Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана

В августе 1941 года американский поверенный в делах Гарольд Титтман, сменивший Тейлора, посетил Тардини. Титтман должен был отправиться в Швейцарию, в Женеву, чтобы перевезти оттуда в Рим жену и детей. Тардини, никогда не упускавший возможности подтрунить над собеседником, сказал ему шутливым тоном: «Опасайтесь бомбежек!»

Тардини рассказывает:

«Я поделился с ним своей обеспокоенностью, уточнив, что, несмотря на наши хорошие отношения с Великобританией, папа заявит протест, если под удар попадет какое-либо учреждение или базилика. Это причинит страдания католикам всего мира… и… мне показалось, что г-н Титтман также сразу забеспокоился (я думаю, скорее о своих дочерях, чем о базиликах) и спросил, может ли он передать это своему правительству, чтобы оно обсудило этот вопрос с англичанами… Я разрешил ему это (именно с этой целью я и пригласил его на встречу)»60.

Разумеется, Тардини был тем, кем был: его уловка, равно как и решение провести встречу с Титтманом перед отбытием последнего, были хорошо просчитаны заранее.

Тардини действительно был талантливым дипломатом, как никто умевшим сообщить о пожеланиях и намерениях Ватикана в неформальном ключе, не прибегая к официальным каналам.

В сентябре 1941 года Майрон Тейлор ненадолго вернулся в Рим; проблема вновь обострилась, когда радиостанция Би-би-си заявила о неминуемой бомбежке города британской авиацией61.

В дипломатической ноте на имя Тейлора Святой Престол предельно ясно обозначил свою позицию:

«Государственный секретарь сообщил господам Осборну и Титтману, что, если град-государство Ватикан или принадлежащие ему здания, базилики, церкви или иные строения на территории Рима (их очень много, и они обладают большой исторической и художественной ценностью) подвергнутся удару, Святой Престол не сможет хранить молчание. Это будет тем более досадно, что может повлиять или испортить существующие сердечные отношения между Святым Престолом и Великобританией».

Тейлор пообещал передать эту ноту президенту Рузвельту62.

Пий XII лично затронул этот вопрос в ходе аудиенции, предупредив устно Тейлора, что «если бомбы упадут хотя бы на одно здание, принадлежащее Ватикану, папа не сможет хранить молчание».

Тейлор ответил лаконично: «Это может стать проблемой»63.

Тем не менее угрозы не прекратились; англичане были на редкость прямолинейны: «Премьер-министр [Черчилль] не видит причин, по которым следовало бы церемониться с Римом, который стал столицей фашистского государства»64.

Пий XII, ожидавший скорой бомбардировки британских ВВС, приказал фиксировать, классифицировать и архивировать каждое устное или письменное слово, касавшееся этого вопроса. Задача была возложена на монсеньора Сиджизмонди65. Результатом его труда стали «Белые тома» (Volumi Bianchi), которые содержат всю важную документацию по выступлениям Ватикана в защиту Рима в период с 1939 по 1945 год. Потому что эта история продолжилась.

Сегодня можно рассказать обо всех деталях этих дипломатических переговоров, которые оставались неизвестными до настоящего времени.

23 ноября 1941 года в Государственный секретариат была доставлена строго конфиденциальная вербальная нота66 американского правительства: «В телеграмме, которую Его Превосходительство г-н Тейлор отправил из Лиссабона 1 октября, т. е. после возвращения из Лондона и непосредственно перед возвращением в США на самолете “Клиппер”, сообщалось, что у г-на Тейлора сложилось впечатление, что Рим не будет подвергаться бомбардировке английской авиации в том случае, если страны “оси” не будут [снова] бомбить Каир».

Далее в ноте сообщалось: «Тем не менее г-н Тейлор добавляет, что, по его мнению, итальянцам стоило бы воздержаться от налетов на Лондон».

Англичане демонстрировали сдержанность, но, судя по всему, не отступали от своей позиции по вопросу – на это указывают и другие фрагменты переписки, относящиеся к последующим месяцам и хранящиеся в архиве67.

Неизвестно, что побудило Тардини четыре года спустя, когда война подходила к концу, сесть за стол и вернуться к вопросу, который ставился в этом последнем документе.

Он собственноручно записал: «Тейлор выехал из Рима в Лиссабон. Затем из Лиссабона он отправился в Лондон, где разговаривал с правительством о бомбежках Рима»68.

Легко представить, что этой записью Тардини хотел сообщить своим преемникам, что миссия Тейлора в Лондоне была напрямую обусловлена действиями Ватикана, стремившегося воспрепятствовать разрушению Рима и всех сокровищ, произведений искусства и исторического наследия, хранящихся в Вечном городе.

Ближе к концу Второй мировой войны, 26 мая 1944 года, Тардини и Титтман снова встретились в приемной Государственного секретариата. В тот день американский поверенный в делах назначил официальную встречу на 11:15. В программе их встречи значилась проблема преследований евреев – американцы снова обратились к Ватикану с просьбой выступить с заявлением против Гитлера. Вопреки обыкновению Тардини не стал прибегать к саркастическому тону. Он отмечал:

«Я ему говорю:

1. что Святой Престол по-прежнему заинтересован в оказании помощи преследуемым евреям. Пий XI начал эту благотворительную деятельность, а Пий XII ее продолжает;

2. что Ватикан всегда охотно принимает советы и рекомендации американского правительства. Однако даже если его действия будут параллельны действиям США, Святой Престол по разным причинам все же должен сохранять независимость»69.

Эта встреча, состоявшаяся на завершающем этапе войны, важна потому, что отражает все то, что произошло между США и Ватиканом в годы войны. На мой взгляд, здесь Ватикан в очередной раз напомнил американцам: «мы сотрудничаем с вами, но действуем по отдельности».

И президент, и папа были убеждены, что на них, «сынов света», была возложена общая миссия борьбы с силами Зла. Их переписка, равно как и подробные отчеты Хёрли показывают, что оба последовательно пытались воспрепятствовать эскалации конфликта. Кроме того, они испытывали одинаковое отвращение и ужас по отношению к бесчинствам нацистов.

Их мнения расходились относительно того, должен ли был папа высказываться против Гитлера. На протяжении всей войны американцы требовали от папы выступить с заявлением, игнорируя обязанность Святого Престола хранить беспристрастность.

Многие люди не понимают, почему Святой Престол так и не согласился выполнить это требование американцев.

Однако, возможно, детали разговоров, приведенные в этой главе и раскрывающие тонкость дипломатического искусства, в определенной степени прояснят причины, по которым Ватикан старательно избегал ловушек, которые расставляли ему другие страны – даже те, чьи ценности он разделял, – чтобы сохранить свой беспристрастный имидж и тем самым иметь возможность общаться со всеми сторонами конфликта и оказывать на них влияние. Кроме того, Ватикан должен был заботиться о том, чтобы не выдать свои сети и отважных людей, которые спасали чужие жизни.

Святой Престол не располагал ни вооруженными силами, ни возможностью накладывать экономические санкции на другие страны. В его арсенале, помимо ежедневных молитв и негласной деятельности по установлению мира между народами, были лишь тихие коридоры и залы Ватикана, где постоянно бывали дипломаты. И возможность шепнуть на ушко нужным людям, когда представится случай.

То есть «мягкая дипломатия» в ее самом ярком проявлении.

4. Рассказ о добре, которое «делается без лишнего шума»

1940-й год. Непривычно холодная и тоскливая осенняя погода, стоявшая в Бухаресте, словно отражала трагическую ситуацию, в которой оказался нунций Кассуло. Уже больше месяца он был занят проблемой Трансильвании, предметом конфликта между Румынией и Венгрией. Его был призван решить Венский арбитраж 30 августа 1940 года. Однако принятое на нем соглашение, – если его можно так назвать (Румыния, по словам ее посла, была вынуждена подписать документ, чтобы не лишиться независимости1) – только усугубило проблему как для Румынии, так и для Венгрии2 и усилило напряженность в двусторонних отношениях.

В середине октября государственный секретарь кардинал Мальоне попросил нунция Кассуло проверить поступившую в Рим информацию о «травле, которой румыны подвергаются со стороны Венгрии»3. На следующий день монсеньор Кассуло составил отчет о «весьма трудной ситуации, которая местами приобретает трагический характер» ввиду того, что «многочисленные акты хищения и жестокости стали практически регулярными и весьма серьезными»4.

Отправление состава, на котором были депортированы трансильванские румыны5

В отчете нунция речь шла не только о преследованиях духовенства, но и румынского населении региона. Он приводил примеры очевидного насилия, в частности эпизод, когда представителей Церкви и «сотню, а то и больше других арестованных людей заставили пройти по улицам города, среди ошеломленной толпы, до вокзала, где их без всякой жалости погрузили в товарный поезд. Я не привожу деталей путешествия, равно как и телесные и нравственные страдания, которым подверглись эти люди»6. Нет, на этот раз он не стал пускаться в длинные описания, а лишь приложил фотографию поезда, на который, скорее всего, погрузили арестованных7.

Поразительная фотография, подумал Кассуло, ведь, будучи совершенной с эстетической точки зрения, она рассказывает о массовом выселении куда больше, чем тысячи слов. Молчаливо, но красноречиво она говорит о людях, вынужденных внезапно все бросить и погруженных в поезд, словно скот, для отправки в «неизвестном» направлении. В то же время это просто поезд. Однако он напоминает о других поездах, например тех, на которых депортировали евреев по всей Европе. Преследования евреев, которые уже давно возмущали монсеньора Кассуло, осенью 1940 года были еще одной раной его души.

Месяц спустя, 14 ноября 1940 года, Кассуло сделал целый ряд записей в своем дневнике. Он вспоминал одну особенно непростую ситуацию, получившую развитие «после праздника в честь короля в бельгийской миссии, состоявшегося в узком кругу… В ходе беседы были затронуты различные темы, которые вызывали интерес у архиепископа [Чисара]. В частности, обсуждался вопрос о крещении маленьких бельгийцев перед отъездом и целой еврейской семьи, прежде проживавшей в Иране. В первом случае требовалось согласие родителей и обязательство прилагать все усилия, чтобы дети получили христианское воспитание. Но что касается еврейской семьи, то от нее следовало потребовать подтверждения, что она получает надлежащее образование».

Как он писал в своем дневнике, «я попросил архиепископа подготовить для меня записку о школьниках из семей крещеных евреев, которую я мог бы представить главе правительства»8.

Спустя несколько недель нунций Кассуло добавил: «Некая г-жа Маноли вернулась вместе с еврейской девушкой, желавшей креститься. Я им передал ответ, полученный из Рима, и подтвердил наше согласие на то, чтобы этим вопросом занялся отец Мантика [приходской священник итальянской католической Церкви]. После г-жи Маноли и девушки пришел отец Клемент Корен с семьей обращенных евреев: пять братьев и их тетушка. Образование, которое они получили в школе и от тетушки (она уже была католичкой), стало тем средством, которое благодать избрала, чтобы привести семью к католической вере. И, поскольку в эти трудные для евреев времена я, по просьбе отца Клемента, согласился заверить их свидетельство о крещении, они пришли поблагодарить меня и получить мое благословение. Кроме того, они подарили мне букет гвоздик. Дав им несколько отеческих советов, я пригласил их посетить часовню. Цветы были поставлены перед дарохранительницей в знак благодарности. После благословения они ушли очень довольные»9.

* * *

9 декабря 1940 года нунций Кассуло вновь взялся за перо и продолжил записи в своем дневнике: «После прогулки, около 18 часов я принял отца Мантику. Мы поговорили о еврейской девушке Михаловичи, которая хотела креститься. Я сообщил ему ответ из S. Officio

Примечания