Пусть Журавлёва помогает ему! Фигалина отказывается». Вот Ольга тебя и пересадила ко мне, способный ты наш. Друг он! А помнишь, ты горшок с бегонией разбил, по всему полу грязь развёз и свалил на меня?! Ольга оставила нас с тобой класс убирать, а Филька и Сенька из «В» явились деньги отбирать. Так ты боком, боком и исчез. Я одна от них грязной тряпкой отбивалась. Хорошо, мимо шли десятиклассники, мой крик услышали и надавали им. Они теперь за километр меня обходят.
Гошка засмеялся. Банкир ехидно улыбнулся и отвернулся, пряча улыбку. Генерал побледнел ещё больше, поднял руки и шагнул к Тане.
– Да я тебя… – начал он.
– Стой, где стоишь, – негромко сказал Гошка. – И ручонки в карманы спрячь, чтобы зря не болтались.
После такого оскорбления должна начаться драка. Драться при Тане Гошке не хотелось, противное это зрелище, но смолчать было нельзя. Таня могла перестать его уважать, а он себя – тем более. Вообще-то он почти не сомневался, что в драку эти двое не полезут. Дома, в Москве, ему приходилось драться, и на тренировках по самбо он научился чувствовать, когда противник собирается напасть всерьёз, а когда только пугает.
Генерал открыл рот, захлопнул его, снова открыл, не зная, что делать, оглянулся на Банкира, и тот пришёл ему на помощь:
– Кеша, не забудь, это внук директора, потому он такой храбрый. Знает, что мы не станем его бить, потому что он нажалуется деду-директору и у наших родителей будут неприятности.
Гошка аж онемел от такого подлого обвинения. Уже себя не помня, он двинулся на них, и вдруг перед ним оказался Фагот. Глядя на мальчишек, он стал теснить Гошку назад, как тогда от воды. И Гошка опомнился: кинешься на них, заявят, что он полез, понимая, что ему не ответят. Ну, гад хитрый… И тут раздался смех – смеялась Таня:
– Ну, вот и познакомились. Егор, нам к зверям пора. Это им делать нечего, а у нас работа. А вы сюда купаться пришли?
– Не-е, – нормально, по-человечески, ответил Банкир. – Зачем спрашиваешь? Ты же знаешь, здесь вода ледяная, купаться нельзя, руки-ноги отнимаются, и течение в озеро уносит. Мы тебя искали. Ладно, давай знакомиться. Я – Вениамин, Веня, он – Иннокентий, Кеша. А ты – Егор. А дома тебя как зовут?
Он протянул руку.
– Я Георгий. Дома зовут Егор, – ответил Гошка и нехотя пожал раскрытую ладонь.
– Георгий – значит, Жорик или Гогочка, – вступил в разговор Генерал Кеша.
Гошку передёрнуло, но он сдержался. Покажешь, что не нравится, начнут специально так звать. Сталкивался уже с этим…
– Егор, – повторил он и сжал кулаки.
Банкир Венька заметил это и вступил в разговор:
– Тебе не нравится, когда тебя так зовут? Не будем. А почему не купаетесь?