– Прошу прощения, вы?
– Конечно, я ведь врач-генетик.
– Нет, мне показалось, вы сказали, что оплатите «вы».
– Клиника, я оговорилась. Конечно, за все заплатит клиника.
– Но ведь мы были только на консультации…
– Этого достаточно. Ваши данные оказались в базе, и вас выбрали.
– Так это же… это же здорово, но, понимаете, мы уже договорились с людьми на Новолубянской. Мы сказали им, что вечером заедем подписать контракт.
– Не вздумайте!
– Что?
Татьяна одернула себя.
– Простите, что так грубо. Не заключайте контракт. Мы сделаем все бесплатно. Вы сможете спокойно имплантировать эмбрион и родить. Клинике ничего не нужно взамен. Просто откажитесь от контракта.
– Нам с мужем нужно подумать.
– Конечно, думайте. Уверена, вы примите верное решение.
Весь следующий час Татьяна консультировала состоятельную пару иностранцев. Когда она проводила клиентов, раздался звонок.
– Да?
– Татьяна Сергеевна, – послышался знакомый голос, – я поговорила с мужем. Мы согласны.
– Здорово. Великолепно!
– Вы будто больше нашего рады. Нам нужно что-то подписать или?..
– Да, приезжайте в клинику, а я пока оформлю документы. Только сразу проходите ко мне в кабинет. Не надо ничего говорить администратору, я сама все подготовлю. Приезжайте побыстрее.
– Что, без записи, так сразу?
– Конечно. Как скоро вы приедете?
– Дело в том, что мы с мужем на работе и сможем заехать только вечером.
– Это не важно. Я вышлю вам электронное заявление. Заполните в свободную минутку и отправите сюда. Мы сразу перевезем эмбрион и начнем работу. Как приедете, все будет готово.
– Так быстро. Даже удивительно.
Когда Татьяна получила заполненное заявление, она пошла к администратору.
– Наташ, я тебе там заявления переслала. Прими в работу побыстрее, пожалуйста.
– Да, уже видела. Такие вмешательства без предоплаты не делают, ты сама знаешь.
– Знаю. Включай машинку.
– Какую машинку?
– Шутка такая, – Татьяна с трудом улыбнулась, пытаясь скрыть волнение, – открывай новую историю. Я сейчас переведу деньги.
– Ты?
– Да, все согласовано с клиентами, не переживай.
– А я и не переживаю.
– И еще на хранение эмбриона открой счет. На три месяца.
Четыре часа спустя Татьяна уже сидела за аппаратом и следила за ходом процедуры. Машина нашла дефектный ген и обрабатывала его нуклеазами. В другой части аппарата готовился генетический «протез» – здоровый ген. Еще три часа спустя Татьяна смотрела, как, плачет женщина и краснеет мужчина, не зная, что сказать.
– Спасибо, спасибо… – выговорила женщина.
– Мы ведь чуть не согласились, – тихо говорил мужчина. – Чуть не отдали сына тому лысому с Новолубянской.
– И что, – спросила женщина, вытерев глаза платком, – мы совсем ничего не должны?
– Ничего. Теперь вам стоит решить: кто будет вынашивать ребенка. Суррогатная мать или вы сами – это уже ваше дело. Время бесплатного хранения эмбриона – три месяца. Время на раздумье есть.
– Спасибо вам, спасибо…
– Пустяки, – сказала Татьяна и поставила электронную печать на истории.
5
Татьяна шла вдоль своего дома, когда увидела, припаркованный напротив подъезда, отечественный электрокар «Czar». Фары светили точно на нее, поэтому водителя она не разглядела. Не увидела она и человека, сидящего на скамейке возле подъезда.
– Татьяна Сергеевна, – позвал человек.
Она узнала этот холод в голосе и остановилась.
– Что вам нужно?
– У меня к вам тот же вопрос.
– Мне-то от вас ничего не нужно.
– Нет?
– Нет.
– Тогда зачем вы переманиваете наших клиентов? Еще и платите за них из наших же средств.
– Я заплатила из своего кармана. Вы ведь дали деньги за мою печать? Так я ее поставила. А что я сделала дальше – не ваше дело.
Человек наклонил голову направо и закрыл глаза.
– Вы из «Валькирии», да? – спросила Татьяна.
– А это важно?
– На самом деле, нет. Я сделала то, что посчитала правильным. Вы и так забрали один эмбрион.
– Мой план на день – два.
– Не всем планам суждено сбыться.
– Это точно. Вот у вас, Татьяна Сергеевна, какие планы на вечер?
– Вы опять угрожаете?
– Я же говорил: мы никогда не угрожаем.
– Мой план – лечь спать. День был тяжелый. Пришлось общаться с разными неприятными типами. Как, кстати, вы узнали про заявления об отказе?
– Мать хотела, чтобы ее ребенок остался жив. Разве это плохо?
– Значит вам позвонила Елена, да?
– Разве я должен отвечать на ваши вопросы?
– Вы воспользовались ее бедой.
– Было бы лучше, если бы вы уничтожили эмбрион?
Татьяна не ответила.
– Что вам теперь нужно? – спросила она. – Зачем вы здесь?
– Когда наши клиенты ушли к вам, мы решили поближе с вами познакомиться. Понять, не враг ли вы нам. На вашем домашнем компьютере наши люди нашли занятный файл. Что-то про «фульминантную форму болезни Паркинсона». Удивительным образом описанное в этой работе ДНК совпадает с ДНК вашего брата.
– Это моя научная работа, – сказала Татьяна. – Наука теперь вне закона?
– Мы уничтожили вашу научную работу и все ее копии. Разработки военной генетики секретны. Вы не могли не заметить наши маркеры в геноме. ДНК вашего брата – это оружие.
– Оружие? С функцией самоуничтожения, да? Идеальное оружие, которое замолчит, как только отслужит. Родителям ведь сказали, что это последствия отравления каким-то фосфорорганическим веществом. Но это же чушь! Никакого яда не было – не то сейчас время. Вы вшили в его гены дефект.
– Вы нарушили закон. Вы понимаете это?
– А то, что вы сделали с моим братом законно? Разве это законно?! Разве вы ничего не нарушили? И почему вы так плохо заботитесь о своем «оружии». Вы хоть раз были в том центре, где лежат такие, как мой брат?
– Никогда, как вы понимаете.
– Я заметила, что у вас у самого дрожат пальцы, хотя вам на вид нет и тридцати. Похоже, ваше состояние стабилизировали. Вы чем-то отличились перед руководством?
– Вы много говорите.
– Да, много. Могу еще что-нибудь рассказать! Хотите расскажу, в каком состоянии я забрала Диму из вашего центра?
– Вы сказали достаточно, чтобы понять.
– Понять что?
– Что мы не поладим.
Неизвестный встал. Машина чуть загудела. Открылась задняя дверь, мужчина скрылся в салоне. Пару секунд спустя машина выехала со двора.
Татьяна дрожала. Только теперь она поняла, что сказала не «достаточно», а слишком много.
Она зашла в подъезд, вызвала лифт. Кто-то подставил руку прежде, чем двери успели закрыться. В кабину зашел мужчина в кепке с логотипом местного футбольного клуба, очках и спортивном костюме. Сбоку у него висела спортивная сумка. Руки он держал в карманах. Он посмотрел на панель: горела кнопка «11».
– Вам на какой? – спросила Татьяна незнакомца.
– На тринадцатый.
– Тогда давайте поменяемся, я раньше выхожу.
– Давайте.
Татьяна встала спиной к дверям, лицом к мужчине. Тот надвинул кепку на глаза.
– Я вас раньше не видела.
– Да, я в гости.
Задняя стенка кабины был зеркальная. Татьяна увидела в отражении лысый затылок мужчины. На белой коже виднелся шрам, прямоугольной формы, от которого к шее тянулась тонкая полоска, будто у мужчины в том месте проходил какой-то аномальный сосуд.
У неизвестного, что говорил с ней в кабинете главврача, а потом у подъезда, был точно такой же. Но только теперь Татьяна вспомнила, где видела подобные следы. Однажды для продления сертификата ей пришлось посетить небольшой цикл по нейрохирургии. Там она увидела операцию по установке дофаминовой помпы в голову больного с запущенной формой болезни Паркинсона. Она даже хотела установить такую же брату, но ей отказывали каждый раз, как слышали о том, что брата модифицировала «Валькирия». А вот человеку, что стоял перед ней в лифте, помпу все же установили.
Татьяна ослабила ремешок часов и сбросила их с запястья.
– Боже, какая неряха, – сказала она. – Я сегодня сама не своя.
Мужчина хмыкнул.
– Вы не поднимете, а то спина никакая после работы.
– Конечно, – сказал мужчина и наклонился за часами. Татьяна быстро нажала кнопку на телефоне, и камера на часах сделала ряд снимков.
Мужчина протянул часы, Татьяна увидела, как дрожат кончики его пальцев. Но дрожь тут же пропала.
«Помпа только что впрыснула дофамин, – подумала она. – Теперь ясно, как контролируют ген самоуничтожения».
– Возьмите, – сказал мужчина.
– Да, – опомнилась Татьяна, – спасибо.
Она взяла часы, а мужчина спрятал руку в карман.
Открылась дверь лифта. Татьяна посмотрела за спину.
– Мой этаж.
Мужчина кивнул.
Ее квартира находилась в самом конце коридора, точно напротив лифта. Пока Татьяна шла, она открыла на телефоне галерею, где появились фото с часов. Лицо мужчины расплылось: он носил рефлекторные очки.
Дрожащими пальцами Татьяна открыла приложение банка, в котором держала счет, и перевела все средства тому самому центру, где лежал ее брат. Перевод она сопроводила текстовым сообщением: «Позаботьтесь о Диме».
А дверь лифта все не закрывалась. Кабина так и стояла на одиннадцатом этаже. А в ней так и стоял мужчина в спортивном костюме.
Она дошла до квартиры. Достала ключ-карту, провела ею через сканер. Потянула за дверную ручку. Щелкнул замок.
Позади начали закрываться двери лифта.
«Пронесло… – думала Татьяна, – пронесло, боже!»
Она обернулась. Что-то глухо хлопнуло перед тем, как закрылись двери лифта. Татьяна подалась назад. Под блузкой в проекции сердца расплывалось небольшое темно-алое пятно.
«Такой пустяк», – успела подумать она, глядя на крохотную дырочку в блузке, и упала на пороге квартиры.
Игорь Вереснев. О дивный новый свет
День 1634. Виктория
Первым женщину заметил сержант Ковалев.
– Смотри-ка, это что за зомби погулять вышла?
На взгляд Дубич ничего от зомби в незнакомке не было. Скорее, та смахивала на ниндзя – черные кроссовки, черные мягкие штаны, черная худи. Капюшон был откинут, не скрывал коротко стриженные рыжие волосы. И двигалась женщина соответственно, – мягко и упруго одновременно, хоть никуда не спешила при этом. Разве что лицо ее казалось слишком бледным. Но в мертвенном свете фонарей, редких здесь на окраине, любой бледным покажется.
Впрочем, внешний вид незнакомки никакого значения не имел. А вот то, что гуляла она в комендантский час, явно нарушало правопорядок. Дубич повернула руль, направляя машину к тротуару, по которому шла «ниндзя». Женщина на подъехавший патрульный автомобиль глянула равнодушно. Остановилась, только когда полицейские направились к ней.
– Младший лейтенант Дубич! – представилась командир патруля. – Предъявите ваши документы, пожалуйста.
Лицо женщины в самом деле было чересчур бледным, охряно-рыжие волосы это подчеркивали. Что-то знакомое было и в лице, и в волосах. Она улыбнулась уголками губ, отрицательно покачала головой. Повернулась, пошла прочь. Быстрее, быстрее, – побежала!
– Стой! – Сержант Ковалев кинулся следом.
Дубич хватило десяти секунд, чтобы понять – уйдет! Бросилась в машину, рванула вдогонку. Что-что, а водить младший лейтенант умела. Резко вывернула на тротуар, подрезала беглянку, перегораживая путь буквально в двух метрах. Уклониться та не успевала. Сейчас наскочит на преграду, тут ее Ковалев и примет.
Уклоняться, останавливаться незнакомка не собиралась. С разбегу прыгнула через машину, словно через козла в спортзале. Дубич охнула, подобные трюки она видела лишь в кино. И правда – ниндзя! Скомандовала подоспевшему сержанту:
– За ней! Постарайся не упустить из виду!
Тягаться в скорости с автомобилем бегунья не стала, свернула в арку под домом. Дубич знала свой район превосходно. Двор проходной, но сразу за ним – пустырь, где «ниндзя» будет как на ладони. Она погнала машину к ближайшему проезду между домами. Сирену не включала, – незачем людей будить посреди ночи.
Ковалева она нашла уже по ту сторону квартала. Сержант стоял, привалившись спиной к стене заброшенной газораспределительной станции на краю пустыря, дышал тяжело, с надрывом. Так быстро бегать стометровку ему прежде не доводилось.
– Где она? – рявкнула младший лейтенант.
Вместо ответа сержант махнул рукой вверх. Рыжеволосая ниндзя сидела на плоской крыше станции, по-турецки скрестив ноги. Ни тени румянца на щеках, дыхание ровное.
Дубич вышла из машины, оглядела строение. Метра четыре высотой, не меньше. И лестницы нет.
– Как она туда попала? – спросила.
– По стене забежала. Ну, запрыгнула. Что будем делать?
Дубич нахмурилась, приказала беглянке строго:
– Немедленно спускайтесь! Вы оказываете сопротивление представителям власти!
Та снова улыбнулась, покачала головой.
– Может, ну ее? – предложил Ковалев.
Но младший лейтенант сдаваться не собиралась.
– Подними меня. Я стану тебе на плечи и…
Рвануло так громко и неожиданно, что она язык прикусила на полуслове. Близко – земля под ногами дрогнула. Ковалев отпрянул от стены, схватился за кобуру. Рыжеволосая тоже вскочила, уставилась куда-то.
– Это что было? – ошарашенно спросил сержант.
– Третья больница! Быстро туда! – Слова принадлежали незнакомке. Она уже стояла рядом с ними. Когда и как спустилась, не заметил никто. – Младший лейтенант, ты кого ждешь? Взрыв в детской больнице! За руль, быстро!
Оттолкнула сержанта, запрыгнула на переднее пассажирское место. Ковалев открыл было рот, но Дубич уже вспомнила, почему лицо нарушительницы показалось ей знакомым. Скомандовала:
– В машину!
Лишь когда они понеслись к месту взрыва, рассекая ночь воплями сирены, она сказала сидевшей рядом женщине:
– Я вас узнала, я проходила стажировку у вас в отряде четыре года назад. Вы – капитан Быстрякова.
– Подполковник, – уточнила та. – Но это не важно. И фамилия не важна. Если необходимо, называйте меня Виктория.
День 157. Александр
Дивный свет пронизывал тело насквозь. Излучение на краю оптического диапазона, оттого порой казалось, что окружает тебя кромешная тьма, и багровый оттенок ее – плод воображения. Иногда красноты становилось больше, иногда – меньше. Время от времени свет начинал пульсировать, но и это можно было списать на иллюзию.
Через полчаса, час, два после того, как ты покидаешь «душевую» – так они называли между собой камеру оптической пушки, – приходили ощущения. Иногда покалывание, зуд, но чаще всего – тепло, переходящее в жжение. Похоже на то, как бывает, когда слишком долго полежишь на пляже под палящим солнцем. Только здесь припекало не кожу, свет добирался до каждой клетки тела. И это иллюзией не было, суть экспериментов им объяснили в первую же неделю Проекта. Как и задачу, ради которой он начат. Осознание, что ты стал частью великого замысла, с лихвой компенсировало неприятные ощущения.
Световые ванны добровольцы принимали раз в три дня строго по расписанию. Вечером, на пустой желудок, – ужин в такие дни не полагался. Полчаса процедур, и в постель, клеточная перестройка легче переносится во сне. Александр уже привык к такому распорядку. Пожалуй, ему даже нравилось. Когда волна эпигенного отклика откатывала, приходило чувство добросовестно выполненной работы, и он засыпал под мерное перемигивание индикаторов системы биоконтроля.
В этот раз свет был краснее обычного и пульсировал неприятно, как мигание стробоскопа. Александр зажмурился, хотя понимал – бесполезно. Для излучения, способного пронизать тело, веки не помеха. Оставалось терпеть и ждать окончания, гадая, какими будут ощущения. Получилось едва уловимое электрическое покалывание. Он заснул раньше, чем волна схлынула.
А проснулся от сумасшедшего писка над изголовьем, – он и не подозревал, что компьютерная «сиделка» способна издавать такое. Индикаторы пылали зловеще алым. Что случилось? Александр попытался вскочить и не смог. Тело было слабым, словно из него выкачали энергию. Теплая липкая жидкость пропитала его белье, простынь, пододеяльник. В тусклом свете ночника она казалась черной. Александр с трудом придвинул руку, лизнул. Собственно, он и так понял, что это. Кровь. Очень много крови.
Как распахнулась дверь и палату заполнили лазоревые комбинезоны медиков, он уже не увидел.
День 293. Диана
Диане завидовали все девчонки Проекта. Не удивительно! Ей одной позволили выносить ребенка. Вернее, поручили. Но это была не обязанность – счастье! Разумеется, они все участвовали в экспериментах с оплодотворением, – клеточная перестройка не должна сказаться на репродуктивных функциях организма. Но другим беременность прерывали, ей – нет, малыш рос в ее лоне шестой месяц. К Диане приставили врача-перинатолога, и к привычным процедурам добавились новые. Но и это не тяготило. Ощущение зародившейся в ней и с каждым днем все отчетливее проявляющей себя жизни возмещало неудобства.
Сегодня в кабинете перинатолога ее ждала неожиданность. Вместо молодой врачицы за столом сидел начальник научного отдела. Диана застыла в дверях.
– Аркадий Ионович…
– Проходи, проходи, присаживайся. – Академик поднялся навстречу. – Нам нужно с тобой поговорить.
– Что-то с ребенком? – Мгновенный ужас сделал ноги ватными.
– Нет-нет, как раз с ребенком все хорошо. – Он заставил ее присесть на диванчик у стены, сел рядом. – Ты как себя чувствуешь? Новые неприятные ощущения не появились?
Диана хотела заявить, что чувствует себя превосходно, но опомнилась. Она не имеет права скрывать недомогания. И так третий день откладывает. Призналась:
– Мне кажется, грудь увеличилась и стала тверже. И неприятный привкус во рту. Но так и должно быть? При беременности…
Она замолчала под взглядом ученого. Тот взял ее руки, сжал в своих больших мягких ладонях. Ответил:
– Девочка моя, скажу прямо – твои последние анализы весьма скверные. Началось взрывное деление клеток. Процесс затронул не только молочные железы, почти все органы. Понимаешь, о чем я?
– У меня рак, – прошептала Диана. – Но это ведь можно вылечить светом?
– Да. Мы на девяносто девять процентов уверены, что на твоей стадии можем взять под контроль клеточную пролиферацию. Однако…
– …это повредит ребенку?
– Да нет же! – Академик вскочил. Принялся выхаживать по кабинету взад-вперед. – Понимаешь, в чем дело: онкогенез, поразивший твой организм, никак не задел плод. Мы не знаем причину. Возможно, это пока действует плацентарный барьер. Но что, если нам удалось индуцировать стабильный пространственный контакт в хроматине клеток плода? Понять это можно, только продолжив наблюдение за онкогенезом. Разумеется, при малейших признаках опасности для ребенка мы проведем искусственные роды и начнем лечение. Но…
Он запнулся, и Диане пришлось закончить фразу:
– …для меня это может оказаться слишком поздно. Аркадий Ионович, как долго мне надо потерпеть?
Академик остановился, посмотрел на нее. Глаза его за толстыми стеклами очков были грустными.
– Боюсь, до конца, девочка моя.
Диана облизнула вмиг пересохшие губы.
– Я согласна.
День 1634. Виктория
Это в самом деле была детская больница. Взрыв выбил стекла, в правом крыле обвалилась часть фасада между вторым и третьим этажом. Из пролома, из ближайших к нему окон с гулом и треском вырывались языки пламени. Против ожидания, паники не было. И зевак пока не было, – жители близлежащих домов, за семь лет карантина приученные к комендантскому часу, не спешили выбегать на улицу.
Медики быстро, но без сутолоки, выводили детей из здания. Одна из женщин бросилась к полицейским.
– Хорошо, что вы приехали! – закричала на бегу. – Я дежурный врач! Помогите с эвакуацией, у нас лежачих много!
– Что у вас случилось? – поспешила к ней Дубич. – Пожарных вызвали?
– Конечно вызвали! Может, кислородные баллоны взорвались? Главврач…
– Там дети есть? – перебила ее Виктория, указав на третий этаж горящего крыла.
– Да. Там отделение интенсивной терапии, все тяжелые. Я пыталась дозвониться до дежурной сестры, но она не отвечает.
– Младший лейтенант, сержант, за мной!
– Туда не пройти, коридор обвалился и горит все, – возразила врач. – Пожарные…
– Пока они приедут, спасать некого будет, – отмахнулась от нее Виктория. Повернулась к патрульным. – Растяните простынь и держите под окнами. Я буду сбрасывать детей сверху, вы – ловить.
– Но там же высоко, они покалечатся… – снова попыталась спорить врачица и запнулась. Поняла – для маленьких пациентов интенсивки это единственная надежда.
День 762. Кирилл
Звонок интеркома разбудил майора Быстрякову, командира отряда добровольцев после смерти Андрея. «ЧП» – она поняла это сразу, едва веки разлепила. Не существует иной причины, чтобы руководитель Проекта вызывал ее к себе среди ночи. Быстро оделась, поспешила на второй, командно-административный ярус.
– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите? – спросила, открыв дверь.
Хозяин кабинета молча кивнул. Кроме него здесь были начальник научного отдела и зам по безопасности. Это окончательно убедило Викторию, что догадка верна.
– Майор, у нас чрезвычайная ситуация, – объявил безопасник без прелюдий. – Доброволец Панкратьев пытался самовольно покинуть объект. Вступил в поединок с охраной. Троих убил, еще двое тяжело ранены. Остановить его удалось, только врубив дневной свет на верхних ярусах. Тогда он спустился вниз и заперся в помещении «213».
Новость ошарашила. Несколько секунд понадобилось Быстряковой, чтобы вернуть способность к логическому мышлению.
– Что такое «помещение 213»?
Безопасник быстро глянул на генерала, уловил короткий кивок, объяснил:
– На объектах, подобных нашему, в обязательном порядке устанавливается термоядерный заряд. Так сказать, самоликвидатор, «кнопка последней надежды» в кризисной ситуации.
Брови Виктории поползли вверх.
– Самоликвидатор? То есть, начиная эксперименты, вы опасались, что свет превратит каждого из нас не в «человека совершенного», а в монстра? Вы нас боялись?
Безопасник отвернулся. Ответил генерал, коротко и честно:
– Да. Мы вас и сейчас боимся.
– Вчера Кирилл взломал сервер научного отдела, – вступил в разговор академик. На Быстрякову он не смотрел, не поднимал взгляд от пола. – Какую информацию он получил, неизвестно. Служба безопасности обнаружила несанкционированное проникновение слишком поздно. Я думаю, именно это послужило толчком.
Безопасник укоризненно посмотрел на ученого. Продолжил:
– Панкратьев заявил, что взорвет объект. Никаких требований не выдвигает, от переговоров с руководством отказался. Единственное исключение сделал для тебя, майор.
– Я могу поговорить с ним отсюда?
– Он же не дурак, предусмотрел возможность удаленного отключения самоликвидатора. С помещением «213» связи нет, тебе придется идти туда лично. Надеюсь, ты оправдаешь оказанное доверие?
Виктория позволила себе презрительно скривить губы, отвечая на взгляд.
Казалось, спуск на последний, седьмой ярус длится бесконечно. В голове пульсировала единственная мысль: Кирилл, самый умный, самый талантливый из них, сошел с ума. Свет убивал всех по-разному, теперь добрался до мозга. Или все дело в информации, о которой сказал академик?
Панкратьев впустил ее, не требуя гарантий. Виктория вошла, и тяжелая дверь захлопнулась за ее спиной. Помещение «213» походило на внутренности поставленного на попа металлического пенала. Противоположную стену занимала консоль самоликвидатора.
– Кирилл, что случилось?
– Тебе сказали, что я добрался до их гребаных секретных файлов? В какое же дерьмо мы вляпались! Боже, какое дерьмо!
– Ты о чем?
– Помнишь Диану? Нам сказали, что она умерла при родах. Вранье! Они убили ее ради эксперимента. Она заболела раком, но они не захотели ее лечить. На последнем месяце отключили ей мозг, чтобы не умерла от болевого шока. Превратили в овощ, в живой инкубатор, подонки!
– Ребенок родился здоровым…
– И что с ним случилось дальше? Что они делают с нашими детьми?
– Какими детьми? – опешила Быстрякова. – После смерти Дианы никто…
Кирилл зло засмеялся.
– Сколько раз ты беременела? И «естественным» путем, и искусственным? А остальные девчонки? Ты задавала руководству вопрос, почему беременность прерывают не сразу, а только когда плод оформится? Они отвечают: «Так нужно», верно? Так нужно, чтобы потом донашивать детей в искусственных матках! На третьем ярусе, куда нам нет доступа, находятся инкубаторий, родильня и ясли. «Неучтенные дети» им нужны для экспериментов. Мрази!
– Мы знали, на что идем.
– Разве? Да, мы согласились рисковать жизнями и здоровьем ради благородной цели. Но младенцы не подписывались на то, чтобы стать лабораторными мышатами! Никакая цель не оправдает такие средства! Я покончу…