Сингулярность 2.0. Биотех

– Тебе идет оранжевый, – улыбнулся Ким.

– Это мой любимый цвет! Я вам сейчас еще сока принесу! – донеслось до него уже из коридора.

Ким был доволен собой. Он мог рассчитывать на отличный отзыв от заказчика. Хотя несовершеннолетним нужно подтверждение подлинности, но родители Рины, несомненно, ее поддержат. Одно не давало ему покоя. Во время чтения инструкции и материалов «Миропедии» Ким так и не понял, чем больна Рина. Но спрашивать о недугах – верх неприличия.

Вернулась Рина с большим подносом, на котором кроме кувшина с соком возвышалась гора печенья.

– Я подумала, что вы уже голодны, если у вас ускоренный обмен веществ.

Это было очень кстати. Ким не заметил, как прошел час, и действительно слегка проголодался. Пока он хрустел печеньем, Рина веселилась, используя новый костюм, чтобы схватить рыбу в аквариуме. С третьей попытки это ей удалось. Она хитро посмотрела на Кима:

– А вы?

– Что я?

– Сможете поймать рыбу?

– Не пробовал.

– Давайте попробуем!

В следующие десять минут ошалевшая рыба металась по аквариуму, а мокрые с головы до ног рыбаки соревновались в меткости и цепкости. Вернее, Ким делал вид, что соревнуется. Рина упивалась своими новыми возможностями, и ему не хотелось ее расстраивать. Поэтому рекордом Кима было всего три рыбины, пойманные одновременно за хвост одной рукой. Девочка после тренировочных попыток смогла схватить только двух.

Оставив в покое взбаламученный аквариум, они перешли в кухню, где сушились у конвектора и пили горячий чай. Ким поймал себя на мысли, что давно уже не делал ничего настолько нерационального и настолько веселого. Ему не хотелось улетать. Он был рад, что именно в его смену потребовалось везти заказ на край света.

Вдруг Рина отставила чашку и серьезно спросила:

– Ким, ведь вы могли больше рыбы поймать, с вашими возможностями?

– Наверное, но это было бы нечестно.

– А вы родились модлом?

– Нет, ускорение работы нейронов не передается по наследству.

– Вот, значит, это противоестественно, и вы чудовища.

Она улыбнулась и добавила:

– Хоть и добрые.

Ким пожал плечами. Он слышал раньше подобный довод противников модификации, но это никого уже не волновало.

– А вы помните то время, когда стали модлом?

– Нет. Я был слишком мал.

– Разве детям не дают право выбора в сознательном возрасте? Вдруг кто-то не хочет, чтобы его меняли?

– Это не перемены, это улучшение.

– Пусть так. Но все же?

– Мои родители решили, что так будет лучше, и оказались правы.

– Но вам же не с чем было сравнить!

– А я и не задумывался об этом. Просто радовался жизни среди счастливых людей.

– И вы не ругались с родителями?

– Не особенно… погоди, ты поругалась со своими?

Рина так рьяно замотала головой, что Ким решил не уточнять и попросил еще чаю. Она в задумчивости чуть не перелила пахнущий травами напиток через край, но вовремя спохватилась. Ким стал лихорадочно искать какую-нибудь нейтральную тему для не по годам умного ребенка, но Рина его опередила:

– Ким, а вы в курсе, благодаря кому люди превратились в модлов?

– Все это знают.

– Допустим, я знаю не то, что знают все. Расскажите.

Ким слишком глубоко вдохнул травяной запах от чашки и закашлялся, прежде чем ответить:

– Дарья Калинова, русский биохимик, изобретатель препарата «Эмрапид», основоположник теории химической модификации личности. Благодаря ей мир людей сейчас такой, какой он есть. Выдающийся ученый и самоотверженная мать. Пример для всех. Ее именем назван город, в котором расположен главный завод компании «НейроДжет».

– Ну, это вы мне статью из «Миропедии» пересказываете. А как она изобрела этот препарат, знаете?

– Она искала лекарство для тяжело больного сына. Изучала ноотропные вещества. Синтезировала принципиально новый нейромедиатор. Всех тонкостей не знаю, я простой курьер. Сплетни ходят про всех знаменитых людей, и Калинова не исключение.

– Она. Ставила. Опыты. На своем. Ребенке, – припечатывая каждое слово, сообщила Рина. Подождала реакции Кима, и, не дождавшись, продолжила:

– И на себе, конечно. Но сначала на мальчике, который не осознавал, что с ним происходит. Моя мама училась у Калиновой. И читала ее дневники. Разумеется, это нехорошо – читать чужие секреты. Но уж как есть. Калинова была первым модлом, да. Она за несколько лет стала умнее, чем совет Всемирной Академии, она могла сутками работать без сна, она прокачала свой мозг и нервную систему так, что ни один искин не мог с ней соперничать. Но сначала, сначала все пробовала на сыне. Самоотверженная мать, правда?

Ким никак не мог сопоставить эту речь с детским симпатичным личиком. Он не знал, что сказать, и вдруг поймал себя на необъяснимом желании оказаться подальше отсюда.

Похоже, он загостился.

Рина улыбалась. Она ждала ответа, перебирая пальцами соломинку в бокале, и с видимым удовольствием проверяла, как отзывается апельсиновая перчатка экзоскелета. И от естественной детской улыбки Киму становилось еще холоднее.

Наконец, он решился:

– Рина, слушай, с тобой хорошо, но я ведь на работе. Ты не обидишься, если я уже полечу?

– Нет, что вы. Я все понимаю. Просто мне очень скучно. И родители задерживаются. Простите, что заболтала вас. Думала, вам интересно.

Печально улыбнувшись, маленькая хозяйка биостанции по-взрослому попыталась скрыть разочарование. Киму стало неловко.

– Ну, пусть двигатель отдохнет минут десять. У тебя тут очень интересно, правда. Может, покажешь еще что-нибудь?

Рина радостно вскочила.

– Конечно, оранжерею, пойдемте!

Зеркальные стены небольшой оранжереи делали ее безграничной. Тут было влажно и душно, как в джунглях. Но в отличие от дождевых лесов Амазонии в оранжерее на биостанции «Высота-5700» росли только полезные человеку экземпляры. Высоченная шпалера с веселыми шариками томатов соседствовала с виноградной лозой, карликовые яблони и апельсиновые деревья выглядели декорацией в детском театре, но запах развеивал все сомнения. Ни один декоратор не сумеет создать запах мокрой почвы, апельсиновой корочки и потревоженной томатной ботвы.

Рина сорвала полупрозрачную золотисто-розовую виноградину размером с голубиное яйцо и протянула Киму:

– Угощайтесь!

Ягода лопнула во рту, и чуть приторный ароматный сок озадачил Кима, такого вкуса он не знал. На его поднятые брови Рина ответила довольным смешком:

– Ага, не ожидали? Это гибрид. Мама недавно вывела.

– Твоя мама селекционер?

– Нет, просто развлекается. Она биолог-адаптолог, а еще биохимик, я же говорила вам.

Задорная гримаса исчезла с лица Рины, будто задули свечу. Автоматически сунув в руку Кима еще одну ягоду, Рина продолжила:

– Мама решила развить дальше успех Калиновой. Модлы – это всего лишь накачанные препаратами обычные люди. А у мамы возникла идея сверхличности. Когда сознание уже не будет зависеть от химического воздействия на мозг. Ну, на первых порах без биохимии тут не обойтись, конечно. Только препарат, который разработала мама, должен воздействовать на уже подготовленную нервную систему.

– Как это?

– Тренировки. Тренировки – это великое дело. Даже вы, модлы, тренируете свои новые способности, правда?

– Да.

– Ну вот, а кроме тела и памяти, например, можно тренировать силу воли, устойчивость к стрессам, много чего. Например, стремление вырваться из увечного тела. И чем беднее твои возможности, тем сильнее ты хочешь стать всемогущим. Мама так говорила. Говорит.

Кима резанула эта поправка с прошедшего времени на настоящее. Он огляделся. Уход за оранжереей полностью автоматизирован, присутствие человека требовалось, только чтобы сорвать парочку солнечных апельсинов.

– Рина, а тебе не страшно тут, пока родителей нет?

– Вы шутите? Кого мне бояться? Людей здесь не бывает, а волков мы давно приручили, они к нам только зимой приходят, когда с охотой сложности.

– Ну а если родители задержатся?

– И что? Станция способна год меня кормить. А может, и дольше.

– А какая связь у тебя с родителями?

– Спутниковая. Но она ненадежная. Сейчас, например, ее нет. Еще старые рации, они работают в пределах видимости. То есть, когда родители до края плато доберутся, тогда я их услышу.

– Ты не волнуешься за них?

– Нет.

Ненадежная спутниковая связь – это было что-то из ряда вон в понимании Кима. Как и непостижимое спокойствие девочки-калеки, которая находилась одна в диких горах.

– Знаешь, подожду-ка я твоих родителей.

– А как же ваша работа?

– Этот заказ был последним на сегодня. К тому же компания выделяет дополнительное время на доставку в труднодоступных районах.

– Только не надо оставаться со мной из жалости.

– Это не жалость, а человеческое отношение. Да и если честно, – он подмигнул, – тут у тебя очень интересно.

Рина недоверчиво улыбнулась.

– Здорово! Чем мы с вами займемся?

– Ну а во что ты любишь играть?

– Играть? Я не маленькая.

– Хорошо, чем ты любишь заниматься, когда есть свободное время?

– У меня его нет. Я все время готовлюсь.

– К чему?

– К становлению Вселичности.

– Это что еще такое?

– Я же вам говорила. Это следующий этап в развитии человечества. После вас, модлов. Проект мамы. Сознание, способное управлять материальным пространством без помощи тела.

– И когда ты будешь готова?

– Я уже готова. Но мне нужна ваша помощь.

– Именно моя? А как же мама?

– Она не поможет. Идите за мной.

Рина сорвала апельсин и вышла из оранжереи. Киму ничего не оставалось, как последовать за ней. Интуитивно ему идея не нравилась, но целеустремленность искалеченной девочки вызывала желание помочь. Шли они долго, закручивая вместе с коридором тугую спираль. Наконец Рина остановилась перед последней дверью в самом сердце станции.

– Вот. Мамина лаборатория. Обычно мне сюда нельзя. Но сейчас особый случай.

Не успел Ким ответить, как она содрала пломбу с красного рычага и повернула его. Огонек в окошке сканера судорожно моргнул и погас.

– Теперь вы, я не достану. Верхний рычаг на себя, боковые в стороны. Открывайте.

– Нет, погоди, это проникновение в отсутствие владельца.

– Я владелец, и я вам разрешаю.

– Я не буду этого делать. Давай дождемся твоих родителей.

Рина посмотрела ему в глаза и прошептала:

– Ким, вы еще не поняли? Они не приедут. Там, – она кивнула на дверь, – важные лекарства. Подошло время очередной инъекции. И только вы можете меня спасти. Пожалуйста, открывайте. Я потом все объясню.

Ким замер на середине вдоха и некоторое время смотрел почему-то не на Рину, а на безжизненный сканер. Потом, как в тумане, взялся за белый металл и потянул рычаг на себя.

Герметичная дверь выпустила в коридор прохладный воздух с запахом ментола. Ким остановился на пороге. Он с детства испытывал бескрайнее почтение ко всякого рода лабораториям, а эта была самой необычной из всех, виденных им прежде. В небольшом помещении с трудом разместилось два стола, холодильник, шкаф, вытяжка, сейф и медицинская автоматизированная кушетка. И все было нежно-голубого цвета, с серебром, будто не рабочее место, а комната в отеле высшего класса. Глухую аэрогелевую стену закрывала фальшь-штора, и создавалась иллюзия огромного окна. Рина протиснулась между Кимом и дверным косяком.

– Чего вы застыли?

– Очень… необычная лаборатория.

– Ага. Мама проводила тут большую часть своего времени и не хотела, чтобы было занудно. Любимый цвет, любимый запах. Ненавижу ментол.

При слове «ненавижу» Ким вздрогнул.

– Рина, почему твои родители не приедут?

– Полагаю, они упали с обрыва. Там, на дальнем краю плато, – она методично перебирала пробирки в шкафу с препаратами.

– И ты так спокойно об этом говоришь?!

– А у меня уже нет сил говорить неспокойно. Я устала, Ким. Я так устала, что если бы была солнышком, как папа раньше меня называл, то просто потухла бы.

– Откуда ты знаешь, что они упали с обрыва?

– Ну, во-первых, у нашего вездехода удивительным образом отказали тормоза и датчик перепада высот. А во-вторых, папа вызывал станцию по рации, кричал что-то про падение, переломы и все такое, было плохо слышно.

– А ты?! – прохрипел Ким, леденея от того, что приблизительно знал ответ.

– А я маленькая калека в старом экзоскелете, которая не умеет водить спецтехнику и пользоваться системами дальней связи.

– Когда это случилось?! – Ким схватил коммуникатор, нажал кнопку экстренного вызова диспетчера.

– Здесь не работает связь, нужно выйти в холл, а еще лучше наружу. Но вы зря потратите время. Ночи на высокогорье холодные. Одну пережить можно, но не пять. К тому же, с повреждениями тела. А еще хищники.

Ким смотрел на бледного худого ребенка и перебирал в уме инструкции и предписания курьерам «Орбитал Экспресс», попавшим во внештатную ситуацию. Аналога не было. Действовать нужно согласно политике компании, преумножая одобрения клиентов, но не забывая о приоритете общепланетарных законов.

– Рина, я сделаю облет плато по мере возможности и в любом случае вызову спасателей. Но ты должна рассказать мне, что за чертовщина здесь творится.

– Да, самое время. Вы знаете, что такое остеомаляция?

– Болезнь костей?

– Ага. Когда они и не кости вовсе, а так, губка.

– Ты этим заболела?

– Скажем, меня этим заболели.

– Не понял.

Рина села перед ним прямо на голубой мягкий пол, скрестив ноги по-турецки. В руках у нее был непонятно откуда взявшийся синий карандаш. Она посмотрела на Кима, будто собираясь с духом, а потом быстро заговорила:

– Это нечестно – размягчать кости и разрушать сухожилия собственному ребенку, чтобы он через страдания стал сверхчеловеком! Это больно, это ужасно неудобно, вам в кошмарах такое не приснится! Сын Калиновой был умственно-отсталым, он не понимал, что с ним происходит, но я ведь понимаю! Если бы она мне сказала, хотя бы попыталась объяснить! Но нет. Она с добрым и любящим лицом колола меня препаратами, которые только калечили! Организм-то пытался справиться, я же родилась здоровой! Она брала для меня экзоскелеты старых моделей, плохо управляемые силой мысли, специально, чтобы я напрягалась, как голодающая обезьяна, которая лезет за едой на неприступную стену. Вы ведь уже поняли, что это, – Рина протянула к нему руки, запакованные в оранжевый микролаттис, – не ее заказ?

– Рина, милая, погоди. Откуда тебе все это известно? – Ким забыл, что собирался вызвать диспетчера.

– Дневник. Я выкрала его. Как она когда-то у Калиновой. Наследственность, – девочка криво улыбнулась.

– Может, ты не так поняла?

– Надо быть полной дурой, чтобы этого не понять.

– А твой папа? Ты вообще ничего не говоришь про него.

– А что папа? Он мамин бывший студент, младше почти на пятнадцать лет. Ему не очень нравилась мамина идея, но он никогда бы не пошел против нее. Тем более, она его заразила этой службой науке.

– Ты можешь показать мне мамин дневник?

– Нет, она его перепрятала. Я так и не смогла найти его за эти дни. Может, он у нее с собой. Не знаю.

Ким широко и сильно потер свое лицо, как человек, которому трудно проснуться.

– Рина, давай так. Мы оставим поиски родителей спасателям, а с тобой полетим в наш офис, оттуда вызовем каких-нибудь твоих родных. Эта болезнь лечится, я уверен. Без маминых экспериментов ты быстро придешь в норму.

– Нет. Не хочу я к вам. Я хочу стать Вселичностью. Зря, что ли, вот это все? – Она обвела рукой лабораторию. – Я ненавижу то, что мама со мной творила, но верю в успех. В последний раз я сдвинула карандаш без рук. Вот этот.

– Так зачем же ты тогда их… – Ким не смог продолжить фразу.

– А это не я. Несчастный случай. Сами подумайте, как инвалид может все это провернуть?

– Ты намного умнее, чем хочешь показаться. Говори, иначе я сейчас просто вызову инспекторов опеки.

Рина несколько раз сжала и разжала кулаки, будто считала про себя.

– Мама сообщила, что мне нужно еще два года. Два года, Ким! Семьсот тридцать дней. Семнадцать тысяч пятьсот двадцать часов. У меня чуть голова не взорвалась! А когда я закричала, что все знаю и отказываюсь терпеть всю эту дрянь еще два года, она сказала, что я воровка и ничтожество, и не ценю нашего общего с ней вклада в науку. Потом, правда, она извинилась и обещала, что я стану Вселичностью и смогу управлять миром, но я должна беспрекословно подчиняться и даже папе ничего не говорить.

Она перевела дух и добавила на тон ниже:

– К слову о цене, которую нужно платить за все. Вы, модлы, получили готовенькое счастье, ничего для этого не совершив.

Ким был слишком впечатлен рассказом Рины, чтобы обратить внимание на фразу о готовом счастье.

– А ты сказала папе?

– Ага. И он ответил, что надо терпеть, что мама лучше знает и что большая наука всегда требует больших жертв. И маме доложил о нашем разговоре. И с меня на три дня сняли экзоскелет, так что я даже сходить в туалет сама не могла. Вот такие у меня родители.

Жесткая спина апельсинового экзоскелета не помешала Рине тоскливо ссутулиться. Девочка бросила карандаш на пол и держала над ним ладонь, будто укрывая от чего-то. Ким опустошенно следил за ней и вдруг вздрогнул. Карандаш вибрировал. Почти незаметно, но он дрожал и по миллиметру двигался против часовой стрелки. Ким подобрался и шепотом, будто не хотел напугать карандаш, позвал:

– Рина!

– Видите? – Девочка подняла на Кима загоревшиеся глаза, и карандаш тут же замер.

– Вижу. Как ты это делаешь?

– Сама не знаю толком. Мама говорила, это связано с биоэлектричеством и ритмами мозга. Альфа, тэта, мю, еще какими-то. В отличие от вашего эмрапида мамин препарат их усиливает по возрастающей. Теперь-то вы мне верите?

– Я не говорил, что не верю.

– Вы поможете мне? Пожалуйста!

– Что нужно сделать?

Рина вскочила, и карандаш отлетел под стол.

– Смотрите, вот четыре пробирки. Это последовательные инъекции. Внутривенно. Я сама заряжу инжекторы, вы просто приставите их к нужному месту. Надо будет подготовить аппарат искусственной вентиляции легких, ну, на всякий случай.

Она заметалась по лаборатории, хлопая дверцами шкафов. Потом вручила ему электронный ридер.

– Это инструкции к оборудованию, вы быстро разберетесь, вы же модл. Вникайте, я сейчас.

Пока Ким читал, Рина куда-то сбегала и вернулась, хихикнув:

– На всякий случай. А то я много сока выпила. Вникли?

– Да.

– Супер.

Она забралась на кушетку и стала ослаблять крепления экзоскелета на ступнях.

– Рина, что ты делаешь?

– Вены от постоянных уколов совсем спрятались. Только периферийные доступны.

Ким вздохнул, пытаясь притушить негодование. Он не мог понять мотивацию матери Рины. Как, а главное, ради чего можно было так довести ребенка, чтоб тот радостно ждал инъекций и рассуждал о непригодности крупных вен?

– Это больно?

– Не знаю, – Рина снова хихикнула, – первый так себе, а следующие я не помню.

– Как – не помнишь?

– Я после первого теряю сознание примерно на пять минут. Это нормально, не переживайте. Если бы не первый укол, я сама давно бы уже все сделала. Но сложно колоть себя, если ты в отключке. Готовы?

– Ну… наверное. А ты?

– Давно. Давайте.

Ким разложил четыре инжектора на столике рядом с кушеткой и взял Рину за руку. Она крепко сжала его пальцы.

– Ты уверена?

– Еще как!

– Ну, надеюсь, я правильно прочитал все инструкции.

– Ким? – Рина повернула к нему лицо.

– Да?

– У вас есть дети?

– Нет.

– Зря. Вы были бы классным папой.

– Спасибо.

– Это вам спасибо, – прошептала она и закрыла глаза.

Ким аккуратно высвободил свою руку и, согласно инструкции, сделал все четыре укола через обозначенные интервалы времени. Рина, как и предупреждала, после первой инъекции потеряла сознание. Ким засек пять минут и сел рядом с кушеткой, без помех разглядывая каждую черточку бледного лица. Рина вырастет красавицей, подумалось ему. И это была последняя его спокойная мысль.